Полная версия
Худший в мире актёр – 2
– Продолжайте развивать культуру. Мне нравятся всякие странные штуковины. Очень интересно. Я бы с радостью сам погулял по площади, лет пятьсот не видел такого зрелища. Я почему спрашиваю. Мне звонил министр культуры мира и сказал, что до него дошли вести о вашей вакханалии. Я говорю, что не вопрос, сейчас узнаем. Вот, узнал, спасибо, передам ему.
– Вас понял, – ответил Иосиф.
– Люблю работать с профессионалами. Как дела, мой лысый друг?
– Несмотря на мои скошенные волосы вашим раскосым взглядом, приходится блуждать в джунглях невероятнейших курьёзов.
– Недурственно, весьма недурственно. Ну ладно, всего доброго. Главное, чтобы этот артист не призывал сместить царя.
– Такого не произойдёт. Цари уже давно в прошлом.
– И то верно. С тобой, дружище не поспоришь, мать твою.
– Твою мать.
– Нет, твою.
– Твою.
– Вот и поспорили. Блестящий вы персонаж моей биографии, – сказал министр.
– И вам того же.
Министр был, на самом деле, серьёзным человеком. Просто он развлекался во время обеденного перерыва, разбавив кофе-брейк разговором с другом. Человек без юмора менее эффективен в делах. Он причёсывался, как Ретт Батлер и носил красивые недлинные усы, что говорило о его вкусе. Рубашку предпочитал белую в синеватую полоску и большим воротником, а сверху принципиально надевал коричневый вельветовый пиджак. Иногда он покуривал трубку. Но не из-за тяги к курению – он презирал эту привычку – а из-за качества своего портрета. Без трубки он был не так симпатичен – всё равно, что пароход без дымовой трубы – чёрте что.
Тем временем карлик собирал с народа деньги. Их они с Джеком делили на двоих. Проверить честность карлика возможности не было. И навсегда останется загадкой: обманывал ли карлик? Он проложил в толпе великанов коридор, поставил лестницу и сказал:
– Ваше величество, можете спускаться.
Джек спускался по трапу, удовлетворённый произошедшим. Во всём этом, конечно, отсутствовал смысл, но и бессмыслицы не было. Единственное – он сам себя не узнавал, будто воспарил и перестал себя наказывать переживаниями. Карлик протянул ему руку, но, поняв, что это лишнее, принялся разгонять людей с дороги к главному входу в театр.
– Не расходитесь! Антракт полчаса. Антракт полчаса! Не расходитесь.
Половина толпы разошлась, но это не помеха. Придёт другая половина. В Гольфстриме – не всегда одна и та же вода. Джек и карлик вошли в фойе. Коротышка слегка стеснялся и посмотрел вверх на Джека, как впервые на отца своей невесты.
– Ты такой талантливый мужик, – сказал он.
– Как тебя зовут? – спросил Джек, капая желтками яиц на узоры каменной плитки портретного фойе.
– Как это “как”? Разве непонятно? – в нём не умещалась возможность существования такого вопроса.
Джек испугался искренности своего помощника.
– Непонятно, ты уж извини.
– Меня зовут Карл, – каркнул карлик. – А от того, что я небольшой, в учебниках истории меня называют карликом. Прошу не спрашивать о моём возрасте. Это было бы ещё более бестактным.
Продолжать диалог было невозможно. В общем, Джек, закованный в деревяшки, стоял у зеркала на полстены и смотрел, как его одевает и зашнуровывает карлик, то запрыгивая на скамейку-банкетку, то спрыгивая с неё, как заяц. Он справился шустро и гордился своей работой. Грязную одежду обещал отдать в прачечную за счёт Джека – с заработанных на площади денег. Ещё он купит ему еды, и тот поест в следующий перерыв. Сейчас на это нет времени. Джек лишь выпил немного воды и сходил в туалет. И вытащил ключ из куртки, припрятав его за портретом Иосифа на стене.
Тем же способом море толпы было раздвинуто, и Джек поднялся к столбу, где продолжал свой позор. Но уже чистеньким, в тёплых лохмотьях.
Карл достал из внутреннего кармана пиджака часы на цепочке со своими инициалами, посмотрел на стрелку, совпадающую со стрелкой на башенке в углу площади и, убедившись в своей королевской пунктуальности, одёрнул ручонками вниз слегка задравшуюся зелёную жилетку и высокомерно смерил взглядом толпу бездельников и простофиль. И пошёл отдыхать.
Кстати, нельзя не отметить, что в этот сентябрьский день паляще светило солнце. В любом великом романе хотя бы раз солнце должно быть палящим. Ну, или надо описать, как оно проливалось лучами над городом. Это стоило написать сразу в начале главы, в первом же его предложении, но пусть останется здесь.
Карлик спал и видел сны, как вырученные на площади богатства он сможет вложить в воздушные замки. Весьма почётная инвестиция. В перерыве Карл бродил по рынку по причине ненависти к магазинам и в ближайшем кафе купил Джеку бифштекс с картофелем по-восточному. Себе же он купил сетку овощей всех цветов радуги. Это был его дневной рацион; Карл не употреблял ни мяса, ни, к слову, яиц. Ещё он не мог пройти мимо источника божественного кофейного аромата – его готовил парень в котелке, купая турку в раскалённом песке. Народу было на базаре – не сосчитать! Карл заказал чашечку кофе, отказавшись от скидки в пятьдесят процентов. Это было бы оскорбительно. Вместо этого он рассчитал количество кофеина в чашечке и, проматерившись, по вкусу понял – фруктоза в кофе отсутствует – ему подсунули дешёвую робусту. В знании кофе ему нет равных. Учитывая рост Джека – он в два раза больше – Карл выпил лишь треть напитка, остальное оставив Джеку. Даже если бы это был самый лучший кофе – он всё равно поделился бы с Джеком, не меняя долю. Пока кофе не остыл, Карл помчался на театральную площадь быстрее паровоза. Он напоил Джека, а сам потом мерил шагами площадь, сравнивая количество шагов с предыдущими днями, и грыз оранжевую, как апельсин, морковь. Её хруст был слышен даже в главном кабинете правительственного здания. Может быть, поэтому теперь окно там было заперто.
Так прошёл день. В синеве небес пробуждались перламутровые звёздные ракушки и открывали свои веки – там появлялись волшебные жемчужины. Как же хорошо прошёл день, – думал Джек. Глядя на звёзды, он просил их служить ему, и у них не оставалось другого выхода, как услышать его. Но, в свою очередь, они ответили ему тем же – чтобы и он служил им. Леской могучего желания дотянулся Джек до центра космоса, и в этом он был прав. Если мыслить горизонтально, то не долетишь до Солнца.
Часть 22. История о том, как полностью изменился Иосиф
1
Лёгкий ветер с парфюмом бензина и метро касался священных писаний на пьедестале и ничего не мог разобрать. Нечего материальным стихиям совать нос в духовные дела. Только Джек своим носом мог листать эти страницы. Он спал сидя на пьедестале и смотрел цветной сон.
По склону Голливуда, на белых камнях под буквами журчали серебристые отблески луны. Девять букв, по количеству фильмов Тарантино. Но их у него должно быть десять. И Джеку нужно не зевать, а продолжать разрабатывать лучший сценарий. Эти девять букв наблюдали, как внизу рябь из золотистых ламп слегка колышется до самого горизонта – до обрыва мира, – разливаясь планктоном по всему полотну равнины. Огни Калифорнии кланялись буквам, изображая всемирный электронный потоп, и холм, точно ковчег, обещал им спасение.
Вот она, золотая Калифорния. Там сверкает земля до горизонта и реки светящегося золота текут по руслам дорог; и тащат это золото вереницы чёрных фонарных столбов; и лихорадит оно глаза, призрачные глаза неустанных искателей золотого кармашка, глаза тех, кто ещё не утратил надежду обрести покой на просторах Эльдорадо. Так и Джек ищет этот кармашек, ради которого дрались кровожадный Смит и быстрый, как ветер, Кватоко; продажный Альфонсо и красавчик Остин; (кто все эти люди – известно лишь ветрам) бескомпромиссный политик Джон и голубоглазый мечтатель Антуан; хитрейший Диего и острый, как стрела, Точо. Но за все калифорнийские сокровища не купить то, о чём во снах говорил Джеку Элвис. Он точно знает, что там находится.
Над землёй словно истаяли века, и теперь разливающиеся лампы цивилизации сменились прошлым – здесь, внизу, чагравая равнина вперемежку с камнями переходила в холм. Может быть, там была россыпь индейских вигвамов. Но предводителем и хранителем этой земли на протяжении веков был раскалённый от бронзового солнца всадник, что стоит сейчас на пике холма – в том месте, где в будущем прославлять эти земли будут вместо него белые буквы. Он был в чёрной шляпе из обугленной кроличьей шерсти – её тулью огибал тонкий ремешок, – и пончо его было зелёно-болотным. Посыпанный пылью столетних миль, древний ковбой стоял спиною к зрителю сновидения – Джеку. Это был не простой ковбой, а дух Калифорнии. И это был древний Элвис. Он не серый и не синий, его любимый цвет – цвет воздуха.
Было бы правильнее сказать не отдельно про всадника (Элвиса) и его лошадь. Они были едиными в жаркой бронзе. Под таким углом они смотрелись в одном окрасе, как живая скульптура из рыжего крепкого песчаника. Время торопилось вдохнуть аромат пылающей на ветру конской гривы. Острова алых облаков плыли в синем небе. Ржавый рельеф переливался под коралловыми абажурами облаков, перегоняя стада их теней по лицу старой Калифорнии. Долины же перестали гнать этих тенистых бизонов в своих руслах – там теперь был свет – матовый терракотовый бархат ороговевшей шкуры пустынных пейзажей.
Пыль млечно-шёлкового тумана над холмами всколыхнулась и поплыла в потоке восточного ветра, окрасив его своим цветом. Пончо ковбоя Элвиса вместе с редкой флорой потянулось шлейфом к западу, сползая со спины лошади на левый бок. У правого переднего копыта, там, где впереди был обрыв, в суглинистой почве сквозила щель. В ней поселился ветерок – дух старого индейца; он наигрывал на флейте мелодии предков, вдыхая в неё музыку веков. Элвис видел вдали бесконечность и без слов звал Джека за собой, напоминая о важной миссии.
Такой художественный сон рисовал слегка иные рельефы Голливуда. Сомневаться и переживать больше не оставалось времени; слишком много возложено на каждого человека, и меньшего требовать от себя – преступление, за которое платят внутренней свободой.
2Собралась куча людей. Любопытные птицы скрипели когтями по металлическому скату крыш и ждали новых проповедей. Уважаемый всей площадью Карл жевал табак, облокотившись на монумент, и табак ему не нравился. Он не знал, куда его сплюнуть – кругом люди. И плюнул на мнение людей. Слегка расслабленный Джек сидел наверху, и мысли его были не то чтобы легки, как вчера – вчера был исключительно весёлый день – но и не тяжелы, как это было свойственно ему в предыдущие дни. Он подумал о Розе, и облако над площадью нарисовало её портрет. Может, это и случайно. Облако из реки, в которой растворился Макс. Он нарисовал её собою. До сих пор Джеку не верилось в эту историю. Но когда об этом говорит сам Элвис – не поспоришь. Боже мой, – думал Джек, – кому ни расскажи, подумать могут, что я чокнулся.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.