Харизма

Лицо Эбби становится серьезным.

– Я тебе помогу.

Она машет рукой Джеку. Да что во мне такого, что все мои подруги превращаются в сводниц?

Наконец мне удается выдавить одно слово.

– Нет.

Как бы сильно мне ни нравился Джек, когда я встречаюсь с ним вживую, все мои чувства кричат: «Прячься!» Но протестовать уже слишком поздно. Он направляется к нам, неотрывно глядя на меня. Мне остается только надеяться, что у меня не слишком остекленевший взгляд и что я не краснею слишком сильно. Еще большее избегание правды.

Готова поклясться, что, приблизившись к нам, он с быстротой молнии окидывает меня оценивающим взглядом с головы до ног. Имеет право – потому что я точно так же смотрю на него, разглядывая его слегка промокшие светлые волосы, синие-синие глаза и тело пловца. Он капитан мужской команды по баттерфляю.

Черты его лица смягчаются, когда он медленно улыбается.

– Эйслин, ты пришла.

– Ага, – глубокий вдох, чтобы вытолкнуть слова изо рта. – Эви меня заставила.

– Я на это надеялся.

– Гм, ага, – я подавляю пивную отрыжку. Почему все это так сложно? Наши с Джеком онлайн-беседы сойдут за интересные, и мы отправили друг другу несчетное количество писем насчет публикаций во «Всякой мороси». Но сейчас без разницы, насколько сильно я пытаюсь заставить свои сердце и дыхание замедлится, колени – не дрожать, а ум – сфокусироваться. Мое тело сопротивляется этому изо всех сил.

Я говорю:

– Ну, мои поздравления с удачей в научном конкурсе.

– Я был уверен, что ты победишь. Твои работы всегда были на голову выше всех наших, – он одергивает свою рубашку. – Тут до невозможности жарко.

Я удерживаюсь от искушения сказать ему, кто или что выглядит до невозможности жарко, и, двигаясь как робот, показываю на стеклянную дверь.

– Хорошая идея, – он открывает ее, впуская вечерний ветерок.

Ах, как он приятно обдувает мое горящее лицо. Несколько минут свежего воздуха, и я смогу успокоиться достаточно, чтобы не упасть в обморок и не стошнить. Если мне очень повезет.

Я чувствую чью-то руку на спине. Эбби говорит:

– Время действовать быстро, – и толкает меня.

Спотыкаясь, я выхожу наружу вслед за Джеком. Около двадцати парней тусуются во дворе, но Джеку удается найти пару шезлонгов. Большое облегчение – наконец-то я могу дать отдых ногам, в надежность которых я все равно больше не верю. Следующая часть тела в списке желающих подвести меня – мой живот, который мелко дрожит от мысли, что я оказалась здесь вместе с тем человеком, о котором всегда… – ну то есть с Джеком. Я глубоко вдыхаю. Боже, я хочу расплакаться. Просто сдаться и выпустить на волю свою тревогу в бурном потоке слез. И никто никогда больше не будет ждать от меня, что я решусь на экспозиционную терапию.

Он показывает на мой стакан.

– Что там?

Я заглядываю внутрь, будто не знаю.

– Хм, пиво. Там бочонок на кухне. – У меня заплетается язык. Отлично, мне наконец удалось выговорить аж два полных предложения, и я выгляжу как пьяная.

Он пожимает плечами.

– Может, позже.

Таким парням, как он, не нужна эта пивная смелость, из-за этого я чувствую себя еще большим ничтожеством. Стой, стой, подумай о чем-нибудь еще, что мог бы сказать нормальный человек. Я спрашиваю:

– Так что, со следующей недели ты работаешь на радиостанции?

Он добился стажировки, которая будет отлично смотреться, когда он будет подавать документы в колледж – вместе с десятками других достижений.

– Ага, и «Бесплатная еда – детям» собираются прийти на интервью в мой первый день.

Я качаю головой.

– Я и представить не могу, чтобы я занялась чем-то настолько… публичным.

Джек пожимает своими гладкими мускулистыми плечами, так что они образуют широкую букву «V», направленную вниз.

– Но работа этого требует.

– И все-таки, тебе всегда придется быть на виду… – О нет, по моему лицу стекает капля пота. Возможно, это первая капля в цунами убожества, которое может накрыть меня в любой момент.

Он усмехается.

– Ты так говоришь об этом, будто это все равно что слоновий навоз лопатами убирать.

Ох, теперь он думает, что я оскорбляю его станцию.

– Нет-нет, они великолепны. Как и ты. Ты всегда великолепен.

Я быстро моргаю и касаюсь ладонью головы, чтобы сфокусировать взгляд и стереть еще одну каплю, которая катится по виску.

Джек наклоняет голову на бок и смотрит на меня тем взглядом, который он использует так часто – и который заставляет меня чувствовать себя до невозможности видимой. Обычно он вызывает у меня смесь возбуждения и ужаса, но этим вечером я бы предпочла быть как можно более невидимой.

– Принести тебе что-нибудь? – спрашивает он.

– Нет, я в порядке. Просто немного голова кружится. Не привыкла пить столько пива. – Я встаю и наклоняюсь к кустам, чтобы вылить туда все, что осталось в моем стакане, но вместо этого спотыкаюсь и проливаю пиво ему на ноги.

– Боже мой, извини, извини меня!

Он вскакивает на ноги.

– Я принесу тебе воды. Это поможет.

Он убегает в направлении кухни. В этот момент у меня в животе что-то екает и я чувствую подавляющее стремление сбежать от всех этих парней, которые, все как один, внезапно уставились в мою сторону. Я вспоминаю, что видела туалет где-то у входа. Так, если только мне удастся идти и не упасть. Я попытаюсь. Теперь, когда Джека нет рядом, я почти уверена, что смогу держаться на ногах. Я пробираюсь внутрь и проталкиваюсь через толпу к туалету. Но он заперт. Нет!

В ритме дыхания я повторяю про себя. Не блевать. Не падать в обморок. Бесконечно медленно тянутся секунды. Наверное, Джек уже вернулся с моей водой. Мне следует побежать к нему и сказать, что мне нужно пойти домой, что я плохо себя чувствую, и да, убедить его в этом, пожалуй, будет несложно. У меня сводит желудок. Нет, никуда не побегу.

Наконец, дверь туалета открывается и оттуда выскакивают Джессика и Калеб. Прошмыгнув мимо них, я захлопываю дверь и, прерывисто дыша, опираюсь на раковину, чтобы не упасть.

Руки трясутся, когда я вытираю лоб носовым платком. А потом я совершаю ошибку и смотрю в зеркало. Мои покрасневшие глаза блестят от боли, а рот открывается и закрывается как у рыбы. Я берусь рукой за подбородок, чтобы прекратить это, но моя челюсть будто сопротивляется. Я зажимаю рот руками, пытаясь удержать его закрытым, я больше не хочу вдыхать все это, вот это все, как бы безумно это ни звучало. От напряжения у меня выпучиваются глаза. Начинает кружиться голова. Может, это тот самый момент, когда я окончательно сломаюсь под грузом внутренней паники, которая накапливалась каждый день, с момента, когда моим первым сознательным переживанием оказался импульс страха, пронизавший мою грудь? Мое существование – постоянная борьба с окружающим миром. А теперь я оказалась на вечеринке, на вечеринке, и в моей крови явно слишком много алкоголя.

Я отпускаю свой подбородок и вцепляюсь обеими руками в края раковины. В этот момент слезы, слизь и рвота, которые я до сих пор сдерживала, решают вырваться наружу. И в этот же момент кто-то стучит в дверь.

– Подождите минутку, – задыхаясь, выдавливаю я.

Следующие пять минут я провожу всхлипывая и пытаясь вытереть лицо как можно лучше. Когда стук в дверь становится слишком настойчивым, я споласкиваю лицо, вытираюсь насухо и толкаю дверь вперед.

Девушка, которую я помню по урокам физкультуры в девятом классе, протискивается мимо меня.

– Вот дрянь.

Из-за ее враждебности я рискую заплакать снова. Сдерживая слезы, я иду к веранде.

Но Джека там нет. И нет нигде на заднем дворе. Я медленно поворачиваюсь, вглядываясь в темноту. Внезапно разражается ливень, и капли дождя взрываются, как ракеты, заставляя всех броситься в дом. Я присоединяюсь к этому стаду. Внутри я обследую набитую людьми гостиную, но Джека и там нет. Я зажимаю уши руками и-за гремящего техно, которое кто-то включил настолько громко, что оно отдается в стенах. Только добравшись до кухни, я замечаю его в дальнем углу, и он смеется, будто никогда в жизни раньше не слышал ничего настолько веселого. Рядом с ним хихикает Александра, редактор школьной газеты. Ее лицо, будто с обложки журнала, светится радостью, когда они, уединившись, наклоняются все ближе друг к другу.

Мое сердце словно падает в бесконечную пропасть. Разумеется, он с Александрой. Почему мне, отличнице, понадобилось так много времени, чтобы об этом догадаться? Они с Джеком отлично подходят друг другу. Оба серьезно занимаются писательством, оба по-настоящему красивы. Возможно, я завидую тому, как легко Александре дается уверенность в себе, но она ничуточки не похожа на кого-нибудь из этих подлых девчонок. И из-за этого я чувствую себя еще хуже.

В этот момент шум и движение закручиваются вокруг меня, будто я нахожусь в центре водоворота, будто меня засасывает в черную дыру. Мое дыхание учащается и я чувствую, что меня мутит. Не беги, не беги. Я не обязана выглядеть блестяще, но я не должна позволить себе сбежать. Я обещала это себе, и я должна сдержать обещание.

Призрак истерики, настигшей меня в туалете, будоражит мой ум и снова просится наружу, соскучившись по завываниям и скрежету. Дрожа, я возвращаюсь в гостиную, и замечаю Эви, которая сидит на диване рядом с Рэйфом. Они поглощены разговором. Точнее она. А он сосредоточенно смотрит на ее грудь.

Кажется, ноги сами несут меня в направлении Эви. Я знаю, что должна остановиться. Смотри, как она счастлива. Но мне приходится выбирать между перспективой подчиниться своим ногами и разрывающим мою грудь на части желанием закричать на весь мир. Быть может, несколько минут в компании Эви успокоят меня.

Я робко подхожу к ней, ненавидя себя в тот момент, когда она заставляет себя улыбнуться, хотя я выгляжу жалко. Все ее тело и весь ее дух сосредоточены на Рэйфе, а я – помеха на пути. Я должна вернуться к девочкам из команды по плаванию, или в туалет, или на кухню. Нет, не на кухню. Я точно не должна быть здесь и лишать Эви прекрасного шанса. Но я чувствую всем своим существом, что могу потерять контроль в любой момент.

Не размышляя, я выпаливаю два коротких слова:

– «Капитан Кранч»[4].

Когда я произношу их, меня накрывает волна чувства вины и ненависти к себе. Я отчаянно хочу взять их назад. Но если я останусь в этом доме еще хоть на секунду, я или взорвусь или схлопнусь под давлением, смотря что породит больше хаоса.

Плечи Эви ссутуливаются, и я чувствую себя, будто пинком опрокинула детскую коляску. Нерешительно моргнув, она спрашивает:

– Ты уверена?

О черт, как я могла это сделать? Пусть я балансирую на краю пропасти, но это не значит, что я должна испортить вечер и ей. С трудом заставляя себя смотреть ей в глаза, я бормочу:

– Если ты дашь мне ключи, я подожду в машине, пока ты не соберешься уходить. Никакой спешки. Правда.

Она кивает и передает мне ключи. Я выбегаю наружу, под дождь. Почему я не взяла куртку? Потому что я безнадежна. Мое сердце колотится, я бегу, сначала медленно, а потом все быстрее, обхватив себя руками. Дождь обрушивается на меня, но это больше меня не волнует.

Рыдания разрывают мою грудь, и я жалобно кричу в ночь. Вот оно. Я позволила себе сбежать. Наконец-то. Есть некая свобода в том, чтобы наконец сдаться, когда последние остатки сопротивления истощаются в борьбе с болезнью. В то же время, существует еще и риск задохнуться.

Я продолжаю бежать, мимо машины Эви, куда-то в сторону дома. Дождь пропитывает мою одежду и стекает по лицу вперемешку со слезами. Я понимаю, что не могу больше бежать, и перехожу на шаг, сгорбив плечи и тяжело дыша. Я теряю счет времени и не могу сказать, сколько я уже проплакала, но внезапно у меня за спиной тормозит машина. Первое, что приходит мне в голову, – что сейчас серийный убийца затащит меня в свой фургон и это будет достойным завершением ужасной ночи.

Но Эви высовывается из окна и кричит:

– Эйслин! Ты с ума сошла?

Я замираю, не говоря ни слова. Она никогда даже не намекала на то, что я сумасшедшая. А теперь она сделала это в присутствии Рэйфа, который сидит на водительском месте и сосредоточенно смотрит вперед.

Я вытираю лицо рукой.

– Я же сказала, что тебе не обязательно уходить.

– Я не собиралась бросать лучшую подругу грустить в машине. Но когда я пришла туда, тебя уже не было. А теперь забирайся к нам, и мы отвезем тебя домой.

Что мне остается делать? Я забираюсь внутрь и протягиваю Эви ключи, перегнувшись через сиденье.

– Извини.

– Мы еще успеваем вернуться. Не проблема.

Мое сердце сжимается в тот момент, когда я понимаю, что ее «мы» подразумевает Рэйфа, а не меня. Мне не нужно возвращаться на вечеринку, и это большое облегчение, но эта внезапная смена приоритетов неприятно поражает меня. К счастью, она не заставляет меня объяснять все в деталях. Спасибо хоть за это проявление благосклонности.

Подъехав к дому, она убеждает меня, что все будет нормально, – так, как убеждали бы безнадежно больного. Я иду к переднему крыльцу. Легкое опьянение, которое я чувствовала раньше, превратилось во всепоглощающую усталость. Я провожу рукой по волосам и промокаю лицо изнанкой своей рубашки. Потом я тихо открываю дверь.

Но мама уже почти уснула, сидя на диване, ее светлые волосы, на несколько оттенков темней моих, разметались по щеке, а ноутбук лежит у нее на коленях. Я подавляю вздох, когда вижу, что она просматривала вакансии в поисках подработки. Чтобы скомпенсировать деньги, которые я не выиграла, разумеется. Но сколько бы работы она ни нашла, в сутках не станет больше часов. Стал бы папа так же стремиться к успеху в своем дурацком фридайвинге, если бы знал, какой невыносимой жизнью я буду жить с мамой?

Дрожа, я осторожно накрываю мамины худые плечи вязаным пледом. Я найду какой-нибудь способ заплатить за колледж. Я обязана это сделать. Но меня тяготит осознание того факта, что сегодня вечером я поддалась своему желанию сбежать, и я сомневаюсь, что я смогу справиться хоть с чем-нибудь.

Со второго этажа доносится резкий кашель Сэмми, и он звучит не так, как обычно. Подобно любителю птиц, который научился распознавать каждую трель, мы с мамой всегда прислушиваемся, чтобы не пропустить инфекцию легких. Утром нужно будет измерить ему температуру. А сейчас лучше всего, чтобы он поспал, сколько сможет. И я тоже.

Забравшись под одеяло, я чувствую себя в безопасности в своей тихой комнате, словно укрывшись от урагана. Но в то же время я чувствую себя отрезанной от мира, мне будто чего-то не хватает.

Я засыпаю с чувством глубокой печали. Теперь, когда я единожды позволила себе сбежать, что помешает мне убегать от всего? У меня возникает дурное предчувствие, что мой страх перед миром все быстрее раскручивается по нисходящей спирали, проходя точку невозврата.

Крупный производитель лекарствпытается запретить новый препарат

Харрисон Макитани, «Фармакология сегодня»

Компания «VidaLexor», один из лидеров в разработке новых лекарств, пытается заблокировать заявку на патент, которую подала компания «Nova Genetics». В ней идет речь о новом методе генной терапии, направленной на лечение мышечной дистрофии. Доктор Джофф Гордон, владелец и руководитель «Nova Genetics», заявляет: «К несчастью, противники наших инновационных лекарственных средств руководствуются стремлением к прибыли, а не желанием помочь пациентам. Сейчас в медицине происходит масштабная смена парадигмы. Можно задаться вопросом: почему мы заставляем пациента принимать лекарство в течение всей жизни, если можно исцелить его за один раз. Будущее за генной терапией».

Доктор Линда Галлеон, генеральный директор компании «VidaLexor», возражает: «Если по-настоящему заботиться о безопасности пациентов, то нужно требовать тщательного и продолжительного тестирования лекарств. Они могут оказаться более опасными, чем болезни, для борьбы с которыми их создают».

Четыре

В воскресенье утром меня будит сообщение от Эви: ОТПРАВИЛИСЬ В ПЛАВАНИЕ. ПОГОВОРИМ КАК ТОЛЬКО ВЕРНУСЬ.

Наверное, она хочет разобраться в событиях прошлой ночи и найти способ все «исправить». Исправить меня, будто это вообще возможно. Но ладно, нет никакой необходимости прямо сейчас обсуждать все это в мучительных подробностях. Ее семья проведет весь день на яхте. С пульсирующей от боли головой я, пошатываясь, бреду в комнату Сэмми, где мама устраивает ему утренний сеанс похлопывания по спине.

Я тяжело плюхаюсь в кресло.

– Ночью у него был резкий кашель.

Голос Сэмми дрожит из-за ударов по спине.

– У меня нормальная температура, так что все в порядке, и мы должны пойти, разве что ты найдешь какой-нибудь повод отказаться.

Я качаю головой.

– Дай мне передохнуть, Сэмми. Ты же знаешь, я хочу, чтобы мы пошли.

И я действительно хочу. В некотором роде. Людям с муковисцидозом советуют держаться на расстоянии друг от друга, чтобы избежать перекрестного заражения. Поэтому Сэмми только пару раз в год попадает в списки приглашенных на семейные праздники в «Nova Genetics». И даже там пришедших на мероприятие детей с муковисцидозом распределяют по разным группам.

Последнее слово за мамой, и она, трижды измерив Сэмми температуру и пристально понаблюдав за ним во время завтрака, решает, что он вполне может пойти на праздник. На его лице видно облегчение.

По дороге в «Nova Genetics» он вместе с мамой подпевает старой песне в стиле гранж и кивает мне:

– Спой вместе с нами!

Его взгляд наполняется разочарованием еще до того, как я качаю головой. Я никогда не присоединяюсь к их пению, а мама и Сэмми от этого начинают вопить все громче, и я чувствую себя лишней.

Мы паркуемся у «Nova Genetics». К счастью, протестующих оттеснили в сторону и за ними наблюдают усиленные патрули службы безопасности, которых вызвали специально по случаю мероприятия. Как только мы выходим из машины, охранник проверяет наши документы и проводит нас через идеально чистый кампус. Стаи чаек пролетают у нас над головами, а с десятков наблюдательных площадок открывается вид на водную гладь. Он должен был быть безмятежным, но что-то в этом месте настораживает меня, оно слишком тихое, будто школа после уроков.

Едва войдя на территорию «Nova Genetics», мы видим, как к нам в окружении своей семьи ковыляет Бэйли, подруга Сэмми. У нее мышечная дистрофия, и хотя объятия здесь не одобряются, она обхватывает Сэмми своими тонкими ручками и сжимает их.

Я глубоко вдыхаю, готовясь к предстоящему дню. Наверняка в нем будут и упражнения, на которых нужно делиться своими чувствами, – они настолько изматывают меня, что даже часами ворочать булыжники было бы легче. Если я не убегу. В конце концов, ведь именно так я теперь и поступаю.

Хлоя, сестра Бэйли, фигуристая девушка с длинными каштановыми волосами, говорит «Привет, Эйслин», одновременно накрашивая губы блеском. Она на год старше меня, и именно ее «Nova» назначила моим «другом-помощником». Что-то в ее внешности кажется мне чрезмерно ярким, будто ее полные, гладкие губы слишком сильно блестят. Наверное, она влюбилась в нового мистера Правильного-парня – версии 3.0.

Салли Симс, невысокая и бойкая женщина, координатор публичных мероприятий в «Nova Genetis», встречает нас восторженным смехом.

– Привет, ребята!

Она легонько пихает Хлою локтем.

– Было очень мило с вашей стороны занести документы для Бэйли на той неделе.

Хлоя пожимает плечами.

– Подумаешь. Тут всегда происходит что-нибудь занятное.

Салли говорит, обращаясь ко мне и Хлое:

– Девочки, вам следует познакомиться с новым участником вашей группы – это Шейн.

Она указывает на высокого парня с кудрявыми черными волосами, достающими до подбородка. Он стоит, зевая, рядом с девушкой, которой уже под двадцать. У нее широкая улыбка, а черты лица напоминают эльфа. Держу пари, у нее синдром Вильямса.

Салли обнимает Хлою за плечи и наклоняется к нам.

– А сейчас, ребята, вам пора пойти вместе с Джо Фирелли, чтобы насобирать немного моллюсков.

Хлоя кривит рот.

– А почему Штеффи не идет с нами?

Штеффи Вонг отвечает в «Nova Genetics» за лабораторных животных, и поэтому ее считают самым подходящим сотрудником, чтобы присматривать за подростками на «вечеринках».

Салли вздыхает.

– Штеффи болеет. Но на берегу, должно быть, приятная погода.

Ладно, по крайней мере, это намного лучше, чем собраться в кружок в одном из конференц-залов и откровенничать о семейных проблемах.

Я плетусь следом за Хлоей и девочкой по имени Роза. У нее огромные коричневые глаза и густые блестящие волосы, и она на этих встречах стесняется так же сильно, как и я. А может, это потому, что английский для нее не родной. Мы улыбаемся друг другу, и этим наше общение в течение дня, в общем-то, исчерпывается.

После того, как Салли Симс раздает нам воду в бутылках из пластика, не содержащего бисфенола, двадцать подростков пешком идут к пляжу, который находится как раз за территорией «Nova Genetics». Пока мы тащим корзины со всем необходимым снаряжением для добычи моллюсков, Джо Фирелли, которого мы обычно видим в качестве психотерапевта, читает нам мини-лекцию о гуидаках – звучит так, будто он пересказывает то, что запомнил из Википедии. Любой житель Пьюджета легко объяснит вам, что гуидаки – моллюски, а не водоплавающая птица. И, благодаря своим отличным отметкам по биологии, я могу вспомнить их место в классификации – от семейства до типа.

Наша группа «братьев и сестер» рассыпается по пляжу, высматривая характерные сифоны гуидаков. Они похожи на кожистый значок бесконечности. Хотя я опасаюсь, что Хлоя убежит вместе с парнями, в итоге мы с ней ищем моллюсков вместе. Это утешает. Мы уже столько раз виделись за эти годы, что я могу быть собой рядом с ней – насколько я вообще способна быть собой.

– Вон там! – кричу я и втыкаю в песок кусок трубы тридцати дюймов в диаметре, чтобы затем начать копать внутри этого пластикового барьера.

Она отбрасывает назад свои темные кудри.

– Не спеши, это бедное маленькое создание никуда не денется. К тому же, пусть оно насладится своими последними минутами.

Я вздыхаю.

– Я думала, ты уже забросила всю эту историю с веганством.

Хлоя меняет мнения, как другие девочки – модели туфель.

– Я все еще уважаю право моллюска на существование.

Моя лопата замирает.

– Хочешь пойдем поплещемся в воде вместо этого?

Хлоя шмыгает носом.

– Не. Круговорот жизни и все такое.

Мы копаем по очереди и болтаем. Хотя мы с Хлоей часто переписываемся в Интернете, теперь мы кратко пересказываем друг другу, что случилось в нашей жизни с прошлого мероприятия «NG». У нее появился новый бойфренд-диджей по имени Джесси, что объясняет, почему она так светится, а я набрала больше 2200 на экзамене SAT. Все по-старому, все по-старому. И все-таки нет. После того, как я потерпела фиаско прошлым вечером, моя жизнь опустилась ко дну еще чуть-чуть – может быть, уже слишком глубоко, чтобы я могла выбраться наверх.

Я беру вместо лопаты совок и медленно раскапываю кремово-бежевую шею моллюска, которая напоминает слоновий хобот.

Хлое вытирает тыльной стороной ладони пот со своего загорелого лба.

– Выглядит как член.

Я зачерпываю рукой немного песка.

– Знаешь, мое знание мужской анатомии скорее теоретическое, чем практическое, но этот минимум сантиметров тридцать длиной.

Она улыбается, будто посвящена в какую-то тайну.

Мой телефон жужжит в кармане. Я бросаю взгляд на свои руки, покрытые коркой песка.

Хлое говорит:

– Ты вполне проживешь, не читая статусы друзей.

Она говорит это высокомерно, как будто теперь, когда она закончила старшую школу, она стала бесконечно мудрее меня во всем – что, по правде сказать, не так уж сложно.

Я снова втыкаю совок в каменистый песок.

– Ага, но если бы мы услышали, что звонит мистер Нападающий, держу пари, ты бы нашла способ ответить.

– Он полузащитник, и я сказала ему не звонить мне больше до сегодняшнего вечера.

– Так вот почему ты постоянно разглядываешь этого нового парня, Шейна?

Она смеется.

– Он и правда классно выглядит, но я не изменница. А это из-за него наша Эйзи так вспотела?

– Я вроде бы интересуюсь кое-кем другим.

Потом я вспоминаю прошлый вечер и вздыхаю.

Я ловлю взгляд Шейна, оказавшегося неподалеку. Слышал ли он, о чем мы говорили? Я стараюсь копать быстрее.

Хлоя хлопает меня по руке.

– Смотри, что ты делаешь.

Я опускаю глаза и обнаруживаю, что я уже добралась до панциря гуидака. Наклонившись в яму, я копаю руками. Хлоя морщит нос, будто я устраиваю избиение морских котиков.

После того, как мы вытаскиваем нашу добычу, я вытираю руки о тряпку и достаю телефон. Это сообщение от Эви: БОЛЬШЕ НЕ МОГУ ТЕРПЕТЬ, ХОЧУ РАССКАЗАТЬ ТЕБЕ – МЫ С РЭЙФОМ ВСТРЕЧАЕМСЯ! Я ТЕБЕ СТОЛЬКО ХОЧУ РАССКАЗАТЬ!