Хамелеонша. Тайна короля

В какой-то момент, когда я почти задремала, мимо шатра словно бы скользнула тень, пошевелив полог. Может быть, кто-то из стражи? Я поднялась и сделала движение в сторону выхода.

– Куда вы? – удивленно позвала Алекто.

– Останьтесь здесь, я скоро вернусь.

Я вышла наружу, подняла повыше меховой ворот и двинулась в сторону деревьев. В лицо пахнуло холодом. От палаток расположившейся в стороне свиты доносился смех: там бренчала посуда, и весело трещал огонь.

Услышав шуршание, я опустила глаза. Вульпис тоже посмотрел на меня, словно вопрошая, что же там такое, за деревьями.

– Не знаю, – шепнула я.

Приблизившись к кромке леса, я отодвинула ветви и вгляделась в темноту. С веток посыпалась снежная крошка и упала Хрусту на нос.

Я сделала еще несколько шагов, когда впереди снова что-то мелькнуло. Где-то внутри свернулся в тугой узел жар – знак того, что Покровитель рода Морхольт рядом и услышит при надобности мой зов. Нужно будет лишь добраться до костра…

На этой мысли среди черных, будто вырезанных из обугленного пергамента, стволов нарисовался силуэт. Он застыл, и только волосы чуть раздувались от ветра… Меня тотчас перенесло на мост в саду, которого больше не существовало… Жар на дне моего существа сменился ледяной волной, поднявшейся с ног до головы. Я сделала было шаг назад, и снег звучно хрустнул под сапогом.

– Миледи?

Обернувшись, я наткнулась на стоящего позади Каутина.

– Что с вами? Почему вы здесь? – встревоженно спросил он. – Вам нехорошо?

Я снова обернулась к чаще, но там уже никого не было. Или не было изначально и все это лишь игра моего воображения?

– Все в порядке, я лишь вышла подышать воздухом – в шатре слишком душно. Ну что ты, право, как Хольга.

Каутин смущенно опустил голову. Он и правда иногда напоминал наседку и был чересчур ответственным для своих менее чем пятнадцати лет. Казалось, что глава семьи он: старший сын вел себя куда разумнее и ответственнее Рогира.

– Тогда я провожу вас обратно.

Я положила руку на предложенный локоть, и мы двинулись к шатру. Там Алекто уже весело болтала с менестрелем. Мужчина время от времени сопровождал слова аккордами, словно желая подчеркнуть те или иные мысли.

Когда мы вошли, она оборвала смех, поспешно приняв более сдержанный вид.

– Каутин! – Она поднялась навстречу. – Как твое первое дежурство?

Он снова чуть смутился и принялся делиться подробностями, постепенно воодушевляясь. Они уселись возле жаровни, и Алекто подала ему мяса с лепешками. Его рассказ звучал так, будто он говорил не о долгом глядении в темноту, а о сражении с полчищами чудищ.

Я поднялась и двинулась к уголку, где спал Эли. Похоже, его не пробудил бы не то что брат, но и все присягнувшие Рогиру воины, одновременно явившиеся рассказать о своем дежурстве.

– Я ухожу уже до утра, – бросила я.

Алекто, Каутин и менестрель поднялись, с почтением склонив головы.

Я повернулась к сыну, прежде чем задернуть штору:

– Проследи, чтобы Алекто легла вовремя.

– Да, миледи.

Кивнув, я дернула ткань, отгораживаясь от остальных.

Глава 4

На следующий день стало еще холоднее, хотя в том месте, куда мы ехали, должно было быть теплее, чем в наших краях.

Менестреля я выпроводила обратно на осла, в компанию к лекарю. Лишь позволила, по просьбе Алекто, его инструменту остаться в повозке. И теперь он изредка приглушенно бренчал струнами – словно скучая по хозяину, – когда она подскакивала на камнях.

– Миледи… – раздалось какое-то время спустя.

Я проследила взгляд Алекто. Он был прикован к вновь появившейся серой тени, мчавшейся наравне с повозкой вдоль леса.

– Вижу. Не будьте трусихой. Это всего лишь волк. И отодвиньтесь от окна, если не хотите играть с ним в гляделки.

Она послушно отпустила ткань, но оставшегося зазора хватало, чтобы видеть, что животное не отставало.

– Давайте лучше потренируемся.

Ее лицо расстроенно вытянулось.

– Но мы же в дороге…

– Дорога не означает, что мы должны пренебречь своим долгом и привычками.

Вздохнув, она подчинилась, но сегодня выходило еще хуже, чем обычно. У меня тоже не получалось сосредоточиться.

Наше занятие было прервано внезапно – снаружи раздался вой.

– Их уже двое! – воскликнула Алекто, выглянув наружу.

– Не отвлекайтесь.

Когда я выглянула спустя время, волков уже не было видно. Не появились они и через два часа, и через два дня, и я окончательно успокоилась.

Все случилось неожиданно – еще через два дня.

Нашу повозку тряхнуло, и мы остановились.

– Что там такое? – недовольно позвала я, выглядывая в окно. – Опять кто-то замерз?

– Что-то там неладно, миледи, – ответил сэр Вебрандт, подъезжая. – Впереди свалены бревна, перегораживают дорогу.

– Мы можем как-то их убрать или объехать?

– Дело не в этом, миледи. – Рыцарь хмурился, поглядывая по сторонам. – Дело в том, что…

Слова замерли у него на устах, потому что на краю леса показался какой-то оборванец.

– Кто это?

– Отодвиньтесь от окна, миледи. Быстро, – приказал он, выхватывая меч.

А потом раздалось дикое ржание, потому что другой, такой же оборванец, появился возле повозки и всадил животному нож в бок. Незнакомцы посыпались со всех сторон, окружая нас, такие же грязные и оборванные, как их товарищи.

Закричали рыцари, замелькали клинки, взвились на дыбы кони, мечась в панике.

– Что происходит? – испуганно прошептала Алекто.

– Сиди здесь. Сэр Вебрандт сейчас со всем разберется.

Но сэр Вебрандт был занят тем, что отбивался от трех оборванцев, один из которых схватил его коня под уздцы. Два других пытались выбить его из седла цепом и дубиной.

С их самодельным оружием, у нападающих не было бы ни единого шанса против рыцарей, но их оказалось в два раза больше.

– Кто они? – Алекто сидела белее мела.

– Разбойники.

Ее глаза широко распахнулись.

– Но… но…

– Тише, Алекто.

Я быстро думала.

Но единственной разумной мыслью было то, что мы выберемся, лишь если рыцари сумеют отбиться. Мысли метались, как руки кухарки, взбивающей масло.

– Мы могли бы вызвать Покро…

– Как вы предлагаете развести костер в повозке? – раздраженно перебила я, сама понимая, что вызов Покровителя решил бы сейчас нашу проблему.

Но явиться защитник рода Морхольт может лишь через огонь, а разжечь его на дороге посреди заснеженного леса не представлялось возможным.

Тут я увидела Каутина. Он что-то прокричал и направил коня в нашу сторону, но его сразу же перехватили двое нападавших. Каутин одним ударом свалил первого, но второму удалось подобраться к нему и потащить с седла…

Я быстро повернулась к Алекто и, сунув руку под сиденье, протянула ей кинжал.

– Держи. Сейчас ты побежишь к лесу и укроешься там. Если кто-то приблизится, бей не раздумывая.

Она вцепилась в рукоять до побелевших костяшек.

– А вы? – Ее била мелкая дрожь.

– Я сделаю то же самое.

Вот только второго кинжала у меня не было.

– Миледи…

– Живее, – распахнула дверцу я.

Глянув в последний раз, Алекто выпрыгнула наружу и бросилась к лесу, от которого нас отделяло около пятидесяти ярдов[5]. Подобрав подол, я покинула повозку следом за ней.

Наст ломался под подошвами, бок кололо от быстрого бега. В стороне Эли испуганно смотрел на разбойника, у которого каким-то чудом выбил дубину, и на которого теперь наставлял свой укороченный меч. Он получил его перед выездом и так им гордился… Я невольно замедлила бег.

В этот момент в меня и врезалось тело. Холодный удар о снег, и меня рванули за волосы.

– Куда это ты собралась?

Я попыталась ударить нападавшего, но мою руку перехватили и сжали так, что белый лес почернел.

С трудом я все же подняла голову. Перед глазами прыгал и дергался силуэт бегущей к лесу Алекто. Еще чуть-чуть… каких-то двадцать ярдов.

Она мельком обернулась на ходу и тут же споткнулась, увидев меня на снегу.

– Мама!

– Нет, Алекто! Беги!

Она явно разрывалась между приказом и порывом броситься ко мне и тут же оказалась перехвачена разбойником.

– Кто тут у нас? Гляньте, какая леди! – стиснул он ее щеки. Другой рукой обхватил поперек туловища.

Алекто пыталась отвернуть лицо.

– Убери руки!

– Побрыкайся мне еще! – тряхнул он ее.

В ответ Алекто попыталась его лягнуть. Меня охватила настоящая паника. Я с ужасом смотрела на то, как Алекто бьется, но и ее пыл быстро заканчивался.

Она металась глазами по дороге, перебегая от распростертых на земле тел к отступающим под ударами дубин и кольев рыцарям и лужам крови на снегу.

Я попыталась подняться, но меня тут же придавили обратно. Алекто снова дернулась.

– Я же сказала: убери руки!

Мелькнула сталь, и разбойник взвыл, зажимая раненую кинжалом щеку.

– Ах ты…

Он замахнулся, и тут вдруг Алекто странно изогнулась. Клинок выпал из скрючившихся пальцев.

Оборванец с удивлением посмотрел на нее, потом на свою руку, будто сомневаясь в том, успел он ее ударить или нет.

– Эй, я ее не тронул! Припадочная что ли?

Глаза у Алекто закатились. Тут в стороне завыли, и разбойник обернулся на звук.

– Какого…

Его прервала огромная, метнувшаяся к нему из чащи, тень. Миг, и он оказался буквально смят прыгнувшим на него волком. Вопль захлебнулся в бульканье, когда в шею вцепились зубы.

Теперь Алекто стояла на носках, так, будто что-то ее держало, почти приподнимая над землей. Руки разведены в стороны, грудь неестественно вывернута кверху, глаза закатились. Лицо было белее снега в обрамлении развевающихся рыже-алых волос.

Точно так же, как недавно из чащи высыпали разбойники, из нее теперь выскакивали серые тени. Дорога заполнилась криками пытавшихся убежать разбойников. Их настигали так же быстро и бесшумно, как первого.

Один из волков пронесся надо мной, и придавливающее меня тело исчезло. Я с трудом оперлась на снег и поднялась. Поле, полное мечущихся людей, ходило из стороны в сторону.

Алекто по-прежнему стояла на носках. Когда раздался последний крик, словно оборвались удерживающие ее в таком положении нити, и она рухнула в снег. Красные волосы расправились на белом насте.

Я тут же бросилась к ней, не чувствуя онемевших ног. Тот волк, что выскочил из чащи первым, подошел к ней, лизнул в щеку, а потом отвернулся и потрусил к чаще. Вскоре он скрылся за деревьями. Словно по сигналу, остальные последовали за ним.

Я упала рядом с Алекто, схватила ее за плечи и принялась трясти, хлопать по щекам.

Ее глаза оставались закатившимися, а дыхание было таким слабым, что удалось уловить его, лишь прижавшись ухом к груди.

– Миледи, что с ней? – подбежал ко мне Каутин.

– Глубокий обморок. Помоги мне. Нужно добраться до ближайшего постоялого двора.

Каутин подхватил Алекто на руки и двинулся к повозке. Тут и там раздавались стоны рыцарей. Трое были убиты, еще пятеро ранены. Стонов разбойников слышно не было: все они остались на лесной дороге – после встречи с волками не выжил никто. Зато ни одного рыцаря свиты они не тронули.

Лекарь и менестрель лежали в стороне. Сперва я подумала, что и они мертвы, но грудь музыканта, к которой он прижимал виелу, то ли защищаясь ею, то ли – что скорее, – защищая ее, как самое дорогое, чуть шевелилась. А лекарь, судя по отсутствию крови, похоже, просто был в глубоком обмороке.

Каутин устроил Алекто в повозке, и я принялась тереть ее сжатые пальцы, пытаясь расправить их и отогреть. Они были ледяными и какими-то неожиданно маленькими. Глаза у нее были уже просто прикрыты, и можно было подумать, что она спит.

К повозке, приволакивая ногу, приблизился сэр Вебрандт.

– Миледи, нужно похоронить убитых, а к вечеру или завтра мы сможем продолжить путь. – Левую руку он придерживал правой.

– Нет. Отправляемся немедленно. Убитых и тяжелораненых оставить.

– Но…

– Я сказала: немедленно! – резко повернулась я.

Он глянул на лежащую неподвижно Алекто и поклонился.

– Да, миледи.

Устроив раненых под деревьями и снабдив их запасом провизии, воды и того, что нужно для разведения костра, мы продолжили путь. Все это время Алекто не приходила в себя. Каутин то и дело подъезжал к окну, чтобы справиться о ее состоянии.

В один из таких разов я заметила, что у него на плече кровь.

– Что это у тебя? Ты ранен?

– Ничего особенного, миледи.

– Лекарь позаботится о твоем «ничего особенного» во время остановки.

К вечеру мы добрались до постоялого двора в деревне. Рану Каутина промыли – к счастью, она оказалась неглубокой, – а Алекто уложили наверху. Закопанная под одеялами, она стала дышать глубже и ровнее.

– Я могу быть еще чем-то полезен, миледи?

– Нет, Каутин. Ступай.

– Когда она очнется…

– Я тебя позову.

Он помедлил и, поклонившись, вышел.

Я взяла руку Алекто в свою. Пальцы уже потеплели. Потянувшись, я отвела упавшие ей на лоб волосы – вольность, которую ни одна из нас не позволила бы себе, будь она в сознании. За спиной загудел громче очаг, словно напоминая о себе.

Поднявшись, я приблизилась к нему. Не взглянув на оставленный на углях на тагане[6] горшок, где в густом соусе колыхались жирные куски дешевого мяса, я приложила ладонь к колпаку и прикрыла глаза. Казалось, что-то во мне соединилось с пламенем. Оно взвилось, на миг ослепив, зашуршали угли, и на меня уставились два огромных, вылепленных из огня, глаза с вертикальными зрачками.

Я посмотрела в ответ.

– Нужно позаботиться об убитых.

Огонь сместился, как если бы Покровитель склонил голову набок. Пламенный язык лизнул воздух в знак согласия.

Комната закружилась, хотя я знала, что это закружилось внутри меня, и в лицо дохнуло холодом зимнего леса, где с деревьев тихо осыпался снег. Три оставшиеся на земле тела вздрогнули, словно пытались приподняться, и в тот же миг развеялись пеплом. Быть может, они и их родственники предпочли бы традиционный обряд, но это самое большее, что я могла для них сделать.

Следом жар потек туда, где были люди и раненый конь. Я почти ощутила страх пятерых раненых, жмущихся друг к дружке и пытающихся поддержать тощий огонь, который им все-таки удалось развести. Они согревались горячим вином и оставленными припасами, но я ощущала, как у одного из них болезнь шкворчит в горле, подбираясь к груди, и как ноют у остальных раны, оставленные кольями и цепами.

Пламя пронеслось по жилам быстрее, чем они успели это понять. Выжгло болезнь у первого и заколыхалось островками жидкого огня в ранах остальных. Несколько вскриков, стиснутые зубы и впившиеся в землю пальцы, и огонь отступил, оставив заживленные участки.

– Теперь к госпоже, – выдохнуло пламя. Конь, от раны в боку которого ничего не осталось, заржал, и пятеро мужчин – я ощутила это вместе с ними – почувствовали, что могут и должны нагнать нас.

Я устало привалилась ладонью к стенке очага.

– Спасибо.

Два глаза напротив медленно моргнули.

– А Алекто… она… – подняла голову я.

– Да.

– Но она Морхольт!

– Лишь наполовину, и ты это знаешь.

– Получается, что сегодня была…

– Инициация. Но не твоего рода. А рода ее истинного отца.

– Нет, этого не может быть… я не верю!

Пламя молчало, ибо такие дела Покровителей не касались.

– Благодарю тебя, Древний, – поклонилась я. – И ты мог бы… показать?

– Не сегодня. Ты знаешь, что нарушаешь правило. И быть может, время таких показов истекло, ведь совсем скоро ты встретишься с его сыном.

Я сжала пальцы.

– Не прошло!

– Рожденный в огне прощается с дщерью многоликих, – прошуршало пламя, и в комнате стало ощутимо холоднее, а огонь в очаге снова стал лишь обычным пламенем.

Я вытерла со лба пот, который почему-то был холодным.

– Миледи?

Алекто, приподнявшись на локтях, смотрела на меня.

– Что случилось? – Она растерянно озиралась вокруг. Остановила взгляд на одеялах, которыми была прикрыта, на наших брошенных впопыхах на пол вещах.

– Нет, лежите, – остановила ее я, когда она попыталась спустить ноги на пол. – Вам нужно отдыхать, чтобы восстановить силы.

Она послушно легла обратно, и я, сев на краю кровати, поправила одеяло.

– Как… что со мной произошло?

– Ты испугалась разбойников и упала в обморок. Он мог перейти в болезнь, но теперь все будет хорошо.

– А те люди?

– С ними покончено.

– Но… как?

– Сэр Вебрандт знает свое дело.

Алекто с облегчением выдохнула и прикрыла глаза.

– Ты голодна?

Она чуть кивнула и тут же сморщила нос, покосившись на очаг, где в загустевшем соусе уже пригорало мясо.

– Я распоряжусь, чтобы принесли просто хлеба с сыром и эля, – кивнула я, поднимаясь.

Толкнув дверь, я ощутила, как ее подпирает снаружи что-то тяжелое. Это оказался Каутин, спавший, привалившись к ней спиной.

– А хотя знаешь, – снова притворила створку я, – обойдемся своими запасами.

Вынув горшок со здешним ужином из очага и отставив его, я достала из котомки сушеное мясо и бурдюк. Налив в кружку меда, поставила ее на угли. Вскоре по комнате поплыл аромат пряностей.

Когда питье прогрелось, я обернула ручку кружки тряпкой, приблизилась к Алекто и протянула ее. Она неловко приняла ее и прикусила мясо, задумчиво глядя в окно. Лоб слегка хмурился, как если бы она пыталась что-то осознать.

– Вы, верно, замерзли и тоже хотите есть, – спохватилась она и протянула мне кружку так же неловко, как я недавно ей.

Следом пододвинула полотняный мешочек с мясом. Я отхлебнула напиток и вернула Алекто. Внутри начало растекаться тепло, расслабляя, и я вдруг заметила, как устала. Теперь словно что-то разжалось, и сразу же захотелось спать. Веки начали закрываться. Пожевав мяса, я знаком отказалась от добавки и поднялась, пробормотав:

– Пожалуй, мне тоже пора отдохнуть.

В эту ночь я устроилась на другой половине постели, чувствуя себя странно от того, как прошел этот вечер с Алекто. Подобного не было никогда прежде. Кажется, и она ощущала от этого растерянность.

Наконец, мысли начали мешаться, и на границе сна и яви мелькнули золотистые волосы, вспыхнули белые глаза.

– Я тебе ее не отдам, – прошептала я, прежде чем провалиться в сон.

Глава 5

Мы провели на постоялом дворе еще двое суток, пока Алекто окончательно не оправилась. Люди продолжали путь хмурые. Случившееся, как я и распорядилась, не обсуждали, но порой я ловила на лицах задумчивые выражения или перехватывала взгляды, которые они обращали друг на друга или на Алекто. Пять раненых рыцарей – уже не раненых – нагнали нас. Они помнили лишь, что почувствовали себя значительно лучше и смогли сделать это. Однако их почти затянувшиеся раны вызывали у товарищей не радость, а вопросы.

– Миледи, – раздался голос Алекто, и я опустила занавеску, прикрывавшую окно повозки. – Вы сказали, что сэр Вебрандт расправился с теми людьми… – Она поежилась, но продолжила: – Но как? Ведь последнее, что я помню, – это то, как нас окружили, и тех людей было гораздо больше, а мы явно отступали.

– Волки… – подал голос менестрель, и я метнула в него такой взгляд, что он поперхнулся.

Даже струны виелы звякнули, словно сжавшись от страха.

– Опыт, – повернулась я к Алекто. – У сэра Вебрандта есть опыт в подобных делах.

Она снова приподняла занавеску и посмотрела на скакавшего неподалеку рыцаря, оставившего дома четырех дочерей и, быть может, сейчас размышлявшего, не ждет ли оставшаяся дома в тягости супруга пятым долгожданного сына.

– А что вы имели в виду, говоря о волках? – посмотрела она на менестреля. – Те, что нас преследовали, ведь уже давно не показываются…

Мужчина покосился на меня. Я ответила холодным выражением. Я сделала все возможное, чтобы разъединить в сознании людей нападение волков и приступ Алекто, но не была уверена, что запрет на обсуждение случившегося сумел с этим справиться.

– Я имел в виду песню о волках, миледи, – прокашлялся он. – Хотите исполню? Через два куплета Алекто его остановила. Песня явно была состряпана на ходу и не отличалась ни благозвучием, ни складностью.

– А что имели в виду рыцари свиты на привале, говоря о «тварях», унесших души разбойников, и…

– Прекрати, Алекто!

Она сверкнула глазами.

– Кажется, я не спросила ничего особенного.

– Ты докучаешь своими вопросами.

– Их было всего три. И сегодня вас все приводит в раздражение. А еще…

Внезапно раздалось шипение. Все мы посмотрели на вульписа, который прыгнул мне на колени и теперь, вздыбив шерсть, скалился на Алекто.

Она потянулась было к нему, но Хруст щелкнул зубами, и Алекто отдернула пальцы.

– Значит, и ты теперь против меня! – выдвинула челюсть она, и в полутьме повозки ее глаза словно бы стали наливаться белизной. Где-то на дереве заухал филин. Сердце у меня кольнуло.

– Успокойтесь, Алекто, – накрыла я ее ладонь своей, но она выдернула руку и отвернулась к окну.

– Ну и ладно! Если всем вам хочется быть против меня, пусть так и будет!

– Никто здесь не против тебя.

Она не ответила, я же с напряжением вглядывалась в ее лицо. Глаза теперь снова были, как обычно, карие. Ну конечно же, карие! Какими им еще быть? Покровитель ошибся. Это была не инициация. Если мы продолжим упорно тренироваться, то очень скоро Алекто полноценно перекинется, и я с полным правом вручу ей талисман-покровитель рода Морхольт на пиру в честь этого события.

Тут в повозку влетел снежок, разбившись о стену и осыпав всех нас.

– Эй вы, там!

– Ну, я тебе покажу! – погрозила Алекто кулаком скакавшему неподалеку и посмеивающемуся Каутину.

Собрав снег с оконного проема, она отомстила ему ответным снежком, но Каутин легко уклонился и, пришпорив коня, скрылся из виду.

К вечеру, когда мы были на привале, прилетел голубь от Рогира. Мы не стали сообщать ему о случившемся, чтоб не беспокоить. Он говорил, что чувствует себя лучше, но для скорейшего выздоровления лекарь прописал не разбавлять вино водой, причем отдавать предпочтение сортам с острова Сиетэ, славящимся своими свойствами (и дороговизной, мысленно отметила я), и употреблять жирное мясо. А в наших владениях, как назло, закончились кабаны, и он просит прислать с ответным голубем мой приказ нашему вассалу открыть для него охотничьи угодья. Да и его пурпуэн имел несчастье напороться на сук во время прогулки (то есть преследования косули, конечно же, как я понимала), а потом еще и промокнуть под дождем, превратившись в поникшие лохмотья, поэтому требуется распоряжение для нашего управляющего достать из кладовых новых отрезов шелка.

– Скажи господину, – повернулась я к лекарю, исполнявшему обязанности походного писца и щурившемуся сейчас в свете костра, – что наши вина ничем не хуже вин с острова Сиетэ, в которые, как я слышала, примешивают дурман для улучшения его покупательных свойств. Наш вассал должен поднимать на ноги шестерых детей, больную жену и мать, а охотничий костюм из шерсти послужит отличной заменой пурпуэну из шелка, к тому же не промокнет под дождем и сохранит тепло, а я очень пекусь о здоровье моего супруга. Что до мяса, солонина из наших погребов в последний раз помогла Каутину быстрее оправиться от простуды.

Запечатав письмо, я снова протянула его лекарю с тем, чтобы он привязал его к ответной птице, но тут к нам подбежала Алекто.

– Это от отца? – Запыхавшись, она остановилась рядом.

Пожевав губу, я неохотно кивнула.

– Тогда передайте ему еще это, – протянула она сложенный вчетверо клочок пергамента.

Я повертела послание. Записка была очевидно тяжелей, чем весил бы просто пергамент, и под пальцами угадывался контур монеты, размерами и формой совпадавшей с золотой. Той самой, что Алекто подарили на последний день рождения.

– Алекто, вы хотите, чтобы птица не долетела до замка?

– Я лишь хочу засвидетельствовать отцу свое почтение и пожелать скорейшего выздоровления. – Ее лицо было непроницаемо.

– Что ж, вышлите двух птиц, – кивнула я к лекарю и, отвернувшись, двинулась обратно к шатру.

* * *

Алекто подсела к Каутину, строгавшему палку перед костром.

– Как ты? – Он кинул на нее быстрый взгляд и продолжил обтачивать кончик с таким усердием, что он вошел бы в бок дичи, как игла в мягкий шелк.

Алекто пожала плечами и подхватила другую палку. Провела рукой, счищая снег, и сунула ее в костер. От палки повалил дым.

– Слабости почти нет.

Каутин кивнул, как если бы принял к сведению, и придирчиво оглядел заостренный с двух сторон сук, прежде чем с легким поклоном отдать его кухарке. Та приняла его тоже с поклоном – более глубоким, – уже явно раздумывая над тем, как нанижет на него ужин, жариться над костром.

Алекто откинула сырую палку, которая все не желала зажигаться, и протянула к огню пальцы.