Путешествие Джо и его друзей

Следующее произведение было гораздо ближе простому слушателю. В нём звучал призыв лета, танца, радости. Вся песня от начала и до конца исполнялась хором, под бурное аккомпанирование струнных.

Третье было выполнено в духе второго, оно как бы являлось его продолжением, с той только разницей, что не имело вокальной партии. Музыка была столь живописующей, что могло послышаться в ней журчание родника, трели опьянённых нектаром свободы и лета птиц.

Четвёртое, последнее, мало походило на два предыдущих. В нём голос девушки вновь уносил прочь от земли. И вместе с тем мотив оставался тёплым и близким. Путешествуя по таинственной, населённой одними стихиями стране, странница пела о призраке любви, который неизменно сопутствует ей, но никогда при этом себя не проявляет. Этот призрак убережёт её от разбушевавшихся стихий, не даст ей затеряться в неведомой безлюдной стране; способный проникать в будущее, он укрепит её веру в настоящем. Но сможет ли этот призрак пройти вместе с ней сквозь ледяной холод перемен, или же суждено ему навеки остаться в прошлом? Где проснётся странница после долгого холодного сна: вернётся ли она в тёмный и загадочный мир, где властвует магия, или её будет окружать мир, полный света и любви?

Певицу звали Аманда. Та самая дева, о которой ходил слух, будто она дьяволица и будто бы красота её нынешняя – не данная ей от природы, а краденая. Однако по тому, что творилось в Колизее после её выступления, можно было решить, что ни народ, ни судьи слыхом не слыхали о ней и прямо сейчас готовы присудить ей победу.

А меж тем осталось только двое музыкантов. Один из них всем хорошо был виден, ибо – по причине того, что выступившие усаживались за теми, кто выступил перед ними, – он сидел обособленно и ближе всех к сцене. Второй же – по причине своего опоздания – только что и почти чудесным образом (ему не только открыли подпёртые толпой ворота, но и помогли пройти вперёд) появился внутри Колизея. Всеобщий неугасаемый восторг и интерес, с которым публика ждала выхода на сцену того, кто всего минуту назад был последним, перерос вдруг в ликование, когда выяснилось, что он не последний. И, конечно же, больше всех ликовали те, кто знал этого неторопливого и вечно опаздывающего музыканта, старого крестьянина по имени Джо.

Но, судя по всему, не тороплив был и молодец, собравшийся было уже подняться на сцену. Он вдруг остановился и продолжил действия лишь после того, как старик приблизился и в ответ на его предложение выступить первым, сделал уступчивый жест.

Музыкант был статен и красив. У него были длинные тёмные волосы, которые прижимались к затылку и плечам налобной повязкой. Словом, внешность его (не иначе как в совокупности с благородством и дружелюбием) могла и без музыки порадовать зрителя. Однако… последний и не представлял, что его ждёт.

Понадобилось несколько человек, чтобы поднять на сцену с десяток безразмерных мешков, в которых находилось то, на чём молодец собирался играть. В мешках, на удивление многих, были барабаны и подставки для них. Правда, в восторг пришли уже далеко не все зрители, – ибо возможно ли исполнить какую-либо музыку на одних барабанах?.. Хотя стоит при этом отметить, до злых реплик дело на сей раз не дошло. И начало выступления предварило полное затишье, готовое к тому, чтобы смениться чарующей магией звука.

Раскаты глухих ударных мягко, мелодично и, в то же время, властно вплыли в пространство тихомодальской чаши и распространились в нём. Особенность их магии заключалась в том, что она оживляла предания, была способна пробудить древний дух Колизея, запечатлённый в его таинственных настенных гравюрах, внушить слушателю чувство того, что он находится в ином времени и месте. Удивительно, как музыканту, играющему на «самом немузыкальном» инструменте, так легко это удавалось! Монотонные раскаты сменялись звонким каскадом, который чем выразительнее становился, тем больше возвращал слушателя в настоящее. И на протяжении всего произведения они чередовались. Вместе с тем ритм постепенно нарастал, и их чередование ускорялось. Казалось, приближается апогей. Но это не было движением к завершению… Скорость стала невероятной, что, однако, выражало не скоротечность, а постоянство, не мимолётное, хоть и исполненное силы, торжество, а безмерность некоего действа. И коль то была схватка прошлого с настоящим, она никак не заканчивалась победой одного над другим.

Но вот ритм внезапно изменился, и вновь музыка напомнила раскаты грома, только на сей раз звучащие вдалеке. Вызванное к жизни прошлое возвращалось вспять. И долгие неразборчивые дроби в конце – точно ещё остающееся от него, но тоже уже исчезающее эхо…

Молодой человек вышел из-за напоминающей свалку горы барабанов, которая до сего момента делала его невидимым, откланялся в каждую сторону, оглянулся на то, что только что служило подспорьем его ощущениям, – как бы гадая, насколько всё происшедшее было реальным, – после сего взглянул на небо, чему-то улыбнулся и сделал ещё один, на сей раз глубокий поклон.

Барабанщик был представлен Анисионом из Вальховы, града, уже неоднократно упоминавшегося во время фестиваля и приведшего своими именами в недоумение многих тогдашних знатоков искусства.

Сойдя со сцены, музыкант не присоединился к остальным выступившим, а сел на прежнее место, подле старика.

Волнения не стихали, даже наоборот, ибо произошло намного больше, чем ожидали от фестиваля; и то был ещё не конец!

Последний музыкант, впрочем, явно не спешил выступить. Даже когда шум заметно поутих, он продолжал сидеть. Видя это, публика нашла в себе возможность затихнуть вовсе. Но, как оказалось, старик Джо так заслушался, что просто забыл, для чего проделал долгий путь. И если бы Анисион не напомнил ему об этом, он бы, вероятно, ещё долго не сдвинулся с места. Но Анисион не только напомнил, но и помог старику определиться с тем, что ему нужно делать.

– Старею, сынок… вот уж до чего забывчивым порою бываю, – сказал Джо заботливому молодцу и душевно с поклоном поблагодарил его.

Однако, стоя посреди сцены, старик выглядел растерянным. Тогда, чтобы помочь ему обрести почву под ногами, музыканты дружно встали и начали всячески его поддерживать. И как-то неожиданно, когда к поддержке начала потихоньку приобщаться и публика, раздались первые ноты музыки.

Магические вибрации гитарных струн вернули тихомодальской чаше недавнюю таинственность. Правда, могло показаться, что Джо по-прежнему находится в некоем забытьи, забыл все свои произведения… что как прежде слышит он звуки барабанов, и гитара его вторит им. Что ж, велика вероятность, что именно так и было.

Ну, а дальше произошло вот что. Вернулся на сцену предыдущий музыкант, – надев на лоб повязку, перенёсся он вновь за свои барабаны, – и тем самым точно подал знак другим… Встал и двинулся к сцене Сиццон. Публика при виде его явно взбудоражилась… Оказавшись подле Джо, Сиццон сделал ей жест, чтобы она активнее поддержала старого музыканта. Тотчас по Колизею пошла волна, и на пике этой волны гитара Сиццона, имевшая несколько иное звучание, приобщилась к гитаре старика, словно бы завела с ней разговор. Оба музыканта явно импровизировали, но получалось это так, будто играли некое известное им произведение. Барабаны пока молчали, ждали подходящего момента. И момент этот настал, когда басистая гитара вышедшего на сцену Крэгволота задала музыке ритм. Публика ликовала, многие не усидели на местах – ринулись к сцене, что было тем более удивительно для музыки столь необычной, большинству слушателей наверняка прежде неведомой.

Никто не понимал, как музыкантам удавалось так долго и так слаженно импровизировать. Заговорили о том, что трое вальховцев сговорились, и на удачу им старый Джо позволил их хитрому плану осуществиться, замкнуться цепочке огней ещё раз вокруг них. Но многие ли могли в такое поверить? Большинство всё же сходилось в том, что музыканты действовали по наитию, желая подарить величайшему в истории музыкальному фестивалю незабываемую концовку.

В тот момент, когда музыка почти затихла, на сцену поднялась Аманда. Ее голос звучал вместе с негромкими переливами гитар Джо и Сиццона, а после того, как гитары замолчали, ещё с минуту один в созданной словно для него тишине.

Время шло, а народ в гигантской чаше не переставал бушевать, и возле сцены его становилось всё больше, что было вызвано не только эмоциями от фестиваля, но ещё и тем, что с верхней окраины Колизея к его центру спускались вереницы факелов. Люди расступались, пропуская вперёд судей в чёрных балахонах, несших эти факелы. И вот последние уже собрались вокруг сцены, а один из них – после того, как посовещался с остальными – взошёл на неё, – не иначе как для оглашения результатов судейства. Меж тем главные ворота Колизея распахнулись, и на арену въехал дилижанс, запряжённый тройкой благородных лошадей. Будучи увешан излучающими таинственное сияние драгоценными камнями, он точно попал сюда прямиком из волшебного сна. В нём сидели люди в белых балахонах, и одним из них – без каких-либо внешних отличий – был, как оказалось, сам царь Тихомодала.

– Дорогие гости и жители великого града, –  обращался ко всем в тот день молодой царь, – некогда созданный нашими легендарными предками величественный Колизей долгое время служил ристалищем игр и состязаний, которыми мы, без всяких сомнений, будем наслаждаться и впредь. Но событие, происшедшее здесь в эти два дня, как видно, имеет для всех нас особый смысл, и также с уверенностью мы можем сказать: торжеств, подобных этому, не хватало нам все эти годы. А потому, дорогие мои, эта наша с Вами встреча – только первая, и с открытием магии звука впереди нас ждут другие фестивали! А что скажете Вы?!

Публика была с ним единодушна.

– Друзья, мы сердечно благодарны Вам за то, что Вы проделали долгий путь и посетили наш Колизей!

Царь и его свита поклонились публике, отчего в ней опять началась буря.

После взял слово верховный судья:

– Должен признаться: до последних минут мы думали, что победителем в музыкальном состязании должен стать кто-то один. Но мы ошибались. Потому как то скорее было не состязание, а праздник, великий фестиваль музыки! Вчера и сегодня мы не наблюдали за состязанием, но мы все были свидетелями чего-то невообразимого!  Кто знает ответ на вопрос, какая музыка лучше, ежели всякая исполняется искусно и исходит от сердца? А тогда: кто же из музыкантов превосходит в искусстве других? Вместе с тем в ходе фестиваля нами определялись его возможные победители, – все Вы видели, как после каждого выступления выстраивается цепочка огней. А потому мы сделаем следующее: мы не назовём победителя, равно как и не скажем, что таковых нет. Вместо нас скажут сокровища Тихомодала, коими мы наградим всех без исключения наших участников. И позвольте мне обратиться теперь к ним. Дорогие друзья, все Вы являетесь обладателями богатств, коих не заменить никакими драгоценностями! Но примите от нас в благодарность эти дары из нашей сокровищницы!

Из кареты вынесли черный с золотыми узорами сундук. Его тотчас же, без всякой прелюдии, открыли люди из царской свиты, и извлекли из него маленькие мешочки с золотыми монетами. Каждому участнику фестиваля был вручён такой мешочек. Но то было только начало церемонии награждения.

В Колизей въехал ещё один дилижанс. Он не был украшен драгоценными камнями, как первый. Однако же в нём находился сундук, который был не только больше первого по объёму, но и ценнее по содержанию. Правда, далеко не все это поняли, потому как далеко не все смогли бы оценить по достоинству многие из тех вещей, что представляли собой сокровища стольного града.

И вот сокровища эти, ценность коих нельзя было с первого взгляду распознать, открылись перед простым людом. Вероятно, большинство охотников за ними испытали бы разочарование, увидев то, в чём не было ни толики золота, ни драгоценных камней. Однако простые на вид вещи, созданные ежели не магами, то великими мастерами, не будучи соблазнительными для глаз, обретали свою подлинную ценность в руках истинных своих хозяев. Здесь были и кинжалы, и скатерть, и кувшин, и посох, и статуэтка созерцателя, и магический кристалл, и кухонная утварь, и алмазные чётки, и браслет, и оберег, и подсвечник, и ожерелье, и многое, многое другое. Участники фестиваля поочерёдно назывались верховным судьёй по имени и приглашались к месту награждения. Так великан Крэгволот из Вальховы получил в дар чашу. Сиццону вручили статуэтку лучника, необычную разве что тем, что лучник этот поворачивался. Аманде надели на шею разноцветное ожерелье. Анисион принял в подарок кинжалы. Старик Джо из Тажбила стал обладателем варгана, тоже обычной на вид деревянной поделки.