Любовь тоже убивает

Таня не вернулась в класс, умылась возле уличной колонки, и пошатываясь побрела домой, зная, что родители придут только вечером, и она успеет привести себя в порядок, но то, что отразилось в зеркале повергло её в шок – свёрнутый в сторону опухший нос и синяк, расползшийся на пол лица. Как жить дальше с такой рожей?!

Почуяв что-то неладное, Генчик, отсидел урок и рванул из школы, прихватив портфель Тани. Она долго не открывала, а когда появилась на пороге, тот смог выдавить из себя лишь хриплый крик:

– Кто?!

Она затащила его внутрь и захлопнула дверь.

– Чего орёшь? Хочешь, чтобы соседи всё узнали?

– Кто это сделал? – едва сдерживаясь повторил вопрос Гена.

– Сисяндра, – всхлипнув ответила Таня.

– Что ты не поделила с этой жирной курицей?

– Тебя, – после небольшой паузы произнесла она.

– Не понял…

– Что ты не понял? Ты что не знаешь, что она втюрилась в тебя? Не заметил этого?

– Ну заметил…, – замялся Генчик. – Ты тут при чём?

– Я ей сказала, что переспала с тобой.

Он с недоумением посмотрел на неё

– Переспала? Со мной? Ты дура?! Зачем?

– Я не хочу, чтобы тебя кто-то другой любил. И уж тем более эта Сисяндра.

– Далась тебе она.

– Да? – снова всхлипнула Таня. – А ты сиськи её видел?

– И что?

– У меня таких никогда не будет!

– Правду отец говорит, что все бабы дуры. Что с этим будем делать? – перевёл он тему, указав на сломанный нос.

– Не знаю. Родители увидят – убьют и меня и её.

– Надо врать. А с Зайцевой я сам разберусь. По тихому.

– Знаю я твоё "по тихому".

– Не бзди. Давай лучше о тебе подумаем. Где могло такое случиться?

– Кроме "упала на лестнице" ничего в голову не лезет, – почесав кончик носа, произнесла Таня.

– Только не в школе. Начнутся разборки. Отец твой всех там на ноги поднимет. Давай так – в подъезде было темно, ты оступилась и упала, носом ударилась о перила. Я сейчас пойду лампочку разобью.

– Хорошо, вроде. А кровь?

– Будет тебе и кровь.

Гена взял на кухне нож и выбежал в подъезд, Таня даже слова не успела сказать, выбрал подходящее место и не задумываясь полоснул себя лезвием по пальцу. Он испачкал кровью перила и накапал на ступеньки, после этого подпрыгнул, и ножом разбил лампочку. Стало темно. Гена пошёл вверх, хватаясь окровавленной рукой за перила, ну и в довершении – несколько капель возле двери. Получилось весьма правдоподобно.

И родители поверили. Отец Тани договорился об операции для дочери с одним из лучших хирургов города, и через полгода её носик был так же очарователен как и раньше. Всё время, пока шло лечение, Таня не ходила в школу, Генчик приносил задания и делал вместе с ней уроки, а потом рассказывал о школьных сплетнях. Самым интересным было отслеживать падение Зайцевой, в одночасье превратившейся из отличницы в заскорузлую двоечницу и прогульщицу.

– Вот это я долбанула Сисяндру, – восторженно произнесла Таня, услышав очередную историю деградации бывшей подружки. – Мой сломанный нос по сравнению с ней просто баловство.

Она встала из-за стола, на котором были разложены учебники и отодвинула их в сторону.

– Чай будешь? Мама плюшки испекла. С джемом.

– Давай.

Таня направилась на кухню, а Гена поймал себя на том, что пялится на её попку, облачённую в лёгенькие домашние шорты. И это было уже не в первый раз. За прошедший год Таня сильно изменилась, и из просто очаровательной девчонки начала превращаться в настоящую девушку с аппетитными формами, завораживающим покачиванием бёдер и взглядом, таящим в себе какой-то таинственный вопрос. И смотрел Гена уже не глазами того мальчишки, который сидел рядом на горшке в детском садике или бегал за ней голышом по пляжу, пока родители нежились на солнышке. Это был совсем другой взгляд, взгляд взрослеющего юноши, готового перейти на новый уровень познания непознанного. Хотя, что непознанного было в Таньке, ведь они знали друг о друге всё, вплоть до мелочей, будь то малюсенькая родинка на её попке или шрам на его животе от удалённого в первом классе аппендицита. Оказывается было, и появилось всё это совсем недавно. Хуже всего, что точно такие же взгляды он перехватывал у других, и не только у сверстников, но и у вполне себе взрослых мужчин. Это просто бесило. Не мог Генчик позволить, чтобы кто-то ещё пялился не его Таню. Поэтому школьные репрессии ужесточились, и к выпускному году дошло до того, что эта забота стала её раздражать.

– Может ты прекратишь? – не сдержалась Таня после очередного избиения глазастого наглеца. – Я так с тобой старой девой останусь.

– Не останешься, – решительно произнёс Гена.

– Ты перестаёшь быть моим надзирателем?

– Нет.

– Тогда как?

Гена схватил её за руку и отвёл за угол, где никого не было. Взяв за талию, усадил на подоконник и крепко сжал её ладошки.

– Я женюсь на тебе.

Танины глаза чуть не вылезли из орбит.

– Дурак, что ли?! – прошептала она, оглядываясь по сторонам.

– Да, дурак. Я понял, что люблю тебя. И всегда любил.

– Но ты же мой брат…

– Да какой я тебе брат… Седьмая вода на киселе.

– Что родителям скажем?

– Мне нравится ход твоих мыслей, – улыбнулся Гена, – уже о реакции родителей думаешь. Скажем, что не можем жить друг без друга. Мы же не можем?

Таня задумалась. А ведь и правда, невозможно было вспомнить ни одного жизненного эпизода, чтобы рядом не было Генчика. Он был всегда и везде. Она привыкла к нему и не представляла жизни, если он вдруг куда-то исчезнет.

– Я не готова тебе сейчас, что-то ответить. Но получается сама накаркала. Кто меня тогда потянул за язык, что я с тобой переспала?

– Никто. Это подсознание, детка.

– Ты такие слова знаешь. Ладно, я поговорю со своим подсознанием. Дома продолжим. Помоги.

– Хорошо, – Гена придержал Таню, чтобы она могла спрыгнуть с подоконника. – Я буду ждать твоего звонка.

Весь вечер она пролежала у себя в комнате, переваривая услышанное. Восприняв в штыки неожиданное признание Генчика, сейчас Таня, поняла, что не так уж всё и плохо. Сколько в истории было примеров, когда женились двоюродные братья и сёстры, все цари и короли сплошные родственники. Пусть будет как будет, решила она. И к их многолетней тайне добавилась ещё одна.

Они успешно окончили школу, и впервые не послушав родителей, подали документы в столичный университет, те немного побурчали, но всё же отпустили на экзамены, а когда дети вернулись с информацией, что поступили, радости не было предела. Но больше всего радовались Таня и Гена, ведь теперь они смогут быть вместе не как брат и сестра, а как влюблённая парочка и не нужно будет оглядываться по сторонам, сдерживаться и искать возможность пообщаться без свидетелей. Правда, слово "пообщаться" теперь несло в себе совершенно иной смысл, чем раньше. Их первый настоящий поцелуй случился совсем недавно, во время тех самых вступительных экзаменов. Ничего не подозревающие родители сняли для юных абитуриентов небольшую квартирку рядом с университетом, чтобы дети не мыкались по общагам, не подозревая, что тем самым подталкивают их к той черте, которую те никогда ещё не пересекали.

– И что мы будем теперь делать? – многозначительно произнесла Таня, глядя в окно, где внизу садились в такси их родители.

– Известно что, – так же многозначительно ответил Генчик.

– А ты умеешь?

– Сама же знаешь. Чего спрашивать?

Таня обвила его шею руками.

– И даже не целовался ни с кем?

– Нет.

– Вот ты лапух, – расхохоталась она, – давай научу.

– А ты прям умеешь, – обиделся Гена.

– Умею. Мы с девками так сосались, что сдохнуть можно было.

Он посмотрел на неё с непониманием.

– Просто учились, дурак. А ты что подумал? – сгладила неловкую ситуацию Таня. – Ну не на помидорах же учиться. Смотрели кино про любовь, а потом повторяли.

– И ты ничего не чувствовала? Возбуждение какое-то…

– Ничего, – соврала она.

Конечно же чувствовала, и ещё какое… После этих "уроков" ночью хотелось выть. Она подумывала даже разорвать эту дурацкую клятву, данную Генчику, и пуститься во все тяжкие как это сделали почти все её подружки. Специально для них Таня придумывала всякие фантастические истории про свои грехопадения, чтобы поддерживать статус порочной красавицы. Обычно это случалось летом на море или зимой во время каникул. Она так красочно и правдоподобно рассказывала о своих вымышленных любовниках, что все верили, и завидовали чёрной завистью, ведь им приходилось довольствоваться тем что есть – пьяненькими одноклассниками или шпаной со двора. У Тани же всегда были изысканные богатенькие ловеласы, обязательно старше её лет на десять-двадцать, опытные и неутомимые, тонко чувствующие её душу. Рассказы всегда подтверждались дорогущими подарками, якобы подаренными ей любовниками – здесь были и духи, и украшения, и даже восхитительное импортное нижнее бельё. На сама же деле, всё это Таня тайком таскала из маминой комнаты и потом возвращала на место.

Они целовались до самого рассвета, но так и не решились двинуться дальше, руки просто не подчинялись неистовым импульсам помутнённого сознания, которое хотело всего и стразу. Гена даже не решился раздеть Таню, урывками вдыхал аромат возбуждённого девичьего тела и продолжал ласкать её припухшие губы своими не менее припухшими губами. Впервые в жизни он ощутил этот запах и этот вкус, и они навсегда сплелись в единое целое не сравнимое ни с чем.

У Тани кружилась голова, ей не хватало воздуха, тело сотрясалось от волн, которые разрывали её изнутри, стараясь выплеснуться наружу. Ничего подобного с ней раньше не происходило, даже во снах, о которых ей было стыдно вспоминать. И это только поцелуй, успела подумать она в момент, когда сознание на мгновение вернуло её в реальность, а что же будет потом… Как хорошо, что любовь выглядит именно так. Тане очень хотелось, чтобы это была любовь.

– Господи, какая же я губошлёпка, – смеялась она, глядя утром в зеркало. – Вот как теперь идти в университет? Засмеют же.

Генчик подошёл и стал рядом так, чтобы и его лицо тоже отразилось в зеркале.

– Пусть все видят, что у нас любовь.

– Это позор какой-то, а не любовь. Ты что не мог вовремя остановиться?

– Не хотел, – ответил он, прижал Таню к себе и попытался снова поцеловать.

– Отстань, – капризно произнесла она, упёршись в его грудь руками. – В морозилке есть курица, тащи сюда, будем лечиться.

Гена провёл рукой по её растрёпанным волосам, снова прижал к себе, и в ту же секунду её тело начало источать тот самый аромат.

– Как я тебя люблю, – прошептала она.

– Я больше, – шёпотом ответил он.

Его пальцы скользнули вниз, подхватили подол платья и проникли под него. Таня подняла вверх руки, и воздушная ткань на мгновение коснулась её лица… А дальше был только полёт…

– Какие же мы дураки…, – почти неслышно произнесла она, натянув одеяло до самого подбородка. – Простынь запачкали… Мама теперь будет ругаться…

– Я так долго этого ждал.

– Что мама будет ругаться?

– Нет. Что простынь запачкали.

Они одновременно рассмеялись.

– Надо бы поспать хоть немного, – зевнув, предложила Таня.

– Неплохо бы.

– Тогда тащи простынь в ванну, я потом постираю и бегом ко мне под одеяло.

Гена стащил окровавленную простынь с кровати, и вернувшись через минуту, застал Таню спящей, она лежала, свернувшись калачиком как в детстве, и тихонечко посапывала. Он аккуратно прилёг на другой половине кровати, чтобы не потревожить любимую, и тоже моментально уснул.

Удивительно, что эта парочка умудрилась на отлично сдать все экзамены, поскольку всё свободное время они посвящали поиску наслаждений, с каким-то остервенением доводя своё неумение до совершенства.

– Ты очень сильно изменилась, – сказала мама, когда по привычке укладывала Таню спать, – совсем взрослая стала. Влюбилась что ли?

– Пока нет, – соврала дочь, чмокнув мать в щёку, – как только это случиться, я сразу тебе скажу.

Но Ольга с первого взгляда почувствовала неладное. Всё было не так – другой взгляд, другая походка, другой запах. Она хотела верить, что ошибается, хотела быть обманутой, но внутренний голос убеждал – её невинная девочка перестала быть таковой.

– Ты уже с кем-то спала? – наконец, спросила она. – Я отцу ничего не скажу.

– Ма, прекрати. Ни с кем я не спала, – обижено буркнула Таня, и отвернулась к стене.

– Просто я не хочу, чтобы ты потом пожалела об этом.

– Не пожалею.

– Ну Бог тебе судья.

Таня проплакала до самого утра. Вот так, одним коротким разговором с матерью разрушился розовый замок её счастья, и теперь нужно будет постоянно врать и изворачиваться, придумывать оправдания своей лжи. Трудно себе представить реакцию родителей, если бы они узнали об истинном объекте её вожделения.

– И как нам теперь жить? Как быть с родителями? – грустно спросила Таня.

– Мы же будем далеко от них, встретимся пару раз в год, на каникулах, и всё – подбодрил её Гена, – что-нибудь придумаем.

– Да уж… Придумаем… Мать уже раскусила меня. Только глянула и сразу поняла, что я трахалась. Я не артистка и не смогу постоянно играть роль паиньки. И одной минуты не смогла вчера продержаться. А что будет дальше? Жить мы где будем? В общаге? По разным комнатам?

На балкон заглянул отец Тани.

– Пойдёмте, стол уже накрыт. Будем отмечать ваше поступление.

После нескольких тостов, слово взяла Ольга и повернулась к сидящим рядом детям.

– Мы тут посовещались в расширенном семейном составе и решили, что вы не будете жить в общежитии. Мы продолжим оплачивать квартиру, где вы готовились к экзаменам. Пусть она станет для вас талисманом дальнейшего успеха. Ура!

– Спасибо, мамочка! – не сдержавшись, крикнула Таня, вскочив с места.

За несколько часов до этого, действительно, был семейный совет, на котором Ольга предложила, чтобы Таня и Гена жили вместе, в одной квартире. По её мнению это смогло бы уберечь детей от необдуманных поступков и от контактов с посторонними и потенциально опасными людьми. Она не рассказала о своих ощущениях от встречи с дочерью, что "контакт" вероятно уже состоялся, что Гена не досмотрел, упустил из виду сестру, а та, почувствовав свободу, успела наделать глупостей. Теперь уж точно, всё будет чинно и благородно. Знала бы Ольга как она ошибалась в своей решимости отстоять невинность дочери.

Игра в кошки мышки продлилась шесть лет. Оказалось, что Таня была не права, говоря, что она плохая актриса, её ложь была настолько правдивой, что у родителей не возникало никаких сомнений, но всему когда-то приходит конец. Концом беззаботного счастья стала беременность, скрыть которую было уже невозможно, а делать аборт Таня категорически отказалась.

Скорая увезла Ольгу и Полину, которые почти одновременно лишились чувств, услышав страшное признание детей, а их мужья, от бессилия и непонимания, что делать дальше, вцепившись друг другу в глотки, долго катались по полу, словно каждый был виноват в случившемся. Ольга умерла первой, на следующий день не выдержало сердце у Полины, а через три месяца рядом с могилами близняшек появилась ещё одна, маленькая, в которой лежал их внучок, умерший во время родов.

– Мы тоже теперь должны стать врагами как наши отцы? – Гена понимал глупость своего вопроса, но он не знал, о чём ещё спросить Таню, только что отошедшую от успокоительного.

– Это самое простое, что можно сделать, – чуть слышно ответила она, – но я не хочу быть твоим врагом.

– Тогда у меня есть к тебе предложение, – он достал из кармана бархатную коробочку, внутри которой лежало кольцо, – выходи за меня замуж.

– Ты как был дураком, Генчик, так дураком и остался. Нашёл место и время.

– Зато запомнится на всю жизнь.

– Ну да… Матери умерли, отцы прокляли и нас и друг друга, ребёнка потеряли. Как о таком забудешь.

– Вот и нужно что-то, что поможет выйти из этого дерьма. Доктор сказал, что завтра тебя выпишут. Я закажу белый лимузин и повезу тебя в ЗАГС. Ты же ещё любишь меня?

– Как же тебя не любить…, – Таня приподнялась, обвила его шею руками, поцеловала, после чего опустилась на подушку и в голос заревела, уткнувшись лбом в холодную стену. – А у меня платья свадебного нет, – всхлипывая произнесла она, крепко прижав коробочку с кольцом к груди.

Геннадий пришёл в себя, когда за окном уже было светло. Сбросить груз не удалось, тот ещё сильнее навалился сверху, готовый окончательно его раздавить. Стало понятно лишь одно – он пропал, что теперь придётся врать жене, изворачиваться, скрывать эмоции и убеждать себя, что так поступать нельзя, что всё это какое-то наваждение, какая-то ошибка, а может вообще кем-то подстроенная провокация. Но чем дольше он размышлял об этом и выискивал аргументы, оправдывающие слабость, становилось понятно, что это и есть то чувство, которое он так давно искал.

Геннадий откинулся на спинку кресла и ещё раз прочёл текст, который написал почти в забытьи:

"Долго не решался… Всё читал и читал твою страницу… Доходил до самого начала и возвращался, чтобы снова проделать тот же путь, и каждый раз находил что-то новое, что не заметил или не понял раньше, а когда уставал от обилия историй, рассказанных тобой, то подолгу смотрел на твои фото. Вот и сейчас пялюсь как дурак на них и не могу понять, что же в тебе такого… Что заставляет меня, взрослого, сильного мужика всякий раз лишаться рассудка, открывая твою страницу. Вроде баба как баба, таких тысячи за день мимо проходит… Я бы тоже мимо прошёл, перелистнул бы очередной пост, случайно вывалившийся в моей ленте и даже имени автора не вспомнил бы, но глаза впились в твои глаза, рука окаменела и я начал читать текст. И он перевернул моё сознание… Не может женщина быть такой откровенной. Невозможно так страстно писать о любви, так тонко чувствовать душевную боль и настолько точно описывать потаённое влечение…

Я знаю, что ты не отвечаешь на личные сообщения, не реагируешь на комментарии, а тех кто ведёт себя как дерьмо, просто удаляешь. Надеюсь, что я не обидел тебя своим занудством и смогу продолжить наслаждаться твоими текстами; сопереживать, радоваться и грустить вместе с тобой. Пожалуйста, не отнимай у меня возможность разговаривать с тобой… Хотя бы так как сейчас. Я уверен, что ты просматриваешь то, что я пишу и поэтому знаешь о моём существовании и моём чувстве к тебе. Я пока не понимаю как его определить, думаю, что у него нет названия, но оно очень похоже на любовь. Хотя я любил, так мне казалось, но тогда всё было не так. Как жаль, что я не встретился с тобой раньше… И какое счастье, что ты оказалась на моём пути сейчас!"

Геннадий посидел ещё немного, подумал, бросил взгляд на свадебную фотографию, которая всегда стояла на столе, ему даже показалось, что Таня смотрит на него с какой-то укоризной…, и резко нажал кнопку "Отправить", чтобы новая любовь как можно скорей узнала о его существовании.

5

Маша вбежала в кабинет, сгорая от нетерпения представить капитану Санину добытые материалы по погибшей. Ей понадобилось меньше суток, чтобы решить, казалось бы, нерешаемую задачу, но Марка Игоревича на месте не оказалось. Она уселась за свой стол, вставила флешку в компьютер и принялась рассматривать полученные в ресторане скрины. На неё с экрана смотрела симпатичная молодая женщина, можно даже сказать красивая. Что могло заставить убийцу избавиться именно от её лица? Что она такого сделала, чем провинилась или чему помешала?

Маша не услышала как открылась дверь, и вздрогнула, почувствовав лёгкое прикосновение к плечу.

– Не пугайся. Это я. Кем любуешься? – спросил капитан Санин, усаживаясь рядом.

– Вот она, наша жертва, – довольная собой ответила девушка.

– Хорошааа… Жаль приударить не получится. Где раздобыла картинки?

Маша рассказала про ресторан.

– Иначе как везением и не назовёшь, – похвалил подчинённую Санин.

– Я, товарищ капитан, везучая.

– Так, лицо у нас значит есть, осталось личность установить.

– Я сейчас запущу поиск по соцсетям....

– Стоп, лейтенант, – прервал Машу Марк Игоревич, – какие соцсети. Работаем с паспортным столом. Нам нужны точные данные, адрес, имя, возраст, а не ваши статусы с лайками.

Пока в паспортном столе обрабатывали запрос и искали визуальное соответствие, Маша всё же пошла привычным для неё путём, и уже через пару минут открыла страничку, и была шокирована увиденным. Такого количества откровенных снимков она давненько не встречала. Капитан оказался прав – из информации ничего, кроме имени – "Викки", да и то, сто процентов, что оно выдуманное. Но внимание Маши привлекло не это, а даты под постами. Последний был датирован сегодняшним числом.

– Какой живучий у нас труп, – попытался пошутить Санин, – лежит в морге и оттуда строчит свои текстики.

– Будет смешно, если здесь завтра появится селфи с нашим патологоанатомом, – подхватила Маша.

– Не нравится мне это, – уже серьёзно продолжил капитан, – шутки шутками, а эту "Викки" нужно пробить по серьёзному. Я к айтишникам, а ты поторопи наших красавиц из паспортного стола.

А торопить и не пришлось, вся информация уже была в базе: Сюзанна Валерьевна Мусина, 31 год, прописана по адресу Столичный бульвар, дом 21, квартира 33, когда-то работала фотомоделью в агентстве "Багира". Теперь стала понятна её страсть к фотографированию.

Маша набрала номер Санина.

– Товарищ капитан, вы ещё не далеко ушли?

– Нет. Курю пока на входе. А что?

– Нашлась наша красавица и у паспортисток.

– И адрес есть?

– Адрес прописки.

– Будем надеяться, что он же и фактический адрес проживания. Скинь на мобилу. Я за санкцией на вскрытие квартиры и на обыск. Вызывай бригаду.

Соседи переполошились, увидев в подъезде полицию. Тут же нашлись свидетели, готовые подтвердить, что гражданка Мусина уже давно не появлялась здесь. Характеризовали её положительно, мол, жила одна, вела себя тихо, иногда выпивала, а кто их официанток не выпивает. В квартире никаких видимых следов борьбы не было, о том, что здесь действительно давно никого не появлялся, говорило приоткрытое окно, в проём которого сквозняком затащило гардину и та болталась снаружи грязная и истерзанная ветром, а на подоконнике поблёскивала лужа от растаявшего снега, который надуло в ту же щель.

– Товарищ капитан, подойдите сюда, – крикнула Маша из другой комнаты, – смотрите, что здесь.

– Похоже на фото студию, – констатировал увиденное Санин. – Свет, камера, фон, компьютер для обработки снимков. Вот он то нам и нужен, – капитан подозвал эксперта. – Сними пальчики с него и с фотоаппарата, чтобы мы могли сразу забрать.

Вернувшись в кабинет, они первым делом открыли ноутбук Сюзанны.

– И никакого пароля, – радостно произнесла Маша.

– Просто какое-то фантастическое везение, – улыбнулся Санин.

– Ну да.

– Даже не удивлюсь, если мы завтра так же легко найдём убийцу, – капитан поудобнее уселся в кресле, закинув руки за голову. – Люблю свою работу.

На экране ноутбука начали появляться фотографии, которые в точности соответствовали выложенным на странице виртуальной Викки. Оставалось понять как происходит ежедневное обновление, если Сюзанна мертва, кто пишет тексты и размещает фото, и как между собой связаны эти люди.

– И вот теперь в бой вступают наши лохматые айтишники, – скомандовал капитан, и набрал номер компьютерного отдела.

6

Предложение, полученное вчера в личку, показалось Сюзанне не то чтобы странным, а вызывающе бесцеремонным. Она даже порывалась удалить его и заблокировать отправителя, но что-то заставило ещё раз перечитать послание и попытаться проанализировать все "за" и "против". И как оказалось, аргументов "за" было больше. Во-первых, деньги, которых в последнее время катастрофически не хватало. Во-вторых, она снова сможет заниматься тем, чем занималась последние двадцать девять лет – сниматься.

Красавицей она хотела быть всегда, а ещё хотелось, чтобы все восхищались её красотой и грацией. Природа сделала для этого всё, что могла, наделив Сюзанну не только редким именем и симпатичной мордашкой, но и весьма выдающимися формами. Именно на свою внешность девушка сделала ставку, посчитав лишним тратить время на образование. Читать-писать умела, в общении была раскована, за словом в карман не лезла и этого было вполне достаточно для того, чтобы обеспечить себя на долгие годы. Но далеко идущие планы разрушились на рубеже, который для большинства молодых женщин считается критическим – своё тридцатилетие Сюзанна отмечала одна в пустой квартире, без родителей, без любившего её парня, который сбежал, без любовника, который её выгнал, без работы и, соответственно, без денег. Да и не отмечала вовсе, а просто выпила бутылку водки без закуски и уснула, уронив голову на стол. На утро, с трудом разогнув спину, она огляделась по сторонам, в надежде, что чудо свершилось и всё стало как прежде, но мерзкий перегар, который источало её дыхание, вернул в реальность.