Влюблённые

Женщина молча поднялась с кресла и, подойдя к окну, открыла его, не спрашивая, нужно ли это Уилл. Холодный вечерний воздух ворвался в кабинет, и Уильям поёжился. Неприятное чувство все еще давило на его грудь, но спутавшиеся мысли начали медленно раскручиваться в длинную и ровную цепочку из запрятанных в памяти страхов. Уилл проследил взглядом за врачом: она медленно развернулась, оправила резким движением узкую юбку-карандаш и уже через несколько шагов снова оказалась в кресле напротив, ожидая продолжения истории.

– Я пытался делать вид, что ничего не происходит, – неловко крякнул Уилл, взъерошив затылок. – Я продолжал учиться, потому что так хотел отец. Хотя, знаете, заниматься, когда ты смотришь в книгу, но вместо скелета человека и исторических заметок видишь… – он снова сглотнул, – чужие руки, сжимающие смычок, не так-то просто. Я никогда ни до, ни после не испытывал подобного. Вы спрашивали, снятся ли мне сны. Я вам соврал. Да, иногда мне снится прошлое. Но я не могу вспомнить ни одного лица. Я… – Уилл растерянно уставился на доктора Калверт, – не помню ничего. Только руки и то, как мне было тепло. Мы никогда не пересекались, знаете. Разные классы, разный возраст, разные компании. А потом было как в дурацкой комедии – мы столкнулись в библиотеке.

– Это очень романтично, – женщина улыбнулась, но в ее улыбке не было ничего добродушного: взгляд миссис Калверт, как взгляд коршуна, следил за каждым жестом Уилла, за тем, как он хмурится и куда отводит взгляд, когда рассказывает ей о произошедшем.

– Хах, действительно, – Уилл едко усмехнулся. – Только ничего романтичного не было. Мы виделись еще несколько раз, а потом… Потом, я думаю, вы знаете, что было.

– Я хочу, чтобы вы сказали это вслух.

– Мне кажется, терапия работает немного не так.

Уильям пытался скрыть раздражение, но оно сочилось в каждом произнесённом слове. Доктор Калверт же, напротив, продолжала улыбаться – как и все врачи перед пациентом, которых встречал сейчас Уилл, – а затем упрямо повела подбородком и отрезала:

– Но в вашем случае, думаю, это поможет.

Впервые Уильям пожалел, что Алан не ошивается в его голове двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Тишина, повисшая в кабинете, давила своей пустотой. Ветер с улицы практически перестал залетать внутрь: листья стоящего на полу причудливого цветка не раскачивались, а лёгкие занавески свисали с карнизов своими естественными фалдами11. Тишины звенела об опустевшее сознание, и Уилл отдал бы сейчас все за то, чтобы мысленно пререкаться с Аланом, а не смотреть в эти золотистые глаза напротив так похожие на глаза…

Нет, это было просто невозможно. Должно быть ему просто показалось. Уилл нахмурился, вглядываясь в лицо доктора Калверт, и вздрогнул, когда женщина словно издевательски выгнула рыжую бровь и кивнула на часы на стене. У них оставалось пятнадцать минут из положенного часа, за который Уилл заплатит в любом случае. Даже если опоздал на двадцать минут.

Язык скользнул по пересохшим губам, и они разлепились нарочито громко, будто насмехаясь над колотящимся в груди сердцем. Уилл отвёл взгляд: он не хотел говорить, не хотел позволять словам вырываться из него и предпочёл бы проглотить их навсегда, если бы это помогло засыпать ту яму внутри него землёй. Но вместо этого Уилл сделал глубокий вдох и посмотрел на доктора Калверт.

– Мы переспали. Мы встречались некоторое время. Никто не знал об этом. Иногда мы… – он поджал губы, слова не хотели срываться с языка, и все же он выдавил из себя: – занимались сексом. – Уилл замолчал, погрузившись в свои мысли. – А потом нас застукали. На следующий день родители забрали меня из школы.

Вздох сочувствия пощёчиной обжёг щеку Уильяма. Доктор Калверт смотрела на него с грустью, как будто имела хоть какое-то представление о его чувствах и том, что ему пришлось пережить. И все же, ему самому неожиданно стало легче. Он всегда боялся подойти к этой двери и открыть ее: казалось, эта кладовая была до потолка набита костями скелетов прошлого, которые обрушатся на голову, стоит только открыть дверь. Вместо этого Уильям обнаружил лишь маленькую горстку пепла, оставшуюся от сгоревшего «я», которым некогда был Уилл. Маленький слой пыли, избавиться от которого было немного проще, чем он предполагал.

Он нервно оттянул ворот галстука и прохрипел:

– Мне кажется, мы немного отошли от темы.

И это было полнейшей правдой. Уилл перевёл взгляд на окно, за которым опустившийся на карниз голубь пытался оторвать силиконовый герметик с другой стороны стекла.

– Да, немного. Что ж… – скользнув взглядом по пустому кабинету, Уильям посмотрел на доктора Калверт, – теперь я ревную своего лучшего друга. К женщине.

– И почему же?

Знай Уильям ответ, он бы не пришёл в этот кабинет. Но сейчас разгадка казалась ему настолько очевидной, но хотелось посмотреть в зеркало и рассмеяться самому себе в лицо, от банальности испытываемой злости к Алану.

Губы Уильяма растянулись в кривой усмешке, и он рассеянно пожал плечами.

– Я делаю для него все. Выполняю любую его прихоть и поддерживаю каждый раз, когда ему становится плохо. Я выслуживаюсь и унижаюсь перед ним, но в ответ не получаю ничего. Только новые укоры, холодность и чувство обыденности. Словно я всегда буду рядом, готовый подхватить ситуацию в свои руки. – Уилл вздохнул. – Наверно, я просто слишком люблю этого засранца.

И все же это чувство не было похоже на то тепло, что он чувствовал раньше. Теперь вокруг Уильяма был только холод, а эмоции, к которым он привык, превратились в кривое зеркало человечности. Порой он не узнавал даже самого себя, глядя в отражение, но не понимая, что за человек стоит перед ним. Он видел свои руки, чувствовал под кончиками пальцев холод инструментов, но эти руки не были его.

Уильям не понимал, что с ним происходит, и все же спустя время нашёл простое и очевидное объяснение.

– Но скорее всего я просто медленно схожу с ума.

Глава VII. Близость

Александр всегда знал слабые места старшей сестры. Он всегда наслаждался, видя ее искорёженное гневом лицо или же подглядывая за тем, как Амелия сама отдаёт себя в руки палачей-родителей.

Поэтому не был удивлён, когда застал сестру в столовой в обнимку с утренней газетой, красными распухшими как две кесадильи глазами и растрепавшимся пучком на голове.

– Чего такое кислое лицо? – Александр скрипнул стулом, сев напротив Амелии и тут же подтягивая к себе миску с булочками. Амелия не посмотрела на него, продолжая пробегать взглядом по строчкам новостей. – Мать опять доставала наставлениями? Или, – Алекс расплылся в ехидной ухмылке, – ты вдруг поняла, что тебе в жизни не хватает простого женского счастья в виде чл…

– Еще одна смерть на озере, – холодно оборвала его Амелия, поджала губы и с хрустом перевернула страницу. – Какое неприятное совпадение. Полиция не смогла найти тело – только одежду. Эксперты считают, что несчастного съели рыбы. Хотя прошла всего неделя.

– До костей? – Подоспевший лакей поставил перед Алексом дымящуюся чашку кофе. – А почему не дикое животное? Ведь именно так обычно объясняют загадочные смерти в твоих любимых сериалах.

Александр рассмеялся и отпил горячий напиток. Амелия хмыкнула. Ее брови нахмурились и сдвинулись к переносице, отчего между ними пролегла неглубокая милая складка. Амелия сморщила острый, немного вздёрнутый нос, словно почувствовала неприятный запах, а затем подняла взгляд на Александра.

– Очень смешно, Алекс. Я больше переживаю, как мистер Маккензи это воспримет. Вторая смерть за месяц, а власти ничего не делают, чтобы предотвратить новые случаи. Ты видел эти мостки? А их подпорки?! А эти… – Амелия скривилась, отложила газету и, подняв чашку, допила свой кофе, – водоросли, налипшие слизью на настил. Там можно оступиться даже просто засмотревшись вдаль. Чего уж говорить, если ты немного пьян? – она взмахнула чашкой, описав в воздухе круг.

– Не думаю, что мистеру Маккензи есть какое-то дело до этих мостков и новой смерти. Не припомню, чтобы на похоронах он скорбел. Его жалкие потуги изобразить сожаления позорили гильдию актёров. Да и все внимание мистера Маккензи было занято немного другим объектом.

Игнорируя направленный на него взгляд сестры, Алекс потянулся через весь стол за небольшой миской с хлебом. Несколько мгновений перебирая нарезанные машиной тосты, он остановился на самом подгоревшем – и как только эта прислуга все еще работает здесь? – и бросил его на свою тарелку. Принесённый йогурт он сразу же отодвинул в сторону – этот пресный вкус был хуже, чем у лепёшек в мексиканском кафе около школы.

Амелия же продолжала смотреть на него, сложив локти на стол.

– Ты сам понимаешь, что говоришь, Александр?

– Лана, – развёл руками Алекс, словно это был само собой разумеющийся и очевидный ответ в мире, а затем закинул в рот кусочек оторванного хлебного мякиша. – Ты разве не видела, как он на неё глазел? А аукцион? Не делай вид, что не заметила его кривого флирта. Мистер Маккензи может быть и скорбит, но только из-за своей импотенции. Сомневаюсь, что Лана захочет ждать час, пока он соберётся с мыслями.

– Александр!

Щеки Амелии вспыхнули возмущённым румянцем.

– Что Александр? – писклявым голосом спародировал он сестру. – Я говорю очевидные вещи. Глупо засматриваться на молоденьких девушек в его возрасте и надеяться, что они будут с тобой по большой любви. Там может быть разве что любовь к деньгам. Но тут уже либо деньги, либо виагра. – Он взмахнул рукой над столом, указывая на два невидимых человеческом глазу выбора, которые словно лежали перед ним в миске с хлебом и на тарелке. – Как понимаешь, у мистера Маккензи вряд ли есть хоть что-то из этого списка. Скорее он заставит ее оплатить все свои долги.

Взгляд зелёных, почти изумрудных глаз Амелии потемнел. Она хмыкнула, привычно скрывая за этим своё раздражение – Алек уже давно выучил все ее жесты. Помедлив еще немного, она откинулась на спинку стула, сложила на груди руки и качнулась, балансируя на двух ножках.

– Ты ничего не знаешь о мистере Маккензи.

– Я знаю достаточно о его дочери. И о Лане, чтобы делать выводы. И тебе бы посоветовал иногда думать, – шёпотом протянул он, указывая на Амелию куском тоста. – Или вас на менеджменте этому не учили?

– Ты слишком хорошего о себе мнения, Александр.

– Я просто реалистично смотрю на многие вещи. Например, на наше положение в семье. Ты же в курсе, что отец ни копейки тебе не оставит? – он выгнул бровь, не донеся новый кусочек хлеба до рта. – Этот старый хрыч повернут на патриархальных замашках. А ты, к сожалению, не сын, чтобы гордиться первенцем. Увы, – Алекс ехидно оскалился, – первый блин комом.

– Второй тоже, Алекс. И с каких пор тебя начало беспокоить моё положение?

Спустить Амелии булыжник в свой огород было непросто, но все же Алекс глубоко вздохнул и подняв глаза к потолку, словно на нем была написана предвыборная речь, пожал плечами.

– Ну, ты моя сестра и я обязан знать, что мне не придётся содержать тебя в старости. Впрочем, когда отец умрёт, и все перейдёт ко мне, я буду рад видеть тебя в правлении. Это семейный бизнес и все такое. А мы – Куэрво и должны держаться вместе, несмотря на наши небольшие разногласия. – Алекс перевёл взгляд на сестру с самой милой улыбкой, на какую только был способен. – К тому же, ты знаешь что-нибудь об отцовских парт?..

– Простите, мисс Амелия. Анна нашла это в мусорке несколько дней назад и пыталась вынести с собой. Я же посчитал, что вы должны сами увидеть.

Дворецкий появился из-за спины Алекса неожиданно, держа в руках подозрительно знакомый телефон. Идиотский. И розовый.

Недоеденный кусок тоста безвольно смялся под хваткой Алекса, когда ладонь сжалась в кулак. Взгляд неотрывно следил за каждым действием прислуги. Он прожигал лежащий в руках дворецкого телефон и не смог погаснуть даже, когда гаджет оказался в руках удивлённой Амелии. Она несколько долгих секунд рассматривала его, пока Алекс растирал в кулаке хлебные крошки, а затем выражение ее лица стало непонимающим, и она поспешила посмотреть на дворецкого.

– Что?.. Телефон Эйлин. Где она его нашла?

– На заднем дворе. – Старик бросил на Алекса быстрый взгляд – как будто он мог ему о чем-то сказать без слов. – Вместе со старыми книгами и ненужными вещами с чердака, которым не нашлось покупателей. Анна сказала, что раз хозяевам эти вещи не нужны, то она может забрать их себе. Я не поддерживаю эту позицию, но… – дворецкий закряхтел, сложив за спиной руки и перекатившись с пятки на носок, – я не могу запретить прислуге вытаскивать книги из мусорных пакетов. Как и бездомным разгребать их, когда они оказываются за пределами нашего особняка.

– Да, я понимаю… – рассеянно протянула Амелия, вертя в руках телефон Эйлин. – Книги она может взять. Нужно было просто подойти ко мне и все. Я могу отдать ей еще несколько своих экземпляров, которые не читаю. Там детские сказки. Эйлин подарила.

– Да ты сама щедрость, Амелия. Всем бы у тебя поучиться.

Слова вырвались из Алекса быстрее, чем он успел это понять. Оставив горький миндальный след на губах, они вонзились в каждую клеточку тела, заставляя Александра принять боевую стойку: его плечи приподнялись, пальцы продолжали разминать то, что осталось от тоста, а брови нахмурились. Амелия тихонько хмыкнула, закатила глаза и посмотрела на дворецкого, который, казалось, вертелся на раскалённой сковороде, едва сдерживая себя от того, чтобы рассказать еще и закопать Александра Куэрво еще больше. У них всегда были напряженные отношения, а вот Эйлин Маккензи старый дворецкий просто обожал, считая маленькую настырную блондинку верхом интеллигентности и начитанности.

Даже когда она пьяная валялась на диване в гостиной в обнимку с Амелией.

Сестра вздрогнула, как от невидимого электрошокера, и снова посмотрела на дворецкого. Ее брови свелись домиком к переносице, и она прищурилась.

– Анна сказала что-нибудь еще? Возможно, мы можем позвать ее и…

– Нет, я отправил ее домой. Бедняжка разнервничалась. Едва могла связать слова. Но она вспомнила, – дворецкий низко наклонился к Амелии и понизил голос, хотя Алекс прекрасно расслышал его заговорщицкий шёпот: – что видела этот самый телефон под кроватью господина Александра, когда убиралась в его комнате. Она не стала его трогать, но затем телефон оказался на его тумбочке. А сейчас Анна нашла его в мусорке. Ей очень стыдно, что она не рассказала раньше, но…

– Все хорошо, правда, – резко оборвала старика Амелия и вскинула взгляд на Александра. – Алекс, откуда у тебя телефон Эйлин в спальне?

Он знал ответ. Но не сказал бы его сам, даже предложи ему кто-то миллион долларов. Как минимум потому, что тот у него и так был, а свою шкуру Александр Куэрво любил слишком сильно, чтобы вот так просто подставлять себя. Нужно было уехать на другой конец города и бросить этот проклятый телефон под гидравлический пресс. А потом закопать где-нибудь в лесу и надеяться, что никто и никогда не решит закопать там же труп. Чтобы случайно не нашли этот идиотский розовый мобильник Эйлин.

– Должно быть она выронила его, когда приходила к тебе, – безразлично пожал плечами Алекс, пряча за приподнятой чашкой натянутые от напряжения губы. – Я нашёл и собирался отдать.

– То есть ты хочешь сказать, что она неделю ходила без мобильного, на который я ей звонила, и она мне отвечала?

Алекс помедлил, прежде чем ответить, а затем скупо кивнул:

– Да.

Амелия была в ярости. Нет, даже не так. Она каждой клеточкой безмолвно плевалась в Александра ядом. Ее пальцы нервно сжимали мобильный, а взгляд не моргая смотрел на брата. Она знала, что Алекс врёт. Ему никогда еще не удавалось скрыть от Амелии свои проступки, начиная от сломанной фарфоровой куклы и заканчивая проваленными экзаменами.

– Ты можешь хоть раз в жизни не врать мне, Александр Куэрво?

Слова сестры холодными льдинками сорвались с губ. Алекс сглотнул через силу. Пальцы била мелкая дрожь – он едва смог скрыть это, вцепившись в ручку чашки так, словно она должна была через секунду рассыпаться от этого жеста осколками, – а на лбу, кажется, выступили капельки пота. От взгляда Амелии хотелось спрятаться, но Александр продолжал смотреть сестре в глаза, не заметив, как дворецкий снова дёрнулся и отступил на шаг от стола.

– Прошу прощения, мисс Амелия, но я думал, что вы знаете.

– Знаю что? – заинтересованно обернулась к нему она.

– Накануне… накануне трагедии мисс Маккензи приходила сюда. Я сообщил ей, что вас нет, но она… Она приходила не к вам, мисс Амелия.

Если Александр Куэрво и допускал мысль, что его сестра никогда об этом не узнает, – он был самым большим идиотом на свете.

Он не успел подскочить со своего места, как стул под Амелией опрокинулся, а розовый мобильный пролетел мимо его головы, разбившись за спиной об стену. Руки Амелии тряслись, как и сама она, опираясь на край стола. Взгляд суетливо бегал по расставленным перед ней предметам сервиза, и Алекс поспешил вскочить и отойти на пару шагов, поближе к стене. И не зря. Уже через секунду пальцы Амелии обхватили тонкую ручку, и она замахнулась.

– Как ты мог?! Жалкий. – Чашка со звоном просвистела мимо уха Алекса и разбилась о стену. – Никчёмный. – Еще одна. – Кусок. – И еще одна: Алекс едва успел от неё увернуться, отступая в сторону гостиной. – Дерьма! – Амелия истерично взвизгнула, отправляя в сторону Алекса последнюю фарфоровую чашку из семейного сервиза, которую слуги по глупости сегодня выставили на стол.

– Мисс Амелия, успокойтесь, пожалуйста… – дворецкий попытался было дотронуться до плеча сестры, но Амелия только нервно дёрнула плечом, уворачиваясь от прикосновения.

– Она была моей подругой! Как ты вообще мог подумать, что можешь… что можешь…

– Подругой ли? Не обманывай себя, Амелия. Эйлин не любила тебя. Как и ты ее. Позлить родителей, нарочито выставить себя и напомнить, что ты не оправдала их надежд, – это все, для чего тебе нужна была Эйлин. Ты Куэрво, Мэлли, – Алекс нарочито медленно растянул каждую гласную в имени сестры, – ты используешь людей, когда тебе от них что-то надо. Что ж, со мной в постели Эйлин была хороша. Не знаю, как с тобой. Хотя язык она стереть не успела, а ты большую часть времени ходишь недовольная. Вижу между этими двумя факторами коррел… Ай!

Он пошатнулся: ложка прилетела ему прямо в лоб. Зашипев, Алекс потёр кожу, ощущая, как к ушибленному мету приливает кровь: оно горело, а звенящая боль растекалась по всему черепу.

– Ты переспал с ней! – Амелия снова замахнулась уже следующей ложкой, но на этот раз не стала кидаться ею, предпочтя замереть в угрожающей здоровью Алекса позе.

– Хороша девушка, что прыгает в постель к другому. И к тому же она все уши нам протрещала про своего нового парня. Так что я был просто четвертым углом в этом кривом квадрате отношений, – криво хмыкнул Алекс; осколки хрустнули у него под подошвой, и он опустил на секунду голову, разглядывая мелкую крошку фарфора. – Ты же не была так наивна, чтобы думать, что Эйлин ограничится только мной?

– Ты пытался ее изнасиловать!

Слова Амелии пощёчиной отпечатались на его щеке. Алекс замер, слегка замахнувшись носком на крупный осколок чашки: он хмурился, силясь понять и вспомнить то, в чем его обвинила сестра. Но как бы он не напрягался, вместо чёткой картинки прошлого, он видел только размытые образы и засвеченные негативы прошлого. Кадры сменялись слишком быстро, чтобы он мог ухватиться хоть за один из них, а некоторые просто вспыхивали и рассыпались пеплом, скрывая за собой что-то ужасное и болезненное. Но он не помнил, что именно.

Алекс медленно поднял взгляд на сестру и растерянно пробормотал:

– Я… я этого не помню.

– Не нужно прикидываться, Алекс. Ты все прекрасно помнишь. Если бы Лана не подоспела, ты бы… ты бы… – Амелия хватала ртом воздух, сжимала пальцами ткань блузки на груди и задыхалась.

– Что здесь происходит?! Что вы себе позволяете? Совсем стыд потеряли? Устроили представление перед чужими людьми. Где ваше воспитание. Собирайтесь. Отец ждёт вас на ужин.

Александра и Амелия одновременно обернулись ко входу в столовую. Мать замерла. Она рассматривала рассыпанные по полу осколки. Ее рот открывался и закрывался, пока она в немом ужасе пересчитывала взглядом количество разбитых чашек.

Амелия недолго ждала реакции матери: тряхнув собранными в хвост волосами; она выбежала из столовой, толкнув Элеонор плечом, и скрылась на лестнице, перескакивая через ступеньки – это было слышно по тяжёлым хлопкам подошвы.

– Куда ты пошла, Амелия? – мать запоздало развернулась и закричала вслед дочери. – Амелия! Живо вернись!

Алекс смог на это только хмыкнуть. Пнув в сторону отколовшуюся ножку чашки, он сел обратно за стол и принялся нервно разламывать еще один тост. Он чувствовал на себе тяжёлый взгляд матери, а потому поспешил разбавить повисшую в столовой после немого игнорирования криков Элеонор тишину:

– Разумеется, она вернётся. – Алекс пожал плечами и стряхнул с пальцев крошки. – Мы же Куэрво. Вы каждый день повторяете нам это. А то вдруг забудем.

Он обернулся на мать и едко улыбнулся, продолжая разрывать хлеб на маленькие кусочки. Ни один мускул на лице матери не дрогнул. Губы стянулись в привычную дежурную ухмылку. Элеонор поджала челюсть, отчего под ней появился мешкообразный второй подбородок, и стала походить на навязчивую утку-наседку, с важным видом прогуливающуюся по берегу. Разве что ходила Элеонор Куэрво пока еще не вразвалку.

– Разберись со своей сестрой, Александр, – холодно процедила мать и развернулась на каблуках, бросив ему напоследок: – И не смейте опаздывать.

Конечно, он не имел права опоздать. Ведь он был Куэрво.

***

– Вы снова поссорились?

Хмурый взгляд отца метался с лица Алекса на Амелию, пока мужчина ковырял вилкой в тарелке. Зубцы наматывали на себя длинные нити пасты, как Алекс терпение Диего Куэрво на кулак. Отец был раздражён, но, кажется, ресторан смягчал его недовольство детьми. Устраивать очередную ругань в ресторане не было в планах ни одного члена семьи Куэрво, поэтому оставалось только косо переглядываться, недовольно сопеть и ёрзать на стуле, потягивая уже третий бокал красного вина.

– Нет. У нас возникло некоторое недопонимание, – криво усмехнулся Алекс, касаясь пальцами двух глубоких ссадин на лбу. – Не могли выбрать мне галстук. Мэлли предлагала бордовый, а я хотел канареечный.

Диего хмыкнул, закинул в рот шарик из спагетти, медленно пережевал его и негромко рыгнул, заставив щеки Алекса покраснеть от беспардонности поведения отца.

– Канареечный, – хрипло протянул тот с выражением лица, словно перед ним на тарелке лежал раздавленный таракан, которого нужно было съесть, но смотрел Диего на сына. – В твоём возрасте уже можно было развить чувство вкуса, Александр.

«В твоём возрасте можно было развить чувство прекрасного».

«В твоём возрасте можно было найти себе взрослое занятие».

«В твоём возрасте нужно бросить свои игрушки и заниматься бизнесом».

«В твоём возрасте должно жениться и завести семью».

Александру Куэрво было без месяца двадцать шесть, а список из его «можно было», «нужно» и «должно», которые он слышал от отца, расширился до размеров настольной библии. И перечитывать ее он должен был каждый вечер перед сном. Чтобы не забыть ничего важного.

Александру Куэрво было без месяца двадцать шесть, а единственным, что он выбирал в своей жизни сам, были дорогой алкоголь и шлюхи.

Рассеянно пожав плечами, Алекс вернулся к своей тарелке, тщательно избегая направленных на него взглядом родителей следующие минут десять. Он лениво ковырял свою порцию болоньезе вилкой и рассматривал зал, опершись локтем о стол – к неудовольствию матери – и подперев кулаком щеку. Алекс знал каждого в этом зале и с лёгкостью мог поклясться, что и без чтения мыслей сможет угадать, кто и о чем сейчас разговаривает на другом конце зала. Иногда он лениво отправлял очередную порцию пасты себе в рот и продолжал рассматривать гостей ресторана.

Пока не наткнулся на знакомые светлые выцветшие волосы и грязную ржавую копну рядом.

– Смотри, кто там сидит, – встрепенулся Алекс и слегка толкнул сестру локтем, тыкая вилкой в направлении знакомой парочки. – Наши милые влюблённые голубки.

– Алекс, – Амелия закатила глаза, – успокойся уже. Мистер Маккензи поддерживает Лану. Ей сейчас очень тяжело. Психологически. Мы потеряли близкого человека.

– Тогда почему ты не с ними сейчас? Или тебе не нужна поддержка?

Он улыбался приторно-ядовито, той самой ухмылкой, от которой у Амелии обычно сводило челюсть, а желание убить Алекса возрастало в несколько десятков раз. Сестра смотрела на него бесстрастно, затем отодвинул локоть и продолжила разделывать кусок стейка на своей тарелке.