Силуэт

тебя вновь оживит.

Смотри, как мается народ,

на то он и ковид.

Ты цену каждому глотку

познай и не ропщи.

Так что твори, давай строку,

точней слова ищи.

И я искал,

и я давал,

гнал из последних сил,

вконец смертельно уставал,

а это значит – жил.

«Не подведи, отец, борись! —

был дочерей наказ. —

Ты с безнадёгой не смирись,

ещё порадуй нас».

Просили внуки: «Мы тебя,

дедуля, ждём домой!»

И правнуки, меня любя,

внушали: «Деда, стой!»

Жена варила кисели,

сушила сухари.

Её слова от сердца шли:

«Ты только не умри!»

Я, выжив, для своих родных

подал пример борьбы,

и документов наградных

не клянчил у судьбы.

Дышу.

Пишу.

И не грешу.

Подумать, что я смог!

Страницы дней вновь ворошу,

оттачивая слог.

31 октября 2022

БАЛЛАДА О «САМОВАРЕ»

От забвенья в ритме дней

Не нашёл я средства;

Чем всё дальше, тем острей

Воскрешаю детство.

Вот припомнилось опять,

Опахнуло болью…

Лет мне было, может, пять,

Может, чуть поболе.

Я у радио сидел

Утром рано-рано.

Весь Хабаровск загудел

Новостью желанной.

Цены Сталин снизил вновь,

Погулять нам есть с чего.

Всенародная любовь

Вождю обеспечена.

Возле цирка-шапито,

Где горланит рынок,

Пива много выпито

Из ковшей и крынок,

Из бокалов хрусталя

Грязного и мутного,

Посредине февраля

Снежного и лютого.

А за пивом и «сучок» —

В горлышко лужёное.

Приходите на «толчок»,

Богом бережёные.

– Дореформенных рублей

Нам не суйте, граждане.

– Кто желает голубей?

Налетай, отважные!

Обносились мужики.

Вот же незадача…

– Покупайте пиджаки

И штаны в придачу!

Продавец, сильней кричи,

Стынет хлеба булка.

– Выбирайте кирзачи —

Славная обувка!

У калитки инвалид,

Прямо на проходе.

До чего ужасный вид!

Еле дышит вроде.

На тележке, весь продрог,

Голосит гугниво,

Нету рук и нету ног —

Этакое диво!

У народа меткий дар

Сходство обозначить:

– Потому и Самовар,

Что похожий, значить…

И шуткуют с давних пор,

Если есть охота:

– Едет «бронетранспортёр» —

Расступись, пехота!

В танке он горел, но фарт

Выпал оклематься,

Жить остался, рад не рад —

Некуда податься.

А душа ещё болит,

Горе сердце гложет.

Кто накормит-напоит,

Спать в тепле уложит?

Вот ему-то больше всех

Прёт деньга наваром,

Обеспечен здесь успех

Горе-«самоварам».

Гимнастёрка в орденах

Под «куфайкой» рваной.

Рядом баба, просто страх,

С шапкой ветерана.

– Энтот воин брал Берлин.

Поглядите, люди, —

Здеся он такой один.

Мы вас не забудем.

Мы в молитвах помянём

Ваши воздаянья.

Опалённому огнём —

Хошь сколь, на пропитанье!

Христа ради, слышь, на хлеб

Подайте гвардейцу!

Медяки летят на снег,

Милость ведь не целится.

Куры денег не клюют.

Счастье беззаботно.

Инвалиду подают

Граждане охотно.

Что ж калеке не подать?

Мы, чай, не увечны.

Состраданья благодать

Жалуют сердечно.

Солнце смотрит на обед.

Нужда притомила.

Баба сбегала в буфет,

Шкалик притащила,

Да в гранёный стаканок

Нацедила водки.

– Пей, родимый, пей, дружок!

На, кусни селёдки…

Он в зубах стакан зажал,

Запрокинул, выпил,

Крякнул, мелко задрожал,

Капельки не вылил…

– Эх, за Родину, за Ста… —

Поперхнулся воин,

Не докончили уста

Имя грозовое.

А товарка допила

Шкалик тот до донца,

«Самовар» свой обняла,

Плачет и смеётся.

Снег завихрил ветродуй.

Баба кроет матом:

– Пей, кормилец, закусь жуй.

Зря что ль воевал ты?

Одолеть нужду вдвоём

Нынче можно смело.

Канул день за окоём,

Солнышко истлело…

Что ж, пора и на покой

В закуток в бараке,

За Чердымовкой-рекой,

Где-то там во мраке.

В сумке скудные харчи

Ребятне голодной,

Поджидающей в ночи

В хижине холодной.

Чьи там дети ждут отца

С матерью продрогшей,

Обметая снег с крыльца,

Скрытого порошей?

Подхвативши под бока,

Крякнув до упора,

Баба снимет мужичка

С «бронетранспортёра»,

Утерев усталый пот

Жёсткою рукою,

Да в хибарку занесёт

Дружно с ребятнёю.

У печурочки топчан

С рваным одеяльцем,

Укрывавшим по ночам

Тело постояльца.

Все невзгоды сокруша

Русского солдата,

Коли в теле есть душа,

Значит дело свято.

Средь заснеженных трущоб

Баба друга катит.

……………………..

Что же вспомнить мне ещё?

На сегодня хватит…

С давней горькою бедой

Спорить бесполезно.

Инвалиды с глаз долой

Быстренько исчезли.

Кто в больнице, кто в дому,

Кто ещё бог весть где…

Не оставив никому

Никаких известий.

Где и как пришёл конец

Бедолагам сирым?

Пусть хоть в памяти сердец

Остаются с миром.

С тем Россия и живёт

Средь вселенской свары,

Не погибнет, не умрёт,

Деды-«самовары»!

Не жалейте кипятка,

Да покруче лейте.

Память вечная крепка,

Нет ей сроду смерти!

Ну, а если будем жить,

Зная цену жизни,

Не сумеют нас сломить

Недруги Отчизны.

2005 – 2022

ПОБЕГ В ЗИМУ

Я задумал давно

На свободу побег.

Мне в награду дано —

Солнце, ветер, и снег.

Среди белого дня

Пусть уводит лыжня

В те края, где никто не встречает меня.

На поляне лесной,

Утонувшей в снегу,

Под высокой сосной

Я костёр разожгу.

Станет пламя плясать,

Станут ветки дрожать.

Разве можно отсюда домой убежать?

Заварю я чаёк.

Буду грызть сухари.

Мой свободный денёк

Воспоют глухари.

Никого я не жду,

Никуда не иду.

Что меня поджидает в грядущем году?

Новый день впереди,

Он удачу сулит.

И надежда в груди

Снова кровь веселит.

Не напрасно зима

Будто сходит с ума,

И стихи сочинять начинает сама.

17 ноября 2022

РОЖДЕНИЕ ЖИЗНИ

Вселенная без Мысли не жива.

Набором элементов наш Господь

Сумел создать бесчувственную Плоть,

Но не хватало чуда Рождества.

Потребовалась Женщина тогда

Для воплощенья Света в бездне Мрака.

Дождавшись неминуемого Знака,

Нас выручают Женщины всегда.

Не исключенье в этом деле Бог,

Он внял наитью, поданному свыше.

Но кто же выше Бога? Что я слышу!

Услышал – да! Но сделать сам не смог.

Возникла Дева. Возгласом «Явись!»,

Саму себя на жертву обрекая,

Явилась Миру сила колдовская,

И стала Мыслью, и родилась Жизнь.

21 ноября 2022

ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ

Я несвободен от себя,

от слов и от привычек,

которые, меня губя,

поставили на вычет.

И что такое – прежним быть,

как не признанье в бегстве?

Сейчас бы надобно мне жить,

а я спасаюсь в детстве.

Хожу, смотрю, дышу, молчу,

питаюсь манной кашей,

но не признаюсь и врачу,

что стало жить мне страшно.

Куда бы прежнего девать

себя, сомненья эти?

О том сказала бы мне мать,

но нет её не свете.

Пора бы подводить итог,

да нет с цифирью сладу.

Я сделал всё, что сделать смог,

а больше и не надо.

Стихи? – Я их давно отдал

читателям досужим.

Потомству веру завещал,

им это очень нужно.

Небытия и грусть, и жуть —

достойная расплата.

Когда ж совсем освобожусь,

я дам вам знать, ребята.

17 декабря 2022

ПАРАБЕЛЛУМ

Памяти Константина Корсака

Когда не тело, а душа от ран

Не излечилась творчеством и делом,

В ладонь вложил саднящий мозг Афган

Твой именной угрюмый парабеллум.

Ну как в стихи и прозу перелить

И боль утрат товарищей военных,

И невозможность беззаботно жить

В кругу теней бесплотных незабвенных?

Рецепта нет! Срывается курок

И не даёт спасительной осечки…

Жизнь замыкает в строгих датах срок,

И утверждает: человек не вечен.

Так кто ж бессмертен? Кто же не устал?

Неужто только пьяный парабеллум?

Но ржавчина разрушит и металл,

Что был когда-то безоглядно смелым.

1 декабря 2020 – 2023

СВЯТОЕ ОТКРОВЕНЬЕ

Поэт сошёл с ума.

Что это значит?

Не знает жизнь сама,

в какую даль он скачет,

что встретится ему

в тумане буден,

не скажет никому,

как путь безумно труден.

Незнание и есть

святое откровенье,

ему бы нас вознесть

в единое мгновенье;

ему бы нас позвать

в неизъяснимость,

но словом не назвать

смертельную ранимость.

Взошёл поэт на трон

папье-машенный,

поэтому-то он

стал миром оглашенный.

Поэтому поэт

и сходит, и восходит,

в нём середины нет,

и потому не понят.

А тот, кто ловит миг

меж прошлым и грядущим,

тот в Космосе возник

холодном, безвоздушном.

Тепло, вода и свет —

суть вечного зачатья.

Сошёл с ума поэт,

мы с ним родные братья.

И если обрести

вы истину хотите,

не медлите в пути,

смелей с ума сходите.

2 января 2023

* * *

И ветер, и дождик, и мгла

Над пустыней холодной воды…

И. А. Бунин

Начинается новая эра

в этот год,

в этот день,

в этот час.

В прошлом не было даже примера

и намёка на то,

что ждёт нас.

Все формации напрочь истлели,

все эпохи покрылись золой

и куда-то мечты улетели,

и никто не приходит за мной.

Неужели я людям не нужен?

Позовите – я тут же приду,

невесёлою мыслью разбужен,

и кого-то в потёмках найду.

Стаем слушать молчание снова,

понапрасну не тратя труды —

и возникнет знакомое Слово

над холодной пустыней воды.

2 января 2023

СНЕЖОК С КАПУСТОЙ

– Не умничайте, —

возраст говорит.

– Закройте книги,

двери,

ноутбуки,

январский снег

возьмите смело в руки,

от вашего тепла он не сгорит.

Лоб остудите

от ненужных дум,

снежок слепите,

словно в общепите

вы пирожок с капустой сотворите.

Чего же снегу падать наобум?

Пусть он скрипит под вашими ногами,

и жалуется, бог весть отчего.

Внимательно послушайте его —

вы никогда ведь не были врагами.

Куда идёт он тихо, от кого?

Что потерял и что в потёмках ищет?

«Не усидеть мне в собственном жилище», —

сказал Рубцов,

так что же из того?

Друзья мои ушли, как будто снег,

растаяли в небытии случайно,

а снег идёт

и покрывает тайну

нам ведомую только лишь во сне.

Поэтому-то, видимо, и грустно

бездельничать,

скучать нам не с руки.

Январская хрустит опять капуста,

и просит:

– Испеките пирожки.

2 января 2023

* * *

Пред образами голову склоняю,

держу свечу;

я многого уже не понимаю,

и вот молчу.

В предощущенье чуда озаренья

свечу гашу;

последнее своё стихотворенье

прочесть прошу.

Услышанным быть – вечная забота,

чудной каприз.

С иконного оклада позолота

слетела вниз.

Наверно, был Младенец непоседа,

и строгой – Мать.

На грани Тьмы и гаснущего Света

учусь молчать.

8 января 2023

Кумарский утёс

Рассказы

Медовуха

Из Возжаевки Даниил возвращался довольный. Ещё бы! На складе медикаментов армейской части бывший сослуживец Павел Кутковой не поскупился. Начальник медсанбата в объёмистый брезентовый рюкзак поместил коробки ампул и таблеток, упаковку со шприцами, скальпелями и другими инструментами. Мягкими пачками со стерильными бинтами и ватой обложил трёхлитровую бутыль с медицинским спиртом.

– Слеза ребёнка! – щёлкнул ногтем по тёмно-синему стеклу низенький и полноватый Кутковой. – Девяносто пять градусов. Любую заразу на корню косит.

Приятели хохотнули и понимающе переглянулись. Даниил посмотрел внутрь рюкзака.

– Тут ещё место осталось, Пал Григорич. Не тащить же мне домой возжаевский воздух. Раскошеливайся дальше, не скупись. Родина тебя не забудет.

Ставя под завязку пару коробок с пилюлями и порошками, перетянутых крест-накрест серыми бинтами, начмед пояснил:

– Повезло тебе, товарищ бывший военфельдшер. Этим лекарствам срок годности вышел в том месяце. Так что ты, Маляренко, вовремя подоспел, иначе списали бы вскорости и утилизировали.

– Побойся Бога, Григорич! Чего бы этим снадобьям сделалось за пару недель сверх срока годности?

– Так инструкция велит. Армейские уставы нарушать не положено, сам знаешь. Да ты не волнуйся, гражданскому хворому народу списанная медицина не повредит. Проверено неоднократно. Не ты первый за помощью приходишь.

Военврач передал наполненный рюкзак хозяину. Сняв фуражку и утерев потный лоб рукавом некогда белого халата, поинтересовался:

– Значит, после комиссии тебя в начальники двинули? На повышение пошёл?

Даниил кивнул головой в штатской кепке-восьмиклинке и отшутился в рифму:

– Иначе какой бы я был хохол…

Запирая дверь склада на увесистый замок, помеченный инвентарным номером, Кутковой предложил:

– Заглянем ко мне, на посошок примем по мензурке. Чтобы ржа внутри не завелась от тыловой жизни.

Солнце катилось к полудню, июльский воздух обдавал жаром. И если бы не ветерок с расположенного поблизости аэродрома, терпеть зной было бы невмоготу.

В пропахшем карболкой свежепобелённом приёмном кабинете санчасти начмед указал Даниилу на кушетку. И пропел хрипловатым баритончиком куплет из популярного кинофильма:

Мы приземлимся за столом,

Поговорим о том, о сём

И нашу песенку любимую споём!

Затем раскрыл дверцу стального сейфа, выкрашенного синим колером, и достал литровый прозрачный флакон с плотно притёртой конусовидной пробкой. Содержимое составляло половину ёмкости. По всему видно, что флакону скучать в заточении долго не приходилось.

Разливая спирт по гранёным стаканам до половины, капитан уточнил:

– Ты разводить будешь или запьёшь опосля?

– Зачем же продукт портить? – прищурился так, словно уже совершил глоток, Даниил. – Как начальство, так и я.

Чокнулись и выпили, обжигая досуха гортани, за победу над Германией. В суровом молчании помянули погибших. Закусывая говяжьей тушёнкой и по-домашнему вкусным армейским хлебом с припёком, Даниил рассказал о своих новостях. Заодно не преминул поведать и о минувшем.

После комиссования из действующей армии по болезни Маляренко вызвали в облисполком и назначили заведующим отделом здравоохранения во вновь организованный Советский район. «Там будет твой трудовой фронт. Больницу надо строить взамен старой. Райздравовский опыт у тебя есть. Так что принимайся за дело», – скомандовал главврач Исаков.

Приказы начальства, тем более в военное время, не обсуждаются.

Советский район, центром которого являлась Сосновка, раскинулся на северо-востоке области, занимая таёжно-степное пространство и пёстро разбросанные многочисленные участки возделанной земли, пригодной для выращивания пшеницы, ячменя и овса, а также культивирования сои. Травяные угодья давали корм коровам и овцам. Лесные массивы являлись постоянным источником древесины для строительства.

Население в большинстве состояло из переселенцев и их потомства. Основной костяк приходился на украинцев. Даниил был в их числе. Шестнадцатилетним подростком отправился из приднепровской Черкащины с семьёй дядьки по материнской линии Матвея Маляренко на Амур. За плечами школа-семилетка в родном селе Кошмаке. Грудь волновало огромное желание повидать белый свет. Плодородные чернозёмы на приусадебных участках худо-бедно кормили крестьян. Учитывая, что колхозные амбары были выметены подчистую ретивыми сборщиками зерна, уполномоченными партией на сбор средств для индустриализации, домашняя корка хлеба не давала помереть. Однако хотелось лучшей доли, новых возможностей для роста. Конечно, жаль было покидать отца Сергея Захаровича, инвалида Первой мировой войны. Мать Степанида Корнеевна дала жизнь семерым детям, из которых Даниил был старшим. Разумеется, его руки нужны в дому, но родители перечить не стали.

Приехали на Дальний Восток, стали обживаться на станции Завитой. В две мужских силы вскоре воздвигли дом, благо для переселенцев стройматериалов здесь не жалели. Дядька с подборной лопатой пошёл на топливный склад швырять уголёк для паровозов. Даниил устроился в прокуратуру секретарём ворошить бумаги. Два года помогал служителям Фемиды блюсти законы. А затем прискучило сдувать пыль с папок, плодить новые «дела». Тем более что прокурор отбил охоту к работе своей любимой поговоркой: «Дайте мне человека, а статью закона я ему подберу». Людские страдания и слёзы тронули сердце начинающего правоведа.

Вскоре покинул Даниил дядькин дом и отправился в Благовещенск. Поступил в фельдшерско-акушерскую школу. Хотелось не карать людей, а исцелять от различных болезней. Через три года в составе краснознамённой группы отличников учёбы получил «красный» диплом. К тому же, будучи старостой группы, успел стать членом ВКП (б). Перспективы открывались заманчивые. Серьёзный молодой человек получил назначение на пост заведующего Благовещенским районным отделом здравоохранения. В двадцать четыре года – это не пустяк. И не беда, что для командировок по сельским медпунктам приходилось искать попутный транспорт. Порой оказия оборачивалась ездой в кузове грузовика, а то и на тряской телеге. В распутицу выручали длинные ноги. Пешком отмахивал иной раз по просёлкам за день до полусотни километров с гаком.

Кормился скудно, какие в ту пору были столовые да рестораны в колхозах и совхозах? Хорошо, добрые люди приглашали к столу. В летнюю пору спал порой на сеновалах, в стайках, слушая вздохи жующих сено коров и лошадей. Своего собственного угла в Благовещенске не имел, ютился в общежитии молодых медиков. Народ собрался холостой, весёлый, не обременённый лишним имуществом и запасами продуктов. С утра успевали до похода на службу заправиться жидким чаишком из утробно булькавшего в кухне титана. Обед заставал врасплох, и, если удавалось раздобыться тарелкой супа, картошкой-толчёнкой, украшенной маленькой, в детскую ладошку, котлеткой и стаканом киселя – о большем и не мечталось. Остатки обеденного хлеба с куском колбасы шли на ужин.

Украинскому хлопцу, выросшему на материнских харчах, яблоках, сливах и грушах из собственного садочка возле хаты, подобная «перемена климата» обернулась боком. Как тут было не заработать не только несварение желудка, но и чего похуже? Впрочем, по молодости лет об этом не думалось. Подумаешь, рези в животе! Хлебнул горяченького – и вперёд!

Однако заведовать благовещенским райздравом долго не пришлось. Над миром распростёрлась грозная тень войны. Германия зарилась на украинские чернозёмы, бакинскую нефть, собиралась двинуть свои механизированные полчища до индустриального Урала. На Дальнем Востоке ждала своего часа Квантунская армия японцев. Каждый штык в Красной армии должны были держать обученные и сильные руки. В августе 1939 года Верховным Советом СССР был принят новый Закон «О всеобщей воинской обязанности». Статья 12 разделяла командный состав РККА на четыре группы: высшую, старшую, среднюю и младшую.

Так очутился Даниил Маляренко вскорости в воинской части, расквартированной в Возжаевке. Как медику со средним специальным образованием, присвоили новобранцу звание военфельдшера. А это как раз средний начальствующий состав. Надел новоявленный командир френч с двумя кубарями на зелёных петлицах воротника. Летнюю пилотку цвета хаки зимой сменял суконный шлем с шишаком, получивший немало прозвищ, серьёзных и не очень. Старослужащие помнили прежние названия, бытовавшие с Гражданской войны: «ерихонка», «богатырка», а затем «фрунзевка» и, наконец, «будёновка». Острословы именовали сей предмет из-за вытянутого вверх остроконечного шишака «громоотводом», и даже додумались до «умоотвода». В народе же, а затем в литературе и искусстве закрепилась «будёновка», прослужившая в иных частях верой и правдой до окончания войны.

Работы в тыловой армейской части военфельдшеру хватало. Новобранцам хворать не полагалось. Готовились к надвигавшейся войне. Учились оказывать медпомощь в полевых условиях. Требовалось срочно освоить применение обеззараживающих и обезболивающих средств и лекарств. При необходимости важно было владеть скальпелем.

Все эти премудрости Даниил постигал под командованием начальника медсанбата военврача третьего ранга Куткового, с которым успел сдружиться. Штат батальона был укомплектован с расчётом мобилизации и отправки на фронт в первые же дни войны.

И грянула война!

Перед формированием подразделения, готовящегося к переброске на запад страны, весь строевой состав проверяла строгая медицинская комиссия. Отбирали стопроцентно здоровых солдат и командиров. Под пулями и бомбами заниматься исцелением старых болячек будет недосуг.

– Вам, товарищ военфельдшер, с язвой желудка не только на фронт, в действующую армию нельзя, но и тыловая служба противопоказана, – подытожил председатель комиссии. – Увольняем подчистую. Уверен, со своей специальностью вы на «гражданке» пригодитесь.

Кто ж думал, что эта закавыка сохранит жизнь комиссованному военнослужащему. С огромной горечью узнал Даниил немного погодя страшную новость о гибели санитарного поезда, из которого был списан. Узловая железнодорожная станция подверглась жестокой бомбардировке фашистской авиации. Погибли многие бывшие сослуживцы.

Именно накануне этого горестного события Маляренко направили в Советский район.

Так сурово вошёл в жизнь Даниила новый период самостоятельного существования. Сверстники давно обзавелись семьями, растили детишек. Захотелось и ему домашней обустроенности, семейного уюта. В двадцать семь лет это просто необходимо. Новая работа беспощадно забирала время и силы. Строительство районной больницы приносило массу хлопот. Приходилось самому выбираться в тайгу с бригадой лесорубов. Зимой на морозе махать топором, греться у костра, ночевать в щелястом бараке, хлебать из общего котла. Однажды подхватил воспаление лёгких. В ботинках и немудрено, не у каждого унты или валенки. Какой уж тут уют…

Однако молодость брала своё. В поисках бухгалтера для больницы съездил Даниил в Куйбышевку-Восточную. Там-то и познакомился с весёлой и общительной Ниной. Девушка после окончания десятилетки мечтала поступить в университет и выучиться на химика, но война круто повернула стезю. Пришлось поступить на курсы счетоводов. Требовалось помогать матери кормить двух младших сестрёнок. Отца в семье не было по причинам, которые мать утаивала от дочерей. Люди в ту пору пропадали порой бесследно. Заточение «без права переписки» наглухо отрубало минувшую жизнь. Дознаваться причин репрессий – себе же вредить.

В отделе кадров курсового комбината Маляренко познакомился со списком выпускниц. «Выбирай любую, все красавицы-холостячки», – добродушно посоветовал директор. Пробежавшись по графам успеваемости, Даниил остановил внимание на обладательнице отличных зачётных оценок по всем предметам бухгалтерской науки Нине Фокиной. Побеседовали. Невольно залюбовавшись кареглазой стройной девушкой, Даниил красноречиво стал уговаривать поехать работать в Сосновку. В чём и преуспел. Получив благословение матери, отправилась Нина в новую жизнь с чемоданчиком скромного приданого. В круговерти дел молодые люди находили часок-другой для встреч, привыкли друг к другу. Через год общения решили соединить свои судьбы. Свадьбу не играли, учитывая сложную обстановку и скромность личных средств. Райисполком выделил молодожёнам половину дома-пятистенка. И стали жить-поживать.