Архив сочинений – 2015. Часть II

Радищев с болью принимал подобное положение, он даже делал попытки освободить крестьян от зависимости, подавая пример. Многие поколения позже будут ещё долго биться, чтобы вытравить из крестьян покорность, пытаясь их образумить, но русские мужики будут неохотно принимать изменения, привыкнув находиться под непосредственной властью другого человека. Эта яркая черта русского характера практически неискоренима – она продолжает сохраняться и до наших дней. Стоило освободить крестьянина, как тот не находил ничего лучшего, чем оставаться при прежнем хозяине. Радищев это понимал, осознавая необходимость в неопределённо долгом времени, чтобы начали происходить перемены.

Ольга Форш ярко отражает правление Екатерины Великой, описывая императрицу и её придворных. Читатель сможет не только стать невольным свидетелем мыслей правительницы, но и понаблюдать за её фаворитами, особенно за Григорием Потёмкиным. Не обо всём говорит Форш, но если чему-то уделяет внимание, то делает это с чрезмерным желанием показать больше отрицательных черт, нежели положительных. Только приниженные властями люди обретают под пером писательницы образ праведников, отдающих себя полностью во имя великой цели избавления России от рабского ярма. Таким получился у неё не только Радищев, но даже Пугачёв, на долю которого пришлась значительная часть второй повести. Государство при Екатерине Великой становилось всё могущественнее и при этом трещало по швам, порождая взрывы недовольства. Радищев на самом деле не был первым революционером – он только посмел пройти по следам вояжа императрицы на юг страны, разглядев за декорациями потёмкинских деревень истинное положение вещей.

Постепенно Ольга Форш подводит читателя к труду всей жизни Радищева – к «Путешествию из Петербурга в Москву». Именно эта пагубная книга, случайно пропущенная цензурой к публикации, однажды попалась на глаза Екатерине Великой, разглядевшей в описанных сценах не только свой портрет и характеристику на своих сановников, но и её собственные мысли, когда-то бродившие в голове молодой жены Петра Третьего. Не каждый автор за свою книгу приговаривается к смертной казни, а вот Радищева приговорили, позже заменив суровое наказание ссылкой в Сибирь.

Чем больше болото, тем труднее из него выбраться. Ольга Форш реконструировала события таким образом, что иного мнения возникнуть не может. Россия постепенно утопала в неразрешимых проблемах. Именно на них Радищев пытался обратить внимание. Ему это удалось, только никто из современников так и не оценил подобного самопожертвования.

31.07.2015 (http://trounin.ru/forsh32)

Август

Джеймс Фенимор Купер «Прерия» (1827)

Однажды, гонимые белыми людьми, индейцы вынуждены были найти пристанище в неуютных землях, весьма обширных и малонаселённых. Уж отсюда-то их уже никто и никогда не должен был выгнать. Однако, белые люди не могли найти покоя, продолжая расширять свои владения всё дальше на запад, отодвигая границу в сторону неосвоенных земель. Джеймс Купер именно в прерии решает окончить историю об индейце Натти Бампо. К этому времени умер самый последний из литературных могикан Чингачгук, поэтому Натти предстоит в одиночку окончить свои последние дни в казалось бы спокойной обстановке среди холмов и коварных речных потоков. Мирного созерцания жизни Купер никогда не обещал читателю, поэтому вновь предстоит погрузиться в кровавые разборки индейских племён между собой и с белыми людьми. Будут среди них ярко отрицательные и строго положительные герои – как у Купера и заведено.

В прерии нельзя встретить людей, пройди ты ходить пятьсот миль. Кругом унылый однотипный пейзаж, в котором легко затеряться. Но без диалогов Купер сюжет построить не может, а значит Натти Бампо просто обязан кого-нибудь встретить на своём пути продвижения на запад. Этим кем-то могли оказаться индейцы, если бы книгу писал, допустим, Джеймс Шульц. У Купера же индейцы не могут чем-то заниматься, если в сюжете не задействованы белые люди. Может, читателю было интересно взирать за соседством двух народов, вынужденных существовать на одной территории, поэтому Купер делал акцент именно на таких моментах. В самом деле, не читать же о дрязгах самих индейцев, своим благородством и коварством сводящих друг друга в могилу, забирая в качестве трофея скальп поверженного врага. Читателям Купера было интереснее наблюдать за нарастающим превосходством белых людей, менее одарённых силой и наблюдательностью, но берущих верх благодаря общим умственным способностям и изворотливости.

Куперу нравятся индейцы – это трудно не заметить. Он с любовью и теплотой описывает их быт, делится мудрыми речами старых вождей. Одновременно с этим Купер понимает необходимость индейцев подстроиться под новые условия. Их образ жизни при всех своих положительных моментах сильно устарел и нуждается в трансформации до европейского уровня. По своей сути, индейские племена не смогли воспользоваться своей смекалкой до такой степени, чтобы развить общество технически, застыв на стадии кочевых племён. Купер не вдаётся в подробности, описывая индейцев – для него они все на одно лицо, различные только названиями племён и некоторыми расхождениями в понимании морали. Все индейские племена идентичны, что Купер твёрдо вбивает в читателя, не придавая значения тому факту, о котором говорят другие писатели, утверждая наличие разнообразия среди индейцев, в числе которых попадались очень мирные и оседлые племена, развивающие сельское хозяйство и отражающие нападки кровожадных соседей.

В очередной книге Купера об индейцах прерия становится новой декорацией для происходящих событий. Не так важно, о чём будет сюжет, поскольку он мало отличается от аналогичных ему других произведений автора. Вновь читателя ждут высокопарные слова, романтически настроенные герои, индейские размолвки и бесконечная мудрость людей, осознающих крушение одного мира в угоду процветания другого. Каждый герой увлечён своим собственным делом, а их встреча друг с другом – удачное/неудачное стечение обстоятельств, дающих возможность поучаствовать в приключениях, суть которых не имеет никакого значения, поскольку главный смысл заключается в красочности картинки. «Прерия» наглядно показывает читателю опасность заходить за фронтир, и почему всё-таки люди решались отправляться на поиски новых проблем.

Индейцы были и будут: их история уникальна, а они сами – кладезь полезной информации. Как про них не писать, это же такой пласт сюжетов для романтически настроенных писателей.

01.08.2015 (http://trounin.ru/cooper27)

Уилки Коллинз «Лунный камень» (1868)

Английскую классическую литературу можно любить, либо никак не воспринимать. Всегда были и будут те, кто относит себя к первым, а кто – ко вторым. Тут уже ничего не сделаешь. Не стоит искать вину в неправильных вкусах или в отсутствии чувства понимания прекрасного. Не каждый может читать долгие пространные описания английского автора, пока он находится в упоении от хождений вокруг одной темы на протяжении многих страниц, иной раз раздувая короткий диалог в «содержательную» полновесную главу. XIX век в этом плане вообще был жестоким, требуя от писателей именно большое содержательное произведение, иначе их дело было обречено на голодное существование. Этим грешили не только англичане, но и их соседи – французы, выдававшие бурным потоком тяжеленные произведения, только наполненные более быстро развивающимся сюжетом. Уилки Коллинз никуда не спешит, давая читателю шанс почувствовать себя причастным к расследованию. С поисками женщины в белом покончено, пора начинать погоню за мистическим лунным камнем.

Рассказать историю от лица разных персонажей – гениальная находка для английского автора. Коллинз ранее прибегал к подобному приёму, теперь он повторяет его в новом произведении. Давая читателю превосходную приключенческую вводную, действительно интригуя и описывая всё в далёком от английских традиций духе, Коллинз очень быстро возвращается на родные земли, где, в отличии от Индии, всё обыденно чопорно, надменно и крайне въедливо. Интрига вполне могла быть на самом деле, только читатель внутренне понимает, что не может оказаться виновным тот, о ком Коллинз пишет половину книги. И ведь Коллинз пишет весьма основательно, буквально копаясь в грязном белье подозреваемых, меняя следователей и рассказчиков, прыгая от рассказа в настоящем времени к эпистолярному жанру. Для Коллинза «Лунный камень» – это забава. Автор смешивает доступные ему стили, изобретая что-то своё. Но при этом он остаётся английским классическим писателем, из-за чего структура произведения пребывает в неизменном виде.

Разбираться в происходящих событиях нет особой нужны, поскольку «Лунный камень» подойдёт читающим без спешки людям. Они будут с упоением радоваться каждому последующему абзацу, находя восторг от необъятности самой истории. Английских писателей трудно обвинить в невнимании к деталям, что для основательного читателя является настоящим кладом. Учитывая детективную составляющую «Лунного камня», то сокрытая тайна начинает сводить с ума. Коллинз разбирает все возможные варианты происшествия, задействовав в сюжете не только дотошных героев, но и восточную экзотику, которая сама по себе служила дополнительным интересом для современников автора, готовых поверить в любой сказочный расклад такой далёкой от них Индии. Кажется, история может быть с мистическим уклоном, чему читатель будет верить до самых последних страниц, имея для этого весомые аргументы из активно вмешиваемых в повествование автором сюжетных ходов. Может действительно над лунным камнем довлеет проклятие невинно убиенных хозяев, а может дело в той же самой человеческой жадности, запустившей цепочку трагических событий.

Уилки Коллинз считается автором, с которым следует обязательно познакомиться. Точно также считается, что надо познакомиться ещё с обширным рядом английских классиков. Это не представляет затруднений, если подобная литература не вызывает отторжения, иначе её чтение превращается в пытку и чаще всего заканчивается стёртыми зубами, вследствие скрежетания оными. Стоит разумно подходить к выбору литературы для чтения: книги должны приносить радость. Если возникает желание быть в курсе творчества некоторых авторов, то одной-двух книг вполне будет достаточно. Отрицательный опыт – необходим. Негативный отзыв – тоже нужен. Иначе равновесия достигнуть не получится.

02.08.2015 (http://trounin.ru/wcollins68)

Генрик Сенкевич «Камо грядеши» (1896)

Сочувствие к давним временам – это основное ощущение, возникающее при чтении книги Сенкевича. Далёкий от современного читателя жестокий Рим кажется напрочь лишённым гуманности. Человек тогда был куском мяса, над которым могли издеваться любым угодным мучителям образом. Сенкевич поставил себе целью отобразить ужасающие моменты жизни людей начала первого века нашей эры, исходя с позиций современности, нисколько не стараясь отразить действительность описываемых им событий. Читатель должен придти в ужас от зверств – всё остальное не имеет никакого значения. С исторической точки зрения сюжет может быть верен, но Сенкевич не отражает хронику событий, а строит повествование от лица жителей Рима, отдавая приоритет любви римлянина к рабыне, страсти Нерона к актёрству, пожару, страданиям христиан и гладиаторским боям.

Сенкевич выводит христианство, как новую религию, призывающую не опасаться гнева Бога, а наоборот любить его. Если верить Генрику, то христианство – оплот гуманизма и человеколюбия. На пустом месте люди поверили в обещание райской загробной жизни, предпочитая не сражаться за веру, а умирать самым болезненным способом. В представлении римлян о мироустройстве произошёл переворот, теперь им нужно любить и заботиться о ближних, а не быть отцами отечества, держа на положении рабов не только жену и детей, но и всю обширную фамилию, напоминающую подобие индийской кастовой системы. Сенкевич строит повествование таким образом, что христианские идеалы станут близки каждому читателю, не говоря уже об изначально настроенных против них римлян.

Главный герой «Камо грядеши» может быть самым почитаемым членом римского общества, но и он ничего не может сделать против одолевающего чувства любви. Как-то получилось, что, отдающий отчёт своим действиям, человек начинает вести себя крайне неразумно, пленившись красотой рабыни. Сенкевич с этого и начинает повествование, красочно описывая быт столицы империи, не доводя ситуацию до точки накала страстей. Сам по себе возникает любовный треугольник, где он любит её, а она любит Бога. И ничего с этим сделать невозможно, поскольку избранная пассия фанатично предана новой вере, поверив словам очевидца дел христовых. Ради любви человек может стерпеть многое, закрыв глаза на очевидное. Именно вокруг этого будет строить дальнейшее повествование Сенкевич, уводя читателя всё дальше в дебри христианской морали.

Часто так случается, что гонимый очень быстро превращается в гонителя, стоит только дать ему возможность спокойно вздохнуть. Подобное случится немного погодя, окончательно подорвав могущество Рима, а пока христиан нещадно преследуют, уничтожая любыми средствами, с удовольствием позволяя разрывать их тела на арене. Дай волю меньшинству, как оно в скорое время станет преобладающей силой, стирая всех бывших обидчиков, а также случайно оказавшихся рядом. Кто будет против веры христовой, того уже христиане будут жестоко пытать, да отправлять на костёр, а пока они продолжают страдать сами, истово надеясь заслужить право на последующее вечное блаженство.

Император Рима получился у Сенкевича чрезмерно слащавым. Генрик через раз говорит о воцарении Нерона, не пожалевшего ради власти отправить мать на тот свет раньше времени. Трудно, спустя почти две тысячи лет, воссоздавать чей-то портрет, даже основанный на использовании сведений его современников. Всё равно Сенкевич исходит из собственного понимания характера человека, не имея возможности почувствовать себя властителем могущественной империи. Было решено сделать Нерона самолюбивым, склонным к искусству человеком, но при этом далёким от политики. Жизнь Рима идёт стороной, как и сама фигура Нерона, поскольку Сенкевича интересует только возможность бросить спичку во имя необходимости поджечь город, чтобы артистически настроенный император смог создать нетленное творение о погибающем городе. Генрик написал именно такой портрет, и он вполне сошёл за правду. Почему бы не быть Нерону именно таким. В конце концов, совершенно неважны мысли императора, когда автора беспокоит совсем другое.

Описать окончательное падение Рима у Сенквича всё-таки не получилось. На страницах книги оказывается много информации, свидетельствующей об утрате былого могущества, но читатель знает, что такое положение дел скоротечно, поскольку Рим ещё не достиг того могущества, которое ждёт его впереди. Безусловно, со временем Рим всё равно падёт, и не Нерон тому виной, и не христиане, а гораздо большее количество навалившихся проблем, преследующих любое крупное государство. Рим мог развалиться изнутри, и его основательно подтачивали черви гуманизма, разложившие стойкое общество на мягкие элементы.

Совершенно не стоит забывать, что в конце XIX века (время написания книги) общество сильно лихорадило, поскольку быстро набирали оборот социалистические идеи и технический прогресс. «Камо грядеши» стоит больше рассматривать под углом влияния страданий пролетариата под пятой капиталистов. Общество готово было взорваться… и спустя два десятка лет пали последние империи.

03.08.2015 (http://trounin.ru/sienkiewicz96)

Александр Островский «На бойком месте» (1865)

Бесполезное дело – подливать стаканами чистую воду в болото. Проще создать бурю в самом стакане, зачерпнув им мутной водицы непосредственно из болота. Достаточно отклонить стакан от вертикального положения, как на поверхности жидкости начинается волнение. Если сосуд прозрачный, появляется возможность проследить за водой на дне. Там ничего не происходит, но только на первый взгляд. Помещённый внутрь предмет обязательно покажет наличие скрытых процессов, протекающих незаметно для человеческого глаза. Примерно таким образом можно охарактеризовать любую пьесу Александра Островского, что без смущения брал обыденные ситуации, рассматривая их под наклоном, имея целью показать метания человеческой души, против воли оказавшейся в центре читательского внимания.

Островский мог в поисках сюжета для очередной пьесы взять любую ситуацию, изредка позволяя себе заглянуть в более отдалённое время, когда он был ещё молод и обо всём судил не так обстоятельно. «На бойком месте» переносит читателя на сорок лет назад. В те времена общество было более спокойным, буквально сводящим с ума своим вялым течением. Это на Сенатской площади происходили трагические события, а на периферии Империи ничего подобного не наблюдалось. Жизнь размеренно давила на людей, не позволяя им устраивать себе встряску. Горячие головы могли найтись в любой момент, независимо от общей ситуации. Островскому не было необходимости подкреплять свои произведения доказательствами – его зритель всё равно примет пьесу без возражений. Конечно, она ему может не прийтись по душе, но особого выбора тогда не было, особенно на этой самой периферии.

Если у человека возникает желание внести изменения в устоявшийся круг жизни, тогда его ничто не сможет остановить. Не подействуют на такого человека никакие увещевания и угрозы, а наоборот распалят желание ещё сильнее. Человека необходимо бить прямо в лоб, выводя из равновесия, либо позволить желанию осуществиться, только тогда призывая людей судить о случившемся. Суровые нравы и забота о сохранении чести могут довести ситуацию до критической точки, когда под видом загоревшейся бани произойдёт незаметная расплата за внесение разлада. В жизни можно всего один раз оступиться, поплатившись за это абсолютно всем. Где же найти счастье для себя, возжелав запретного? Не ставить себя выше общественных ценностей – истинная трагедия для человека, вынужденного заставлять себя принимать навязанные другими условия.

При всей высокопарности слов, «На бойком месте» – маленький сумбурчик от Островского. Александр не поднимает важных тем, а просто созерцает полыхающий пожар человеческих страстей. На сцене разворачивается драма, участники которой стоят на своих желаниях, предпринимая нужные только им шаги. Казалось бы, конфликт интересов налицо: жена возжелала любовника, а тот запуган мужем, грозящим расправиться с любым совратителем благоверной. Где в такой ситуации будет покой, коли Островский решил вмешаться в чужое болото со своим стаканом? Кое-что выйдет наружу. Большая же часть останется сокрытой под водой и продолжит дальше благотворно влиять на общую обстановку в отдельно взятом социуме.

На горизонте пьесы гремит гром и сверкает гроза. Действующие лица не задумываются о последствиях. Островский тоже не спешит выносить на суд читателя суть морального аспекта представленных событий. Кажется, ничего плохого не происходит, поскольку каждый сможет во всём разобраться самостоятельно. Нет посторонних наблюдателей, никто не стоит у действующих лиц над душой, отчего они бросают друг другу яркие реплики, не задумываясь о дне завтрашнем. И неожиданно пьеса заканчивается… Не возжелай запретного, читатель. Занавес.

04.08.2015 (http://trounin.ru/ostrovsky65)

Джонатан и Джесси Келлерман «Голем в Голливуде» (2014)

Понятие голема – краеугольный камень человеческого права посягать на дар творца. Мифология многих народов уходит к тому моменту, когда некое высшее существо вдохнуло жизнь в кусок глины или иного материала. Примерно таким же образом поступил пражский раввин Йехуда Лёв бен Бецалель, поставив на защиту еврейской общины стражника, мало отличимого от человека, но обладающего способностью защищать нуждающихся. Созданное им существо ныне называется големом, и по преданию оно просыпается каждые тридцать три года. Точной хронологии его пробуждений никто не вёл, но свою роль в иудейской мифологии он сыграл, обогатив культуру всего человечества. Всем известное создание Виктора Франкенштейна под пером Мэри Шелли не одно столетие будоражит умы людей, как и созданный Карелом Чапеком робот. Густав Майринк в 1914 году пошёл дальше, написав детективную историю с налётом мистики непосредственно про пражского голема. Теперь, спустя сто лет, голем вновь пробудился, расширив границы своего пребывания до Голливуда, благодаря старанию американских писателей Джонатана и Джесси Келлерманов.

Безусловно, «Голем в Голливуде» – это переделка книги Густава Майринка. Келлерманы не стали водить читателя вокруг таинств каббалы, а сразу погрузили его с головой в библейские предания, мистическую составляющую и будни обычного американского полицейского, вынужденного расследовать серию загадочных убийств. Писатели ловко манипулируют сознанием читателя, стараясь возбудить в нём не любопытство к происходящим событиям, а ощущение животного ужаса. В нашем мире ещё достаточно загадок, что благотворно сказывается на возможности запугать человека, имеющего склонность к боязни оставаться одному ночью в пустой квартире. За сто лет после Майринка художественная литература пережила многое, включая и влияние тревожного ожидания, всё чаще используемого писателями. Келлерманы взялись за ситуацию всерьёз, пожелав сделать голема действительно реальным, не ограничиваясь пустыми намёками.

Читателю может показаться, когда он будет читать страницу за страницей, что ему подсунули результат брака при печати. Ровное расследование постоянно прерывается сказаниями библейских времён, когда Каин, убив Авеля, ушёл основывать город, а его сын Енох довёл отца до самоубийства, так и не убедив Ашам стать его матерью. Откуда и из каких источников черпали информацию Келлерманы, делясь с читателем такими сведениями? Возможно, они тщательно изучали каббалу, а может применили умение смотреть на всё глазами беллетриста. Въедливый читатель будет искать тайные тропы, проводя аналогии с действием книги в нашем времени, а непритязательный читатель просто оценит талант людей к переложению сухих строк одного произведения, применяя развёрнутую фантазию на заданную тему в собственной книге.

Книгу портит, а может на взгляд современного читателя – красит, описание интимных сцен, включая общую озабоченность главного героя и авторов сексуальным подтекстом. На многих страницах Келлерманы испытывают потребность описывать любовные похождения персонажей и их промахи, придав всему всё тот же налёт мистики. Если читатель не знает, как будет на иврите звучать слово «пенис», то «Голем в Голливуде» как раз для него. Присутствие спермы на телах жертв, мысли главного героя о состоянии собственной половой сферы – только дополняют картину. Либо ныне преступный мир основывается на озабоченных маньяках, либо художественная литература процветает за счёт удовлетворения низменных потребностей читателей, либо – вынужденных писать об этом писателей, находящих в данном аспекте важную составляющую произведения.

Не самый сложный сюжет у Майринка в итоге стал совсем другим. Очень тяжело даётся последователям отразить в новой интерпретации изначальный замысел, направляя ход повествования по другому пути. Келлерманы стараются глубже проработать тему, отправляя читателя на поиски слишком далеко во времени, едва не заставляя при этом поверить в переселение душ. В суматохе событий виновником становится жажда человека объяснить непонятное с помощью доступных ему способов понимания реальности. Подобную историю мог превосходно рассказать Говард Лавкрафт, действительно загнав читателя в тупик, где ожившая глина проглотит жертву с аппетитом, выплюнув обратно лишь невкусный череп. Келлерманы слишком распаляют силы, не доводя до конца ни одну из своих линий, оставляя читателя с ощущением недосказанности.

05.08.2015 (http://trounin.ru/kellerman14)

Эдгар Уоллес – Сборник (1915—27)

Каждый писатель желает быть читаемым, но не каждый писатель готов писать для нужд читателей. Этот каторжный и трудоёмкий процесс, требующий перестройки собственного стиля и авторских задумок в нечто среднее, что заслужит после издания гордый ярлык бестселлера, не всем приходится по душе. Массовая литература всегда представляет из себя печальное зрелище, которым обычно принято восхищаться, оставляя негативное мнение при себе. Не помогут никакие увещевания о низкой художественной ценности, авторской неграмотности и переливании из пустого в порожнее. Только время расставит всё по своим местам, воздав одним писателям почёт на века вперёд, а миллионы книг других постепенно придут в негодный вид. Для человека современного не существует завтрашнего дня, а значит никогда не стоит заглядывать слишком далеко вперёд, когда совершенно неважно какое место твои произведения займут в мире литературы. В конце концов, когда-нибудь книги действительно начнут сжигать, тогда нет смысла рассуждать об их дальнейшей судьбе. А если и не сожгут, то они превратятся в пыль.