bannerbanner
Лондон. Путешествие по королевству богатых и бедных
Лондон. Путешествие по королевству богатых и бедных

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

Впрочем, таков характер многих рек Великобритании: к какому бы морю ни устремлялось их течение, они никогда не отличаются большой протяженностью и почти три четверти пути струятся подобно всем равнинным ручьям, вышивая узоры на зеленом бархате лугов и переговариваясь с ивами, которые погружают в их воды зеленые пряди поникших ветвей. Но в низовье своем их русло резко расширяется и, подобно рукам, распахивает объятия всем волнам мира. Так ведут себя и Темза, и Форт, и Мерси.

Но вернемся на Темзу и продолжим наше непростое путешествие.

За фортом Тильбюри число всевозможных кораблей и лодок возрастает так, что им становится тесно, они снуют во всех направлениях или спят, застыв около берегов в ожидании отплытия. Здесь может показаться, что ты уже в лондонской гавани, но нет, чем дальше, тем больше возрастает суета.

Создается впечатление, что вас захватывает вихрь вечного движения. Мачты устремляются ввысь, паруса раздуваются, снасти переплетаются, каждая секунда грозит столкновением, и если ты раза два не пошел ко дну, прежде чем коснуться дебаркадера, то поторопись поставить свечку святому Петру, покровителю матросов.

Не бойтесь, это мнимая угроза! Суда сталкиваются, соударяются и разбиваются только на просторах морей, где они могут встретиться лишь чудом, а здесь, в этом муравейнике из бригов, шхун, трехмачтовиков, лодок и шлюпок, которые обходят друг друга без передышки на таком узком пространстве, что катастрофа кажется неизбежной, неразбериха каким-то чудом организуется, ловкие лоцманы творят порядок из беспорядка и зачарованный наблюдатель наслаждается самым чудесным зрелищем на свете – зрелищем в высшей степени напряженной человеческой деятельности. Позже Лондон заинтересует вас своими чудесами и сокровищами, но он не сумеет вас поразить. Увидев Темзу, вы имеете полное право ожидать всего самого невероятного, и потому уже ничто не застигнет вас врасплох.

И вот вдоль берегов выстраиваются огромные пакгаузы, необъятные доки и бесконечные склады, верфи, рядом с которыми дремлют на якоре мощные военные корабли, пароходы-броненосцы и мониторы в тройных панцирях. С утра и до вечера гигантские заводы выбрасывают клубы дыма, а за их крышами, не слишком далеко, как раз так, чтобы образовать видимый глазу фон, на склонах холмов вырисовываются очаровательные домики, которые дают вам первое представление о тишине и уюте семейной жизни под их кровом и о прелести английского пейзажа. Затем вам являются доки Виктории, а на смену им приходят доки Восточной и Западной Индии. Один их вид внушает подозрение о колоссальном богатстве, лежащем в основе британской торговли. Военный госпиталь Гринвич, обсерватория на вершине холма, плавучий госпиталь – Dreadnought – верфи Дептфорда дополняют этот бесподобный ансамбль и довершают картину.

Чем ближе город, тем гуще смог – это страшное бедствие Лондона, и вы попадаете под настоящий купол из дыма, который заменяет английской столице лазурный свод Неаполя и Константинополя. Вы продвигаетесь по величественному проспекту из кораблей, который превращает в реальность поэтическую картину большого порта с лесом мачт, и приближаетесь к зданиям таможни (Custom House) – конечному пункту плавания.

Итак, мы не ошиблись, повторив слова Генри Бульвера, который имел все основания утверждать, что чужеземец в первый раз должен попадать в британскую столицу с берега Темзы. Второй раз он может выбирать, но начинать знакомство с Лондоном нужно только так.

Широкая река, строгие и темные здания прибрежных фабрик, густой туман, сквозь который едва различаются бесчисленные смутные тени гигантских очертаний, таинственная тишина, царящая повсюду… Вы проскальзываете в город мимо больших кораблей – символов могущества империи, и грусть, торжественность, грандиозность и даже темнота, окружающая вас, – одним словом, все готовит вас к серьезному и мрачному величию.

Англичане называют свою реку the Thames[13]. Мы, французы, со свойственным нашему народу неуважением к орфографии иностранных названий, а также равнодушием к истории и географии превратили Thames в Tamise[14], a London – в Londres, к великому возмущению наших соседей, которые дают себе труд писать и произносить Сена и Париж[15] так, как это делаем мы. Но это к слову, маленькая деталь, на которой мы не станем долее задерживаться.

Паскаль с присущей его фразам красочной меткостью назвал реки движущимися дорогами, англичане прозвали Темзу бесшумной магистралью (the silent highway). Она и в самом деле является наиболее оживленной дорогой Англии, нерукотворной улицей Лондона, чьи изгибы рисуют на его теле гигантскую букву «М». Ниже Челси она направляется прямо на север, затем, пройдя под Вестминстерским мостом, делает поворот на восток и следует этому курсу до Лондонских доков, расположенных уже за городскими стенами. Отсюда она устремляется на северо-восток, затем расширяется между илистыми берегами и заворачивает на юг, обнося свои желтоватые воды вокруг острова или, говоря точнее, полуострова Собачьего. У мостов Блэкфрайерз и Воксхолл ширина Темзы достигает двухсот десяти метров. И она становится вдвое шире у моста Ватерлоо.


Баржи с сеном на Темзе



Англичане в своем патриотизме легко доходят до неумеренных восторгов и дифирамбов, когда надо восславить все, что касается их мужественной нации и ей принадлежит, и потому они расхваливают и воспевают Темзу на все лады. Поверить им, так она несравненна и на всем белом свете не сыскать такой прекрасной, большой и великолепной реки. По примеру римлян англичане охотно наделяют свою любимую реку отеческими правами. The Father Thames, Темза-батюшка – такое выражение часто слышится из уст лондонцев. Разным художникам нравится изображать the Father Thames – и именно так поступил Доре, готовя наш фронтиспис, – в облике величественного и почтенного старца, с микеланджеловским лбом, могучими плечами, бородой из тины, спускающейся волнами на широкую грудь, и мощной рукой, лежащей на кормиле судна. Люди с воображением, которые повсюду ищут совпадения, схожесть и символичность, нашли аналогии между обликом Темзы и духом англичан. И река представляется им, как и этот дух, сумрачной, глубокой и сильной.

Вечер на Темзе. Пригород Лондона

Здравомыслящий иностранец довольствуется тем, что просто любуется чарующим зрелищем, которое разворачивается перед его взором. Он стоит на носу корабля и видит, или думает, что видит, в грандиозном параде Вестминстер, собор Святого Павла, Сомерсет-Хаус и тысячи шпилей всех форм и размеров, похожих на призраки в туманных саванах.

Надо заметить, что увидеть Темзу можно лишь с воды или с моста. Ей не хватает того, что придает очарование всем рекам, а именно берегов и набережных. Практические интересы убили в англичанах чувство прекрасного, доки, пакгаузы, верфи везде спускаются почти к самой кромке воды, и порой над ней нависают огромные краны, с помощью которых разгружаются корабли. Это удобно, но некрасиво: столица Англии таким образом лишается того, что могло бы доставить всем огромное удовольствие. Темза отказывает гражданам Лондона в приятных прогулках, которые дарят берега Сены парижанам, Тибра – римлянам, Арно – флорентийцам, Мансанареса – мадридцам (когда в нем есть вода)[16]. И если бы не приходилось время от времени пересекать Темзу, чтобы переправиться на другой берег, можно было бы всю жизнь прожить в Лондоне и не подозревать, что рядом есть река. И можно даже подумать, что кто-то нарочно спрятал ее от взглядов любопытных иностранцев.


Вечер на Темзе. В черте Лондона


Зато мосты, переброшенные через Темзу, позволяют любоваться самыми прекрасными видами. Впереди – кипучая деловая жизнь города, справа и слева – великолепные памятники столицы Соединенного Королевства, которые возвышаются над крышами зданий, подобно скалам или островкам над волнами океана, а наверху, над нашими головами – небесный простор, и порой, правда очень редко, луч солнца проскальзывает между облаками, а затем теряется и угасает в клубах дыма, которые неустанно и беспрерывно извергают тысячи заводских труб.


Лондонский мост – самый первый по пути от моря к Лондону, и он так же знаменит в Англии, как у нас – парижский Новый мост. Это самый старый мост британской столицы, который долгое время оставался единственным. Живопись, поэзия и романы наперебой оспаривали его друг у друга. Он был и является до сей поры их излюбленной темой, вдохновляя на все новые и новые творения.


Лондонский мост в 1694 году


В первых годах одиннадцатого столетия почти на том же месте стоял деревянный мост, который соединял Лондон с Саутворком. На этом мосту разыгрывались сражения между датчанами и норвежцами, этими властителями морей, чьи ивовые лодки захватывали берега, сея повсюду разруху, опустошение и смерть.

В 1008 году войска норвежского короля Олафа разрушили Лондонский мост, захватили реку выше его развалин, обложили город и вынудили его сдаться.

Но мост в этом месте был слишком необходим, ибо только он соединял бо́льшую область Англии с югом страны и Европой. Поэтому его быстро восстановили и укрепили, превратив в подобие крепости на воде. В 1091 году ужасная буря снесла мост и вместе с ним шестьсот домов старого города. Его опять отстроили, но в 1136 году случился пожар, и только в 1163 году его смогли снова восстановить. Все это обходилось очень дорого, поскольку каждый раз строился деревянный и не очень надежный мост. Наконец Питер Коулчерч в 1176–1209 годах выстроил каменный мост, который, несмотря на ряд разрушений и частичных перестроек, простоял до 1832 года. Высотой восемнадцать метров, длиной двести восемьдесят два метра и шириной от одного парапета до другого двенадцать метров, он состоял из двадцати арочных пролетов.

Этот мост был и величествен, и красив, однако ошибка состояла в том, что на нем разместили два ряда домов, которые превратили его в узкую и темную улицу. Над центральным пролетом возвышалась изящная часовня, возведенная в память о благословенном Томасе Бекете, архиепископе Кентерберийском, который пал жертвой собственной верности обязанностям пастыря. На южном конце моста находились Саутворкские ворота с площадкой, где выставлялись насаженные на пики головы преступников, казненных за оскорбление величества. Среди тех, кто по справедливости или из-за мести и ревности попал в лапы палача, были и знаменитости. И чаще всего вспоминают Фальконбриджа, который хотел захватить Лондонский мост, чтобы освободить томившегося в Тауэре Генриха IV, Уильяма Уоллеса – легендарного героя, чье имя живет в сердце каждого шотландца, и, разумеется, Томаса Мора.


Семья моряка


Несколько месяцев голова великого гуманиста с улыбкой на устах оставалась в целости и сохранности, как будто тлен и смерть не смели ее тронуть. Это чудо сочли оскорблением его величества, и голову, упорно не желавшую расстаться с жизнью, сбросили в реку.

Рядом с этими побелевшими от костей воротами члены городского парламента встречали своих государей, когда они, одержав славную победу, возвращались с войны в добрый старый Лондон. Там же проходили рыцарские турниры, которые были в большой моде в те феодальные времена, когда физическая сила играла определяющую роль.

Как любой другой мост, Лондонский пережил всякого рода разрушения и неоднократно частично перестраивался. То пожар, то буря, сегодня – ураган, завтра – вскрытие реки и ледоход. Порой два-три пролета сносило, дома рушились, и река поглощала их вместе со злосчастными обитателями. Мост и здания восстанавливали, их ненадежность никого не смущала. И только в 1757 году цеховые старейшины Сити приказали снести постройки-паразиты, которые не только портили вид, но и мешали движению транспорта.


В 1822 году парламент постановил возвести новый мост, более широкий и прочный, чем старый, – одним словом, более монументальный.

Поставленная задача была в точности исполнена Джоном Ренни и его сыновьями, архитекторами нового моста. И можно сказать, плод их трудов получился весьма внушительным.

Постоянное движение наблюдается как на Лондонском мосту, так и под ним. Внизу с трудом расходятся самые разные суда, а наверху царит самая настоящая неразбериха: пешеходы, всадники, экипажи – кебы, телеги, повозки – все находится в безумном смешении; так и кажется, что здесь ни пройти ни проехать и что вот-вот все застопорится.

В окрестностях Лондонского моста и всех причалов, к которым подходят пассажирские пароходы, путешественник впервые сталкивается с гнетущей английской нищетой, возможно самой глубокой и разительной в юдоли слез, данной человеку для жизни. Именно здесь его в первый раз окружает бледная толпа отверженных; потом она часто будет вставать на его пути: впалые от голода щеки, лихорадочный блеск глаз, гнусные, развратные губы, печать порока на лбах, безобразное и в то же время тупое выражение лиц… И вдруг эти призраки, вампиры и упыри оживают: надежда заработать шиллинг или просто получить шестипенсовик вселяет в них пыл и жар, ибо открывает дорогу к порции джина или бренди! Они набрасываются на узлы и чемоданы, расхватывают ваши вещи и охотно порвали бы вас на кусочки, лишь бы доказать свое усердие и желание услужить и хоть что-то урвать от ваших щедрот. Нигде попрошайки не выглядят столь корыстно и отталкивающе, как в Лондоне, и нигде нужда и обездоленность не проявляются в столь душераздирающей форме. В других странах от согретого и освещенного солнцем нищенства веет кое-какой романтикой, и это смягчает его горечь и приукрашивает его ужасающую суть. В испанском и итальянском нищем есть даже что-то театральное. Южные лохмотья так и просятся на карандаш; они вдохновляют художников, обещая на полотне выглядеть прилично. В Лондоне все не так, там нищета – это нищета, и только, хотя нищий наряжается в поношенный фрак джентльмена и нахлобучивает на голову то, что некогда было шелковой шляпой, а теперь не имеет названия ни на одном из языков.

Если вы хотите найти в Лондоне уединенный уголок, то ищите его на мосту Саутворк. Это платный мост, возведенный между двумя другими – Лондонским и Блэкфрайерз, – проезд по которым свободный.

Архитектор Джон Ренни, тот самый, что выстроил Лондонский мост, возвел Саутворкский мост в самом узком месте Темзы. Это сооружение покоится на каменных быках, которые, в свою очередь, стоят на огромных сваях, и имеет три чугунных арочных пролета: ширина центрального пролета семьдесят три метра, каждого из боковых – шестьдесят четыре. Общая длина моста (между двумя устоями) двести шестнадцать метров. Первый камень моста Саутворк был заложен в 1815 году, строительство продолжалось четыре года и обошлось в двадцать миллионов. По нему ездят, только когда очень спешат, он как прямая, соединяющая две точки и потому кратчайшая. Люди праздные никогда не выбирают его для того, чтобы попасть на другой берег.

Мост Блэкфрайерз (Черные монахи) обязан своим названием доминиканскому монастырю, который находился поблизости на левом берегу Темзы. Возведенный между 1760 и 1769 годом знаменитым инженером Робертом Милном (Mylnes), этот мост поначалу получил имя премьер-министра Питта. Мост имеет триста с небольшим метров в длину и девять пролетов разной длины и высоты. К внешним сторонам быков лепятся ионические колонны, которые кажутся чистым излишеством, ибо от них нет никакой пользы. Архитектура – самое строгое из искусств, она не допускает пустых украшательств, все, что нельзя оправдать, не радует ни ум, ни глаз.


Лондонский мост в 1875 году


Я не знаю ничего прекраснее прогулки по мосту Блэкфрайерз в лунную июньскую ночь, когда рассеявшаяся толпа уступает его мечтательным поэтам и созерцательным художникам. Внизу простирается подвижная бездна. Зияющая и темная, она как будто манит вас. Но если поднять глаза, то открывается панорама бесчисленных зданий, похожая на каменные волны в барашках крыш, над которыми высится гигантский купол собора Святого Павла. На востоке чернеет мрачный силуэт лондонского Тауэра – величественный, страшный и грозный, на западе – прекрасный дворец Сомерсет-Хаус и бесподобное и не имеющее себе равных во всей Англии Вестминстерское аббатство.


Лондонский Тауэр


Даже те, чей взгляд не туманится фимиамом патриотического самолюбия, признают, что мост Ватерлоо – один из красивейших в мире. Его строительство продолжалось шесть лет – с 1811 по 1817 год. Он был открыт 18 июля, во вторую годовщину битвы при Ватерлоо, в честь которой и получил свое название. Джон Ренни воплотил грандиозные замыслы и проекты инженера Радла Додела.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Текст к первым двум томам написал Уильям Пайн, к третьему – Уильям Комб. Над иллюстрациями – ста четырьмя цветными гравюрами-акватинтами – работали художники Уильям Пайн, Томас Роуналдсон и Огастес Пьюджин.

2

См.: Antoine Capet. London: A Pilgrimage de Blanchard Jerrold et Gustave Doré. – Cercles. 2000. № 1. P. 43–47.

3

См.: Н. de Villemessant. Mémoires d’un journaliste. A travel’s le Figaro / P.: E. Dentu. 1873. P. 50.

4

Эно считался мастером описаний. Коллега Эно, известный журналист и писатель-сатирик Орельен Шолл (Sholl, 1833–1902), изобразил диалог между Адольфом Жаиффом (ученым и автором научно-популярных статей) и Луи Эно в одной из своих зарисовок («La Foire aux artistes. Messieurs de la cravate blanche». 1858):

«Жаифф. Скажите, пожалуйста, какие науки используются для описаний?

Луи Эно. Ботаника, зоология, минералогия и школа микродеталей.

Жаифф. Приведите примеры.

Эно. Портрет девушки. Ботаника: Маргарита была белой и чистой, как лилия, распустившаяся на рассвете. Она смотрела на мир голубыми, как колокольчики, глазами, ее пышные волосы пахли, словно грозди белой акации, а губы были свежи, будто красные маки в капельках росы. Добавить стебелек и тычинки, и портрет будет полным.

Жаифф. Зоология?

Эно. Используя знания в области зоологии, мы опишем Леониду стройной как газель, с голосом соловья, тигриной грацией и зачаровывающим, как у змеи, взглядом. Минералогия позволит сказать, что Злата обладала жемчужными зубами, коралловыми губами, глазами цвета яшмы и белой, как алебастр, шеей. Она сверкала, подобно алмазу, там, куда ее забросила судьба, и рядом с ней вы забывали о всех сокровищах Голконды и Алмадена.

Жаифф. Переходите к школе микродеталей.

Эно. В пятницу 13 октября 1831 года Марии-Терезии-Анжеле де Шатонеф исполнилось семнадцать лет три месяца и одиннадцать дней. Белизна ее кожи нарушалась едва заметным пятнышком чуть-чуть выше левого виска. Все ее волосы были черными, за исключением одного рыжеватого волоска, который не ускользал от взгляда наблюдателя, и т. п…»

5

Ib. Р. 51.

6

Ib. Р. 59.

7

Книга Луи Эно с иллюстрациями Гюстава Доре «Лондон» вышла в дорогом кожаном переплете темно-зеленого цвета и с золотым тиснением на обложке, в котором гравер Огюст Суз соединил герб Лондона, его девиз «Domine Dirige Nos» («Господи, направляй нас») и различные морские атрибуты, указывавшие на Лондон как на столицу империи и морской державы.

8

В 1984 году парижское издательство «Sacelp» выпустило книгу Эно и Доре под названием «Лондон и лондонцы в 1875 году».

9

См., например: Акройд П. Биография Лондона; Темза. Священная река.

10

Океан разъединяющий (разобщающий) (лат.). – Гораций. Оды. I. 3. – Здесь и далее примеч. перев.

11

«Прощай, о милый сердцу край! О Франция, прощай!» – строчка из стихотворения, которое якобы сочинила Мария Стюарт, покидая в 1561 году Францию. На самом деле автором стихотворения, опубликованного в 1765 году, был французский поэт Габриэль де Керлон (1702–1780).

12

Альбион – белый (лат.).

13

Имя собственное среднего рода. Произносится [temz].

14

Имя собственное женского рода. Произносится [tamiz].

15

Это не так. Англичане произносят [sein] вместо [sen] и [p’eris] вместо [par’i].

16

Мансанарес пересыхает летом иногда почти полностью.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2