Мы рождены для вдохновенья… Поэзия золотого века

Царскосельский лебедь

Лебедь белогрудый, лебедь белокрылый,Как же нелюдимо ты, отшельник хилый,Здесь сидишь на лоне вод уединенных!Спутников давнишних, прежней современныхЖизни, переживши, сетуя глубоко,Их ты поминаешь думой одинокой!Сумрачный пустынник, из уединеньяТы на молодое смотришь поколеньеГрустными очами; прежнего единыйБрошенный обломок, в новый лебединыйСвет на пир веселый гость не приглашенный,Ты вступить дичишься в круг неблагосклонныйРезвой молодежи. На водах широких,На виду царевых теремов высоких,Пред Чесменской гордо блещущей колонной,Лебеди младые голубое лоноОзера тревожат плаваньем, плесканьем,Боем крыл могучих, белых шей купаньем;День они встречают, звонко окликаясь;В зеркале прозрачной влаги отражаясь,Длинной вереницей, белым флотом стройноПлавают в сиянье солнца по спокойнойОзера лазури; ночью ж меж звездамиВ небе, повторенном тихими водами,Облаком перловым, вод не зыбля, реютИль двойною тенью, дремля, в них белеют;А когда гуляет месяц меж звездами,Влагу расшибая сильными крылами,В блеске волн, зажженных месячным сияньем,Окруженны брызгов огненных сверканьем,Кажутся волшебным призраков явленьем —Племя молодое, полное кипеньемЖизни своевольной. Ты ж старик печальный,Молодость их образ твой монументальныйРезвую пугает; он на них наводитСкуку, и в приют твой ни один не входитГость из молодежи, ветрено летящейВслед за быстрым мигом жизни настоящей.Но не сетуй, старец, пращур лебединый:Ты родился в славный век Екатерины,Был ее ласкаем царскою рукою, —Памятников гордых битве под Чесмою,Битве при Кагуле воздвиженье зрел ты;С веком Александра тихо устарел ты;И, почти столетний, в веке НиколаяВидишь, угасая, как вся Русь святаяВкруг царевой силы, – вековой зеленыйПлющ вкруг силы дуба, – вьется под коронойЦарской, от окрестных бурь ища защиты.Дни текли за днями. Лебедь позабытыйТаял одиноко; а младое племяВ шуме резвой жизни забывало время…Раз среди их шума раздался чудесноГолос, всю пронзивший бездну поднебесной;Лебеди, услышав голос, присмирелиИ, стремимы тайной силой, полетелиНа́ голос: пред ними, вновь помолоделый,Радостно вздымая перья груди белой,Голову на шее гордо распрямленнойК небесам подъемля, – весь воспламененный,Лебедь благородный дней ЕкатериныПел, прощаясь с жизнью, гимн свой лебединый!А когда допел он – на небо взглянувшиИ крылами сильно дряхлыми взмахнувши —К небу, как во время оное бывало,Он с земли рванулся… и его не сталоВ высоте… и навзничь с высоты упал он;И прекрасен мертвый на хребте лежал он,Широко раскинув крылья, как летящий,В небеса вперяя взор, уж не горящий.Ноябрь-декабрь 1851

Розы

Розы цветущие, розы душистые, как вы прекрасноВ пестрый венок сплетены милой рукой для меня!Светлое, чистое девственной кисти созданье, глубокийСмысл заключается здесь в легких, воздушных чертах.Роз разновидных семья на одном окруженном шипамиСтебле – не вся ли тут жизнь? Корень же твердый цветовКрест, претворяющий чудно своей жизнедательной силойСтебля терновый венец в свежий венок из цветов?Веры хранительной стебель, цветущие почки надежды,Цвет благовонный любви в образ один здесь слились, —Образ великий, для нас бытия выражающий тайну;Все, что пленяет, как цвет, все, что пронзает, как терн,Радость и скорбь на земле знаменуют одно: их в единыйСвежий сплетает венок Промысел тайной рукой.Розы прекрасные! в этом венке очарованном здесь выБудете свежи всегда: нет увяданья для вас;Будете вечно душисты; здесь памятью сердца о милойВас здесь собравшей руке будет ваш жив аромат.Март 1852

Константин Николаевич Батюшков

1787–1855

Вакханка

Все на праздник ЭригоныЖрицы Вакховы текли;Ветры с шумом разнеслиГромкий вой их, плеск и стоны.В чаще дикой и глухойНимфа юная отстала;Я за ней – она бежалаЛегче серны молодой. —Эвры волосы взвивали,Перевитые плющом;Нагло ризы поднималиИ свивали их клубком.Стройный стан, кругом обвитыйХмеля желтого венцом,И пылающи ланитыРозы ярким багрецом,И уста, в которых таетПурпуровый виноград, —Все в неистовой прельщает!В сердце льет огонь и яд!Я за ней… она бежалаЛегче серны молодой;Я настиг – она упала!И тимпан под головой!Жрицы Вакховы промчалисьС громким воплем мимо нас;И по роще раздавалисьЭвоэ! и неги глас!1809–1811

К Дашкову

Мой друг! я видел море злаИ неба мстительного кары:Врагов неистовых дела,Войну и гибельны пожары.Я видел сонмы богачей,Бегущих в рубищах издранных,Я видел бледных матерей,Из милой родины изгнанных!Я на распутье видел их,Как, к персям чад прижав грудных,Они в отчаяньи рыдалиИ с новым трепетом взиралиНа небо рдяное кругом.Трикраты с ужасом потомБродил в Москве опустошенной,Среди развалин и могил;Трикраты прах ее священныйСлезами скорби омочил.И там, где зданья величавыИ башни древние царей,Свидетели протекшей славыИ новой славы наших дней;И там, где с миром почивалиОстанки иноков святыхИ мимо веки протекали,Святыни не касаясь их;И там, где роскоши рукою,Дней мира и трудов плоды,Пред златоглавою МосквоюВоздвиглись храмы и сады, —Лишь угли, прах и камней горы,Лишь груды тел кругом реки,Лишь нищих бледные полкиВезде мои встречали взоры!..А ты, мой друг, товарищ мой,Велишь мне петь любовь и радость,Беспечность, счастье и покойИ шумную за чашей младость!Среди военных непогод,При страшном зареве столицы,На голос мирныя цевницыСзывать пастушек в хоровод!Мне петь коварные забавыАрмид и ветреных ЦирцейСреди могил моих друзей,Утраченных на поле славы!..Нет, нет! талант погибни мойИ лира, дружбе драгоценна,Когда ты будешь мной забвенна,Москва, отчизны край златой!Нет, нет! пока на поле честиЗа древний град моих отцовНе понесу я в жертву местиИ жизнь, и к родине любовь;Пока с израненным героем,Кому известен к славе путь,Три раза не поставлю грудьПеред врагов сомкнутым строем, —Мой друг, дотоле будут мнеВсе чужды Музы и Хариты,Венки, рукой любови свиты,И радость шумная в вине!Март 1813

Тень друга

sunt aliquid manes: letum non omnia finit;

Luridaque evictos effugit umbra rogos.

PropertЯ берег покидал туманный Альбиона:Казалось, он в волнах свинцовых утопал.За кораблем вилася Гальциона,И тихий глас ее пловцов увеселял.Вечерний ветр, валов плесканье,Однообразный шум, и трепет парусов,И кормчего на палубе взываньеКо страже, дремлющей под говором валов, —Все сладкую задумчивость питало.Как очарованный, у мачты я стоялИ сквозь туман и ночи покрывалоСветила Севера любезного искал.Вся мысль моя была в воспоминаньеПод небом сладостным отеческой земли,Но ветров шум и моря колыханьеНа вежды томное забвенье навели.Мечты сменялися мечтами,И вдруг… то был ли сон?.. предстал товарищ мне,Погибший в роковом огнеЗавидной смертию, над Плейсскими струями.Но вид не страшен был; челоГлубоких ран не сохраняло,Как утро майское, веселием цвелоИ все небесное душе напоминало.«Ты ль это, милый друг, товарищ лучших дней!Ты ль это? – я вскричал, – о воин вечно милый!Не я ли над твоей безвременной могилой,При страшном зареве Беллониных огней,Не я ли с верными друзьямиМечом на дереве твой подвиг начерталИ тень в небесную отчизну провождалС мольбой, рыданьем и слезами?Тень незабвенного! ответствуй, милый брат!Или протекшее все было сон, мечтанье;Все, все – и бледный труп, могила и обряд,Свершенный дружбою в твое воспоминанье?О! молви слово мне! пускай знакомый звукЕще мой жадный слух ласкает,Пускай рука моя, о незабвенный друг!Твою с любовию сжимает…»И я летел к нему… Но горний дух исчезВ бездонной синеве безоблачных небес,Как дым, как метеор, как призрак полуночи,И сон покинул очи.Все спало вкруг меня под кровом тишины.Стихии грозные катилися безмолвны.При свете облаком подернутой луныЧуть веял ветерок, едва сверкали волны,Но сладостный покой бежал моих очей,И все душа за призраком летела,Все гостя горнего остановить хотела:Тебя, о милый брат! о лучший из друзей!Июнь 1814

Судьба Одиссея

Средь ужасов земли и ужасов морейБлуждая, бедствуя, искал своей ИтакиБогобоязненный страдалец Одиссей;Стопой бестрепетной сходил Аида в мраки;Харибды яростной, подводной Сциллы стон       Не потрясли души высокой.Казалось, победил терпеньем рок жестокойИ чашу горести до капли выпил он;Казалось, небеса карать его устали       И тихо сонного домчалиДо милых родины давно желанных скал.Проснулся он: и что ж? отчизны не познал.Вторая половина 1814

Мой гений

О, память сердца! ты сильнейРассудка памяти печальнойИ часто сладостью своейМеня в стране пленяешь дальной.Я помню голос милых слов,Я помню очи голубые,Я помню локоны златыеНебрежно вьющихся власов.Моей пастушки несравненнойЯ помню весь наряд простой,И образ милой, незабвеннойПовсюду странствует со мной.Хранитель Гений мой – любовьюВ утеху дан разлуке он:Засну ль? приникнет к изголовьюИ усладит печальный сон.июль – начало августа 1815

Разлука

Напрасно покидал страну моих отцов,Друзей души, блестящие искусстваИ в шуме грозных битв, под тению шатровСтарался усыпить встревоженные чувства.Ах! небо чуждое не лечит сердца ран!       Напрасно я скиталсяИз края в край, и грозный океанЗа мной роптал и волновался;Напрасно от брегов пленительных Невы       Отторженный судьбою,Я снова посещал развалины Москвы,Москвы, где я дышал свободою прямою!Напрасно я спешил от северных степей,       Холодным солнцем освещенных,В страну, где Тирас бьет излучистой струей,Сверкая между гор, Церерой позлащенных,И древние поит народов племена.Напрасно: всюду мысль преследует одна       О милой, сердцу незабвенной,       Которой имя мне священно,Которой взор один лазоревых очейВсе – неба на земле блаженства отверзает,И слово, звук один, прелестный звук речей,       Меня мертвит и оживляет.Июль-август 1815

Пробуждение

Зефир последний свеял сонС ресниц, окованных мечтами,Но я – не к счастью пробужденЗефира тихими крылами.Ни сладость розовых лучейПредтечи утреннего Феба,Ни кроткий блеск лазури неба,Ни запах, веющий с полей,Ни быстрый лет коня ретиваПо скату бархатных луговИ гончих лай, и звон роговВокруг пустынного залива —Ничто души не веселит,Души, встревоженной мечтами,И гордый ум не победитЛюбви – холодными словами.Вторая половина 1815

Таврида

Друг милый, ангел мой! сокроемся туда,Где волны кроткие Тавриду омывают,И Фебовы лучи с любовью озаряютИм древней Греции священные места.           Мы там, отверженные роком,Равны несчастием, любовию равны,Под небом сладостным полуденной страныЗабудем слезы лить о жребии жестоком;Забудем имена Фортуны и честей.В прохладе ясеней, шумящих над лугами,Где кони дикие стремятся табунамиНа шум студеных струй, кипящих под землей,Где путник с радостью от зноя отдыхаетПод говором древес, пустынных птиц и вод, —Там, там нас хижина простая ожидает,Домашний ключ, цветы и сельский огород.Последние дары Фортуны благосклонной,Вас пламенны сердца приветствуют стократ!Вы краше для любви и мраморных палат           Пальмиры Севера огромной!Весна ли красная блистает средь полей,Иль лето знойное палит иссохши злаки,Иль, урну хладную вращая, ВодолейВалит шумящий дождь, седый туман и мраки, —О радость! Ты со мной встречаешь солнца светИ, ложе счастия с денницей покидая,Румяна и свежа, как роза полевая,Со мною делишь труд, заботы и обед.Со мной в час вечера, под кровом тихой ночиСо мной, всегда со мной; твои прелестны очиЯ вижу, голос твой я слышу, и рука           В твоей покоится всечасно.Я с жаждою ловлю дыханье сладострастно           Румяных уст, и если хоть слегкаЛетающий Зефир власы твои развеетИ взору обнажит снегам подобну грудь,           Твой друг не смеет и вздохнуть:Потупя взор, дивится и немеет.Вторая половина 1815

Надежда

Мой дух! доверенность к Творцу!Мужайся; будь в терпеньи камень.Не Он ли к лучшему концуМеня провел сквозь бранный пламень?На поле смерти чья рукаМеня таинственно спасала,И жадный крови меч врага,И град свинцовый отражала?Кто, кто мне силу дал сноситьТруды, и глад, и непогоду,И силу – в бедстве сохранитьДуши возвышенной свободу?Кто вел меня от юных днейК добру стезею потаеннойИ в буре пламенных страстейМой был Вожатай неизменной?Он! Он! Его все дар благой!Он нам источник чувств высоких,Любви к изящному прямойИ мыслей чистых и глубоких!Все дар его, и краше всехДаров – надежда лучшей жизни!Когда ж узрю спокойный брег,Страну желанную отчизны?Когда струей небесных благЯ утолю любви желанье,Земную ризу брошу в прахИ обновлю существованье?1815

К другу

Скажи, мудрец младой, что прочно на земли?           Где постоянно жизни счастье?Мы область призраков обманчивых прошли,           Мы пили чашу сладострастья:Но где минутный шум веселья и пиров?           В вине потопленные чаши?Где мудрость светская сияющих умов?           Где твой Фалерн и розы наши?Где дом твой, счастья дом?.. Он в буре бед исчез,           И место поросло крапивой;Но я узнал его; я сердца дань принес           На прах его красноречивой.На нем, когда окрест замолкнет шум градской           И яркий Веспер засияетНа темном севере, – твой друг в тиши ночной           В душе задумчивость питает.От самой юности служитель олтарей           Богини неги и прохлады,От пресыщения, от пламенных страстей           Я сердцу в ней ищу отрады.Поверишь ли? Я здесь, на пепле храмин сих,           Венок веселия слагаюИ часто в горести, в волненьи чувств моих,           Потупя взоры, восклицаю:Минутны странники, мы ходим по гробам,           Все дни утратами считаем,На крыльях радости летим к своим друзьям, —           И что ж? их урны обнимаем.Скажи, давно ли здесь, в кругу твоих друзей,           Сияла Лила красотою?Благие небеса, казалось, дали ей           Все счастье смертной под луною:Нрав тихий ангела, дар слова, тонкий вкус,           Любви и очи, и ланиты,Чело открытое одной из важных Муз           И прелесть – девственной Хариты.Ты сам, забыв и свет, и тщетный шум пиров,           Ее беседой наслаждалсяИ в тихой радости, как путник средь песков,           Прелестным цветом любовался.Цветок (увы!) исчез, как сладкая мечта!           Она в страданиях почилаИ, с миром в страшный час прощаясь навсегда,           На друге взор остановила.Но, дружба, может быть, ее забыла ты!..           Веселье слезы осушило,И тень чистейшую дыханье клеветы           На лоне мира возмутило.Так все здесь суетно в обители сует!           Приязнь и дружество непрочно!Но где, скажи, мой друг, прямой сияет свет?           Что вечно, чисто, непорочно?Напрасно вопрошал я опытность веков           И Клии мрачные скрижали,Напрасно вопрошал всех мира мудрецов:           Они безмолвьем отвечали.Как в воздухе перо кружится здесь и там,           Как в вихре тонкий прах летает,Как судно без руля стремится по волнам           И вечно пристани не знает, —Так ум мой посреди сомнений погибал.           Все жизни прелести затмились:Мой Гений в горести светильник погашал,           И Музы светлые сокрылись.Я с страхом вопросил глас совести моей…           И мрак исчез, прозрели вежды:И вера пролила спасительный елей           В лампаду чистую Надежды.Ко гробу путь мой весь как солнцем озарен:           Ногой надежною ступаюИ, с ризы странника свергая прах и тлен,           В мир лучший духом возлетаю.1815

Переход через Рейн

1814

Меж тем как воины вдоль идут по полям,Завидя вдалеке твои, о Реин, волны,        Мой конь, веселья полный,От строя отделясь, стремится к берегам,        На крыльях жажды прилетает,        Глотает хладную струю        И грудь, усталую в бою,        Желанной влагой обновляет…О радость! я стою при Реинских водах!И, жадные с холмов в окрестность брося взоры,        Приветствую поля и горы,И замки рыцарей в туманных облаках,        И всю страну, обильну славой,        Воспоминаньем древних дней,        Где с Альпов, вечною струей,        Ты льешься, Реин величавой!Свидетель древности, событий всех времен,О Реин, ты поил несчетны легионы,        Мечом писавшие законыДля гордых Германа кочующих племен;        Любимец счастья, бич свободы,        Здесь Кесарь бился, побеждал,        И конь его переплывал        Твои священны, Реин, воды.Века мелькнули: мир крестом преображен;Любовь и честь в душах суровых пробудились. —        Здесь витязи вооружилисьКопьем за жизнь сирот, за честь прелестных жен;        Тут совершались их турниры,        Тут бились храбрые – и здесь        Не умер, мнится, и поднесь        Звук сладкой Трубадуров лиры.Так, здесь, под тению смоковниц и дубов,При шуме сладостном нагорных водопадов,        В тени цветущих сел и градовВосторг живет еще средь избранных сынов.        Здесь все питает вдохновенье:        Простые нравы праотцев,        Святая к родине любовь        И праздной роскоши презренье.Все, все, – и вид полей, и вид священных вод,Туманной древности и Бардам современных,        Для чувств и мыслей дерзновенныхИ силу новую, и крылья придает.        Свободны, горды, полудики,        Природы верные жрецы,        Тевтонски пели здесь певцы…        И смолкли их волшебны лики.Ты сам, родитель вод, свидетель всех времен,Ты сам, до наших дней спокойный, величавый,        С падением народной славыСклонил чело, увы! познал и стыд и плен…        Давно ли брег твой под орлами        Аттилы нового стенал,        И ты – уныло протекал        Между враждебными полками?Давно ли земледел вдоль красных берегов,Средь виноградников заветных и священных,        Полки встречал иноплеменныхИ ненавистный взор зареинских сынов?        Давно ль они, кичася, пили        Вино из синих хрусталей        И кони их среди полей        И зрелых нив твоих бродили?И час судьбы настал! Мы здесь, сыны снегов,Под знаменем Москвы, с свободой и с громами!..        Стеклись с морей, покрытых льдами,От струй полуденных, от Каспия валов,        От волн Улей и Байкала,        От Волги, Дона и Днепра,        От града нашего Петра,        С вершин Кавказа и Урала!..Стеклись, нагрянули, за честь твоих граждан,За честь твердынь, и сел, и нив опустошенных,        И берегов благословенных,Где расцвело в тиши блаженство россиян;        Где ангел мирный, светозарной,        Для стран полуночи рожден        И провиденьем обречен        Царю, отчизне благодарной.Мы здесь, о Реин, здесь! ты видишь блеск мечей!Ты слышишь шум полков и новых коней ржанье,        «Ура» победы и взываньеИдущих, скачущих к тебе богатырей.        Взвивая к небу прах летучий,        По трупам вражеским летят        И вот – коней лихих поят,        Кругом заставя дол зыбучий.Какой чудесный пир для слуха и очей!Здесь пушек светла медь сияет за конями,        И ружья длинными рядами,И стяги древние средь копий и мечей.        Там шлемы воев оперенны,        Тяжелой конницы строи,        И легких всадников рои —        В текучей влаге отраженны!Там слышен стук секир, и пал угрюмый лес!Костры над Реином дымятся и пылают!        И чаши радости сверкают!И клики воинов восходят до небес!        Там ратник ратника объемлет;        Там точит пеший штык стальной;        И конный грозною рукой        Крылатый дротик свой колеблет.Там всадник, опершись на светлу сталь копья,Задумчив и один, на береге высоком        Стоит и жадным ловит окомРеки излучистой последние края.        Быть может, он воспоминает        Реку своих родимых мест —        И на груди свой медный крест        Невольно к сердцу прижимает…Но там готовится, по манию вождей,Бескровный жертвенник средь гибельных трофеев,        И богу сильных МаккавеевКоленопреклонен служитель олтарей:        Его, шумя, приосеняет        Знамен отчизны грозный лес;        И солнце юное с небес        Олтарь сияньем осыпает.Все крики бранные умолкли, и в рядахБлагоговение внезапу воцарилось,        Оружье долу преклонилось,И вождь, и ратники чело склонили в прах:        Поют владыке вышней силы,        Тебе, подателю побед,        Тебе, незаходимый свет!        Дымятся мирные кадилы.И се подвигнулись – валит за строем строй!Как море шумное, волнуется все войско;        И эхо вторит клик геройской,Досель неслышанный, о Реин, над тобой!        Твой стонет брег гостеприимной,        И мост под воями дрожит!        И враг, завидя их, бежит,        От глаз в дали теряясь дымной!..Конец 1816 – начало 1817

«Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы…»

Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницыПри появлении Аврориных лучей,Но не отдаст тебе багряная денницаСияния протекших дней,Не возвратит убежищей прохлады,Где нежились рои красот,И никогда твои порфирны колоннадыСо дна не встанут синих вод.Лето 1819

Николай Иванович Гнедич

(1784–1833)

Задумчивость

Страшна, о задумчивость, твоя власть над душою,Уныния мрачного бледная мать!Одни ли несчастные знакомы с тобою,Что любишь ты кровы лишь их посещать?Или тебе счастливых невступны чертоги?Иль вечно врата к ним златые стрегутУтехи – жилищ их блюстители-боги? —Нет, твой не в чертогах любимый приют;Там нет ни безмолвия, ни дум, ни вздыханий.Хоть есть у счастливцев дни слез и скорбей,Их стоны не слышимы при шуме ласканий,Их слезы не горьки на персях друзей.Бежишь ты их шумных чертогов блестящих;Тебя твое мрачное сердце стремитТуда, где безмолвна обитель скорбящихИль где одинокий страдалец грустит.Увы! не на радость приходишь ты к грустным,Как друг их, любезная сердцу мечта:Витает она по дубравам безмолвным;Равно ей пустынные милы места,Где в думах таинственных часто мечтаетИ, дочерь печали, грустит и она;Но взор ее томный отрадой сияет,Как ночью осенней в тумане луна;И грусть ее сладостна, и слезы приятны,И образ унылый любезен очам;Минуты бесед ее несчастным отрадны,И сердцу страдальца волшебный бальзам:Улыбкой унылое чело озаряя,Хоть бледной надеждой она их живитИ, робкий в грядущее взор устремляя,Хоть призраком счастья несчастному льстит.Но ты, о задумчивость, тяжелой рукоюОбнявши сидящего в грусти немойИ думы вкруг черные простря над главою,Заводишь беседы с его лишь тоской;Не с тем, чтоб усталую грудь от вздыханийНадежды отрадной лучом оживить;Нет, призраки грозные грядущих страданийЕму ты заботишься в думах явить;И смотришь, как грустного глава поникает,Как слезы струит он из томных очей,Которые хладная земля пожирает.Когда ж, изнуренный печалью своей,На одр он безрадостный, на одр одинокийНе в сон, но в забвенье страданий падет,Когда в его храмину, в час ночи глубокойПоследний друг скорбных – надежда придет,И с лаской к сиротскому одру приникает,Как нежная матерь над сыном стоитИ песни волшебные над ним воспевает,Пока его в тихих мечтах усыпит;И в миг сей последнего душ наслажденьяИ сна ты страдальцу вкусить не даешь:Перстом, наваждающим мечты и виденья,Касаясь челу его, сон ты мятешь;И дух в нем, настроенный к мечтаньям унылым,Тревожишь, являя в виденьях ночейИль бедствия жизни, иль ужас могилы,Иль призраки бледные мертвых друзей.Он зрит незабвенного, он глас его внемлет,Он хочет обнять ему милый призрак —И одр лишь холодный несчастный объемлет,И в храмине тихой находит лишь мрак!Падет он, встревоженный и горько прельщенный;Но сон ему боле не сводит очей.Так дни начинает он, на грусть пробужденный,Свой одр одинокий бросая с зарей:Ни утро веселостью, ни вечер красамиВ нем сердца не радуют: мертв он душой;При девах ласкающих, в беседе с друзьями,Везде, о задумчивость, один он с тобой!1809

Осень

Дубравы пышные, где ваше одеянье?Где ваши прелести, о холмы и поля,Журчание ключей, цветов благоуханье?Где красота твоя, роскошная земля?Куда сокрылися певцов пернатых хоры,Живившие леса гармонией своей?Зачем оставили приют их мирных дней?И все уныло вкруг – леса, долины, горы!Шумит порывный ветр между дерев нагихИ, желтый лист крутя, далеко завевает, —Так все проходит здесь, явление на миг:Так гордый сын земли цветет и исчезает!На крыльях времени безмолвного летятИ старость и зима, гроза самой природы;Они, нещадные и быстрые, умчат,Как у весны цветы, у нас младые годы!Но что ж? крушитесь вы сей мрачною судьбой,Вы, коих низкие надежды и желаньяЛишь пресмыкаются над бренною землей,И дух ваш заключат в гробах без упованья.Но кто за темный гроб с возвышенной душой,С святой надеждою взор ясный простирает,С презреньем тот на жизнь, на мрачный мир взираетИ улыбается превратности земной.Весна украсить мир ужель не возвратится?И солнце пало ли на вечный свой закат?Нет! новым пурпуром восток воспламенится,И новою весной дубравы зашумят.А я остануся в ничтожность погруженный,Как всемогущий перст цветок животворит?Как червь, сей житель дня, от смерти пробужденный,На крыльях золотых вновь к жизни полетит!Сменяйтесь, времена, катитесь в вечность, годы!Но некогда весна несменная сойдет!Жив Бог, жива душа! и, царь земной природы,Воскреснет человек: у Бога мертвых нет!1819

Дума

Кто на земле не вкушал жизни на лоне любви,Тот бытия земного возвышенной цели не понял;Тот предвкусить не успел сладостной жизни другой:Он, как туман, при рождении гибнущий, умер, не живши.1832

Денис Васильевич Давыдов

(1784–1839)

В альбом

На вьюке, в тороках, цевницу я таскаю,Она и под локтем, она под головой;Меж конских ног позабываю,В пыли, на влаге дождевой…Так мне ли ударять в разлаженные струныИ петь любовь, луну, кусты душистых роз?Пусть загремят войны перуны,Я в этой песне виртуоз!1811