Избранница звёзд

Я об этом и не догадывалась и целую минуту ничего не ела, пытаясь осмыслить сказанное.

– Разве Матушка-Земля не сама себя вращает? И не Терет двигает моря?

– Ты спросила, едят ли боги. Нет. Не так, как смертные, – он положил руки на стол. – Однако мы живем за счет сияния звезд. Без них Матушка-Земля не сможет вращаться. Солнце не будет светить. Даже пожирающие тьму не смогут этого делать без звезд.

Я тяжело вздохнула.

– Понимаю.

– Когда умирает хотя бы одна звезда, возникает боль. Посему Мне и смертным было поручено поддерживать пламя звезд.

– Если их сотворила Вселенная, – сказала я, тщательно подбирая каждое слово, – то почему не сделала бессмертными?

Его губы дрогнули, словно вопрос Его позабавил.

– Будь ей по силам создать вечный источник энергии, она так бы и поступила. Звезды – самые благородные из божков. Они горят ярко и питают все вокруг. Но за все, что нам дается, приходится платить. Для того чтобы звезды могли себя расточать, им нужно умирать. Вот почему их должны производить на свет смертные.

Мои мысли вернулись к предыдущей теме.

– Сколько матерей звезд было до меня?

Всякий намек на веселье на лице Солнца испарился.

Я прочистила горло и немного подправила вопрос:

– Как часто умирают звезды?

Бог отвел взгляд и положил на тарелку еще один кусочек хлеба.

– По-разному. Может пройти пятьдесят лет, а может и двести. Вселенная не жестока.

Я съела еще пару ложек супа и запила его пресладким вином. Затем сказала:

– Звездные матери – смертные, но их кончина Вас печалит. Вот почему Вы не пытаетесь узнать их получше.

Солнце не ответил.

Я поковырялась в тарелке, однако ничего не положила в рот.

– Позвольте… Позвольте говорить начистоту, ваше величество?

Его губы изогнулись.

– Прежде тебе не требовалось Мое дозволение.

– Значит, оно у меня есть.

Он кивнул, и я начала:

– По-моему, это эгоистично.

От отреагировал почти незаметно: слегка приподнял голову, уголки глаз напряглись.

– Да? – это было скорее утверждение, чем вопрос.

– Мы отдаем свои жизни ради звезд. Ради Вас, – я тщательно взвешивала слова. – Да, наши жизни мимолетны, но они ценны. Разве мы не заслужили того, чтобы нас хотя бы запомнили? – спазм сжал горло, и я сглотнула. – Попасть в историю – дар от величайшего существа во Вселенной.

– Я не величайший, – прошептал Солнце.

– Для нас – да, – настаивала я. – Когда Вы будете ужинать со следующей звездной матерью и она попросит Вас рассказать о других, я хочу, чтобы Вы назвали мое имя и мою деревню. Чтобы рассказали ей обо мне.

Мгновение он изучал меня, прежде чем спросить:

– И что именно мне рассказать?

Я опустила вилку рядом с тарелкой и сложила руки на коленях, размышляя.

– Вам следует им рассказать, что я часто высказывалась без разрешения и создавала Ваши непохожие портреты в вышивке, но я была добра к Вашим слугам и прямо говорила, что думаю. Вам следует… следует поделиться с ними своим мнением обо мне, ваше величество. И говорить обо мне с нежностью. Как о той, которая вынашивала звезду. Как о матери Вашего ребенка.

Он долго обдумывал мои слова. Затем опустил взор.

– Ты права, разумеется.

– Я не глупая и знаю: Вы – Солнце, у Вас огромная сила и важная задача, нет времени изучать все тонкости моей личности. Но Вам не стоит избегать меня только потому, что моя скорая смерть Вас огорчает.

На миг мне показалось, будто огонь вокруг Его плеч вспыхнул, при этом цвет стал темнее, как сердцевина заката.

Минуло несколько секунд, ни один не притронулся к еде.

Я задумчиво провела пальцем по краю стола.

– Каково это… умирать?

Его бриллиантовые глаза нашли мои.

– Ты спрашиваешь не того. Ибо умереть я не могу.

– Но Вы видели смерть, – заметила я, и Он кивнул, – с самого сотворения мира…

– Я не настолько стар, – возразил он. – Во всяком случае, начала не существует.

Я улыбнулась.

– Ну, значит, просто за свою долгую жизнь.

Он выпрямился в кресле.

– Почему ты об этом спрашиваешь, Церис?

– Разве меня не должно волновать собственное будущее?

Он нахмурился.

– Полагаю, – он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. – Тебе воздадут почести на Матушке-Земле и на небесах. Твоя душа вознесется на высший слой загробной жизни, где боги и божки живут только для того, чтобы служить тебе и твоим близким.

– Мои близкие тоже вознесутся? – прервала Его я.

– Верно. Всем связанным с тобой после их кончины укажут путь в рай.

В груди расцвело тепло, похожее на тепло моей звезды. Значит, обещания блаженного рая правдивы. Я вновь увижусь с семьей. Увижусь и с Каном, если он выберет этот путь… впрочем, с чего бы ему не выбрать?

– Твое тело отправят обратно домой вместе с дарами в знак благодарности. Твой народ будет тебя почитать. Таков заведенный порядок.

Я знала о своей дальнейшей судьбе, однако она до сих пор казалась мне неосуществимой. И Его слова… Они утешали.

– Спасибо. Позвольте задержать нашу трапезу еще одним вопросом?

Он ждал, как всегда терпеливый.

– Какой она будет, когда родится?

Повернув тарелку на несколько градусов, Солнце спросил:

– Считаешь, что будет девочка?

Я пожала плечами, сама толком не понимая, на чем основано это предположение: лишь на моем желании, чтобы ребенок был похож на меня, либо на материнской интуиции. Все это было для меня в новинку.

Он так долго думал над ответом, что я еще немного поела.

– Не уверен, что тебе по силам это осмыслить.

– Тем более стоит мне рассказать.

Он почти улыбнулся, однако бриллиантовые глаза печально блеснули – не то чтобы бог, сотворенный из огня, способен плакать.

– Она будет яркой и великолепной, – наконец ответил он. – Но будет больно.

Я отложила вилку, горло вновь сдавил спазм. После нескольких мгновений спросила:

– Она увидит мое лицо?

Выражение его лица смягчилось.

– Они всегда видят.

Я кивнула и отрезала кусочек мяса, однако аппетит пропал. Я ожидала, что смерть наступит быстро – смертные не созданы для таких мук. Но я всем сердцем надеялась продержаться достаточно, чтобы увидеть лицо моей малышки, взять ее на руки. Узнать ее.

– Я им расскажу, – осторожно начал Солнце, отвлекая меня от бурного потока мыслей, – что Церис Вендин была мудра не по годам, дерзка и в то же время до дивного очаровательна. И что она любила своего ребенка всей душой.

Мои губы тронула улыбка, я вытерла слезы.

– Рада это слышать.

* * *

Женщина всегда интуитивно понимает, что у нее начались родовые схватки, даже когда они у нее впервые, поэтому, почувствовав едва заметные сокращения живота, я замерла и прислушалась к себе. Моя вышивка была готова – я справилась быстро, больше ничего не оставалось, – и я почти закончила элегантную кайму из жимолости, когда возникла первая вспышка боли.

Вторая была сильнее, а третья – еще сильнее. К четвертой я поняла: что-то не так. Не неправильно, но и не нормально, ведь роды у женщины наступают не столь быстро и не столь бурно. В деревне я видела, как появляются на свет дети, и наслушалась рассказов повитухи, которая помогала мне с тканью для моего свадебного платья, так что сомневаться не приходилось.

Я поднялась, схватки стали внезапными и быстрыми, каждая как пинок в живот. При этом меня накрывала волна жара, превосходящего мой собственный, словно в чреве разгорались угли.

Моя звезда. Она была готова вот-вот появиться на свет.

Осознание повергло меня в сильнейшую панику, и я даже не вспомнила, что стою на пороге смерти: что существо внутри разорвет меня на части, как некогда его братья и сестры разрывали своих матерей. Однако я знала, что это существо, этот ребенок, который составлял мне компанию последние девять месяцев, готов заявить о себе. И я надеялась, что он увидит мое лицо и услышит голос, прежде чем мое тело испустит дух прямиком в рай.

Сгорбившись, я добралась до своей не-двери, открыла и прокричала в не-коридор, ведущий в никуда и повсюду:

– Роды начались!

Если бы я знала, что эти два простых слова привлекут ко мне столько внимания, то произнесла бы их в первую же неделю во дворце.

Ко мне снизошли божества. Среди них были и Эльта с Фосией – они не спускали с меня глаз последние три недели, зная, что подходит мой срок. Остальных я видела впервые. Прекрасный причудливый дворец задвигался и забурлил вокруг, словно сама утроба, и я оказалась в комнате, мало чем отличающейся от моей собственной, только более плотной, с непрозрачными не-стенами, наклоненными так, будто в попытке лучше меня рассмотреть. При всем при этом надо мной виднелось открытое небо – никакого потолка, лишь бесконечные звезды и галактики, цвета и формы, которым я тогда не имела названия. Примерно как в комнате Солнца, где я бывала всего раз.

Ночное небо надо мной лучилось энергией – одеяло, готовое подхватить свое дитя. Огоньки света плясали в предвкушении встречи с новой сестрой или братом. Пустое пространство, где погасла последняя звезда, словно тянулось навстречу. В своем бреду я представляла, как оттуда вырывается темная рука и хватает мой живот.

Божества едва успели меня уложить, когда я закричала.

У меня было предостаточно времени, чтобы обдумать предстоящие роды. Я видела роды прежде. Видела слезы и мужество, ужас и радость. Я обсуждала с помощницами и самим Солнцем, чего мне ждать. Я считала, что готова.

Однако нельзя подготовиться к жгучей боли, которая пронзила меня насквозь, словно клещи кузнеца подцепили кожу на ступнях и одним резким, жестоким движением содрали ее до самого лба. Словно меня выпотрошили для того, чтобы поджарить на костре. Словно меня пронзил колом сам Солнце, а плоть обуглилась.

Я полагала, что никогда не испытаю такой невыносимой боли, как во время занятия любовью с Солнцем.

Родить Его ребенка было во сто крат хуже.

Не оставалось никаких вопросов, почему звездные матери умирали на родильном ложе. Ни один смертный не в состоянии пережить такую муку. Даже божество не справилось бы.

Весь мир превратился в сплошную агонию, жгучую и непреклонную, разрывающую меня на части и соединяющую воедино, чтобы растерзать вновь. Я стала бесплотна, и я стала огнем. Я потеряла сознание в том смысле, что перестала думать, однако продолжала чувствовать пытку внутри, медленно, очень медленно подбиравшуюся к бедрам. Боль не уходила ни на мгновение. Я кричала, не ведая ничего вокруг, едва замечая удерживающие меня руки. Если Эльта с Фосией и пытались меня утешить, я их не слышала. Если появился Солнце, чтобы понаблюдать за моей смертью или рождением своего ребенка, я Его не почувствовала. Я была в клетке собственного мирка, раскаленные прутья прижимались к коже, не позволяя вырваться. Не физически. Только моему духу. И я испытала желание, жуткую потребность освободиться от собственной плоти. Я с нетерпением ждала смерти. Я о ней молила.

Время исказилось. Я заживо сгорала годами, десятилетиями, веками, часами, минутами, секундами. Разрывалась на части вновь и вновь, вновь и вновь, пока наконец – о блаженство! – меня не поглотила тьма.

Глава 6

Век вновь коснулся свет – бледный и непритязательный, с легким оттенком розового, однако я не сразу это поняла. Сознание с трудом вспоминало, что такое свет. Моргая сухими глазами, я глядела на него и недоумевала. Долго лежала, силясь понять, кто я такая, что это за тело и как мы связаны. Громоздкие думы терлись друг о друга, словно валуны, тем не менее они двигались, и постепенно я вновь собрала себя воедино.

Церис. Избранница звезд.

В благословенной загробной жизни.

Вот только… загробная жизнь слишком походила на причудливый дворец, в котором я провела почти год. Мало-помалу я нашла в себе силы повернуть шею, взглянула на ночь и звезды над головой и обнаружила неподалеку не-колонну в нескольких шагах от моей не-кровати.

Я лежала навзничь на покрывале, руки раскинуты в стороны, ноги слегка раздвинуты. В белом одеянии, мерцавшем собственным светом, похожим на свет звезды. Ткань, невиданная на Земле, не сотканная человеком. На груди лежали четыре стеклянные розы, а на лбу я почувствовала металлическую корону, теплую от соприкосновения с кожей.

Меня одели как на похороны, на погребение. Как почтенного усопшего. Однако мой дух по-прежнему цепко крепился к телу, одеревеневшему и утомленному, но не болезненному. Хотя, возможно, оно и ныло, просто в сравнении с болью от родов это меня не тревожило.

Сбитая с толку, я подняла взгляд к небу, усыпанному мириадами разноцветных звезд. Взгляд приковала одна из них, белая бусинка на черном фоне, крошечная и мерцающая. Булавочный укол новой жизни на маленьком островке, где ранее затухла старая. Каким-то необъяснимым образом я сразу поняла: то моя звезда. И почувствовала, как она наблюдает за мной, глядит на меня в ответ с… радостью.

Я протяжно выдохнула и улыбнулась. Рядом кто-то ахнул.

– Ох! – Существо уронило кувшин, который исчез в не-полу и вновь появился у нее в руках. – О, Солнце всемогущее, она жива!

Ее крик эхом отразился от не-стен. Она попятилась, словно у меня в волосах притаился дракон, и выскочила из комнаты. Я смотрела ей вслед, сумбурные мысли подсказали имя – Эльта. Затем я попыталась сесть, но организм еще не вполне пришел в себя. Не удавалось даже мизинцем пошевелить.

Эльта вскоре вернулась с тремя спутниками, одного из которых я узнала, но не вспомнила имя. Все уставились на меня круглыми горящими глазами. Самый низкорослый, с лицом, напоминающим медведя, подошел ко мне вплотную и пристально заглянул в глаза. Затем, собрав стеклянные розы с моей груди, прижал к ней широкую ладонь и резко одернул, словно обжегшись.

– Она выжила, – его голос был наполнен воздухом, неосязаемый, как ветер. – Выжила!

– Немедленно сообщите Сатто! – воскликнул другой.

– Н-нужно ее покормить, – прохрипела Эльта.

И все они исчезли, оставив меня в одиночестве смотреть на мою звезду, отчаянно мечтая до нее дотянуться.

* * *

Три дня я провела в кровати со своей вышивкой у изножья, приходя в себя от испытания, которому полагалось меня убить. Я не знала, почему выжила, как и все прислуживавшие мне божки. Один из них, существо с медвежьим лицом, внимательно меня осмотрел и объявил:

– Вы всецело и бесспорно смертная.

И действительно, я шла на поправку так же, как всякая смертная оправляется после тяжелых родов. Даже лучше, ибо из чрева не вытекло ни капли крови, хотя у большинства женщин кровь идет еще несколько недель после родов. Оставалось неясным, связано ли это с тем, что мой ребенок – звезда, или же его рождение прижгло раны.

Я быстро восстанавливала силы благодаря покою и питанию. Мне доводилось видеть, как порой люди продолжают страдать в мыслях долго после окончания физических страданий, однако мои воспоминания о родах были смутными и далекими, словно все произошло во сне. Словно разум не хотел запоминать, хотя позже я заметила, что тело сохранило память о том, что было сложно принять.

Мне казалось, будто руки у меня слишком легкие, будто им чего-то недостает – младенца. Я не могла отделаться от постоянной тревоги, что о чем-то забыла. Просила увидеться с моей звездой, однако никому из божков не хватило бы сил доставить меня к далеким местам, где она жила, а мне еще не представилась возможность попросить Солнце, ибо Его всецело занимали «дела первостепенной важности», как выразилась Фосия. И действительно, стены Его дворца в основном оставались матовыми.

Большую часть дня я любовалась вечным ночным небом, вглядываясь в свою звезду и всех ее братьев и сестер. Так ко мне приходил душевный покой.

Отсутствие кровотечения стало не единственной странностью. У меня не появилось молока. Лишь одно свидетельствовало о недавней беременности: опорожненный живот опустился, кожа на нем стала толще, как на рубце. На удивление, исчез хрустальный блеск, присутствующий с самого прибытия во дворец. Поразительным образом я стала сама собой, хотя порой краем глаза замечала, что моя плоть словно светится мягким внутренним сиянием, прямо как некогда живот, обремененный звездным ребенком. Еще в волосах появились серебристые пряди, как у моей стареющей матери. Один взгляд в зеркало, которое принесли по моей просьбе, показал, что в остальном я не постарела, тем не менее я казалась себе иной. Словно душа моя несла больше лет, чем тело.

Впрочем, самое невероятное было то, что я жила и здравствовала, будто никаких родов не случилось, и не только меня одну сие обстоятельство обескураживало.

Еще через три дня ко мне пришли Эльта с Фосией, чтобы подготовить к ужину с Солнцем, как почти пять месяцев назад, только теперь под накидку надели платье, поскольку пропал кристаллический панцирь. Я на удивление тревожилась перед встречей с Ним: сильнее, чем в первый раз. Что-то пошло не так. О том говорили сказания и песни о звездных матерях, взгляды, которыми на меня смотрели божки, и мои собственные неоправдавшиеся ожидания.

Эльта с Фосией и так ужасно суетились, и мне не хотелось обременять их еще и своими тревогами, поэтому я оставила их при себе и позволила божкам провести меня через дворец в большую залу, которая моими смертными глазами воспринималась вполне плотной и земной. В центре стоял трон, мраморный на вид, окутанный лучами закатного Солнца. Высокий и широкий, он сиял золотом, из спинки во все стороны торчали золотые мечи, имитирующие лучи. Солнце выглядел так же, как и всегда в моем присутствии: сила подавленная, тем не менее производящая внушительное впечатление. Он был крупным, как и трон, лицо такое же сияющее и золотистое.

Странно то, что, смутно припоминая обжигающие и мучительные роды, я при этом каждой клеточкой помнила ощущения от тела Солнца на себе, о всепоглощающей муке, изнутри и снаружи, и о том, как я чувствовала все и в то же время ничего. Вспыхнула тревога – не из-за того, что я не забыла агонию нашей совместной ночи, а из-за того, что не могла вспомнить ощущения от появления на свет собственного ребенка.

– Церис Вендин, – мое имя, произнесенное Его глубоким голосом, прозвучало как псалом. Он подошел ко мне широкими шагами и остановился рядом, невероятно завораживающий. Голубые глаза блестели от восхищения. – Избранница звезд.

Собрав в кулак все мужество, я низко присела в реверансе и опустила подол на пол, только когда сочла вполне приемлемым.

Вдруг подбородка коснулся его горячий палец и приподнял. Я стушевалась от столь простого жеста: не из-за его нежности, а из-за воспоминаний о нашей совместной ночи, которые он бередил. Впрочем, доброта в лице Солнца меня приободрила, как и за тем обеденным столом несколько месяцев назад, где мы так откровенно беседовали и затем вполне дружелюбно разошлись.

С запозданием я вдруг осознала, что Его прикосновение, хоть и раскаленное, не причиняет мне боли. Это открытие потрясло.

Он долго меня изучал ярким, пылающим взглядом, пальцы продолжали удерживать мой подбородок. Я подыскивала слова. Некто во мне – эхо прежней Церис, земной – хотело воскликнуть: «Та-дам!» Разумеется, я не позволила этим звукам слететь с губ.

– Ты – аномалия, – молвил наконец Солнце. Тут Его взгляд упал на пальцы, которыми он прикасался к моей коже, и, вероятно, Он тоже только сейчас осознал, что не причиняет мне боли. Затем убрал руку. – Никогда, ни разу за все времена, ни одна смертная не пережила роды звезды.

Вглядевшись в Его лицо, я заметила в почти ослепляющих чертах восхищение. Пока Ему не требовалось выполнять мою просьбу не забывать обо мне, ибо я стояла прямо перед Ним, целая и невредимая.

Он склонил голову.

– Тебе нечего Мне сказать?

Я сцепила руки в замок.

– Ваше величество, меня заверили, что я вполне смертная. Боюсь, мне не по силам пролить свет на случившееся. Простите за каламбур, – спешно добавила я.

Он усмехнулся, отступил и обошел меня, заставляя нервничать. Затем вновь встал передо мной и сказал:

– Ты необыкновенная.

Я смутилась от похвалы.

– Б-благодарю Вас.

Он обернулся на нескольких внушительных божков, гораздо крупнее тех, которые удостаивали меня чести своими визитами. Один спросил:

– Что с ней делать?

– Я не ведаю, – ответил Солнце, опять взглянув на меня. Изучая так, будто впервые видел. Будто я стала другим человеком. Впрочем, я в самом деле изменилась. Затем, наклонившись настолько близко, что я чувствовала жар Его дыхания, Он заглянул мне в глаза. – Полагаю, ты не вполне смертная.

Сердце пропустило удар. Не вполне смертная?

Рука невольно легла на живот, где я когда-то вынашивала свою звезду. После родов мой организм изменился. Но насколько на него повлияло то, что ребенок был божком? Что он был звездой?

Солнце задумчиво хмыкнул.

– Если позволите… – тихо начала я, и Он одобрительно кивнул. – Я… Я хотела бы вернуться домой.

Солнце выгнул огненную бровь.

– Ты хочешь вернуться на Матушку-Землю?

Второе божество в дальнем конце залы подал голос, похожий на звон колокольчиков.

– Смертные там живут, – сказал он так, будто мы сами не знали.

Впрочем, возможно, стоявший передо мной бог действительно нуждался в напоминании.

Солнце провел яркими пальцами по подбородку, размышляя. Жест столь человеческий, что он даже показался мне милым. Почувствовав прилив смелости, я попыталась Его уговорить.

– Полагаю, я вам больше не нужна, мой властелин.

Он вновь усмехнулся.

– Не знаю, правдива ли твоя оценка, Церис Вендин. Ты нарушила порядок, существующий тысячелетия, и Я не знаю, как поступить, – он обвел помещение рукой. – Можешь остаться здесь.

Я с удивлением смотрела на Него, не веря своим ушам.

– Здесь?

Он кивнул.

– Ты подарила жизнь звезде. Ты сослужила добрую службу. Пожалуй, величайшую из всех, что по силам смертным. Мы будем тебе рады. Я… Я буду тебе рад.

Тяжело сглотнув, я обвела взглядом розовые не-стены вокруг. Это место, хоть и весьма причудливое, за последнее время стало мне привычным. Но, осматривая его сейчас, я словно видела впервые. Странное место, другое. Неуютное. Это не мой дом. И, что более важно, не здесь я хотела быть.

Однако, прежде чем отказать богу, я решила попросить об одолжении.

– Наш ребенок. Можно его увидеть?

Он немного помолчал.

– Ты оказалась права. Разумеется, – я нахмурилась, и Он добавил: – Это девочка.

Улыбнувшись, Он подвел меня к не-стене и взмахом руки создал иллюминатор. Дворец, вероятно, переместился, пока я думала о другом, ибо звезды, на которые я часто смотрела, лежа в кровати, теперь виднелись через иллюминатор впереди. Там была моя звезда, мерцающая и прекрасная, ближе, чем из моей спальни, но по-прежнему слишком далекая. Любуясь ее великолепием, я вытерла слезы.

– Можно мне к ней? – прошептала я.

Плечи Солнца поникли.

– Я тебя отведу в должное время. Однако не сейчас. Ее сила находится в диком космосе, который временно не охраняется.

Меня захлестнули разочарование и замешательство.

– Не охраняется?

Его губы сжались в жесткую темную полоску.

– Дела чрезвычайной важности угрожают равновесию Вселенной. И Она этим пользуется.

Я отступила от иллюминатора, который закрылся по спирали.

– Боюсь, Вам придется разъяснить.

– Луна, – он потер переносицу – еще один человеческий жест. – Она постоянно борется за власть, за то, чтобы ее причислили к богам. Впрочем, это не твоя забота.

Я вновь взглянула на то место, где исчез иллюминатор, и в груди защемило от желания, чтобы он появился опять и я выпрыгнула бы из него и поплыла сквозь тьму к дочери! Сколько придется сидеть в этом дворце, прежде чем Солнце исполнит мое желание?

И если нужно ждать, обязательно ли делать это здесь? Я была звездной матерью, а Солнце правит днем. Он наверняка сумеет меня найти, когда Вселенная вновь придет в равновесие.

– Пообещайте мне… – Он встретился со мной взглядом, и я закончила: – Обещайте, что отведете меня к ней, едва станет безопасно.

Он кивнул.

– Обещаю.

Я склонила пред Ним голову.

– Благодарю Вас. Я также прошу исполнить другое мое желание, ваше величество. Я хочу вернуться домой.

Он не отвечал, поэтому я взглянула в Его львиноподобное лицо. Прошло несколько мгновений, прежде чем Он вздохнул, и в не-комнате словно вспыхнуло лето.

– Хотелось бы продолжить нашу беседу, но нужно спешить. Ты оказала огромную услугу Мне и Моему королевству. Я отправлю тебя домой. Если ты этого действительно желаешь.

Сердце подпрыгнуло в груди. Все, что я считала утерянным навсегда – родители, сестры, друзья, – вновь вернется в мою жизнь. И Кан… Кан не станет мне мужем, однако он будет рядом и полюбит меня так, как не полюбит никого другого. И я чувствовала, что мне этого достаточно.