Я исполню твои мечты

Наталия Романова

Я исполню твои мечты

* * *

Глава 1

Александр устроился в кресле из бамбука, откинул голову, вытянул длинные ноги. Закрыл глаза, попытался успокоиться. Впрочем, не так он и нервничал, скорее отмахивался от противных, липких эмоций от встречи с собственной семьёй в их «семейном гнезде», расположенном в последние лет десять в замке на Лазурном берегу. Ни больше и не меньше – в замке!

Виссарионовой Евдокии Фёдоровне – матери Александра, – показалось, что юг Франции – самое подходящее место для родового гнезда благородного семейства. Отец, Павел Александрович, желая побаловать драгоценную жёнушку, купил вожделенную недвижимость с видом на морскую гладь и проходящие мимо парусники.

Сам же Александр поначалу гостил у родителей не меньше пяти-шести раза в год, сейчас перешёл на график год через два. Один год приезжал на пару дней, два – игнорировал, если дела заносили в этот регион, останавливался в гостинице.

Вот и сегодня он отдавал сыновний долг, морщась про себя от всего происходящего, в первую очередь – от назойливой заботы матери. С трудом высидел совместный праздничный ужин, оставалось отбыть лёгкий завтрак, после – дружелюбное прощание и, наконец, самолёт, который унесёт его подальше от Виссарионовых-старших на ближайшую пару лет.

Он невольно поморщился, повёл плечами, как при сквозняке, вспоминая разговор за семейным столом в столовой никак не меньше ста с лишним квадратов, обставленной в стиле ренессанса, если верить матери семейства. Александр в этом ни черта не понимал и в ближайшие лет двести разбираться не собирался.

– Дорогой, когда ты порадуешь нас приятной новостью? – осведомилась мать, отложив в сторону столовые приборы.

– Какой именно? – Александр сделал вид, что не понял вопрос.

– Естественно, я имею в виду твоё семейное положение.

Ничего естественного в том, что родители лезут в личные дела тридцатипятилетнего сына, Александр не видел, однако, промолчал, лишь поднял в недоумении бровь, в упор глядя на излишне молодящуюся мать.

– Что не так с моим семейным положением?

– У тебя его нет, – пропела мать. – Тебе пора подумать о семье, о детях. Мы с отцом хотим внуков.

– Да уж, хотелось бы дожить до столь знаменательного события пока я ещё не в старческом маразме, – неопределённо хмыкнул отец.

Он то ли подыгрывал матери, то ли подкалывал её, а может, и то, и другое, и третье на закуску.

– Доживёшь, – усмехнулся Александр.

– Ты, наконец, сделал предложение этой своей… Веронике? Виктории? Как там её?.. – равнодушно поинтересовался отец.

– Господи, нет! – воскликнула мать, включая на полную катушку Евдокию Фёдоровну, русскую аристократку, жаль только, родом из условного Мценского уезда, из семьи потомственных рабочих и крестьян. – Эта ваша Вера – профурсетка!

– Профурсетка, мама, это женщина лёгкого поведения, а Вера Андреевна Соколовская – одна из успешных адвокатов в области корпоративного права.

– Работа не мешает ей быть профурсеткой, – ожидаемо ощетинилась мать.

Одна и та же история на протяжении десяти, нет, уже пятнадцати лет. Стенания о внуках, которых срочно требовалось родить единственному наследнику четы Виссарионовых, и в то же самое время, любая кандидатура на роль матери этих самых внуков отметалась, как недостойная. Профурсетка – одна из самых лояльных характеристик из уст Евдокии Фёдоровны, можно сказать, комплимент.

– Не переживай, – примирительно ответил Александр. – Я не собираюсь вступать с Верой в брак.

– Хорошо, – наигранно тяжко выдохнула Евдокия Фёдоровна. – И всё же, мы с папой ждём, когда ты позаботишься о собственной семье и обеспечишь нас внуками.

– Я дам тебе телефон своего врача, уверен, с помощью денег и связей отца вы сумеете найти общий язык и обеспечите себя внуками без моего участия, – спокойно ответил Александр.

– Саша!

– Что Саша, мам? В нынешний век совсем не обязательно жениться и даже спать с женщиной, чтобы стать отцом. Достаточно предоставить небольшую баночку врачу. А дальше, я совершенно уверен, ты сама прекрасно справишься. Найдёшь лучшую яйцеклетку из всех возможных, подберёшь прекрасную суррогатную мать и обеспечишь наконец-то себя внуком, если верить статьям в интернете, даже не одним.

– Ты несёшь чушь! – отрезал отец.

– Чушь несёте вы, – Саша резко встал из-за стола. – Приятного аппетита.

Александр тряхнул головой, посмотрел в сторону моря. Вид с просторного балкона действительно открывался превосходный, вот только вся эта средиземноморская красота была не близка ему, сидела кособоко, как пиджак какой-нибудь фабрики «Красный текстиль», если такая и существовала в природе, и наследнику самого Павла Александровича пришло бы в голову взять в руки нечто подобное. Не просто наследнику, а успешному бизнесмену, чьё состояние давно исчислялось не миллионами…

Наверное, поэтому он до сих пор не был женат. На любые относительно серьёзные отношения необходимо тратить ресурсы, в первую очередь время и силы, их же Александр пускал в работу. Или потому, что не встретил ту, на которую не жалко будет тратить эти самые пресловутые ресурсы.

Вера? Приятный, ни к чему не обязывающий секс, который устраивает обе стороны – не более того. Ей точно так же не хотелось тратить силы на отношения, которые заранее обречены на провал. Мало кто из мужчин в состоянии терпеть рядом настолько целеустремлённую, умную женщину. Александр соглашался, зная наверняка, что значит для Веры немногим больше, чем вибратор с дополнительной функцией: два-три приятный вечера в месяц за непринуждённой беседой в ресторане или непродолжительное, приятное для обоих путешествие. В большем не нуждались оба. Ни он, ни она.

Из раздумий вывел звонок, Александр покосился на незнакомый номер, для чего-то снял трубку.

– Александр Виссарионов? – услышал он смутно знакомый голос.

Да нет, не смутно, отчётливо, но сильно изменившийся за прошедшие десять лет. Десять ли? Пришлось напрячь память, чтобы отсчитать года. Выходило десять.

– Слушаю, – резко ответил.

– Это Олег. Олег Звягильский.

– Не могу сказать, что рад тебя слышать, – прямо ответил Александр.

Он давно пережил то, что случилось десять лет назад. Пережевал и выплюнул. Время действительно лечит, а молодость даёт силы на полное исцеление. Однако слышать этот голос, возвращаться в прошлое, не хотелось совершенно. Виссарионов никогда не считал себя мазохистом.

– Поверь, я бы не обратился к тебе, если бы не обстоятельства.

– Охотно верю, – не сдержал усмешки Александр.

– Тебе ведь не составит труда приехать в Франкфурт-на-Майне, университетская клиника имени Гёте, – утвердил, игнорируя тон собеседника, Звягильский.

– Не составит, но для чего мне нужно?

– Из милосердия? – вдруг ответил бывший друг. Бывший. Лучший. Друг.

– Не по адресу обратился, – в раздражении ответил Александр и отключил номер.

Милосердие. Что за глупость? Какое он-то имеет отношение к милосердию? Даже если прямо сейчас в клинике в Франкфурте-на-Майне подыхает любимый попугай Звягильского, Александру насрано на это с высокой, самой высокой колокольни.

Всё-таки он отправился в этот чёртов Франкфурт-на-Майне, благо ни с визой, ни со временем, ни с деньгами у Вассарионова проблем не было и быть не могло.

Зачем? Кто же ответит – зачем? Может, и правда милосердие, кольнувшее под ложечкой, когда какой-то нездоровый интерес завёл на сайт клиники, и там обнаружился один из крупнейших онкологических центров Европы. Или болезненное любопытство, а может, и безотчётное желание поставить никому не нужную на сегодняшний день точку.

Свою Александр Павлович Виссарионов поставил десять лет назад, дело за Звягильским и той, чьё имя он не вспоминал лет семь точно.

Глава 2

Звягильский выглядел паршиво. Осунувшийся, с торчащими, угловатыми скулами, ключицами, выглядывающими из-под горловины футболки, тощей шеей, кадык на которой выступал острым конусом.

– Рад видеть, – растянул губы в натянутой ухмылке Олег, быстро оглядев холёного, пышущего здоровьем бывшего друга.

– У тебя было какое-то дело, – без предисловий ответил Александр.

Что дела Звягильского дрянные было видно невооружённым взглядом, но Виссарионов не благотворительностью приехал заниматься. Он в принципе не знал, за каким чёртом поддался дебильному порыву прилететь во Франкфурт-на-Майне. Что хотел увидеть, понять, узнать?

– Что ж, сразу к делу, – ответил Олег.

К удивлению Александра, Олег вполне бодро встал с медицинской кровати и показал рукой в сторону балкона, откуда открывался вид на ухоженный с немецкой педантичностью больничный двор со сквером и мутный Майн.

– Там будет удобней, – прокомментировал Олег своё решение. – Дай мне пару минут, – с этими словами он направился из палаты.

Александр уселся в кресло рядом со столом, глянул сквозь стекло вслед человеку, который когда-то был его лучшим, самым лучшим другом, ближе брата, если бы тот был у Виссарионова-младшего.

Они дружили лет с семи или девяти, точнее Александр вспомнить не мог. Пытался, но не получалось. Выходило, что всё осознанное детство они провели вместе, бок о бок. Конкурируя, подзадоривая друг друга, в то же время помогая, поощряя на победы, малые и большие. Ещё в начальной школе стали не разлей вода – это точно.

И после, когда Александра отправили получать лучшее образования, сразу после пятого класса, они умудрились оставаться друганами не на жизнь, а на смерть. И даже взлетевшее до космических высот положение и состояние Павла Виссарионова, который сделал состояние на продаже леса, в том числе на незаконных вырубках, не помешало дружбе.

Отец Звягильского тоже был не лыком шит, хотя до новых масштабов Виссарионова дотянуться не пытался – бесполезно. Зато полез в политику, сначала в местную власть, потом в региональную.

Александр же с Олегом в двадцать три основали свой бизнес, естественно, в их краях – связанный с лесом, быстро набирали обороты, шли в гору семимильными шагами. Не без участия обоих отцов, естественно. Но пахали, как волы, генерировали идеи, хватались за любые, самые безумные возможности и неизменно оказывались в выигрыше.

Казалось, так будет всегда. Судьба даже не благоволила друзьям, а расстилала на их пути к абсолютному успеху ковровую дорожку, пока не случилось то, что случилось.

– Не хочу, чтобы жена случайно застала, – произнёс Олег, когда вышел на балкон.

Александр не понял, что именно имеет в виду бывший друг. Стопку бумаг, которую тот бросил на стол, или электронную сигарету, которой затянулся и выдохнул сладкий, ягодно-фруктовый пар.

– Какая всё-таки дрянь… Но обычные сигареты учует – звездец мне.

– Тебе можно? – спросил Александр.

– Теперь всё можно, – усмехнулся Олег, выпуская вторую струю пара. – Мне жить осталось полтора понедельника, даже меньше.

– Не преувеличивай, – попытался найти слова Виссарионов.

Что, чёрт возьми, говорят в таких случаях? Утешают? Обещают золотые горы?

– Рак поджелудочной, – спокойно ответил Олег. – Последняя стадия. Наши эскулапы отказались от меня и правильно сделали, чудес не бывает. Здесь согласились сделать операцию, несмотря на метастазы, – он затянулся, помолчал. – Пустая трата времени и денег, я согласился ради жены, ей потом будет спокойней… Дерьмово оставаться, понимая, что сделал не всё, что мог.

– Всё настолько плохо? – нахмурился Александр. – Ты неплохо выглядишь для умирающего.

Ещё одна всратая попытка найти нужные слова.

– Не обольщайся на этот счёт, мне колют отличные препараты, без которых я бы сейчас лез на стены. В общем, это одна из причин, почему я здесь, а не там, где хотел бы быть… дома. Хочу, чтобы жена запомнила меня в относительном здравии и памяти, а не срущего под себя, голосящего от боли, потерявшего человеческий облик. Мне повезло, что есть выбор, хотя бы такой, но выбор.

– Сожалею, что так случилось, – честно ответил Александр.

Он действительно сожалел, что с красавцем, любимцем фортуны и женщин Олегом Звягильским произошла подобная дрянь. Человек в тридцать пять лет должен жить на полную катушку, строить свой мир, по своим правилам, любить, творить, желать, а не выбирать, в каком виде и где ему сдохнуть.

– Знаешь, я тоже, – хохотнул Звягильский, показывая, что он остался самим собой.

Тем самым Олегом, который когда-то в прошлой жизни был лучшим другом Виссарионова больше пятнадцати лет. Пятнадцати грёбаных лет!

– О, душа моя пришла, – вдруг сказал он, резко повернувшись к двери.

Одним движением спрятал электронную сигарету под стопку бумаг, а сами листы перевернул обратной стороной вниз.

Александр невольно напрягся. Внутренне он морщился каждый раз, когда изо рта Олега вылетало упоминание жены, но виртуозно держал лицо.

Вернее, ему действительно было безразлично, как сейчас выглядит эта женщина, что из себя представляет, чем дышит. Перегорело, превратилось в пепел, развеялось, оставив после себя почву для новой жизни… Но встретиться прямо сейчас, лоб в лоб, с болезненным прошлым не хотел.

Сродни укусу ядовитой змеи, даже после того, как сыворотка сработает, появится уверенность, что будешь жить, страх остаётся где-то на подкорке, даже если ты профессиональный ловец змей.

– Геля, познакомься, это мой давний друг Александр Павлович Виссарионов, – проговорил Олег, показывая тощей ладонью, похожей на руку Кощея Бессмертного в советских экранизациях, на друга. – А это моя супруга, мать моих двоих детей и смысл жизни – Ангелина.

– Очень приятно, – Александр встал, протянул руку для приветствия.

Геля скользнула растерянным взглядом по лицу представленного, поставила две принесённые чашки чая на стол, недовольно отодвигая бумаги, выпрямилась и протянула руку в ответ.

Александр Виссаринов впервые видел эту женщину. Вполне приятную молодую блондинку, подтянутую, с типичным лицом, которое отлично ложится в ленту социальной сети о богатой, сытой жизни знаменитостей. Не будь в его окружении сотни, если не тысячи таких же безликих существ, сказал бы – красивую.

– Ангелина. Мне тоже приятно, – ответила она, сверкнув белоснежными зубами. – Ты не говорил, что у тебя будут посетители, – обратилась она к мужу. – Тебе нужно беречь себя… Врач сказал, что…

– Прошу прощения, это моя вина, – перебил Александр, для чего-то защищая бывшего друга от собственной жены, как покрывал в детстве перед строгим отцом.

– Душа моя, это ненадолго. Оставь нас, будь любезна. Обещаю, сразу после визита я лягу в кроватку и буду хорошим мальчиком, – улыбнулся Олег, Александр не понял, искренне или нет.

– Хорошо, – ответила Геля, покосилась на гостя и вышла, кивнув на прощание: – До свидания, Александр.

– До свидания, – ответил Виссарионов.

– Что ж, – как только Ангелина скрылась за дверями просторной палаты, произнёс Олег. – Не стану задерживать тебя и себя. Время, как говорится, деньги.

Он переставил злополучные чашки с дымящимся напитком на стоявший рядом передвижной сервировочный столик и положил бумаги лицевой стороной вверх. Пробежался по написанному взглядом, выцепил нужное, протянул Александру.

– Это копия моего завещания, не удивляйся.

– Зачем она мне? – не понял Александр. – Я не нотариус, не юрист, тебе это известно.

– Я знаю, – кивнул Олег. – Тебя касается, вернее, я надеюсь, будет касаться только пункт, который я выделил, – он ткнул бледным желтоватым пальцем в написанное.

Виссарионов внимательно прочитал несколько раз и решительно ничего не понял. Знакомой показалась только фамилия, но в тех краях, откуда они с Олегом родом, Лесонен не такая и редкость, сродни Петровым в центральной полосе России.

– Прости? – Александр посмотрел на Олега. – Что это значит? Что именно ты хочешь от меня?

– Я хочу, чтобы ты проследил, чтобы Лесонен Анни получила всё, что здесь указано, понимаешь?

– Не слишком, – Александр приподнял бровь, нахмурился.

Нет, он решительно ничего не понимал.

– Лесонен Анни, насколько я могу судить, совершеннолетняя особа, значит, она в состоянии вступить в наследство. Она недееспособна? – догадался Александр. – Тогда у неё должен быть опекун, попечитель, кто-то же в таких случаях назначается, вплоть до государства. В любом случае не понимаю, причём здесь я? У тебя нет адвоката, доверенного лица? Пусть он займётся этой… Анни.

– Анни – дочь Марты.

– Что?!

Александр отодвинулся вместе со стулом, будто увидел призрак. Да, он готовился, да, он думал о том, что почувствует, когда увидит Марту, был уверен, что ничего. В итоге услышал имя, и земля разверзлась под ногами.

Марта. Марта. Марта!

– Твоя и Марты дочь?

– У тебя от неожиданности отбило способность мыслить? Анни девятнадцать лет. В пятнадцать, конечно, можно зачать ребёнка, но это точно не наш случай с Мартой. Мы познакомились с ней в двадцать пять, если ты помнишь.

– Я всё отлично помню, – отрезал Александр. – И до сих пор не понимаю, почему именно я должен проследить, чтобы эта девочка вступила в наследство. У неё нет семьи? Где её мать, в конце концов?

– Ты не знаешь?

– Чего я не знаю?

– Серьёзно, не знаешь? – Олег замолчал, уставившись на бывшего друга, как на призрак чумы. – Марта погибла девять лет назад, почти десять… Авиакатастрофа. Прости.

– Прости за что? – от неожиданности голос Александра стал как не своим, глухим, хриплым.

Погибла. Марта погибла. Погибла, чёрт возьми. Какая насмешка судьбы, нет, не насмешка, плевок, что именно от Олега ему пришлось узнать об этом.

– За то, что говорю это…

– Не стоит извинений, – взял себя в руки Виссарионов.

Прошло десять лет. В душе давно ничего не откликалось на мелькнувшее где-то вскользь знакомое имя, не такое и редкое, если учесть, что Марта на поверку оказалась Марией, обыкновенной Машей оказалась.

Просто… неожиданно, как и любая подобная новость о некогда близком человеке или даже знаменитости, которая постоянно мелькала на экранах. Первая реакция – неприятие, жгучая боль, но всё быстро отступает, потому что есть своя жизнь, а тот, другой, погибший – всего лишь тень из прошлого.

– Так что с этой Анни? – вернулся Александр к теме разговоров.

– Там непростая, щепетильная ситуация, именно поэтому я обратился к тебе. Все эти годы я помогал девочке. Не лично, нет, лишь материально и незначительно, чтобы бабушка могла обеспечить ей уровень жизни немного лучше, чем в регионе. Но…

– Но? – не выдержал паузы Виссарионов.

Уж не стала ли эта Анни любовницей Олега, как когда-то её мать? Так сказать, не удержался, сорвался. Учитывая, на что он в своё время пошёл ради Марты, неудивительно. Наверняка этому есть какое-то объяснение с точки зрения психологии, существует какой-нибудь синдром с мудрёным названием, вот только Александр не хотел никаких объяснений.

Дочь Марты в любовницах Звягильского за гранью его понимания. За гранью добра и зла. За гранью всего, чем являлся сам Александр Павлович Виссарионов.

– Но Геля всю жизнь страшно ревновала к Анни, вернее сказать, к Марте. Все эти годы, если она случайно узнавала, что я перевёл деньги или интересовался делами, здоровьем ребёнка, она закатывала жуткие, безобразные истерики. Марта – камень преткновения в нашей жизни, видимо, останется такой и после моей смерти.

– Марта мертва, – вставил Александр в тираду Олега.

Что за чушь. Ревновала к мёртвой? К ребёнку ревновала? Если Марта погибла десять лет назад, девочки было лет… девять? Кто в своём уме ревнует к девятилетней? Бред какой-то!

– Она так и не поверила, что я люблю её, хотя она и дети – смысл моей жизни. Боже, да я умереть согласился здесь, под операционным ножом, а не там, где хочу, только ради неё. Но она продолжает ревновать, беситься, выходить из себя при малейшем намёке на Анни, вернее, в её глазах, на Марту. Боюсь представить, что будет, когда обнародуют этот пункт завещания.

– Просто переведи Анни эту сумму, оформи дарственную. Всегда есть варианты.

– Варианты есть, когда тебе осталось жить хотя бы месяц, у меня его нет. Ты проследишь, чтобы девочка вступила в наследство? Считай это моей последней просьбой к тебе.

– Да, чёртов ты сукин сын.

Глава 3

Похороны Звягильского прошли через три недели на его малой родине, именно там, где он завещал и где хотел бы провести последние дни жизни.

Виссарионову был знаком этот городок Карелии – края лесов и тысячи озёр. Когда-то в этом городке жила бабушка Александра по материнской линии, как оказалась, после педагогического техникума, после распределения, так и осталась на всю жизнь. Там же родился её единственный сын – Павел.

Впоследствии Павел Александрович уехал в столицу региона, сейчас и вовсе жил на юге Франции. Сашу же привозили к бабушке погостить, иногда на целое лето, когда Виссарионов-старший ещё не взошёл на пик финансового и социального благополучия, порой на пару дней, просто навестить старушку.

Последний раз Александр был в этих краях, когда лично отвозил бабулю к единственному сыну, где она вскоре умерла, несмотря на должный уход и лучшее медицинское сопровождение.

Олег же родился здесь, жил до момента, пока не пришло время идти в первый класс, тогда родители забрали его, и остаток своей жизни он прожил уже в столице региона – Петрозаводске. Однако, домом считал небольшой городок на берегу Ладожского озера.

В отличие от покинувшего этот мир друга, Александр не испытывал сентиментальных чувств к неустроенному клочку земли на берегу Ладоги. Городок как городок, подобных по стране миллионы раскиданы, в мире тем более не счесть.

Помпезная церемония, разогнавшая ворон и бездомных псов на местном кладбище, затянулась. Проститься с одним из ведущих предпринимателей края приехали многие, кто-то искренне соболезновал родным умершего, были и те, кто рассматривал похороны как возможность наладить новые знакомства.

Александр скользнул взглядом по Ангелине с посеревшим, осунувшимся, неживым лицом. Она старалась держаться, но любому было понятно, что вдова едва держится на ногах. К ней жались двое дошколят, глядя огромными Звягильскими глазами на происходящее.

Тут же были родители Олега. Их Александр узнал сразу, несмотря на то, что мать не была похожа на себя, она и на человека-то не была похожа – почерневшая, сжавшаяся, трясущаяся и монотонно подвывающая. Отец держался с достоинством, но огромное горе отпечаталось на его лицо каменной маской.

– Примите мои соболезнования, – произнёс Виссарионов, когда пришла его очередь.

Задержался на минуту у гроба, не веря тому, что видит. Ощутил противный холодок по спине и укол в районе желудка – не от голода, скорее от мгновенного ужаса, который настиг, от острого понимания, что жизнь конечна. Понимания животного, не человеческого, разумом.

– Благодарю, Александр, – сдержанно ответил отец Олега, давая понять, что узнал друга детства сына.

Мать тонко и жутко завыла, уткнувшись в плечо мужа. Ангелина сдержанно кивнула. Сынишка Олега посмотрел с интересом на подошедшего. Шестилетке явно было откровенно скучно. В силу возраста он попросту не мог до конца осознать происходящее. Дочка же, на год младше брата, сосредоточено ковыряла носком белого сапожка сырую землю, в которую вот-вот опустят её отца.

Единственное, чего хотел Виссарионов – уйти прочь. Отчего-то свербила мысль, что сам Олег не одобрил бы сборище лизоблюдов и прихлебателей, пришедших посмотреть на горе посторонних людей.

Но протокол есть протокол – он оставался, незримой тенью, находясь рядом с вдовой и родителями Олега на случай, если понадобится помощь, всем существом понимая, что Олег поступил бы так же, несмотря на всё, что произошло между ними.

Сейчас, перед лицом смерти, Александр не понимал, как же он отказался тогда от дружбы. Почему? Ради чего? Да, отказался в первую очередь сам Звягильский, плюнув в лицо всему, что связывало их, от детских воспоминаний до совместного и успешного бизнеса, но, чёрт возьми, какое же это дерьмо – разосраться с лучшим другом из-за женщины.

Неужели он настолько сильно любил Марту? Любил ли он её вообще? Через десять лет и вспомнить-то не мог толком. Видимо, любил. Влюблён был точно.

Марта… Марта была старше Александра на семь лет, почти на восемь, но предпочитала цифру меньше, говорила, что так чувствует себя моложе. Он же не ощущал эту разницу, попросту не видел её. Единственное, что он видел – женщину, в которую влюбился до умопомрачения, причём с первого взгляда, даже полувзгляда зелёных глаз из-под опущенных ресниц, брошенного на него вскользь.

Сейчас он не верил себе, что происходившее десять лет назад было правдой, происходило с ним на самом деле. Вспоминал, будто прокручивал фильм, который смотрел неоднократно. Всё знакомо – сюжет, актёры, финал, – и совсем неинтересно.