Веслом по разным местам

Александр Данковский

Веслом по разным местам

«Мадам, а вас никогда не били веслом по…»

Из старого дурацкого анекдота

Краткое предисловие

Я написал это пять лет назад – тогда наш мир был другим. Например, тогда Северский Донец представлялся мирной спокойной речкой. Это теперь он стал линией разделения… Но менять я ничего не стал: роман есть роман, начнешь переделывать – не остановишься, и не факт, что получится лучше, чем было. Герои в нем такие, какими родились, со всеми своими хорошими и не очень чертами.

Да, никакой реки Склочь в Украине нет, это вымысел, как и другие географические названия в тексте. Вот байдарки «Таймень» в самом деле существуют, и автору немало довелось на них походить. Словом, многие технические подробности в тексте достоверны. Но, конечно, не все – иначе это была бы документальная книга, а не фантастика. Впрочем, я уже сам сомневаюсь, что там правда, а что вымысел.

А. Данковский

Папенькин сынок

Едва я поднес трубку к уху, как из динамика ухнуло:

– Ромк, есть дело!

Ну вот, так всегда. В этом весь Витька – ни тебе «здрасьте», ни «как дела», ни даже традиционного «а можешь сейчас говорить?». А уж его манера представляться, вернее, не представляться… Вдруг у меня его номер не определяется?

– У кого? – невинно поинтересовался я.

– Что «у кого»?

Кажется, мне удалось сбить его с толку. Уже хлеб.

– У кого есть дело? – приятно все-таки иногда прикинуться идиотом, чем я и занимаюсь с большим удовольствием.

– Ну, у меня.

– Так это не новость.

– Чего не новость?

– Для меня не новость, что у тебя есть дело, – теперь я говорил противно-вежливым тоном, как препод, в пятый раз объясняющий тупому студиозусу закон Ома для участка цепи. – Ты ж у нас бизнесмен. А «бизнес» в переводе с так и не выученного тобой английского языка – «дело». Если у тебя до сих пор есть бизнес, стало быть, и дело есть. Значит, ты не прогорел. Мои поздравления. Я рад за тебя – по крайней мере, в этот исторический период.

– Да ну тя в баню.

– Спасибо, я там недавно был. Очень полезная процедура, зря не ходишь. Могу порекомендовать, куда именно.

– Короче, заходи, есть разговор и кое-что к разговору.

– Вот это другое дело. И другой бизнес.

Витька чем хорош? Его больше чем на пару минут не собьешь. И ежели ему чего от кого-нибудь надо, он не слезет. Тем же он и плох.

Ладно, работы все равно нету, а Витькин, с позволения сказать, офис от моего места приложения усилий лежит всего в паре остановок на древнем троллейбусе или более современной, хотя и более дорогой маршрутке.

Я глянул в окно. Солнышко сияет, лужи подсыхают, птички исступленно завывают. Можно прогулять часть рабочего дня и прогуляться, причем пешочком. Ибо слушать птичек приятнее, чем дребезг старых троллейбусных костей.

– Шеф, я выскочу на полчаса, – крикнул я, проходя мимо приоткрытой двери начальничьего кабинета.

– Знаю я твои полчаса, – беззлобно ответствовал шеф. – Ладно, иди уж.

А чего ему? Сам сидит, бездельем мается. Даже дураков по экрану гонять перестал – наигрался за две недели. А если вдруг (ну, случаются же чудеса) появится срочный заказ и нужно будет, задрав штаны, бежать к очередному клиенту и объяснять ему, как пользоваться нашей немудрящей софтиной, то всегда можно будет затянуть на моем горлышке тугую петлю вездесущей мобильной связи.

И я пошел, наслаждаясь пейзажем и стараясь не думать о том, что подобное безделье на рабочем месте сулит пустоту в кошельке. Хотя червячок и сосал потихоньку внутренности.

* * *

– Привет, Ромка!

На меня уставились хитрющие глаза поверх щегольской черной бородищи, буйной, но ухоженной, из-под краешков которой выглядывали румяные, просто-таки пышущие здоровьем Витькины щеки.

– И тебе здравствовать, пан украинец во втором поколении.

– Сам такой.

Обменялись рукопожатием.

Мы знакомы уже лет, наверное, тридцать. Еще наши родители дружили в глубоко советские времена. И Витькин папа в своем кругу интелей-вольнодумцев хвастался совершенно невероятным паспортом, полученным уж совсем неведомо какими правдами и неправдами. Для тех, кто помоложе, напомню – в советском «серпастом и молоткастом» присутствовала пресловутая пятая графа: «национальность». Так вот, в документе фигурировало «Сергей Исаакович Розенкнопп, украинец». Что служило основанием для невероятного количества баек и шуток. Розенкнопп-старший был личностью незаурядной, чрезвычайно языкастой и склонной шокировать окружающих интеллигентов (что, возможно, и уберегло его от обидного прозвища «Кнопка»). Мог выдать, например, за именинным столом:

– Ну, беру я это говно…

– Сережа… – укоризненно прерывала его какая-нибудь дама бальзаковского возраста, вся такая интеллигентная и утонченная, что спасу нет.

– Пардон, мадам, беру я эти фекальные массы…

Витька уродился в папашу – такой же неуемный, безбашенный и говорливый. А как бороду отпустил – стал ну просто копией предка, так что мне приходилось следить за собой, чтоб не назвать его «дядей Сережей». Детские воспоминания – они такие, привязчивые и прилипчивые.

Молодость Сергея Исааковича прошла «под солнцем сталинской конституции», так что большинство своих талантов он расточал на капустники, турпоходы, изготовление домашних напитков из ворованного медицинского спирта и честно добытых апельсиновых корочек, на переделку радиоприемников, чтоб ловили «голоса», и на прочую сравнительно безвредную самодеятельность. И хотя он считался вольнодумцем, в никаких серьезных диссидентских делах не участвовал. Разве что анекдоты травил про «дорогого Леонида Ильича». Впрочем, про Абрама и Сару тоже травил. И про Василий Иваныча и Петьку. Но за это тогда уже не сажали.

Виктору Сергеевичу повезло больше – Союз распался, когда ему было около двадцати, и он со всем пылом молодости и национальной горячностью кинулся осваивать свободную экономику и дикий рынок. Торговал всем подряд, от турецких трусов до французского медицинского оборудования сомнительной современности. Мотался то в Польшу, то в Израиль, то в Штаты. Прогорал бессчетное количество раз. Чудом избежал тюрьмы. Причем, нимало не стесняясь, рассказывал об этом всем желающим, неизменно добавляя, что всякое чудо должно быть хорошо оплачено. Промотал родительскую квартирку в сталинском доме, чем едва не довел стариков до инфаркта (они, дабы сыночке было удобнее, к тому времени переселились в малогабаритную хрущевку – и тут такой реприманд). Влез в долевое участие в строительстве шикарной новостройки, хотя компания ее возводила более чем мутная – и сумел-таки получить там две квартиры, в одну из которых перевез предков, а в другую вселился сам. Следующий проект той же компании стал всенародно известен, ибо она благополучно кинула дольщиков – но Витька-то в число пострадавших не попал! В промежутках между этими перипетиями он успел жениться, развестись, снова жениться и снова развестись – и не растерять оптимизма.

Теперь нам с ним под сорок. «Почти восемьдесят на двоих», как пошутил, кажется, я (он уверяет, что он) на какой-то вечеринке. Пора бы остепениться. А его время от времени швыряет в очередные авантюры. Так что его «есть дело» меня вовсе не радует. Пугает, скорее. Я к нему зашел, зная, что плохого коньяка Витька не пьет. Либо хороший, либо, ввиду отсутствия такового, приличную водочку. Но, вот если он попросит взаймы «немного, тысяч десять зелени» – пошлю подальше, не взирая на количество звездочек на этикетке. Ибо Витя мне до сих пор «торчит»… Не будем уточнять, сколько именно.

Правда, пару раз не без его участия мне удавалось заработать вполне достойные деньги – так что я о том долге помалкиваю. Но он же меня пару раз подписал на «шабашки», после которых приходилось уносить ноги и отсиживаться на тестевой даче по три месяца, отключив мобильный и претворяясь глухонемым таджиком. Так что фиг его знает, что будет, если подвести «итого» под финансовой составляющей наших отношений.

– Коньяк будешь?

– А то!

Что-то он сегодня непривычно тих. Обычно после такого обмена репликами Витя выдавал что-нибудь из папиного репертуара. «Из полей доносится «Налей»», например. Или ««Всегда готов», закричали пьяные пионеры, увидев бутылку в руках вожатого». Издавать эти вопли обычай предписывал диким басом, зычно и с хохотом, чтоб на всем этаже завидовали. А тут Витька молча нырнул под письменный стол (антикварный, дубовый, из «сталинского» папиного жилища, этот предмет мебели кочевал за хозяином из офиса в офис, на горе грузчикам, и мог, по-моему, выдержать прямое попадание авиабомбы), выволок из подстольных недр бутылку и воровато оглянулся на дверь. Не входную, а ведущую в глубину офиса, который в не столь уж далеком прошлом представлял собой обычную и не слишком удобную квартирку о двух комнатах, одна из которой была проходная. В ней мы сейчас и сидели. Во второй, насколько я знал, Виктор держал гроссбухи, над которыми колдовали хорошенькие бухгалтерши, то и дело сменявшиеся. Я, честно говоря, так и не понял, то ли они надоедали своему боссу и он их рассчитывал, то ли сами сбегали, поняв, что от такой бухгалтерии и сам изобретатель двойной записи Лука Паччоли дернул бы, как черт от ладана. По первому незаконченному Витька был биохимиком – и «химичил» так, что даже бывалые люди за головы хватались и советовали ему перестать лихачить, ибо за уклонение от уплаты в особо крупных дают до пяти лет. Но тому все с рук сходило.

А сейчас-то что происходит? В бухгалтерской комнатушке новая любовница, которой он стесняется? Или там окопался грозный проверяющий с калькулятором наперевес? В любом случае, я-то зачем при таком раскладе? Стоп, уж не сидят ли там какие-нибудь мальчики с бритыми головами и набитыми кулаками? И, соответственно, не нужен ли я Витеньке в качестве группы огневой поддержки? Так я не согласен. Да, выгляжу внушительно – рост сто восемьдесят пять, вес девяносто два, хотя из них килограммов шесть лишних. Да, по молодости лет пришлось разок отмазывать Розенкноппа-младшего от нехороших ребят и даже одному из них вправлять мозги. Я тогда занимался годзю-рю, и хотя ни разу не считал себя крутым мастером боевых искусств, имеющихся навыков хватило. Я даже удивился, насколько эффективным против рядового гопника оказалось банальное ой-цки.[1] Но, как сказал поэт, «Онегин, я тогда моложе и лучше качеством была». Сейчас на роль бодигарда не гожусь совсем.

– Вить, кто у тебя там? – вполголоса, но очень значительным тоном спросил я, наклоняясь над необъятной, как футбольное поле, столешницей, вытертая зеленая замша которой давным-давно просилась на свалку.

– Где? – его желтые глаза светились такой честностью, что тут же хотелось проверить содержимое собственных карманов.

– Где-где… У тебя на бороде, – ответил я детсадовской присказкой, чтоб не использовать другую рифму. Собеседник непроизвольно попытался ощупать означенный волосяной покров, но вовремя отдернул руку. – В комнатке той, где обычно заседает Галочка. Или Инночка? Или Верочка – я уже запутался в твоих главбушках.

– А, вон ты про что. Там эти… Твои клиентки.

– Хто?

Я не подавился коньяком только потому, что предусмотрительно поставил рюмку на стол, прежде чем задать вопрос.

– Ну, вернее, один клиент и одна клиентка. Пока фотки смотрят, видео.

– Какое видео?!

– Ну, где мы с тобой на Южном Буге зажигаем.

– Так.

Я встал так резко, что бедный офисный стул шарахнулся из-под моей попы, как ошпаренная кошка, и полетел по щербатому паркету, гремя пластиковыми колесиками. Очень хотелось долбануть кулаком по зеленой замше, но пострадал бы не стол, а кулак, так что пришлось сдержаться.

– Виктор Сергеевич, по-моему, мы этот вопрос с тобой уже не раз обсуждали. И я тебе сказал…

– … свое твердое, решительное «может быть», – перебил меня Витька, косясь на мою рюмку. Свою он уже опрокинул и, кажется, хотел задобрить меня, налив по второй. Но я-то не выпил еще и по первой.

– Вить, не начинай…

– Почему? – и снова желтые честные-пречестные глаза смотрят на меня с детской обидой и недоумением.

– Потому что я не желаю хобби превращать в источник заработка. Хобби – это для души, для отдыха, а не для работы, ясно?

– Ну, так и отдохни! Все равно в вашей лавке заказов до сентября не прибавится, уж можешь мне поверить. Рынки все на пузе лежат и до осени точно не поднимутся.

Тут он, увы, прав. Почуяв своим роскошным розенкнопповским носом мою слабину, Виктор усилил нажим:

– Ты ж уже пробовал, опыт есть.

– Негативный.

– Да ладно тебе. Все ведь хорошо кончилось, благодарили даже потом…

– Ага. Вот именно, что «потом».

Так. Думаю, пора сделать легкий перерыв и пояснить, из-за чего я завелся.

Родители наши, то есть мои и Виктора, сдружились на основании общей любви к туризму. В молодости – горному, позже, обзаведясь потомством – к байдарочному. Ведь в лодку, в отличие от рюкзака, можно было посадить отпрыска лет пяти-семи и кататься в свое удовольствие по просторам тогда еще единого и могучего, любуясь красотами природы и не слишком напрягаясь физически. Просторов хватало, да и красот, в общем, тоже. Южный Урал – это нечто! До сих пор вспоминаю тамошние желто-серые скалы с пещерами, леса, где грибов было едва ли не больше, чем деревьев, озера с водой плюс четыре по Цельсию и огромного, как бревно, краснохвостого тайменя, вытащенного при мне на спиннинг. В байдарочном походе мы с Витькой и познакомились еще совсем пацанами. Лет по восемь нам было. Не вполне понимая любовь родителей к такому странному времяпрепровождению (рулить байдаркой, особенно идущей по умеренно каменистой речке, интересно, хотя порой страшновато, а сидеть в ней несмышленым пассажиром, созерцая однообразные, в общем, хоть и живописные берега ребенку наскучивает), мы развлекались как могли. Играли на привалах в подкидного дурака, благо, родители не считали карты чем-то порочным. Учились рубить дрова (мне тогда попало от его папаши за то, что рубил я на земле, а в ней были камушки, здорово попортившие свежезаточенный топор). Пускали по воде большие лопухи и листья еще какого-то растения, пожестче, чтобы швырять в них камнями. Это якобы были вражеские корабли, а мы, соответственно, «наши» командиры береговой артиллерии. Причем особым шиком считалось не просто попасть в лист, а утопить его, прижав камнем ко дну, пробить дыру, а лучше – разорвать пополам парой-тройкой мощных попаданий. Брызги летели во все стороны, в том числе на наши одежки. За что доставалось обоим. На том и сошлись.

Позже судьба нас развела (не в смысле «обманула», а так, как в старой песне), но, как ни странно, любовь к водным походам я пронес через бестолковые восьмидесятые, мрачные девяностые и дотащил до двухтысячных, определение к которым еще предстоит подобрать.

Витька же, позанимавшись, как уже было сказано, самыми разными видами бизнеса, однажды решил организовать бюро путешествий. И не простых, а экстремальных – со сплавом по порогам, с катанием на горных лыжах по склонам ближайших к городу оврагов, с походами по диким лесам, где в чаще рычали бы тигры и выли волки (посредством магнитофонной записи).

«Ты пойми, говорил он мне, офисный планктон жаждет острых ощущений и готов за них платить. Те, кто побогаче, едут кататься по Замбези на рафтах или ловить крокодилов на удочку в Таиланде. Но это боссы. А мы будем работать на их подчиненных. Опять же, на патриотизм – дескать, и в наших палестинах есть на что посмотреть и от чего повизжать».

А моя скромная персона была ему нужна в качестве экскурсовода, гида, проводника – в общем, организатора «за все». Ибо Витенька к тому времени отъел себе пузо и задницу, так что в байдарку, глядишь, и не поместился бы. Да и бросать все свои многочисленные бизнес-начинания, дабы ехать в места дикие, то есть, свободные от мобильной связи, никак не мог.

Я отказался участвовать в столь рискованном начинании. Ибо если кто-то из офисного планктона по пьяни утонет или грибами траванется, отвечать придется мне. Витька настаивал. Я снова отказался. Он назвал сумму, которую некая фирма уже заплатила за однодневный выездной корпоративчик. И предложил мне от нее половину. М-да. Это была стоимость хорошего ноутбука. Даже очень хорошего. И заработать ее можно было за день. За одну-единственную июньскую субботу, потраченную на не слишком напряжную деятельность. В конце концов, природа, погода, то-се…

Уговорил, короче, упирая на «то-се».

Первый выезд оказался на удивление сладким. Как честный человек, я провел на фирме инструктаж, строго-настрого велев девушкам (а большинство потенциальных участников будущего выезда составляли именно девушки, причем все больше молодые и симпатичные) не являться на мероприятие в мини-юбках и босоножках на шпильках. Рассказал о вреде пьянства во время такого рода акций, чем вызвал легкое непонимание в мужской части коллектива. Даже посоветовал, где в наше время можно купить китайские кеды и не менее китайские джинсы – были граждане (причем обего полу), у которых, кроме модельных туфель и фирменных шмоток от кутюр, даже одежды-то подходящей не имелось. Обеспечил коротенький маршрут с достаточно чистыми пляжами, суда с веслами, костер с дымом и комарами и мазилку от последних. Молодые люди рисовались перед прекрасным полом, неумело расчленяя трупы молоденьких сосенок на дрова. Девушки в знак благодарности щеголяли более чем откровенными купальниками («фасон три веревочки», как выразился один товарищ в подпитии), резали салатики и оглушительно визжали во время купания. Ибо вода была еще холодна, а парни, наоборот, горячи. В общем, по классике, «усталые, но довольные» все вернулись в город целыми, невредимыми, выгулянными, нашашлыченными и слегка обгоревшими на коварном солнышке. Обещали повторить мероприятие в скором времени. Обяцянка, как известно, цяцянка, повторять никто не стал, но ноутом я обзавелся.

Второй выезд был менее денежным – катать пришлось неких скаутов (или как там теперь зовутся пионеры?), а на детях много не заработаешь. Во всяком случае, так мне Витька заявил, а перепроверять его бухгалтерию я не стал, да и кто б мне дал-то? Подростки двенадцати-четырнадцати лет – та еще публика. Каждый мнит себя взрослым, а ветер в голове такой, что свист и гул слышен за полсотни шагов. Кое на кого из пацанов по ходу пьесы пришлось наорать, когда они задумали с моста прыгать. Между прочим, под ним были остатки мостика-предшественника, и напороться на сваю со ржавыми гвоздями эти умники могли как два байта отослать. Одна деваха чуть не утонула, когда нырнула в незнакомом месте, зацепилась ногой за скользкую от тины корягу и принялась орать прямо в воде. Решила, дура, что на нее напал осьминог. Меньше надо всяких «ужосов» по видео смотреть и лучше биологию учить. Какие, к лешему, вернее, к водяному, осьминоги в украинских реках?! Но в целом все обошлось. Хотя и дал я себе зарок больше с тинейджерами дела не иметь.

А вот выезд номер три…

Во-первых, он был с ночевкой. Это уже должно было меня насторожить. Одно дело – поход выходного дня, когда к вечеру клиент, пусть даже в дрезину пьяный, посредством специально вызванного автобуса оказывается дома. Дальше, как говорится, его проблемы. И другое – когда толпу сотрудников одной компании со всеми их внутрифирменными дрязгами, симпатиями, антипатиями, фобиями, комплексами и застарелым алкоголизмом надо на ночь распихать по палаткам после трудового дня и нетрудовых возлияний.

Во-вторых, во главе выгуливаемой лавки стоял очень специфический босс. Из тех, для кого существует единственный авторитет – он сам. Звали его, как сейчас помню, Алексей Борисович. Здоровенная такая небритая обезьяна, всем тыкающая и хамящая. Мои условия и предостережения – например, не пить хотя бы на марше, а лучше – не пить на природе вообще, не лезть в пьяном виде в воду и т. д. – были для него пустым звуком: «Ты меня не учи, я норму знаю, я стройкой руководил, когда ты еще в штаны ссал». Катамараны – прекрасные сплавные суда, взятые мною напрокат у знакомых под честное слово – были охарактеризованы как «плавучее говно», за что я тут же захотел дать ему в дыню… Палатки были говном стоячим, походная еда – говном кипячим. Ну, не буду больше гадости повторять.

Принимать на грудь он с парой прихлебателей начал еще до выезда, в автобусе догонялись коньяком из фляжек. Наверняка добавили и на воде, в самую жару – тут я не уследил. Короче, вечером это все кончилось неприкрытой пьянкой, с песнями и матом на всю округу. Это бы хрен с ним, противно, но пережить можно. А вот когда Алексей Борисыч захотел женской ласки… Эта сволочь, этот бухой орангутанг гонялся по всему пляжу за одной своей сотрудницей, Людой. И добро бы за молодой соплюшкой из тех, кто делают карьеру соответствующим местом. А то – за женщиной чуть за тридцать, симпатичной, но отнюдь не красавицей, матерью двоих детей, которая у него на фирме занималась весьма неблагодарным делом – расселяла коммуналки и уговаривала народ съехать из частных домов в квартирки, чтоб освободить участки под будущие многоэтажные уродства. Короче, как лицо, отвечающее за порядок в группе, я, хоть и не без некоего внутреннего трепета, встал у разбушевавшегося бизнесюка на пути. Потом выяснилось, что этот бугай в свое время служил в десантуре, мое каратэ двадцатилетней давности тут оказалось малопригодным, и я словил скулой хороший хук. Правда, по касательной. Спасло меня только то, что оппонент был изрядно пьян, да подвернувшееся по дороге весло. Об него – не без моей помощи – этот козел и споткнулся, затем получил канойной рукояткой по затылку. Киношные герои умудряются таким образом отключить клиента на нужное время. Я, видимо, герой недостаточно киношный. Так что мой противник не отключился. Но ориентацию потерял, так что руки я ему сперва завернул за спину, а потом благополучно спутал, благо, веревка в кармане есть всегда. «И веревочка в дороге пригодится», как писал Эн Вэ Гоголь. Потом я еще и скотча из ремнабора добавил – ибо доброхоты могли втихаря узел и развязать, а клейкую ленту отодрать без шума от волосатой кожи этой обезьяны не удалось бы.

– А ну, назад все! – рявкнул я не своим голосом, когда подчиненные было попытались вступиться за шефа. Орал, чтоб заглушить собственный страх, холодным жидким шаром шевелившийся не то в желудке, не то в мочевом пузыре. Их, между прочим, было много, а я один, так что если бы корпоративная солидарность возобладала…

Рык подействовал на всех, кроме одного его прихлебателей. Но тот живо огреб сперва по зубам, потом под дых – я был очень зол, и не только из-за пропущенного удара. А прихлебатель ни в какой десантуре не служил и сложился пополам, что окончательно убедило прочих его коллег в моей крутости и серьезности. Ага, видели бы они, как у меня руки трясутся. Я скотч когда накладывал, минут десять его конец искал и отделить от рулона пытался.

Под утро единственный защитничек, правда, протрезвел и даже шепотом поблагодарил. Есть такие люди – начинают тебя уважать, только получив по голове. А вот шеф его буйствовать не перестал и все грозил мне самыми разными карами, из которых купание в Днепре с тазиком цемента на ногах было не самой страшной. В общем, отдых был испорчен, автобус пришлось вызывать на полсуток раньше, а заказчика, то бишь Алексея Борисовича, домой, вернее, к офису, я так и вез спеленутым. И очень жалел, что не заклеил ему скотчем еще и поганый рот.

Надо ли говорить, что за мероприятие он нам ни копейки не заплатил. Более того, мне потом пришлось недели три хорониться, ибо господин орангутанг оказался существом не только злобным, но и мстительным. Уж не знаю, как в итоге от него Витька отбоярился (может, даже денег слупил за мое молчание – все же очень получился неприглядный эпизод с Людой). Но я с тех пор зарекся возить на природу группы ради заработка. Дабы не остаться без головы или, по крайней мере, без хобби.

Вот все это я и напомнил сейчас Витьке. В лицах, с цитатами и цифрами финансовых потерь (аренду тех же катамаранов в итоге пришлось оплачивать ему из своего кармана, ибо я крайним быть не пожелал).

– Да ладно, че ты, в самом деле… – сбить Виктора Сергеевича с толку, как я уже говорил, удавалось редко. На сей раз не удалось. – Это было давно и неправда. Да и клиент сейчас совсем другой. Нормальный. Ну, почти.

– Та-а-к. И что твое «почти» означает?

– Так ты согласен? – Витька выставил вперед бороду, как таран.

– Нет, конечно. Я же сказал уже. Склероз, Виктор Сергеевич?

– Тогда зачем спрашиваешь? – колкость он пропустил мимо ушей.

– А интересно стало, кто в твоем понимании проходит по графе «почти нормальный»? Борисыч – тот нормальный был?

– Борисыч твой – козел, – помрачнел Витька. – Тоже мне, бог, царь и главный военачальник в масштабах одной строительной компании. Между прочим, она обанкротилась.