Пусть вспыхнет пламя

– Гарсон, на эти вопросы ты ответа не получишь, – покачал головой Тони. – Не совсем прилично говорить на такие темы.

– О, ну прости, что задел твои чувства! – Гарсон хлопнул огромной ладонью по прилавку. – Я лишь переживаю за тебя, Тони. Я знаю тебя с малых лет, с первого дня, как тебя распределили в А-17. Помню того худощавого десятилетнего сопляка – ходил тут, крутил головой на куриной шее и задавал вопросы: «Как это делается?», «Откуда это берётся?», «Куда это отправляется?» – всё тебе надо было. Честное слово, Тони, я предрекал тебе вовсе не такое будущее.

– Будущее определяет за нас Машина, – пожал плечами Тони, забрав пакет с продуктами с прилавка. – А рейтинг – это лишь цифры, повторюсь снова. Я использую его в соответствии со своими интересами, Гарсон, и об этом я предпочитаю не говорить.

– Да не заводись ты, дружище, – продавец вытер мокрый затылок платком, – я всегда приду на помощь, ты ведь знаешь. У нас в городе новый глава полиции. Говорят, прислали из Первого, смекаешь, что это означает?

– Наслышан, – буркнул Тони. – Я закон не нарушаю.

– Но и не по струнке ходишь. Этот тиран пользуется тактикой выжженной земли – беспощадный и суровый каратель. Меня успели настращать – говорят, теперь начнёт делать из Тридцать Второго образцовый город. Метит наверх, наверное. Ральф зовут его, если что.

– Что ж, – Тони пожал плечами и отправился к выходу, – могу только пожелать ему успехов.

Гарсон достал из-за прилавка залежавшийся банан – почерневший и явно переспелый. Бросил его Тони.

– Ну бывай. Не серчай!

– Спасибо, Гарсон, – Тони потряс бананом и покинул магазин.

Маргиналы у входа проводили его жадными взглядами. Худые, будто скелеты, с впалыми щеками и пустыми серыми глазами. На лбах их вызывающим красным свечением тускнели цифры близкие к нулю. Ненависть к этим заблудшим людям граничила с жалостью. Тони смотрел на них с отвращением – их запах и вид только и могли, что вызывать подобные чувства. Но в то же время в нём бурлило и сострадание, ведь они тоже люди, которые превратились в молчаливые бесправные призраки, обитающие на задворках жизни – без каких-либо прав и возможностей. За каждым из них стояла собственная судьба. Тони обернулся, ещё раз оглядев маргиналов, а затем бросил взор на банан в руке. Что ему стоит поделиться? Продукты, лекарства и одежда – всё это раздаётся бесплатно. Всем, кроме самих маргиналов. Он остановился, помедлил, ещё раз глянул на банан. Навстречу из-за угла вышли патрульные, и Тони оцепенел. Два офицера в чёрных одеждах, напоминающих скафандры, – с бронированными вставками в районе груди, с электрическими дубинками у поясов, двигались прямо на него, в тёмных очках и шлемах. Тони замер, сердце его усиленно забилось, он машинально попятился назад. Банан незаметно перекочевал в пакет. Офицеры приблизились и внимательно на него уставились – сначала пристально изучив рейтинг, затем внешний вид и пакет в руках. Какое-то время они молча стояли напротив и смотрели на него, а затем, как будто по команде, направились дальше – туда, где толпились маргиналы. Тони выдохнул, бросил очередной взгляд на маргиналов и отправился в сторону дома.

Глава 2

Жилые массивы А-17, впрочем, как и дома других районов Тридцать Второго, представляли собой плотные десятиэтажные застройки. Здания шли одно за другим, примыкая друг к другу почти вплотную – серые однотипные постройки, с сохнущим на балконах бельём и курящими у подъездов рабочими. Зелени в округе почти не было – несколько зон были отряжены под парки, однако по факту на весь район был один-единственный сквер, разбавляющий зелёным пятном серо-жёлтую массу. Остальные зоны были либо заброшены ввиду отсутствия ресурсов, либо переориентированы под другие проекты – в основном связанные с переработкой мусора. Жилые массивы составляли большую часть района. Дома выстраивались вдоль улиц, которые пронизывали район, подъезды выходили прямо на прохожую часть. Возле таких подъездов обычно собирались жильцы, когда погода была тёплой, – они сплетничали или же играли во что-то. Собираться больше пяти человек было запрещено: знаменитый закон «Габриэля-Мартина», изданный сразу после бунта Рорка, ограничивал права рабочих на массовые собрания. Власти опасались повторения восстания и штамповали нелепые законы каждый год – нередко одни противоречили другим, но это никого не смущало. Вот и теперь у подъезда Тони стояли забавные кучки по четыре человека, находившиеся не ближе восьми метров друг к другу. Закон регламентировал и расстояние.

– Эй, Тони! – раздался знакомый голос с лавки, когда до входа в дом оставалось всего несколько шагов. Голос этот был хриплым и резким. Принадлежал он Баффу – председателю совета жильцов дома номер 66-31, где проживал Тони. Должность эта была скорее номинальной: по закону за каждым домом закреплялся ответственный, призванный регулировать вопросы проживания, улаживать проблемы и доносить мнение жильцов до властей района. Жильцы голосовали каждый год, избирая председателя, а префект района утверждал его на должность. Голосование могло длиться несколько месяцев, пока кандидатура не устроит чиновников, поэтому каждому жильцу «рекомендовали» голосовать сразу за того, кто подходит на эту должность согласно рекомендациям префекта и неким постоянно обновляющимся регламентам. Таким образом, Бафф, человек не наделённый никакими способностями, кроме наглости и лизоблюдства, занимал свою должность на протяжении четырёх лет подряд. Все знали, что он скорее выполняет функции шпиона – доносит обо всем, что происходит на территории 66-31 наверх, получая за это повышение рейтинга и льготы.

– А ну-ка постой, – рявкнул Бафф, и Тони остановился, не дойдя до двери пару шагов.

– Чего нужно? – не оборачиваясь, спросил он. – Я спешу.

– Куда это ты спешишь? – щурясь, спросил Бафф и поднялся с лавки, приближаясь. Двое других жильцов – престарелый больной бригадир и девка, имя которой Тони так и не запомнил, остались сидеть.

– Какие у тебя могут быть дела?

– Тебя это волновать не должно. – Тони обернулся и уставился на подошедшего вплотную Баффа. Он был толст, будто боров, имел покатые плечи, лицо его было испещрено мелкими следами от оспы. Волосы Бафф брил почти наголо. Его маленькие, близко расположенные глазки впились в Тони со злобой. Носил он белую майку и растянутые пижамные штаны. На лбу его голубым светом виднелись заветные цифры – «82».

– Как раз-таки это меня и волнует, дружок, – он ехидно прыснул. – Я тут наблюдаю за тобой в последнее время, и мне кое-что не нравится. Знаешь, что именно?

– Ты думаешь, мне есть до этого дело? – насупился Тони.

– Не зли меня, мальчишка! – рявкнул Бафф и ударил ладонью по железному щитку рядом с входной дверью. Раздался металлический треск. Тони не дрогнул. Собравшиеся у подъезда с любопытством уставились на представление.

– Твой рейтинг никогда не поднимался выше «40», сколько я тебя знаю. Это настораживает и обязывает меня, как председателя совета жильцов, усилить свою бдительность. Что ты за фрукт, а? Я делал запрос на твою работу – характеристику дают положительную. Ты ни разу не опаздывал, никогда не получал штрафов. Исправно работаешь по шесть дней в неделю, показатели выше средних. Так что же ты делаешь не так? Куда ты тратишь свой рейтинг?

– Спроси у своей подруги, – прыснул Тони. Кто-то на лавке подавил смешок. Менее смелые сдержались. – Она уж точно знает.

– Ах ты мелкий ублюдок! – вспыхнул Бафф. Лицо его покраснело, оспы остались белыми. Он сжал кулаки, и Тони услышал, как скрипнули его зубы. – Да я сейчас из тебя весь дух выбью…

– Попробуй, – Тони пожал плечами. – Вмиг лишишься и должности, и своего драгоценного рейтинга. Давай, Бафф, ударь, чего ждёшь? Я уж потерплю, ради того, чтобы больше не видеть твою противную рожу в своём доме.

– Слышали, ребята? – обратился Бафф к жильцам, которые сидели на лавке рядом с ним. – Слышали, что этот нахал себе позволяет?! Что мне, уделать его прямо здесь?

– Не кипятись, Бафф, – сказал один из них. Старикан, первый пресмыкатель и почитатель «талантов» Баффа. – Не стоит ради него рисковать рейтингом. Рано или поздно он сам себя похоронит, вот увидишь. Ему и без того недалеко до маргинала.

– И правда, – кивнул Бафф и разжал кулаки. Он прошёлся немного, закивал головой, успокаивая себя. – Чего это я тут распинаюсь?! Подождём, а там и посмотрим. – Затем он приблизился настолько, что Тони ощутил резкий запах из его рта. – Ещё посмотрим, мальчик, ещё посмотрим.

Бафф вернулся на место, усевшись на лавку. Тони вошёл в подъезд, вздыхая с облегчением. Он вызвал лифт, который должен был доставить его к квартире на втором этаже. Сердце билось в учащённом ритме – только теперь Тони ощутил нечто подобное волнению. Двери лифта отворились, и он ступил внутрь. Вместе с ним вошёл ещё один человек. Это был его сосед по площадке – престарелый Дон. Никто толком не знал, сколько ему лет – семьдесят или больше, но Дон всегда пользовался уважением среди жильцов. Несмотря на преклонный возраст, он всё ещё был полон сил – работал на свалке бригадиром по пять часов в день, а в свободное время помогал жильцам ухаживать за домом. Дон всегда имел рейтинг в районе «60» – не так много, но и не критично мало. Он старался поддерживать со всеми хорошие отношения, в том числе и с Тони, который редко общался с кем-либо из соседей.

– Привет, Тони, – улыбнулся Дон, и морщины, покрывающие его доброе лицо, растянулись. Волосы на его голове были белоснежно-седыми, в глазах всё ещё теплился огонёк. – Хотел поговорить с тобой.

– Сегодня прямо-таки день откровений, – покачал головой Тони. – Все хотят поговорить, а если быть точнее, то научить меня чему-то. И почему вы думаете, что я нуждаюсь в ваших советах?

– Не кипятись, сынок, – спокойно проговорил Дон своим тихим убаюкивающим голосом. – Я один из немногих тут, кто хочет тебе добра.

– С чего бы это, Дон? – развёл руками Тони. – Да и не нуждаюсь я в этом добре. Вы все думаете, что у меня проблемы, – достали уже с этим рейтингом. Все подряд косятся на меня, рабочие, продавец в душу лезет, этот тупоголовый Бафф. Теперь ты ещё. Давай не будем портить отношения, Дон. Я тебя уважаю и не хочу спорить.

– А спорить и не нужно, – снова улыбнулся старик. – Я скоро отбуду и лишь хотел сказать тебе пару слов на прощанье.

– Куда отбудешь? – насторожился Тони. Он так привык, что Дон всегда был здесь, что теперь любая мысль о том, что его может не стать, казалась сумасбродной.

– На покой, – с грустью сказал Дон и улыбнулся. – Я тут самый старый и, наверное, единственный, кто задержался так надолго. Меня заждались на Острове – вкусная еда, тёплое море, синее небо. Настало время и мне понять, за что же так все любят старость.

– Но ты… – ком в горле не позволял Тони ясно выражать свои мысли. Он не мог представить себе этих мест без Дона. – Ты ведь всегда был тут…

– Это точно, – Дон усмехнулся с какой-то дикой горечью. – Сторожил А-17, мать его за ногу! Многое я повидал. Отработал по-честному всю жизнь – пахал руками на свалках. Это же так почётно! Признаться, я давно подумываю об отдыхе, Тони. Суставы болят, спина, колени. Вижу плохо, да чего там говорить, я уже лет десять назад мог уехать. Но откладывал до последнего. Откладывал, потому что люблю это место. Нет, не за жёлтую пыль и вонь, не за тупые законы и бессмыслицу. Не за свою каморку и не за патрули, которые снуют тут, будто псы. Люблю, потому что привык к людям – к тебе, Тони, и другим хорошим ребятам. Их тут хватает, поверь. Привык, и всё тут! Как подумаю, что больше не увижу вас, так сердце щемит. Но откладывать уже нельзя. Ещё немного и мой рейтинг будет падать – работать как здоровый мужик я уже не могу.

Лифт остановился на втором этаже, и оба они вышли на лестничную площадку. Небольшой периметр с четырьмя дверями по стенам, ведущими в квартиры.

– Не думал, что это когда-нибудь произойдёт, – тихо проговорил Тони. – Знал, конечно, но не хотел верить.

– Всё когда-нибудь заканчивается, – улыбнулся Дон. – Но послушай, Тони, я хотел сказать тебе кое-что, прежде чем отбуду.

– Я слушаю тебя, Дон.

– Во-первых, не шути с Баффом, – тихо проговорил он, косясь на камеру наблюдения в углу. – Я говорю сейчас серьёзно. Ходят слухи, что его назначат следующим префектом А-17. А уж тогда он точно на тебе отыграется по полной.

– Не думал, что на должность префекта могут назначить человека, чей разум не далеко ушёл от разума свиньи, – пожал плечами Тони.

– Там не нужен разум, Тони. Там нужна лояльность, исполнительность. Бафф – идеальный префект: с высоким рейтингом, без единого замечания. Чистая биография. То, что нет достижений, не беда. Главное, нет залётов. Характеристика просто блестящая. Вот что им нужно. Или ты думаешь, там кто-то смотрит на его личные качества?

– Я думаю, что А-17 ждут тёмные дни, хотя куда уже темнее!..

– Тебя уж точно они ждут, если не успеешь исправить своё положение, – ответил Дон. – За свою жизнь я понял одну важную вещь – принципы всегда можно изменить. Но последствия глупостей, сделанных во имя этих принципов, – неисправимы. Нужно быть гибким, Тони. Ты – умный парень. Не чета всем этим работягам, это я уж точно знаю. И я знаю, что ты жертвуешь своим рейтингом ради чего-то значимого для тебя. Это вызывает уважение. Ты напоминаешь мне одного человека, с которым я близко дружил в молодости. Человек этот давно ушёл, но память о нём всё ещё теплится у меня в душе, да и у многих других стариков Тридцать Второго. Он закончил плохо, потому что не усвоил главный урок в жизни. И я до сих пор не знаю, какую роль в этой истории сыграл я. Не делай ошибок, Тони. Доверься моему опыту и уважению к тебе.

– Кто был твой друг? – внезапно спросил Тони.

– Человек с большой душой, – улыбнулся Дон. – Слишком большой, чтобы надолго задержаться на этом свете. Но я не хотел бы ворошить старые воспоминания.

Он хлопнул Тони по плечу и проследовал в свою квартиру. Тони постоял какое-то время в одиночестве, глядя на закрытую дверь Дона, а затем отправился к себе домой.

* * *

Квартира Тони, равно и все прочие квартиры в А-17, представляла собой комнатушку размером в двадцать два с половиной квадратных метра. Одно окно, на стенах – экранные панели, которые автоматически включались при попадании хозяина в квартиру. Небольшая кровать в углу, столик, шкаф с одеждой и душевая кабина с туалетом, отгороженная стеклом. Скромное убранство для скромного рабочего четвёртого разряда. Говорят, что бригадиров переводят в квартиры с балконами, а жильё для менеджеров так и вовсе включает в себя дополнительную комнату. И если это был стимул отказаться от всего ради работы, Тони искренне не понимал таких людей.

Он бросил пакет с продуктами на кровать, стянул пропахшую мусором и потом рубашку, футболку, сбросил джинсы и ботинки. Экраны транслировали бейсбольный матч в прямом эфире, предлагая сделать ставки. Всего три пункта рейтинга на команду-аутсайдера могли превратиться в целых шесть очков. Тони прошёл за стекло, в ванную, и включил воду. Активировался таймер, который позволял пользоваться горячей водой не более пяти минут. Тони забрался в душ и наскоро помылся. На стекле проявилась проекция с рекламной кампанией нового средства для бритья для тех, чей рейтинг был ниже сорока. Тони вытерся, натянул чистые джинсы и новую футболку.

На одной из стен в комнате висела картина, изображающая симпатичную девушку с крыльями на фоне огненного круга. Она была облачена в чёрное, в руках держала лук, а за спиной её виднелся колчан. Нижняя часть картины была оборвана. Изображение это ему когда-то подарил Дон, сказав, что оно многое для него значит. Тони часто смотрел на эту девушку, безусловно красивую, и никак не мог понять – кто она. Красота её, и в то же время опасность, манили его. К тому же картина выполняла полезную функцию. Тони подошёл ближе и надавил на картину так, что она слегка погрузилась вглубь стены. Что-то внутри щёлкнуло, и часть стены отошла, образовывая щель. Тони зацепился за щель пальцами и отодвинул дверцу. Образовалась ниша размером с человеческий рост. В нише виднелись полки, забитые под завязку книгами. Тони пробежался глазами по своей коллекции – «Властелин Колец» Толкиена, «Портрет Дориана Грея» Уайльда, «Война и Мир» Толстого, «451 градус по Фаренгейту» Бредбери, Собрания сочинений Омара Хайяма, Философские трактаты Канта и Конфуция, Чехов, Диккенс, Мартин, Дюма, Мо Янь, Пушкин, Ремарк, Шекспир, Флобер, Фолкнер, Хемингуэй и десятки, десятки разных фамилий и названий, которые простым людям были неизвестны. Тони потрогал кончиками пальцев переплёты, взял том Толстого «Война и мир», пролистал книгу, испещрённую сотнями закладок и пометок, а затем аккуратно убрал её на место. Он походил по квартире, заглянул в зеркало, увидев в нём бледное лицо мусорщика с рейтингом в тридцать шесть, бросил ленивый взгляд на экран, где транслировался матч, а затем буркнул себе под нос:

– К чёрту всё.

И покинул квартиру.

* * *

Смеркалось. Вечер вплотную вступал в свои права, прогоняя людей с улиц и площадок возле подъездов. Тишину прерывали лишь рекламные слоганы, доносящиеся из динамиков на столбах, да редкий вой полицейских сирен где-то на верхних магистралях. Тони быстрым шагом направился в сторону единственного в А-17 сквера. Сквера имени второго губернатора города Тридцать Два – Дэвида Вайса. В те времена люди ещё носили фамилии вместо идентификационных номеров. Место было тихим и странным – вся зелень, которая только была в бетонных массивах А-17, скапливалась именно здесь. Деревья, кустарники и трава – приятное напоминание о том, что планета Земля некогда всё же была зелёной. До сквера было минут двадцать – мимо жилых кварталов, префектуры и музея Рабочих. Тони вышел на площадь имени Филимона – одного из четырёх выдающихся учёных, которые изобрели ПАЧ, то есть устройство, отвечающее за рейтинг и систему начисления и списывания баллов. В каждом городе была улица, площадь, бульвар или проспект, носящие имя великого учёного. В центре площади, утопающей в глубине сквера, тёмным пятном возвышался на добрые десять метров бронзовый фонтан в виде трёх рук, тянущихся к небу. Руки были грубыми, виднелись мозоли, морщины и царапины, а ногти были неухожены и обломаны. Монумент символизировал сплочённость рабочего класса, который «трудится во благо всего человечества». Подобные памятники можно было встретить в каждом районе: офицеры получали свои, обязательно на тему войны и храбрости, у докторов были собственные – во имя спасения жизней, а для спортсменов строили монументы, символизирующие важность их деятельности для всего населения. Фонтан на площади Филимона не работал уже несколько месяцев – говорили, что казну района растратили ещё в конце того года и теперь власти всячески старались сэкономить на электричестве и водоснабжении, дабы не попасть в чёрный список Совета Правления. Отношения с Центром для местных чиновников были превыше всего – ради них рисовались вымышленные цифры, подстраивались события, приукрашивались доклады. Сплошные достижения и ни одной оплошности. Лицемерные отношения, на которых строилась вся государственная власть, где обе стороны не в силах были признаться в своей несостоятельности, а все вокруг были обязаны им подыгрывать.

Тони уселся на лавку напротив фонтана. Сквер пустовал. Из темноты появился странный человек в чёрных широких одеждах, с капюшоном, покрывающим голову. Он всегда так делал, каждый раз заставляя Тони испытывать трепет. Присел рядом.

– Привет, Тянь.

– Встречи наши слишком частыми стали, Тони, – тихим голосом ответил человек в чёрном. – Настолько частыми, что рейтинг твой вызывает у меня чудовищное чувство тревоги. Когда камень слишком долго катится с горы, его уже невозможно остановить.

– А я не качусь, Тянь, я уже лечу, – Тони усмехнулся.

– У Тяня есть щит, ты же знаешь, – проигнорировав шутку, серьёзно ответил человек. – Чиновники и полицейские тоже читать любят. Но вот ты, мой друг… Летишь с огромной высоты, и это правда.

– Что есть? – не обращая внимания на предостережения, спросил Тони. – Я бы не пришёл, не имея явных намерений.

Тянь покачал головой, махнув тонкой бородкой, выглядывающей из-под капюшона.

– «Оливер Твист» и «Отверженные», – нехотя проговорил он. – Авторов, надеюсь, указывать не нужно?

– Давай «Отверженных», – холодно проговорил Тони. – Давно за ней охочусь.

– Будет цена в два балла, Тони.

– Не охренела ли твоя азиатская жопа?

– Книги подобные я продаю за пять. Обычно, – ответил Тянь. – Для тебя, мой друг, за два. Знаешь, это оригинал. Единственный экземпляр, судя по всему. Так что же – брать будешь? Или дашь дорогу другим?

– Давай сюда, Тянь, – поджав губы, пролепетал Тони и засучил рукав по локоть.

Тянь поднёс к его предплечью небольшое устройство с экраном и датчиком приёма, раздался характерный звук и цифры на лбу Тони сменились на «34». Тянь поднял голову и посмотрел Тони в глаза. Это был мужчина лет пятидесяти со смуглой кожей, редкой седой бородкой и маленькими раскосыми глазками. На лбу его виднелся рейтинг «91». Тони пролистал старый томик Гюго, понюхал его, внимательно рассмотрел со всех сторон, а затем убрал его внутрь – в специально сделанный для таких случаев карман. Он поднялся и бросил на человека в чёрном добрый взгляд.

– Славно, – проговорил Тони. – Меня ждёт бессонная ночь, и я уже в предвкушении. Знаешь, Тянь, я благодарен тебе за всё – мы работаем с тобой уже шесть лет, и я ничуть не жалею, что нашёл тебя. Я понимаю все риски и в очередной раз говорю тебе спасибо.

Он поклонился.

– Удовольствие доставляет мне общение это, – улыбнулся в ответ Тянь. – Хоть рисковый ты парень, Тони, но хороший. Однако знай, что я не только дилер для тебя, но и товарищ.

– Уж знаю, за два балла-то, – рассмеялся Тони.

– Ай-ай, Тони, – покачал головой азиат. – Не стирай из памяти те книги, что я дарил тебе когда-то. Их было немало.

– Целых девять, если быть точным, – подтвердил Тони. – Ещё одна – и будет юбилей.

– Как только подберу что-то стоящее, – подмигнул Тянь и, поднявшись, удалился семенящей походкой в сторону сквера, где провалился во тьму, как будто его здесь и не было вовсе.

Тони ещё какое-то время просидел на лавке, вдыхая ароматы хвои, доносящиеся из чащи. Что за дивный запах! Небо было затянуто плотными тучами, не давая звёздам шанса на блеск. Тишина пронизывала воздух – кое-где слышно было, как стрекочут цикады, да и только. Тони наслаждался одиночеством, томик «Отверженных» приятно согревал грудь. Просидев так какое-то время, он поднялся и ушёл. Путь до дома был знаком ему до мельчайших подробностей. Вот здесь – плитка шатается под ногами, тут – лучше идти слева, потому что с крыши всегда что-то капает, между этими домами дует сильно. Каждый его шаг на пути был сделан по тропе, протоптанной за эти долгие годы. Маленький мирок с маленькими людьми. Сложно в нём жить, а в особенности человеку, который имеет достаточно смелости, чтобы мечтать.

Мысли оборвал чей-то взор. Пристальный, тяжёлый, не отпускающий. Тони остановился, осмотрелся. По противоположной стороне дороги шёл человек – двигался он параллельно ему и в тот момент, когда Тони сбавил ход, человек сделал то же самое. Высокий, с серебряным дипломатом, в чёрном костюме, лоб светился голубым. Не было ни единой толики сомнений в том, что человек этот и человек, с которым он вечером ехал в поезде, одно и то же лицо. Тони занервничал и ускорил шаг. Человек не отставал. Кто это такой? Что ему надо? Зачем ему понадобилось преследовать мусорщика? Из-за рейтинга? Или виной всему книги? Чёрт побери! Тони вытер взмокший лоб и снова покосился на мужчину. Он слышал о представителях так называемых Карателей – особых подразделений, которые направляют в города для устранения неугодных лиц. О Карателях ходило столько легенд, что Тони тут же вспомнил сразу несколько из них. Пропажи, казни без судов, слежка, выемки документации, пытки, аресты чиновников и полицейских – казалось, что полномочия Карателей неограниченны. Но что им нужно от простого мусорщика, чёрт побери?

Перед глазами всплыла яркая фиолетовая табличка – «Пурпурный Сокол». Тони бывал несколько раз в этом баре – здесь часто собирались рабочие в конце недели, чтобы выпить пива и пообщаться в неформальной обстановке. В пятницу вечером, когда три кружки тёмного и вовсе стоили всего лишь один балл, здесь было не протолкнуться. Вечер же буднего дня мог похвастать двумя столиками, за которыми сидели уже достаточно пьяные мусорщики с рейтингами не выше «50». Тони буквально ворвался в бар, сразу проследовав к стойке. Пахло хмелем и мясом. Приятные запахи, особенно для того, кто не пробовал ни того, ни другого вот уже несколько месяцев. Уборщица, усердно намывающая зал, проводила Тони взглядом, полным негодования. Играла тихая музыка, из колонок доносился голос Фрэнатры – звезды конца две тысячи пятидесятых. «А миру нужен лишь герой, – мелодичный голос тянулся под переливание струн. – Ведь он отчаянно простужен. И понимаем мы порой, что нам герой всего лишь нужен».