Утешитель

«О, как часто кажется, что лучшее место под солнцем достается по счастливой случайности случайному человеку. Интересно, его истинный хозяин занимает его, наверное, так же случайно?», – подумал Дава-Даа.

Женщина подозвала его и протянула пакет жгучего красного перца, все его попытки вежливо отказаться от этого подарка оказались тщетными, и Дава-Даа поблагодарив её, спрятал пряности в боковой карман.

За углом небольшого ларька сидел человек в грязной одежде, небритый, улыбавшийся чуть виновато и пьяно.

– Ты, будь добр, – он обратился к Дава-Даа, – купи мне кусок горячего хлеба и сыр.

Когда он жадно съел половину хлебной лепешки, Дава-Даа, невольно шмыгнув носом от неприятного запаха, обратился к нему:

– Вы так голодны! Почему вы так голодны и оборваны? Чем могу вам еще помочь?

– Я голоден всегда, малыш, – бездомный продолжал медленно жевать хлеб, изредка делая глоток воды из большой бутылки. – Когда над твоей головой нет крыши, еда словно пролетает через желудок, нет покоя душе и нет покоя телу. Спасибо тебе за помощь, однако, помни: среди нищих есть и те, кто не хочет работать и ждет своего часа, чтобы разбогатеть. Помогай им, но будь внимателен с границей своей помощи. Мне ты уже помог. Я привык жить так, словно птица, не успевшая зимой улететь на юг, и я – раб этой привычки.

– Но разве дяденька ты не хочешь это изменить, жить в тепле и благополучие, охраняемый законом? – спросил Дава-Даа.

– Нет, ибо я презираю законы. Когда-то, из-за каких-то бумаг, которые ничего не значат в сравнении с человеческой жизнью, я потерял работу, семью, друзей. Я презираю свою страну и мое равнодушие к ней – плата за ее равнодушие ко мне. Случись большой пожар, атомная война, упади гигантский метеорит на планету, коль миллионы смертей постучатся в ваши дома, разве это потревожит мой сон? Только холод, сырость, крысы и полицейские могут потревожить мой ночной покой. Иди, малыш, спасибо за хлеб и сыр. Сегодня ты спас того, кто не нуждается в целой стране.

***

Дава-Даа крепко держал дядю за руку. Не проронив ни единого слова, он прошел с ним два городских квартала. Они поднялись на второй этаж старинного дома. Окна дядиной квартиры выходили на большую площадь. Белые колонны, фронтоны, балконы с черными чугунными узорами, красные, белые и синие крыши, скульптуры бронзовых коней и небоскреб из стекла. Площадь была выложена темно-зелеными плитами, на ней особенно хорошо были видны в этот день белые голуби.

– Малыш, случилось горе, – к окну подошел дядя, – какие-то варвары убили члена Главного Совета страны. Сегодня после полудня ты не узнаешь этого места. Тысячи людей, достойных и свободных придут сюда проститься с тем, кто отдал свою жизнь за справедливость и единство.

– Ты часто учил меня, что справедливость – это часть силы. Разве сильный мог бы погибнуть так просто, как этот член Главного Совета? Он оказался слаб, а значит и справедливость осталась не за ним? – спросил Дава-Даа.

– Замолчи! Что ты понимаешь, откуда можешь знать, что в действительности случилось. Может быть, на него напало десять врагов, двадцать; и он почти всех уничтожил, но погиб. Нельзя верить слухам, которые распускают мелкие людишки, стараясь очернить власть. Они обвиняют власть в сытости, лицемерии, жестокости, словоблудии. А разве они были бы лучше тех, кто ими правит? Поверь, я по своей работе знаю, дай им возможность в виде силы и права, они нас с дерьмом съедят! Тебе нынешнее время будет тогда казаться путевкой в санаторий.

– Дядя, я тоже слышал сообщение о том, что убийц было с десяток. Это – неправда, и ты это знаешь. В нашей стране десять подобных преступников стали бы заметны как десять слонов на ледовом катке. И слухи люди распускают от несправедливости, они видят и слышат, но боятся. Они не находят утешителя во власти и могут искать его в ненависти. Но более всего – в лицемерии.

– Молчи! Сегодня ты сам увидишь, сколь могуча и сильна сила манипуляторов, команды творческих личностей, готовых взять на себя удар, отвечать за наше будущее. Ты увидишь, сколь велико горе людей от случившейся потери. Как в былые времена, мы обретем единство, пусть и в скорби!

Дава-Даа промолчал, он достал маленькую сковородку из кухонного шкафа, налил в нее немного подсолнечного масла и разжег под ней слабый огонь. Тонкие синие язычки газового пламени были едва видны. Дядя хмуро отказался разделить с ним урок кулинарии и удалился в свой кабинет. Мелко накрошив лук и отрезок домашней говяжьей колбасы, мальчик аккуратно бросил их в сковородку. Через три минуты Дава-Даа разбил туда два куриных яйца, отключил огонь и прикрыл крышкой.

Большие часы на стене, утопленные в кусок черного дерева, показывали двенадцать часов тридцать минут. На площади перед окном появились военные, которые стали выстраиваться в длинные шеренги. Со всех сторон сюда прибывали люди. Через полчаса, когда дядя с торжественным видом, стараясь придать лицу скорбное выражение, смотрел вниз, Дава-Даа понял, что это действительно похороны члена Главного Совета. Он не мог преодолеть чувство недоумения, каждый раз стараясь понять, зачем такое количество людей хоронят одного человека. Ведь через те же полчаса они его забудут.

Было без четверти три…

Было без четверти три. Осенний день, пережив час пик и обеденную трапезу людей, осторожно завершал вторую половину дня… Ада Бек-Бой, учитель истории в интеллектуальной школе «Сертификат», шел привычной дорогой. Аккуратно обходя грязные от пыли и химикатов кусты и траву, он шел по одному важному делу. Дело это касалось лично его и никого более.

Путь учителя пролегал через железнодорожные пути фирмы «Рочн». Среди здешних рабочих и служащих было немало знакомых Бек-Боя. Рабочие ремонтной бригады в минуты отдыха любили поговорить с ним о всех сложностях мироздания. Человек с безупречной репутацией, он входил в клуб генетических патриотов – идейной находки единой партийной системы. Помимо истории Бек-Бой знал многое из других наук, но окружающий мир ставил перед всяким человеком рамки, выход за которые был нежелателен…

И, видимо, жизнь Ада Бек-Боя так и прошла бы в этих рамках, если бы не произошло то страшное, непонятное разуму событие, повлекшее цепь потрясений незнакомых здравому смыслу. Подобные ему рядовые люди, порой оказываются в ситуациях неразрешимых, непосильных для них. Так, маленький жучок безмятежно блуждает среди мусора, не подозревая, что со всех сторон охвачен огнем.

Было без четверти три. Пройдя до места, где клубок стальных линий расходился на отдельные пути, учитель увидел женщину, идущую навстречу в метрах ста от него. Чуть справа от Бек-Боя шел незнакомый мужчина. Русоволосый человек лет тридцати, одетый в серую куртку и бежевый свитер шагал прямо, высоко держа голову. За женщиной виднелся приближающийся поезд, медленно набиравший скорость. Все это было привычно: люди несколько беспечно ходили по путям, «уступали» место шумным составам и вновь шли по шпалам, сбивая шаг. Внимание Бек-Боя привлекло то, что женщина ни разу не оглянулась, чтобы отметить расстояние до локомотива и вовремя уйти с дороги. Приближался очередной состав, и незнакомец, идущий справа невольно подал женщине знак, предупреждая об очевидной опасности.

Учитель, замедляя шаг, невольно стал наблюдать за женщиной. В ее походке было нечто противоестественное: она не сбивалась с шага и шла по бетонным шпалам плавно, с отрешенным видом. Так движется человек, который ничего не видит и не слышит. Поезд уже близко! И незнакомец, совершив несколько невероятных прыжков, оказался рядом с женщиной, хотел схватить ее, но что это?! Потрясенный Ада Бек-Бой, оцепенел, наблюдая, как руки молодого человека вошли в тело женщины! Незнакомец в страхе и изумлении резко отдернул руки назад!.. Женщина со спокойным и безучастным взглядом продолжала свой путь. Учитель видел все с расстояния десяти метров, видел, как незнакомец исказил в ужасе лицо и громадная масса электровоза страшным ударом смела несчастного. Время остановилось. Состав прогрохотал, замедляя ход.

Учитель не в силах осмыслить происшествие холодной ладонью провел по своей седеющей бороде. К месту гибели незнакомца бежало несколько рабочих и охранников. Не прошло и пятнадцати минут, как вместе с духовным контролером концерна «Чина» Вахой Хани прибыл и полицейский чиновник из Управления абсолютной транспортной безопасности (АТБ) … Гибель чистопородного тайпина воспринималась в государстве как чрезвычайное событие.

Во время беседы в отделе Управления АТБ Ада Бек-Бой услышал крайне удививший его вопрос, когда чиновник переспросил:-

– О какой женщине вы говорите?

– О той несчастной, что не успел спасти этот бедный парень, – все больше удивляясь, ответил учитель.

– Но никакой женщины не было, никаких следов ее не обнаружено, понимаете? – с раздражением заявил полицейский. – Вам показалось.

– Но позвольте! – в полном изумлении воскликнул Бек-Бой, – я свободный гражданин, с полной социализацией по роду и фамилии, здравомыслящий человек, специалист в области психологии… Да, черт побери! Я видел ее, как вижу вас! Именно так. Поверьте мне!..

Чиновник опустил голову, прикрытую красной феской, выдержал долгую паузу, затем взял лист из папки с документами и начал читать, изредка бросая бесстрастный взгляд на учителя:

«Настоящий протокол составлен для обзора места происшествия. Место происшествия – станция Лазарет-Шон, территориальные владения концерна «Чина». Суть происшествия – гибель чистопородного тайпина в результате наступления смертного часа. Причина наступления смертного часа – случайный наезд рейсового состава. Потерпевший – Аджи Ульрих Мара, духовный консультант торговой фирмы «Жанна-Амур».

Нет иных, вызывающих вопросы обстоятельств, нет иных, не указанных в протоколе людей и объектов, имеющих отношение к данному делу».

Холодные глаза ящера уставились на учителя и полицейский добавил:

– Как видите, женщины нет, нет, и все тут. Это слишком старо, чтобы осложнять и без того сложную жизнь, – чиновник говорил откровенно нравоучительным тоном. – Вы ведь понимаете, что мы не ищем призраков? – он склонил свое матовое лицо к учителю.

– Возможно, никто их не ищет, – Бек-Бой не отводил взгляда от своего собеседника, – я знаю, что видел нечто необъяснимое, и видел часть очевидного – этот парень погиб страшным образом. Объясните мне часть очевидного…

Чиновник подошел к окну, за которым огромный синевато-грязный небоскреб закрыл полнеба. Он опустился на край стола, и как-то по-детски поджав ноги, неожиданно сказал:

– А может это нечто похожее на робота? Человек-невидимка? Может, это заговор против общественного порядка?..

– Нет, что вы?! – Бек-Бой приподнялся на стуле, – где же все эти винтики и лампы, что в роботах бывают? Ведь ничего не нашли…

– В том-то и дело, что ничего. Нет волос, пятен пота, каких-либо остатков с генетическими показателями. Абсолютно ничего. Вы понимаете, о чем идет речь? Вам все показалось.

– В наш век, знаете, все может быть, – учитель глядел исподлобья, – кто знает, может проекция какая-нибудь, образы искусственные… Я это видел. Может быть спектральные образы… Но это пока возможно только в теории. Ведь если это удастся на практике, то это будет страшным оружием против человеческого разума.

– Почему? – теперь в голосе полицейского были нотки растерянности, – объясните, пожалуйста.

– Как вы не понимаете, ведь мнимые образы могут заменить охрану, могут использоваться как угроза нападения, как приманка, – осененный внезапной догадкой и смыслом последнего примера, Ада Бек-Бой осекся на полуслове.

– Вы склоны считать, что в нашем случае, – чиновник пригнул голову набок и с таким странным видом встал. – В нашем случае Аджи Ульрих Мара стал жертвой такой приманки? – голос стал скрипуч. Вы должны забыть всё, что видели и слышали.

Бек-Боя поразил холодный и приглушенный голос чиновника.

– Вы должны раз и навсегда вычеркнуть из памяти сегодняшний день. Иначе само государство наше будет считать вас преступником, которого следует немедленно уничтожить, – с нескрываемой злобой закончил он. Воцарилась мертвая тишина.

– Это что, серьезно? – все больше недоумевая, спросил учитель.

– Это так же серьезно, как и то, что вы видели. Подписка о неразглашении – единственная гарантия сохранения вашей жизни на ближайшее будущее. Такова жизнь, дорогой учитель, – усмехнулся человек в темно-синем мундире.

Он наклонился, на его лице застыла невероятно бледная, теперь особенно ставшая неприятной Бек-Бою, безжизненная гипсовая улыбка.

– Хорошо. Я так и думал. Мне наверняка это показалось, как и тому парню, которого убил паровоз, – сказал Бек-Бой, подписав какие-то бумаги. Однако чиновник застыл в зловещем безмолвии и ничего не отвечал. Слегка обозначив поклон, Бек-Бой надел шляпу, поднял воротник плаща и покинул кабинет.

***

Ада Бек-Бой читал лекцию в стенах университета. Речь шла о месте личности в истории. По старой традиции размышления о роли отдельного человека в истории занимали значительное место в общественном сознании. Давно было понятно и самым малосообразительным людям, что без отдельных личностей, подвижников, злодеев и героев нет вообще никакой истории, которая могла бы рассказать о человеке. Однако инерция мышления, как всегда, имела место и тема эта в учебных заведениях словно передавалась по наследству, от одного поколения другому.

Учитель обратился с вопросом к аудитории:

– Роль личности в истории, как вы думаете, чем она может быть измерена?

– Процентами! – эта версия из передних рядов вызвала смех и хохот.

– Может быть и так, – улыбнулся учитель, – но поверьте мне, здесь главное – продолжение, которое личность имеет после ухода с исторической сцены. Это продолжение выражается в уважении, почитании, но более сего в использовании интеллектуального и нравственного, творческого и прикладного наследия личности.

– Разве Гитлер, Пол Пот, ублюдки из трущоб, староста лагерного барака, истязатели детей, законопослушный стукач и многие другие оставили след, который может вызвать у нас чувства, о которых вы говорите? – к Бек-Бою обратился студент с короткой черной бородкой. – Мы наконец-то построили свободное и стабильное общество, и есть ли смысл находить универсальные определения для всех персонажей истории?

– У вас, может быть, перечисленные вами субъекты подобных добрых чувств не вызовут. Но разве так относятся к ним подобные им люди? Подонок, мечтающий убить старых пенсионеров и ограбить их дом, пахнущий и ерзающий на сковороде мелкого страха, спасающийся в тени вечно надвинутого капюшона и невнятного бормотания, когда его спрашивают о личном мнении, поклоняется своим героям. Он уважает и восхищается старостой лагерного барака, его способностью шагать по трупам, быть жестоким и сильным. Он по-своему считает нравственным лагерный расклад, ибо видит здесь справедливость – слабые уничтожаются, а сильные торжествуют.

Я же предлагаю такую шкалу оценок, чтобы у нас не осталось искушения найти за терминами оправдание нашим делам. Вы ведь знаете, общество каждый раз находит формулировки, лозунги и объяснения, оправдания своим порокам.