Апрельское, или Секрет забытого письма

Елена Тюрина

Апрельское, или Секрет забытого письма

Глава 1

2012 год

«Апрельское… Ап-рель-ско-е», – глядя в окно автобуса, беззвучно сказала я. Одними губами. Так вкусно звучит, по-весеннему. Покатала языком по нёбу это слово, будто конфету. И почти явственно ощутила сочный вкус любимой с детства «барбариски». На дворе апрель. И день рождения у меня в апреле. Кто знает? Может это хороший знак и меня ждут большие перемены?

– Ой, а вы в Апрельское едете? – раздалось слева от меня.

Неужели я произнесла это слово вслух? Как неудобно…

– Да, – ответила я.

– А кто у вас там? Родственники? – оживилась женщина с корзинкой на коленях, сидевшая рядом со мной.

Лет пятидесяти пяти или чуть больше, с очень загорелым лицом, исчерченным морщинами, одета она была, как говорят, по-дачному – в спортивные штаны, старомодные потрёпанные кроссовки, свитер и куртку. Волосы её скрывала светлая косынка в мелкий цветочек.

– Нет никого. Я еду туда работать.

– Кем, если не секрет? – дама смерила меня оценивающим взглядом, очевидно, прикидывая, на какую работу я могу сгодиться.

– Библиотекарем.

– А у нас там ещё действует библиотека? Ммм… Я и не знала, – сообщила мне соседка.

Потом помолчала и снова заговорила:

– Удивительно. Обычно молодёжь из посёлков бежит в города. А вы наоборот. В такую глухомань решили забраться. Вы замужем?

Я отрицательно мотнула головой и ощутила нарастающее внутри невольное раздражение. Ну начинается. Это излюбленная тема таких вот беспардонных тётенек. Сейчас посыплются вопросы «как же так?», «а почему?», «а сколько вам лет?» и в заключение покровительственно: «Ну ничего, не расстраивайтесь». Как будто я расстраиваюсь. Сами же своими вопросами больше огорчают, чем непосредственно факт отсутствия у меня супруга.

Просто я уже смирилась с тем, что никогда не выйду замуж. Так мне нагадала в юности цыганка. Мама призывала не верить в эту ерунду. А я верю. Да и как тут не поверить, когда мне уже двадцать шесть, а всё, что есть в жизни – это не самая прибыльная профессия – библиотекарь и лишний вес, с которым я безуспешно борюсь ещё со школы.

Ехать ещё минут сорок. Так что я приготовилась к обороне. А попутчица моя почему-то не спешила сыпать неудобными вопросами. Вместо этого откинула лежавшее на корзинке полотенце и пододвинула её поближе ко мне.

– Гляди… Можно на «ты»? Я Леокадия Сергеевна. Можно просто Лёка.

Я впервые слышала столь необычное имя!

– Света, – представилась и заглянула в корзинку, ожидая увидеть котёнка или щенка. Но не смогла сдержать возгласа удивления, когда обнаружила спящего ёжика!

– Какая прелесть! Откуда он у вас? – невольно улыбнулась.

– Он ручной, – ответила женщина. – Я его в прошлом году нашла во дворе, совсем маленького. Траву вырывала и нашла. Думала, мамка за ним придёт. Понаблюдала до темноты. Ежи ведь ночные животные. Но мамочка так и не пришла. Видать, что-то с ней случилось. Вот я и забрала. Он был бело-розовый, почти прозрачный. И колючки мягонькие. Выкормила его моя кошка. Она как раз тогда окотилась. Так и жил у нас. На зиму в спячку впадал. Теперь везу на дачу.

– Неужели выпустите? – изумилась я, рассматривая колючий комочек. – Жалко ведь. Он же совсем не приспособлен к жизни в природе.

– Да нет, не выпущу конечно. Просто поживёт со мной. Всё веселее, не так одиноко. Он, я, да двое котов.

Разбуженный нашей болтовнёй, ёжик высунул остренькую мордочку и зашевелил носиком, принюхиваясь.

– Его можно погладить? – спросила я.

– Ага, погладь. Он спокойный, не пугливый. Ежи ночью активничают, так что сейчас он сонный. Его Кактусом зовут. Хотя внуки его и Шушуня называют, и Топотун.

Зверёк дружелюбно обнюхивал мои пальцы и чуть слышно посапывал. Любопытная мордашка, украшенная тёмной маской, доверчиво утыкалась в мою ладонь.

Из родительского дома я вырвалась только сейчас. Поздновато. Но даже несмотря на далеко не юный возраст, наличие профессии и полную самостоятельность, мать отпускала меня скрепя сердце. Такая вот она, всё рвётся опекать. Поэтому узнав о том, что в филиал нашей областной библиотеки, расположенный в посёлке почти за сто километров от моего родного города, требуется сотрудник, я не раздумывая вызвалась туда поехать. Пусть это глухая провинция. Зато наконец-то долгожданная свобода! И жильё своё, и новые люди, которые не будут смотреть на меня, как на неудачницу. По крайней мере, первое время…

Как меня собирали в дорогу – это отдельная и долгая история, так что вдаваться в подробности не буду. Вначале мать жутко обиделась на моё решение уехать. Потом принялась уговаривать передумать. Приводила какие-то доводы, на её взгляд более чем убедительные. Но я всё для себя решила. Мне было необходимо отделиться от родителей и найти себя. Доказать, что я могу что-то и сама. Родных заверила, что зарплата моя не изменится, а работы будет в разы меньше. И плюс ко всему мне дадут жильё, а значит, вся семья сможет приезжать ко мне на лето. Мама о даче всегда мечтала. Так что для неё это был весомый аргумент.

– А где же ты жить будешь? – поинтересовалась Леокадия Сергеевна, наблюдая, как я осторожно глажу её необычного питомца.

– Не знаю ещё, – отозвалась я. – Обещали выделить жильё.

– Хоть бы не очень далеко. А то у нас посёлок большой, но людей живёт не так чтоб много. Все ближе к центру. По окраинам много брошенных домов. Там страшно. И ходить на работу оттуда далеко. Летом ещё на велосипеде можно. А вот зимой только на своих двоих, – посетовала женщина.

– Надеюсь, где-то рядом с библиотекой, – заметила я.

А сама рассматривала ежиные глазки-пуговки. Если честно, я впервые трогала ёжика. Раньше видела их только в зоопарке и по телевизору. Загородных домов у нас нет и не было никогда. Так что встречать этого милого зверька мне не доводилось.

– Ну, бог даст, хорошо устроишься. Рыжим всегда везёт! – воодушевлённо объявила Леокадия Сергеевна.

Да, я рыжая. Поэтому дразнилки «рыжая-бестыжая» и «рыжий-рыжий, конопатый!» знакомы мне с детства. А такую примету слышала впервые. Наоборот, всегда говорили, что «рыжий да красный – человек опасный!» И неверные рыжие, и лживые, и наглые, и предатели (якобы Иуда был рыжим). И ведьмы. В Средние века их вообще на кострах инквизиции сжигали без суда и следствия. Рыжая – значит виновата. Даже когда в девятом классе попала в больницу с аппендицитом. Очень хорошо помню, как женщина-доктор посмотрела на меня и сказала: «Рыжая. Я боюсь рыжих. У вас вечно всё не по плану». А я улыбнулась и ответила: «Всё будет хорошо!»

Собеседница молчала и я, оставив в покое ёжика, откинулась на спинку сиденья и стала смотреть в окно. Сегодня было почти по-летнему жарко. Даже занавески пришлось плотнее задвинуть и наблюдать за дорогой через неширокую щель между ними. Под льющимся от стекла теплом я немного разомлела. Хотелось нежиться под лучами солнца, будто вальяжной кошке, сонно растянувшейся на деревянной скамье. А через несколько дней обещали похолодание…

За окном мелькали поля, лесополосы, посёлки и деревеньки. От скуки я открыла лежавший у меня на коленях блокнот в твёрдом переплёте нежного фисташкового цвета, и принялась листать плотные белые страницы. Он был подписан моим каллиграфическим почерком, который когда-то так хвалила учительница русского языка: «Светлана Юрьевна Ласточкина». Адрес электронной почты и номер телефона. Мне нравится вот так по старинке записывать всё в блокнот. Компьютер и смартфон не кажутся настолько надёжными. И этот упругий шелест плотных листов, когда придерживаешь их уголки кончиком пальца, а потом отпускаешь, и они быстро перекидываются на другую сторону… Должно быть, это и есть то, что называют модным нынче термином «брейнгазм». Чувство расслабления, которое получает человек при звуке шёпота, тихого голоса, постукивания ногтями по поверхности или других подобных звуков. Даже научное определение этому явлению имеется – автономная сенсорная меридиональная реакция. Вот как! Доказано, что определённые звуки отдаются в голове человека вибрациями, вызывающими сонливость, мурашки по телу и даже волны удовольствия, которые растекаются от затылка по позвоночнику к конечностям. Причём склонность к этому самому брейнгазму имеют далеко не все. Кто-то с детства знаком с подобными ощущениями, а кто-то никогда в жизни их не испытывал. В моём случае триггером выступало именно шуршание бумаги. Оно успокаивало, дарило ощущение комфорта и уверенности, что я в безопасности. Очевидно, поэтому я и выбрала такую профессию.

В областной научной библиотеке, самой крупной в нашем городе, я работала уже четыре года – с окончания университета. В отделе художественной литературы. Для книгомана это, бесспорно, рай. Можно прочесть даже очень редкие экземпляры книг, которые и в интернете не найти.

Так мы и ехали. Было уютно и душевно. Пока на самом подъезде к посёлку автобус вдруг резко не затормозил, чуть не съехав в кювет. Леокадия Сергеевна вместе с корзинкой и ежом буквально впечаталась в спинку переднего сидения. Мне же удалось удержаться и не удариться. По салону пронеслись ругательства.

– Эй, Степаныч, что там? – крикнул кто-то из мужчин, обращаясь к водителю.

– Богорад опять развлекается, – ответил тот. – Подрезал меня.

– Вот же дурень малолетний! – возмутилась сидящая впереди женщина.

– Да не такой и малолетний он уже! А ума так и не нажил! – подал голос кто-то с конца салона.

– Делать ему нечего! Чуть людей не покалечил! – добавила старушка с противоположной от нас стороны автобуса.

Я успела заметить какую-то чёрную иномарку. Поднимая клубы пыли и дерзко рыкнув напоследок мотором, она быстро скрылась из поля зрения.

– Кто такой Богорад? – спросила у своей соседки.

– Максим Богорад. Сынок местного царька. Его отец, Илья Андреевич, был когда-то председателем совета нашего посёлка. А сейчас просто бизнесмен. Но с замашками олигарха.

– Вы же говорили – молодёжь отсюда уезжает. Что же он не уехал? Такие обычно где-нибудь в столице или за границей живут, – заметила я.

– Так и он учится где-то. На юриста, что ли… Точно не знаю, но что-то модное. Уж не на слесаря или сварщика. Видать, папка пристроил. И платит, чтоб его бездельника не отчислили. Максим недавно приехал. Может, выгнали его, наконец. Пафоса и гонора ему не занимать. А по факту – ноль без палочки, точнее без папочки. Обычный папенькин сынок.

Оставшуюся часть пути обсуждали этого Максима и его отца. Тот, как оказалось, в бытность свою председателем, так и не добился газификации посёлка. Только свои не очень законные дела решал, за что ему даже срок грозил. Но в итоге всё обошлось. Односельчане его не любили и считали чуть ли не криминальным авторитетом. Вот так я и начала постигать премудрости жизни в Апрельском, узнавать его жителей.

Выйдя из автобуса, мы с Леокадией Сергеевной пошли вместе. Она показывала мне, где находятся магазины, и рассказывала, кто живёт в домах, мимо которых мы проходили.

– И почему Апрельское называют поселком городского типа? – рассуждала женщина. – Ну какой городской тип? У нас тут три магазина – вот и все местные достопримечательности. А жители все друг другу родственники или кумовья.

«Выходит, правда в таких местах все друг друга знают», – думала я, раньше считавшая эту фразу преувеличением.

Посёлок на первый взгляд показался совсем безлюдным. Невероятно пахли цветущие деревья, пели птицы, грело солнце. Около одного дерева по земле бегала крупная рыжая белка. Когда мы остановились полюбоваться ею, та мигом вскочила на ствол и цепко вскарабкалась по нему. Приятно тут было, от всего веяло спокойствием. После большого шумного города словно оказываешься в мире тишины и лёгкой грусти. Хотелось верить, что мне тут встретятся только хорошие люди.

Вскоре Леокадия Сергеевна со мной попрощалась и свернула в другую сторону. А мне нужно было в поссовет. Там меня ждали.

– Ну, пока! Удачи на новом месте! Потом в гости пригласишь? Ещё на свадьбе твоей, даст бог, погуляю, – подмигнула мне напоследок новая знакомая.

Оформление документов не заняло много времени. Нынешний глава посёлка Апрельское Демьян Данилович Боровенский был до крайности обрадован приездом нового специалиста, поэтому обещал похлопотать о том, чтобы меня как можно скорее оформили. И даже сам подвёз к дому, который мне выделялся в качестве ведомственного жилья. Всё комплиментами сыпал и восхищался моими голубыми глазами.

Весна буйствовала и будто дразнила купажом ароматов. Цвели абрикосы, персики, груши, черешня. Вот-вот собирались раскрыться бутончики на яблоне, а там и сирень последует. И хоть дом мой оказался довольно далеко от места работы, настроения это мне не испортило. Он был небольшой – четыре комнаты, кухня и коридор, из которого вела лестница на чердак. Ещё имелась довольно просторная веранда. Здесь явно давно никто не жил. Вещей от прежних хозяев осталось немного. Но все они были разбросаны как-то хаотично, будто кто-то сюда периодически наведывался и рылся. Что-то искали? Хм… Первое, что бросилось мне в глаза – старый клетчатый чемодан и небрежно скинутый на него китель. На погонах буквы СА, на рукаве шеврон – на голубом фоне желтые крылья и красная звезда. Я понятия не имела, к какому роду войск относился некогда носивший эту форму человек. Быть может, лётчик? Выглядело впечатляюще. Из окна прямо на китель падал луч солнца.

Глава 2

Утром я вышла во двор, спустилась с крыльца и застыла, прислушиваясь. На меня разом пахнуло утренней свежестью и ароматами цветущих деревьев. Тихо… Только птицы упоительно, взахлёб щебечут. Такая правильная, природная тишина зачаровывает. Рассыпанные по траве крупные бусины росы промочили мои мокасины до нитки. Было прохладно, я ёжилась и переступала с ноги на ногу. Но в дом заходить не спешила. Дивно тут всё же.

Первая ночь прошла, я бы сказала, на удивление хорошо. Я выспалась. И ни капли не страшно было одной в пустом доме. Только вот женихи на новом месте не снились. Каким-то проблеском вспыхнул в памяти отрывок сна, в котором я в автобусе мчу по трассе и никак не могу обогнать чёрную иномарку. Но это, видимо, отголосок вчерашних впечатлений.

Мама собиралась приехать ко мне уже в ближайшее время. Наверное, решила, что даже на таком расстоянии глаз с дочери спускать не стоит. А то затянет меня огород, хозяйство, и на парней времени совсем не останется. Ещё, чего доброго, возьму и одним махом превращусь в старушку.

На то, чтобы освоиться и привести в порядок дом, мне выделили целую неделю. Потом следовало выходить на работу. От моего жилища до библиотеки оказалось довольно большое расстояние – километра два. Если в городе я ездила на работу на маршрутке, то здесь нужно было идти пешком. И занимало это около получаса. Что ж, привыкну.

На следующий день после своего приезда я занялась уборкой дома. Часть ненужных вещей вынесла к воротам. Часть оставила на растопку. Зимой ведь придётся чем-то растапливать печь. На работе обещали выделить средства на покупку угля. Благо, дом мой был оснащён котлом, стоявшим в отельной пристройке. А по всему периметру комнат тянулись трубы и были установлены вполне современные батареи.

Кое-что не громоздкое из старой мебели пока вынесла в сарай. А что-то решила отправить на чердак. То, что лестница на него вела прямо из дома, было очень удобно. Но, как оказалось, на чердаке тоже необходимо навести порядок и избавиться от лишнего барахла. Здесь помимо старой мебели и предметов быта лежала одежда, пачки газет и журналов, свёртки постельного белья и одеял, коробки, чемоданы и многое другое. На самом деле я не любитель копаться в чужом старом тряпье, но ведь теперь этот дом мой и не может же всё это оставаться в нём годами. У меня чердаки вообще ассоциируются с фильмами ужасов. Поэтому я не очень горела желанием там засиживаться. Но когда начала разбирать вещи, сама не заметила, как пробежало время. И нашла много интересного. Например, большую коробку, полную стеклянных новогодних игрушек времён СССР, советские монеты, несколько дореволюционных газет, которые решила отнести в нашу библиотеку. А в большом добротном сундуке, обитом металлическими полосами, оказались книги, целая коллекция старых открыток и ещё сумка с пачкой писем. Все они были запечатаны, но так и не отправлены адресату. Конечно, читать чужие письма нехорошо. Но поскольку со времени их написания прошло много лет, я решила всё же распечатать конверты. Интересно было выяснить, почему их так и не отослали. Но этим я собиралась заняться позднее.

Из головы не шли слова Лёки (так я стала мысленно называть соседку) про свадьбу. Увы, не надо быть гадалкой и провидицей, чтобы понимать – замужество мне не светит. Лет в пятнадцать я искренне считала себя толстухой. Сейчас, конечно, понимаю, что не безобразная, а как говорят в народе, фигуристая. И пусть лишний вес существует скорее в моём воображении, чем в реальности, счастливее это меня не делает. Я всегда чересчур придирчиво рассматривала себя в зеркале. Бабушка когда-то говорила, что у меня самый что ни на есть женственный тип фигуры – «гитара». Но от этого было не легче. Рядом с подтянутыми фитоняшками я чувствовала себя ужасно неловко. Если быть честной, хрупкие девушки вызывали у меня зависть. Нередко приходилось ловить на себе нескромные взгляды, вызывавшие мучительное смущение, сравнимое с настоящей пыткой. Пышные формы мне достались от бабушки. Она у меня была простая и очень добрая. Нередко горестно вздыхала, приговаривая: «И за что меня господь покарал? Всю жизнь на себе два ведра таскаю». Ей даже бюстгальтеры приходилось на заказ шить. Бельё её размера в те времена было найти проблематично.

Об этом и многом другом думала я, когда выносила на улицу ненужные вещи. Пока меня неожиданно не отвлекли.

– Вы наша новая соседка? – прозвучал вопрос.

Повернула голову и обнаружила, что у калитки стоит весьма дородная женщина. Я приготовилась к расспросам и придала лицу максимально дружелюбное выражение.

– Добрый день, – ответила с нажимом, намекая, что и гостье не мешало бы сначала поздороваться. А после добавила: – Да.

– Добро пожаловать. Надолго к нам?

– Как получится.

– Меня Нина Васильевна зовут. Я здесь «уличная».

Заметив мой недоумевающий взгляд, она уточнила:

– В смысле глава уличного комитета, а не проститутка.

Хм, ну и шуточки у неё… Я попыталась мысленно прикинуть, сколько ей лет. Меньше шестидесяти не дашь.

– Так что со всеми вопросами, справками ко мне, – заметила женщина.

Ясно, местная активистка.

– Света, – представилась я. – Хорошо, буду знать.

И продолжила заниматься своими делами.

– Появятся вопросы – обращайтесь, – Нина Васильевна явно не собиралась вот так просто взять и оставить меня в покое. Она с любопытством поглядывала на вещи, которые я складывала у ворот. И этим мне категорически не понравилась.

– У нас тут недалеко, через несколько домов вниз по улице, недавно покойника нашли, – вдруг ни с того ни с сего выдала соседка. – Прямо в доме. Случайно. Лежал там неизвестно сколько.

Я выпрямилась, посмотрела на неё. Такую информацию даже не знаешь, как воспринимать. Конечно, это вызывает шок и ужас. Но зачем подобное рассказывать первому встречному человеку, да ещё и новому жителю посёлка? Всё хорошее впечатление об Апрельском невольно стало улетучиваться. А соседка теперь не нравилась ещё больше.

– Я всегда говорю: нет страшнее смерти, чем смерть одному – в пустом доме, будучи забытым, ушедшим в забвение ещё при жизни, – принялась философствовать женщина. – Больше всего на свете боюсь не смерти, а именно умереть вот так – никому не нужной, в одиночестве. И об этом узнают совершенно случайно. В такие моменты понимаешь, для чего важно иметь семью, друзей, близких. Чтобы в доме всегда царил уют, он был полон гостями, чтобы в нём звучали голоса. В таком месте и умирать не страшно.

Слова Нины Васильевны впечатлили меня и заставили о многом задуматься. Я понятия не имела, что за человек был тот покойный. Даже мужчина это или женщина. И в каком именно доме случилась трагедия. Но всё же мысленно пожелала почившему Царствия Небесного. Хоть земле предали его по-человечески. Жизнь иногда бывает очень страшной…

После всего услышанного меня в очередной раз посетила мысль родить для себя. Признаюсь, давно об этом думала. Как-то смирилась уже с тем, что большой любви в моей жизни не предвидится. А вот родить – это хорошая идея. Одна не останусь, всё ж близкий человек рядом будет.

На то, чтобы навести хоть какой-то порядок, у меня ушло несколько дней. Занималась я этим уже без былого энтузиазма, то и дело возвращаясь мыслями к грустной новости Нины Васильевны. Надо было у неё всё подробно расспросить. Но я как-то растерялась от её напора.

До заинтересовавших меня писем руки пока не дошли. Вот вымою всё в доме, тогда и усядусь за чтение.

Однажды днём переоделась из привычных джинcов в платье и отправилась в магазин. Повседневное серо-голубое, в мелкую клетку, длиной оно было чуть ниже колена и отлично подчеркивало мою неожиданно тонкую для столь пышной фигуры талию. Пожалуй, талия была единственным моим достоинством. Хотя нет, ещё глаза, небесную лазурь которых так расхваливал местечковый председатель Апрельского.

Мне нравилось гулять, рассматривать дома местных жителей, наслаждаться тёплым весенним ветерком. Возле некоторых дворов уже вовсю цвели тюльпаны. В основном самые простые, красные. Но на отдельных клумбах можно было увидеть даже жёлтые, белые и какие-то необычные, полосатые, с резными лепестками. Да и сирень за последние пару дней распустилась. Флёр её душистого аромата буквально преследовал по всему пути до продуктового. Почти у каждого двора имелись один-два куста. Хотя чаще попадались брошенные дома. От нескольких вообще остались только стены, да и то не все. В глубине одного из таких дворов, в зарослях, я разглядела старый колодец. Тот, из которого воду доставали вёдрами. Диковинка для нашего времени. Даже здесь, в Апрельском, у большинства жителей уже были скважины.

Возле местного магазина в районе одиннадцати часов всегда царило оживление. Кажется, здесь собирался весь цвет жителей близлежащих улиц. Потому что в это время привозили хлеб. Пока ожидали хлебовозку, обсуждали сплетни, посевную, погоду, политику и многое другое. Тут же иногда толклась местная молодёжь да резвилась детвора.

Я подошла и остановилась в сторонке. Не хотелось привлекать к себе излишнее внимание. К слову, Леокадию Сергеевну ещё ни разу тут не встречала. Должно быть, она отоваривалась в другом месте – ближе к трассе. От её дачи туда было удобнее добираться.

Краем глаза заметила уже виденную однажды чёрную иномарку. Впервые за то время, что я жила здесь, этот парень, кажется Максим, приехал к магазину. Среднего телосложения, черноволосый, одет в спортивный костюм, на глазах тёмные очки – это всё, что я успела разглядеть, мельком взглянув на него. Не думаю, что и он ждал хлеба. Скорее приехал по какому-то делу. Возле него, вальяжно присевшего на капот, собралась целая свита из молодых людей. Перекидывались шутками и колкостями. Я не вслушивалась в их болтовню, пока не раздался вполне отчётливый вопрос, в котором явно шла речь обо мне.

– А это кто такая? Раньше не видел у нас тут рыжих.

Я никогда не слышала его голос, но сейчас была уверена, что это он. Говорил молодой человек несколько высокомерно, с усмешкой.

– А, да это новая библиотекарша, – с готовностью ответил кто-то из его окружения.

Скользнула взглядом по их компании. И обнаружила, что Богорад снял очки и, прищурившись, наблюдает за мной. Причём его нисколько не смущало, что я всё слышу.

Женщины, стоявшие в сторонке, тоже косились на меня с любопытством. Одна спросила, кто я. Другая ответила:

– Библиотекарша. Из города пожаловала. Боровенский с неё пылинки сдувает, чтоб не сбежала. Даже чтоб траву в её дворе покосить, мужиков пригнал. Беспомощная городская барынька. Я вот, как муж помер, сама всё делаю. И траву кошу.

– Ну ты не сравнивай, – вступилась за меня третья. – Ты в своём дворе косишь, а девушке дали жилье от посёлка. Надо помогать человеку, а не ядом брызгать.

Я делала вид, что не слышу этого разговора. После слов о барыньке стало до крайности неприятно. Ощущение это только усилилось, когда та же дама, что меня совершенно незаслуженно обидела, снова подала голос:

– А что я такого сказала? Ну кто к нам сюда добровольно поедет? Только авантюристка какая-нибудь в поисках приключений. Приелась ей комфортная жизнь, захотелось почувствовать, как оно, – по-простому, без газа и воды.

Это уж слишком. Я решительно поглядела на этих сплетниц, и чётко произнесла:

– В мой дом проведена вода. И туалет есть, если это тоже интересует.

Кумушки моментально притихли. Самая активная даже голову в плечи втянула. С другой стороны раздались по-королевски сдержанные и чёткие хлопки в ладоши, а следом приглушённые смешки придворных. Я оглянулась и обнаружила, что этот самый парень, которого все не любили, Богорад, одобрительно показывает мне большой палец вверх.