Огонь наших сердец

Показалось, что рядом с Пашей будет спокойней. Будто лесной пожар начнётся вот-вот, прямо здесь и сейчас, и только он сможет меня спасти. Глупости, но от липкого страха избавиться я не могла, потому и напросилась с пожарным или пожарником… как правильно? Или вообще авиалесоохранником?

Паша зашёл в воду, передёрнул плечами и тут же махнул туда целиком, с головой. Я невольно залюбовалась размахом плеч, словно видела перед собой голливудского красавца. Фигура у него и правда была подтянутая, спортивная, главное – в каждом движении чувствовалась сила. Ещё бы, с такой-то работой.

– Марин, – Паша поймал мой взгляд, отчего захотелось провалиться сквозь землю. – Отвернёшься на минутку?

– Да, да, конечно, – поспешила я ответить, демонстративно развернулась на коряге и уставилась на тропинку, ведущую к лагерю, где суетились друзья-приятели.

Снова почувствовала холодок, который пропадал, когда в поле зрения попадал Паша. Наверное, от страха, рефлекторно, я искала защиту. Настоящий пожарный – чем не защита? По-моему, самая лучшая!

– Всё! – крикнул он. – Можешь поворачиваться.

Я развернулась. Вокруг Пашки расходились мыльные круги, он встряхнул волосами и ещё раз вошёл в воду, а вынырнул метров через двадцать, а то и тридцать. Силища какая…

– Давай сюда, – позвал он, махнув рукой. – Водичка отличная!

– Нет, спасибо, – негромко ответила я.

От одной мысли зайти в одну реку с этим незнакомым парнем, – а что кроме имени я знала? – по спине пробежали странные мурашки, совершенно некстати волнующие. Вот же, придумала, вообразила, лучше бы сосредоточилась на том, что все мы, включая меня и Алёнку, в реальной опасности. Ведь если бы это было не так, разве за нами присылали бы вертолёт и оставляли двух пожарников? Или всё-таки пожарных?

– Зря не искупалась, – заявил Паша, когда подошёл ко мне и шлёпнулся рядом, устраиваясь на покатые камни, прогретые солнцепёком.

Я неопределённо пожала плечами, отвела взгляд в сторону, на противоположный берег. Как много там интересного. Деревья, деревья, снова деревья, ёлки, трава, пологий берег. Небо синее-синее, без единого облачка. Глаз не отвести, какая красотища!

Примятая осока и то интересней, чем пресс парня, который устроился рядом, вытянув ноги, облокотившись на локти, и тоже смотрел на противоположный берег, совсем не обращая на меня внимания.

Спешно оглядела Пашу, потом внимательней, прицельно скользя взглядом по проявившимся грудным мышцам и мышцам рук, пресловутому прессу и бесстыдной дорожке волос, которая убегала под плавки.

Да что же такое?! Я ведь не в монастыре родилась, воспитывалась не в институте благородных девиц, парней в плавках видела много, а здесь… нездоровое любопытство пробрало, неловко стало от собственных мыслей.

– А где твой трасбойт? – выпалила я, сама не понимая, что несу.

– Трас… что? – повернулся ко мне Паша, и я неожиданно увидела, какого цвета у него глаза – тёмно серые, глубокие. Затягивающие, как в омут. С головой. С потрохами. Навсегда.

– Ну… этот… гидравлический шланг, – смутилась я. – Штука такая, – я подняла руку и помахала ей из стороны в сторону, понимая, что несу откровенную чушь.

– Прелесть какая, – вдруг засиял Паша. – Эта штука, – он повторил движение моей руки, отчего я покраснела, как варёный рак. – Называется «брандспойт». Ты ведь это имела в виду? Устройство для формирования струи воды или пены и направления в зону горения?

– Да, да, – истово закивала я, внутри благодаря собеседника, что он не перевёл всё в похабное русло, как сделал бы любой парень из нашей компании, кроме Никиты.

– Мы ими не пользуемся почти, – пожал он плечами. – Есть похожие устройства, но это вода нужна, часто она роскошь.

– А как же тушите огонь? – опешила я, испугавшись.

Что значит, не используют брандспойты? Не то, чтобы я имела хотя бы поверхностное представление о пожарной службе, но на всех картинках, которые мне приходилось видеть, пожарные тушили горящий объект водой из шлангов.

– С помощью лома и какой-то там матери, – усмехнулся в ответ Паша. – Не волнуйся, Марин, – продолжил он участливо, это было настолько неожиданно, что я растерялась. – Я вытащу тебя, что бы ни случилось.

– Ладно, – кивнула я, нахмурившись.

– Ничего страшного не произойдёт, правда. Покатаешься на вертолёте, тайга, знаешь, какая красивая с высоты птичьего полёта? Тебе обязательно понравится. Считай небольшим приключением, которое будешь вспоминать всю жизнь.

– А ты видел? – спросила я скорей для поддержания разговора.

– Я пожарный-десантник, естественно, видел, – равнодушно пожал он плечами.

– Кто? – от удивления я приоткрыла рот, наверняка некрасиво.

Если бы в тот момент я увидела настоящего Лешего или Деда Мороза, я бы удивилась меньше. Про мифических существ я слышала, а вот про пожарных-десантников – нет, никогда.

– Пожарный-десантник, мы все пожарные-десантники, – уточнил он. – Спускаемся на парашюте и тушим огонь.

– С помощью лома и какой-то там матери? – выдала я, с минуту назад услышанную фразу.

– А ты молодец, сообразительная, – засмеялся он. – Пойдём? – он встал, протянул руку, чтобы помочь поднять мне.

Дёрнул совсем легко, но я физически почувствовала, насколько Паша сильный, настоящий гладиатор, несмотря на то, что качком совсем не выглядел. А ещё – насколько я маленькая, в смысле низкая и худая. Кажется, я потерялась на фоне спортивной его фигуры.

– Как думаешь, твои приятели нас накормят? – спросил Пашка, вытаскивая меня из блуждающих, неясных мыслей.

И… внезапных фантазий, которые свалились на меня, как снег на голову, вернее – как пожарный-десантник на моё тело, которое вдруг осознало, что на самом деле хочет.

– Конечно, – кивнула я. – Сама накормлю, – добавила для пущей уверенности.

В лагере суетились ребята. Кто-то собирал вещи в рюкзаки, судорожно пихая всё, что попадалось под руку, кто-то напротив, бесцельно бродил, нервно вздыхая, посматривая в небо, будто вертолёт материализуется прямо там, и прямо сейчас.

Алик сидел на пеньке, в стороне ото всех, обхватив голову руками. Его никто не трогал, только Макс держался поближе, и Никитос озадаченно поглядывал в его сторону.

– Чего так долго, – подскочила ко мне Даша, всплеснув руками. – Ушли и на сто лет пропали!

– Не так и долго, – отмахнулась я. – Будем обед готовить?

– Не до еды сейчас, – понуро ответил Тим, обнимая такую же понурую Настю.

– Так, молодёжь, – вышел вперёд Амгалан – так он представился до этого. – Голодать смысла нет. Паниковать тоже. Собираем вещи, ждём отмашки старшего, никакой голодовки и никакого алкоголя. Бережём силы, не теряем присутствие духа.

– Пойдём за водой? – толкнула я Дашу, показывая на пустую пятилитровую бутылку воды.

Воду мы набирали из ручья, который впадал в реку. Алик поклялся, что вода в нём чистейшая, судя по тому, что никто из нас не отравился, так и было.

– Я схожу, – мгновенно подорвался Никита.

– Сиди уже, – зашипела Даша.

– Да чего? – заупрямился тот в ответ. – Мне несложно.

– Нам посекретничать надо, – фыркнула Даша. – И вообще, – заключила она, выразительно глядя на приятеля.

– Если «вообще», – усмехнулся тот в ответ, показывая, что вообще-то ему всё равно, охота нам тащить воду самим – пожалуйста!

– Всё-таки, чего так долго? – села на своего конька Даша. – А он ничего, красивый, – добавила она. – Я бы не отказалась, но он сразу на тебя запал.

– Кто? – я сделала вид, что не понимаю, о ком она говорит.

Глупо, конечно, но мне необходимо было перевести дыхание от новости, что «он сразу на тебя запал». На меня? Запал?

– Этот, Павел Кононов.

– Фамилию откуда знаешь? – удивилась я.

– Да этот их, старший который, который вертолёт вызвал и ушёл, называл по фамилии. Почему так долго? – не дала она увести разговор.

– Ничего не долго, – буркнула я.

– Чем занимались? – Дашка испытывающе на меня посмотрела.

– Ничем, – я равнодушно повела плечом. – Он в реке купался, я на берегу сидела, потом в лагерь пошли.

– И всё?

– Всё! Ты вообще, что ли? – уставилась я на Дашку.

Конечно, Павел Кононов красивый и вызывает в моём организме реакцию, к которой я не готова прямо посреди тайги, вот так, с бухты-барахты, но это не значит, что у нас может что-то быть через семь минут знакомства.

И вообще – он взрослый. Сколько точно Павлу лет я не могла сказать, точно больше двадцати шести и меньше тридцати, только у меня опыт общения с сильным полом ограничивался такими же студентами как я, да папиными друзьями, которые не считались мужчинами… ну, в этом плане.

– И не приставал? – протянула она разочарованно.

– Даш, ты совсем с ума сошла? Как бы это, по-твоему, выглядело? Домогательство – это преступление!

– Ну, ладно, – Дашка понуро опустила голову. – Просто между вами настоящие искры летели. Пиу-пиу! Вот я и навоображала…

– Выображовывай обратно, – фыркнула я.

– Прости, чего-то я и правда забыла, что ты у нас святая Мария Магдалина.

Осталось только закатить глаза. Святая… как же. Видела человека второй раз в жизни, поговорила три минуты и мысленно залезла ему в трусы. Не подробно, не в деталях, но всё равно попахивает объективизацией, если этот термин вообще применяют в отношении мужчин.

– Всё-таки, познакомься с ним поближе, – поучала Даша, когда мы шли от ручья, по очереди неся баклажку с водой. – Где живёт, сколько лет, есть ли отношения? Вдруг он женат, например, или дети есть.

– Он вообще может быть не из нашего города, – силясь казаться равнодушной, качнула я головой. – Представляешь, они все пожарные-десантники!

– Вот это да… – протянула Дашка. – Слушай, как думаешь, у него друг есть, чтоб такой же, как Павел, только для меня.

– Так спроси его, – засмеялась я.

– Спрошу, – кивнула Дашка, заливаясь смехом.

Глава 6

Пашка блаженно растянулся на примятой траве, глядя на шпили деревьев, убегающих ввысь, и синее-синее, высоченное небо. Щебетали птицы, ветер шелестел листвой, наверняка, если присмотреться к травинкам рядом, нарисуется какая-нибудь букашка, спешащая по своим, букашечьим делам. Жизнь…

Довольно потянулся. Хорошо-то как. Даже гомон молодёжи не мешает. Глаза закрывались сами. Всё же отлично, что они встретили студентов. Внезапная передышка для организма – настоящий подарок.

Амгалан травил байки про житьё-бытьё авиалесоохраны, причёсывал по ушам восторженной публике, особенно девчатам, которые только попискивали да вздыхали, слушая про героические будни пожарных-десантников.

Оно и понятно, когда ещё представится случай покрасоваться? Дома лишнего не скажешь, как бы ни была благосклонна жена к занятию главы семейства, но лучше не нервировать подробностями, потому и обходятся дежурным: всё нормально.

Пашка тоже не особенно распространялся, предпочитал помалкивать. Вернулся живой, здоровый – вот и отлично. Трепать языком – только лишний гнев вызывать, на скандал нарываться.

Здесь же благодарная публика едва не рукоплещет, почему и не расписать свой труд в красочных эпитетах, если захотелось?

– Алён, помоги! – услышал Пашка голос Марины.

Сон, как рукой стряхнуло. Вот ведь, напасть какая-то. Понятно, что секса давно не было, но мотаясь по тайге, туша огонь, погружаясь в тяжёлый физический труд и нечеловеческую усталость, об этой стороне жизни обычно и не думается. Так… лишь физиология по утрам напоминает о принадлежности к мужскому полу, да и ту перебивает желание то попить, то пожрать, то ломота во всём теле от запредельной физической нагрузки накануне.

Словно чёрт уселся на плечо Пашки и шептал на ухо: «Хороша, ох, хороша!» Завалить бы сейчас, не сходя с этого места, задрать подол синего этого сарафанчика…

Дальше мысли убегали в такие жгучие фантазии, что валяться на спине становилось откровенно неудобно, не светить же стояком на всю общественность.

И противно от самого себя. Женатый человек называется, который брак хочет сохранить, жену любит, души в ней не чает. И приятно до дрожи, как ни крути, а внезапные чувства будоражили, вызывали поток адреналина в кровь сильнее, чем первые прыжки с парашютом над пылающим лесом.

Пашка резко сел, сложил ноги одну на одну, посмотрел в сторону оживлённой компании.

Девчата готовили, вернее, готовила там Марина, а подруга её Даша и вертлявая малявка Алёна были на подхвате.

Невольно засмотрелся, хотя, казалось бы, что удивительного увидел?… Девушка готовит. В окружении Пашки в основном готовили женщины, никаких сюрпризов, никакого новомодного феминизма. Мужчины могли помочь, важно изобразить из себя шашлычника со стажем в случае надобности, но всё же традиционно кухня считалась женской епархией. Да и когда мужикам кастрюлями заниматься? Летом огонь тушат, зимой тренировки, подготовки. Приползаешь домой без ног, без рук, щи-борщи варить некогда.

Марина же… твою мать, она даже картофель резала по-особенному. Тонкие пальчики ловко придерживали корнеплод, нож ритмично стучал по разделочной доске. И эти пальцы хотелось обхватить ладонью, сжать до боли, поднести к губам, поцеловать… Тьфу ты!

Обхватить! Сжать! Поцеловать! Давай-ка Павел отключай больное воображение и возвращайся к мыслям о насущном. Тебя с Амгаланом Игнатьич здесь оставил, чтобы вывести молодёжь в безопасное место, посадить в вертолёт и отправить к мамкам с папками, а не предаваться мечтам о девчонке, которая… хорошо, не в дочери, в младшие сёстры годится.

Есть у тебя Ленка – законная жена, вот о ней и думай, а ещё лучше о том, что сделать, как так извернуться, чтобы простила она. Всё же десять лет отношений – не шутка. Совместные планы на помойку не выбросишь. Любовь, опять же. Куда любовь эту пресловутую девать? Под лавку?

А Марина? Что Марина? Марина и Марина. Просто симпатичная девушка, случайная в его судьбе встреча, как любая другая, такая же нечаянная. В крайнем случае, если не отпустит, передёрнуть можно, но всерьёз думать – не смей.

– Девчат, помочь? – вопреки собственным мыслям и увещанием обратился Пашка к компании «поварих».

– Ага, – Даша приветливо махнула рукой, глядя во все глаза на потенциального помощника. – Учитесь, мальчики, – пропела она в сторону мужской половины своей компании, – как настоящие мужчины себя ведут.

– Вот станешь настоящей женщиной, тогда и посмотрим, – пренебрежительно фыркнул толстяк в красной футболке и стоптанных кроссовках. Макс, кажется.

– Тебя не спросила! – тут же отреагировала Даша.

– Что делать? – Пашка сознательно смотрел на Дашу, на Марину не обращал никакого внимания. Нет её здесь, растворилась в воздухе.

– Лук почистить и порезать, – с энтузиазмом ввернула мелкая егоза.

Пашка внимательно поглядел на девчушку, Алёну эту. Тощенькая, длинные, нескладные ноги, такие же руки, глаза в половину лица, растрёпанные волосы торчат во все стороны, как говорили в его детстве, причёска «Я упала с самосвала, тормозила головой».

– Никита твой родственник? – догадался он, показал глазами на долговязую фигуру парня, бесцельно слоняющегося по лагерю.

– Брат. Родной, – тут же ответила мелкая. – Он вообще – самый лучший! – тут же заявила она, таким безапелляционным тоном, что если бы у Пашки и были возражения, он бы предпочёл промолчать.

– Рад за тебя, – благодушно ответил он малявке. – Как лук резать? – спросил он в никуда.

Надо было обратиться напрямую к Марине, она явно руководила процессом, но даже смотреть на неё было неловко, казалось, все внезапные мысли, собравшиеся тугим комком, и дебильные желания написаны у него на лице.

Зачем это понимание совсем молоденькой девушке? Она и так напугана происходящим, щёки разрумянились от волнения. Не хватало только задуматься о том, что тот, кто должен спасти, на самом деле хочет распластать, подмять, увидеть под собой, впиться в губы со всей дури, ворваться в стройное тело и двигаться со всей мощью своей обезумевшей здоровой мужской силы.

– Ты в каком классе? – для поддержания беседы и чтобы увести собственные мысли в сторону спросил Паша Алёну.

При взгляде на ребёнка, желания остужались сами с собой, мысли выстраивались если не в стройный ряд, то хотя бы переставали прыгать хаотичными и похотливыми блохами.

– В шестой перешла, – буркнула девчонка, очевидно недовольная выбранной темой.

Ясно, вряд ли непоседливая девчушка была фанаткой школы вообще и учебного процесса в частности. Пашка, помнится, тоже люто не любил школу, по его тогдашнему мнению – потерю времени.

Он-то точно знал, что станет пожарным, будет тушить леса, для чего ему информатика или история средних веков, все эти бесконечные даты, имена давно почивших правителей, их склоки, войны, династические браки?

– А вы, девчат? – он посмотрел на Дашу, а потом перевёл взгляд на притихшую Марина.

– Мы на втором курсе, вообще-то! – засмеялась Даша. Марина промолчала. – В университете путей сообщения.

– Да ладно? – посмотрел он на Дашу, а потом на Марину.

И если про первую он ничего сказать не мог – Даша и Даша, университет путей сообщения, так университет путей сообщения, то Марина искренне, от всей души удивила.

Всё-таки работа откладывала отпечаток на мышление. Вращаясь в среде сильных духом и телом мужчин, Пашка невольно начинал смотреть на женский пол, как на действительно слабый, во всех смыслах.

Для чего, спрашивается, такой хорошенькой девушке сложный, технический вуз? Потратить пять-шесть лет жизни, кучу нервных клеток, чтобы в итоге родить ребёнка, погрязнуть в пелёнках-распашонках, в чтении мамских форумов, в декрете? Верх нерациональности.

Была бы гром-баба какая-нибудь, синий чулок, которой не светит ни мужика приличного, ни места тёплого, тогда да – выгрызать тебе место под солнцем в чисто мужской специальности. Но такую-то лапушку точно приберёт к рукам какой-нибудь счастливчик при деньгах и статусе, и не придётся убиваться на работе, впахивая наравне с мужиками, которые тебя в хер не ставят, потому что женщина и, тем более, потому что красивая.

Шовинизм чистой воды, махровый, отвратный, только Пашка не первый год на свете жил и понимал, что чем красивей женщина, тем не нужнее ей ни характер железный, ни должность собачья, ни работа на износ. Мужики сами все возможные блага приволокут. Притащат, виляя хвостами, как приученные щенки, в надежде на ласку.

Марина же была красивой. Ещё молоденькой, где-то нескладной, непонимающей, что на самом деле красавица, от которой мало кто откажется, находясь в трезвом уме и твёрдой памяти. Одни глаза, поддёрнутые вверх, лисьи, чего стоили, пухлые губы, шевелюра пышных, волнистых волос. Про фигурку и говорить нечего, ни грамма лишнего, нигде. Нет откровенной женской манкости, но какие её годы… Пара лет, несколько мужчин – и вуаля!

– Нравится? – в этот раз он посмотрел на Марину.

– Нормально, – пожала та плечами. – Факультет технологии транспортных процессов, организации перевозок и управления на транспорте.

– Респект, – всё, что ответил Пашка.

«Факультет технологии транспортных процессов, организации перевозок и управления на транспорте» – что тут скажешь? Вот тебе и девушка в сарафане в синенький горошек.

– Как лук-то резать? – решил он переменить тему.

– Как удобно, – тут же отозвалась Марина.

Как удобно, значит, как удобно. Пашка накромсал девчатам лук, дисциплинированно порезал морковь, репку – последняя немало удивила. Делать нечего, тащить в тайгу репу? Ещё бы тыкву захватили, честное слово.

Подошёл Амгалан, который, когда Пашка присоединился к компании, отправился к реке, последовал примеру Паши, искупался и сейчас, довольный жизнью, улыбался, сверкая карим взглядом с характерным прищуром.

– Игнатьич связывался, – сказал он. – Завтра в районе семи утра будет вертолёт. Координаты сообщат, пока обстановка не ясна.

– Что значит «не ясна»? – встрепенулась Марина. – Это опасно, да? – она посмотрела огромными глазищами на Пашку, взметнув закруглёнными ресницами.

– Нет, – сразу отозвался Пашка.

Коротко глянул на Амгалана, нашёл при ком про обстановку говорить, особенно после красочных рассказов о героическом труде авиалесоохраны. Что бригаде пожарных-десантников весело, то обычным людям адреналина полные штаны, даже если эти люди учатся на факультете технологии транспортных процессов и этих… организации перевозок и управления.

– Обстановка будет ясна только завтра на планёрке, – соврал он. – Протокол такой. Формальность.

– Ладно… – неуверенно промямлила Марина.

– Чего ты боишься? – перебила диалог Даша. – Смотри, какие герои с нами! Правда, Амгалан? – она широко улыбнулась почти сорокалетнему пожарнику, от чего тот растёкся в довольной улыбке. Внимание всем приятно, как слово доброе кошке.

Потом говорили о какой-то ерунде. Сначала Амгалан снова сел на своего конька, начал травить байки, в этот раз подтянулись и парни, в основном на запах еды, но и им стало заметно интересно послушать. Пашка тоже вспомнил пару эпизодов, рассказывал, скашивая реалии, опуская настоящую степень опасности, словно с Ленкой или матерью говорил.

После дружно лопали суп с тушёнкой, от которого Пашка едва не скончался от восторга – всё-таки, что ни говори, а мясо – это мясо, пусть и тушёнка. И готовка – женских рук дело. Он был готов напялить табличку «шовинист» и ходить с ней круглые сутки, если его будут кормить с рук Марины. После супа – каша, снова с тушёнкой, а потом салат из всех овощей, что оставались. Вертолёт лишнего брать не будет, лучше съесть всё, что можно, не пропадать же добру.

Благо молодые организмы уминали еду весело и дружно, справлялись со скоростью кухонного комбайна, да и гости из авиалесоохраны не отставали, соскучились по чему-то, кроме круп, сухого мяса да бульонных кубиков, которые пихали везде, где надо и не надо – лишь бы итог в кастрюле напоминал запахом еду.

Обед плавно перетёк в ужин, а ужин в задушевные посиделки. Мыслей побродить, погулять, посмотреть на красоты ни у кого не возникало. Как ни храбрились, особенно парни, все были испуганы происходящим. Пусть запоздало, но инстинкт самосохранения у великовозрастных болванов сработал. Держались кучно и организованно, лишних, тем более дурных движений не делали.

На Алике, том, у которого родственники в Мамукана, было страшно смотреть. Парень метался, психовал, только помочь ему Пашка ничем не мог, и никто не мог. Доберётся в безопасность, к телефонной связи, к интернету – всё узнает, а пока единственное, что остаётся – радоваться, что сам жив и здоров. Не принёс своей безалаберностью горе родным, особенно родителям.

Алёнка брынчала на гитаре, терзая расстроенные струны, чем буквально убивала Пашку, медленно вытаскивая из его отдохнувшего организма нервы поштучно, прямо с садисткой изощрённостью тянула поодиночке и вырывала с корнем.

– Тебя кто учил играть? – не выдержал он начала грустной песни о вселенской несчастной любви в исполнении писклявого и одновременного гнусавого девчачьего голоса.

– Сама. Нахожу в ютубе уроки и учусь, – с гордостью заявила мелкая.

– Может быть, в школу музыкальную запишешься? – спросил он.

– Да ну-у-у-у, – проныла Алёна. – Я так.

– Так, значит, так, – улыбнулся Пашка. – Хочешь, научу нескольким приёмчикам?

– Умеешь? – Алёна посмотрела на Пашу с подозрением.

– Обижаешь! – засмеялся тот в ответ. – Три класса музыкалки, – не соврал он.

Умолчал лишь, что эти три несчастных класса он занимался из-под палки, опасаясь отцовского гнева, который, конечно, музыканта в сыне не видел, но был уверен, что ребёнок должен быть занят чем-нибудь полезным, а не шляться без присмотра, пока родители на работе.

В их районе, как назло, были только бальные танцы, кружок мягкой игрушки, гимнастики, да музыкальная школа. На бальные танцы маленький Пашка, считавший себя мужиком во всех смыслах, не пошёл бы и под страхом отцовского ремня, так что, музыкалка показалось меньшим из зол.

Как только ему разрешили одному покидать родной микрорайон, он покончил с ненавистным сольфеджио и перебрался в футбольную секцию, после на карате, к пятнадцати же годам решил, что все эти дополнительные занятия – ерунда, яйца выеденного не стоящая. Свой путь он давно выбрал и решения своего с тех пор не менял. В двадцать девять лет Пашка тоже не собирался изменять себе и своему выбору.

Долго пытался настроить расхлябанные струны, кое-как справился, начал показывать, учить. Алёнка внимала, перехватывала гриф, тянула гитару на себя, пыталась повторить, потом не выдержала, потребовала что-нибудь спеть.

Пашка спел, предварительно подмигнув Марине. Зачем подмигнул, сам не разобрался. Вдруг, без всякой причины, почувствовав себя молодым, лёгким на подъём, дурным, как студенты рядом, которых он с Амгаланом должны вытащить из задницы, куда они с энтузиазмом, присущим идиотам, забрались.

Эх, Пашка, ведь и он лез в такой зад, подмигивая девятнадцатилетней студентке – красивой, а главное – хорошей. Хоро-шей.