Всего лишь я

Ксения Пашкова

Всего лишь я

Посвящается каждой маленькой хрупкой птичке, которая борется за тех, кого любит.

Черный лебедь

Единственное, что нас сейчас разделяет – полупрозрачная душевая занавеска. Лежащий на стеклянной полке телефон воспроизводит привычный утренний плейлист, состоящий из замедленных версий любимых песен. В комнате пахнет купленной на днях пеной для ванны с ароматом миндаля и груши. Сосредоточившись на приятном запахе, я медленно перебираю пальцами мокрые пряди длинных волос, пока мама дает мне наставления перед первым учебным днем второго курса.

– Будь осторожна, Эми. Карты говорят, ты в опасности. Я дважды перепроверила, – рассказывает она, стоя в дверном проеме. – Ты меня слушаешь?

– Да, – коротко отвечаю я, разглядывая золотистые узоры на мраморной плитке.

– Сначала Звезда и Четверка кубков, а затем… – Словно не решаясь закончить продолжение, она неожиданно замолкает.

Воспользовавшись затянувшейся паузой, я зажмуриваюсь и погружаюсь под воду. Вынырнуть меня заставляет нависшая надо мной тень.

– Что ты творишь! – кричит мама. – Я же только что предупредила тебя об опасности.

– Так карты сказали тебе, что я утону? – иронизирую я, быстро нанося на голову шампунь.

– Не шути со мной, Эмилия! Это все очень серьезно. Как ты не понимаешь?

Заглянув в ее испуганные синие глаза, я делаю глубокий вдох и отворачиваюсь, надеясь спрятать проступившие слезы.

– Знаешь, что было дальше? – продолжает она, схватив меня за оголенное плечо. – Снова Звезда, но на этот раз в сочетании с Восьмеркой пентаклей.

– И что это значит?

– Ты должна остерегаться мужчин, Эми. Пообещай мне, что не станешь ни с кем говорить!

– Ты уже говорила об этом. – отвечаю я, вздрогнув от ее напора.

– В этот раз все гораздо хуже. Карты говорят, что ты можешь стать зависима от чувств, которые сведут тебя с ума и вынудят совершить глупость.

– Чувства? – уточняю я, всполоснув лицо уже ставшей прохладной водой.

– Ни с кем сегодня не знакомься. Иначе эта встреча испортит твою жизнь. Ты меня поняла?

– Да, мам.

– Вот и хорошо. Не хочу, чтобы какой-то похотливый мужчина запятнал твою честь.

– Ничего плохого не случится, тебе не о чем переживать. Сразу после занятий я поеду на вечернюю тренировку, а оттуда прямиком домой. Только по пути заеду в продуктовый. Что хочешь на ужин?

– Не знаю, Эми. Я слишком перепугана, чтобы думать о еде.

– Карты ошибаются, мам, – напоминаю я ей. – Они уже подводили тебя. Много-много раз. Помнишь?

– Но не в этот раз! – спорит она, мотая головой. – Я чувствую, что сейчас они говорят правду. У меня плохое предчувствие. Просто поверь мне, Эми, пожалуйста.

Я слишком устала, чтобы спорить. Хотя еще пару дней назад она говорила точно такие же слова, пугая меня возможной травмой и предательством близкого человека.

– Я верю, – убеждаю я маму, стараясь не смотреть в ее расширенные от ужаса глаза. – Не оставишь меня одну?

– Прости, что потревожила, но этот разговор не мог ждать. Мой долг – предупредить тебя.

– Спасибо, мам.

– Я забочусь о тебе, искорка моя. Не хочу, чтобы ты погасла, как это случилось когда-то со мной.

– Знаю.

– Все-все, ухожу! Я и так отняла у тебя слишком много времени.

Поцеловав меня в мокрый лоб, она выходит из комнаты, оставляя дверь приоткрытой.

Из динамиков доносятся строки песни «Танцы на стеклах»:

Крик где-то в тишине.

Не зови меня – я не повернусь

И прости меня,

Больше не вернусь.

Тихо пропев их вместе с исполнителем, я достаю с полки клубничный гель для душа и быстро наношу его на влажную бледную кожу, стараясь не думать о состоявшемся только что разговоре. Мне не впервой выслушивать о грядущих изменениях и подстерегающих меня опасностях, но сегодняшние слова мамы звучали слишком убедительно, чтобы так быстро от них отмахнуться.

Вряд ли можно привыкнуть к такой жизни, но я пытаюсь. Выхожу из ванной и, тихо прокравшись в гостиную, подхожу к деревянному столу в центре комнаты. Затушив расставленные по краям круглые свечи и собрав упавшие на пол камни – светлый и розовый кварц – я провожу пальцем по лежащим передо мной картам. Одна с изображением женщины, стоящей на одном колене с кувшином в руке, из которого льется вода. Позади нее – голубое небо с одной большой и семью маленькими звездами. На другой карте – сидящий на скамье мастер-резчик за работой, вырезающий пентаграммы. На дереве рядом с ним висят уже готовые пентакли. Сколько себя помню, я всегда старалась избегать разговоров о Таро, не желая разбираться в том, без чего мама не может жить. Не знаю, что она здесь увидела и чего так сильно испугалась, но мне нельзя позволять этому поглотить и мой разум тоже.

– Эми, иди сюда, к тебе пришли, – зовет меня мама.

Беззаботно улыбающаяся Виолетта машет мне рукой, как только я оказываюсь в коридоре.

– Ты… в полотенце, – резюмирует подруга мой внешний вид. – Ну, ладно, опоздаем. Скажем, что были на тренировке.

– Дай мне пару минут, – прошу я ее, уже направляясь к себе в комнату, чтобы одеться.

Пока я осторожно, но виртуозно натягиваю на ноги тонкие капроновые колготки, мама просит Летту присмотреть за мной.

– Ты же знаешь, она никогда не воспринимает мои слова всерьез. Но сегодня не тот день, когда можно закрыть на это глаза. Позаботься о ней, пожалуйста. Проследи, чтобы никто посторонний не говорил с Эмилией.

– Я всегда за ней присматриваю, но сегодня буду еще бдительнее, чем обычно. Клянусь! – обещает подруга. – А вы чем будете заниматься?

– Ох, у меня полно дел. Столько всего нужно сделать…

– Понимаю, вы очень занятая женщина.

– Так и есть, – охотно соглашается мама, хотя уже много лет не работает и не занимается ничем по дому.

Сняв с вешалки идеально выглаженное длинное персиковое платье в горошек с широким поясом на талии, я бросаю взгляд на сделанные накануне наброски в раскрытом скетчбуке. Однажды они станут чем-то большим. Не просто черно-белыми эскизами, которые я скрываю от посторонних глаз, а чем-то, что изменит мою жизнь.

– Эми! Ну, где ты там? – кричит Летта.

Наскоро заплетя еще влажные темно-каштановые волосы в косу, я беру скетчбук и кладу его в сумку, надеясь улучить момент, чтобы закончить начатый рисунок.

– Я готова. Можем ехать, – сообщаю я и, набросив на себя длинный серый плащ, иду к входной двери.

– Дочка, ты помнишь, о чем мы говорили?

– Такое разве можно забыть?

Не дожидаясь ее ответа, я выхожу из квартиры, надеясь, что однажды смогу оглянуться и, посмотрев ей в глаза, смириться с реальностью, в которой она неизлечимо больна.

В лифте Летта достает шарф, и через мгновение он скрывает кончики ее светлых волос, выкрашенных в ярко-зеленый цвет. По задумчивым карим глазам вижу, что она не решается заговорить со мной после услышанного от мамы.

– На следующей неделе у нее встреча с новым психотерапевтом, но я уже ни в чем не уверена, – признаюсь я подруге.

– Сколько их уже было?

– Я перестала считать после тринадцатого.

– Не сдавайся, кто-то обязательно ей поможет, – тихо говорит Летта. – Она так сильно тебя любит, Эми. Знаю, как тебе тяжело, но ей нужно немного понимания.

– Я стараюсь, Ви. А когда не получается, срываюсь и обижаю ее. Постоянно чувствую себя виноватой. Иногда думаю, что папа был прав.

– Ты делаешь все возможное. Но, знаешь, ее сегодняшние слова взбудоражили даже меня.

– Тебя тоже? – удивляюсь я, направляясь к машине подруги, на которой мы вместе ездим на тренировки и на учебу в университет вот уже целый год. – Никогда не видела ее такой напуганной.

– Она сказала, кого именно ты должна избегать? – спрашивает подруга, одной рукой пристегивая ремень безопасности, а другой включая радио.

– Лучше не спрашивай.

Когда еще в детстве мама начала ограждать меня от общения с мальчиками, я восприняла это как должное и взяла за правило держаться от них подальше. Мне и в голову не приходило, что настанет день, когда это станет проблемой.

– Даже не верится, что уже конец сентября, – размышляет вслух Летта, остановившись перед светофором.

– А мы только сейчас соизволили прийти на учебу, – усмехаюсь я, наблюдая за переходящими дорогу студентами. – Кажется, они из нашей группы.

– Похоже на то. Ты не поверишь, но я забыла их имена, – смеется подруга, постукивая длинными красными ногтями по кожаному рулю. – Думаешь, они обрадуются нашему возвращению?

– Ви, думаю, им плевать. Как и мне на них.

– Злюка, – улыбается она, заезжая на парковку. – Это же наши студенческие годы. Нам полагается веселиться и знакомиться с новыми людьми.

– Ты пересмотрела фильмов, – отвечаю я подруге, быстро подкрашивающей губы розовым блеском. – Не спеши, мы все равно уже опоздали.

– Всего на полчаса. Это же пустяки. – Летта пожимает плечами и, взяв с заднего сидения джинсовый рюкзак, достает из него флакон духов в форме яблока.

– Я устала, Ви. – Тихое признание вырывается против моей воли, но я испытываю неимоверное облегчение от возможности сказать об этом вслух.

– Знаю, но ты ведь не откажешься от участия в этапах Гран-при?

– Конечно нет. Я скорее брошу универ.

– Ну уж нет! Ты не бросишь меня здесь одну.

– Может, это я мешаю тебе веселиться и знакомиться с новыми людьми, – замечаю я.

– Не говори так. Ты мне нужна.

– Вовсе нет. Ты – яркая и общительная. И ты в любой момент найдешь себе здесь друзей.

– Ну все. Идем, пока ты совсем не расклеилась. – Выйдя наружу, она жестом подгоняет меня сделать то же самое. – Давай, Эми. Ты же не любишь опаздывать.

– Какая пытка, – заявляю я и, выбираясь на улицу, опускаю ноги прямо в лужу. – Зашибись.

В отличие от большинства спортсменов, мы с Виолеттой не стали поступать на кафедру физической культуры, решив выбрать максимально далекую от спорта профессию. Мне всегда нравилось создавать цифровые продукты (в основном – иллюстрации), а подруга неоднократно и с удовольствием занималась их продвижением. Так мы оказались на факультете дизайна и рекламы.

В первый год обучения мы практически не появлялись на учебе, потому что днями напролет тренировались ради попадания на чемпионат мира. Нам удалось достичь своей лучшей за карьеру формы, а потому на главном старте сезона мы обе стояли на пьедестале почета. Я с золотой медалью на шее, Летта – с серебряной. Но даже титул чемпионки мира не освобождает меня от необходимости хотя бы изредка посещать занятия и сдавать кучу экзаменов.

Ненадолго остановившись перед входом в пятиэтажное ярко-желтое здание, я пропускаю вперед подругу и еще двух опаздывающих, как мы, девушек. Отступив на пару шагов, я осознаю, что наступила на чью-то ногу.

– Извини, пожалуйста, – говорю я, обернувшись.

Одетый во все черное парень, глаза которого частично скрыты ниспадающими на лицо темными густыми прядями волос, никак не реагирует на мои слова.

Мрачный козел. Неужели так сложно что-то ответить? – негодую я про себя.

Оказавшись внутри, я направляюсь к гардеробной, на ходу снимая осенний плащ. Разыскав в толпе студентов Виолетту, машу ей рукой.

– Похоже, не мы одни такие опоздуны. Я встретила девчонок из нашей группы, – рассказывает подруга.

– Какое облегчение. Знаешь его? – интересуюсь я, кивая в сторону парня, сдающего в гардероб кожаную куртку.

– Впервые вижу, а что?

– Я ему ногу отдавила

– Когда успела?

– У входа в универ.

– Коварная ты женщина. – Улыбнувшись, она с любопытством разглядывает незнакомца. – Выглядит опасно. Может, твоя мама о нем говорила?

– И что в нем опасного? – фыркаю я.

– Похож на типичного плохого парня. Спорим, он приехал на мотоцикле и в свободное время участвует в каких-нибудь незаконных мероприятиях?

– Как я уже говорила, Ви, ты пересмотрела фильмов.

– Что тут сказать? Я просто обожаю троп «плохой парень и хорошая девушка».

– Знаю. Поэтому я и не хожу с тобой в кино, – отвечаю я, закатив глаза.

– Ты даже не представляешь, что упускаешь. Кстати, скоро выходит экранизация одной книги. Тебе точно понравится, – зловеще ухмыльнувшись, Летта достает из кармана джинсов телефон и открывает сайт кинотеатра. – Ну вот, билеты уже в продаже. Берем?

Обреченно вздохнув, я все же киваю, потому что слишком дорожу нашей дружбой, чтобы отказаться еще раз. И пусть я пробью себе лоб, постоянно делая фэйспалм, зато мы посмеемся на год вперед.

– Готово! – сообщает подруга, когда мы, поднявшись на третий этаж, уже подходим к нужной двери. – Ничего не планируй на вечер следующего вторника.

– Придется отменить кое-какие деловые встречи, – шучу я, немного расслабившись после утреннего напряжения.

– Уж постарайся ради меня.

Заглянув в небольшую аудиторию, где собралась только наша группа, мы замечаем стоящего у окна преподавателя по дизайн-проектированию. Воспользовавшись тем, что он не смотрит в нашу сторону, мы, тихонько пробравшись внутрь, устраиваемся на первых попавшихся свободных местах.

– Даже не пришлось ничего выдумывать про тренировку, – радуется Летта, доставая из рюкзака тетрадь и ручку.

– Это точно. Ненавижу врать, – соглашаюсь я.

Когда дверь в аудиторию открывается еще раз, до меня доносится ее громкий скрип и последующие за этим уверенные шаги. Не поднимая головы, я судорожно осматриваю содержимое своей сумки.

– Кажется, я забыла дома телефон, – шепотом делюсь я с подругой. – Оставила на полке в ванной.

– Какая досада, – раздается голос сбоку от меня. – Я присяду?

Быстро повернувшись на звук низкого голоса, замечаю перед собой того самого мрачного козла.

– Я так не думаю, – категорично отвечаю я, хотя мы с Ви вполне можем сдвинуться немного влево, чтобы освободить для него место.

– Ты мне должна, – заявляет он, выставляя вперед левую ногу. Ту самую, на которую я наступила. На его черных берцах красуется след от грязной подошвы моего сапога.

– Я уже извинилась за это и ничего тебе не должна.

– Ну конечно, ты можешь тут сесть. – Вежливо вступившая в нашу перепалку Виолетта двигает все наши вещи в сторону и, виновато улыбнувшись, тянет меня влево.

– Большое спасибо, – благодарит ее незнакомец, не забыв бросить в мою сторону суровый взгляд.

– Ты новенький? – любопытничает подруга, пока я нервно вдыхаю воздух, наполнившийся ароматом мужского одеколона.

– Да, а ты? – задает он встречный вопрос.

– Мы вам не мешаем? – спрашивает преподаватель, чем-то громко стукнув по столу.

– Извините! Мы просто очень соскучились, – оправдывается Летта, натянув на лицо свою фирменную обворожительную улыбку.

– Что ж, с возвращением. Видел ваши выступления на контрольных прокатах. Впечатляет, – резюмирует он, – но давайте вернемся к теме лекции. Итак, сегодня дизайн-проектирование является одним из основных элементов…

Переглянувшись с продолжающей беззаботно улыбаться подругой, я качаю головой, испытывая раздражение от всего, что происходит вокруг меня.

– Ты чего не пишешь? – тихо спрашивает Ви, заметив, что я даже не открыла тетрадь.

– Не вижу смысла писать лекцию, которую не собираюсь читать, – объясняю я, стараясь не смотреть на сидящего сбоку парня. Меня нервирует само его присутствие, хотя он не делает ничего плохого. Похоже, у маминых ежедневных предсказаний есть побочный эффект.

– Я не буду снова фотографировать тебе конспекты, – угрожает подруга. – Пиши давай.

– За что ты так со мной? – Страдальчески рухнув на парту, я закрываю лицо руками. – Не хочу здесь быть.

– Знаю, Эми, я тоже не в восторге. Как по мне, то лучше дважды подряд откатать произвольную программу, чем записывать под диктовку.

– Даже не напоминай. Лука настаивает на изменении финальной дорожки шагов. Я не выдержу, если он решит заняться этим на вечерней тренировке.

– Пиши конспект, чтобы попросить отсрочку, – предлагает она и, прикрыв рот ладонью, тихо хихикает.

– Это не поможет. Он еще строже Марины.

– Кто бы мог подумать. Он ведь такой душка на первый взгляд.

– Не называй нашего хореографа душкой, – шиплю я, надеясь, что ее никто не слышал. Еще не хватало, чтобы он об этом узнал.

– Думаешь, это правда, что он встречается с Ингой?

– Конечно нет. Это все нелепые сплетни.

– Уверена? – с сомнением в голосе переспрашивает она.

– На все сто процентов.

– Ну ладно.

Решив, что нет смысла начинать записывать лекцию, я достаю из сумки скетчбук, карандаш и черную ручку. Попробую на новом листе проработать отдельные детали будущего наряда.

– Снова ты за свое, – замечает Летта.

– Меня не отпускает одна идея. Хочу кое-что сделать к Гран-при.

– Заинтриговала.

– Я тебе потом расскажу, – обещаю я подруге, надеясь, что успею доделать эскиз платья черного лебедя, в образе которого мне предстоит выступать в этом сезоне.

– Чёрные лебеди, в озере нашем, вы красоты символ, счастья, покоя. И не всегда злой, кто чёрным окрашен, может и в светлой одежде быть злое. 1

Шокированная услышанным, я поворачиваюсь к сидящему рядом парню.

– Что это?

– Стихотворение, – невозмутимо отвечает он, даже не смотря на меня.

– Чье?

– Полагаю, поэта. Так ведь называют тех, кто пишет поэзию?

– Откуда ты знаешь про черного лебедя? – Меня охватывает паника. В голове сразу всплывает образ мамы с картами в руках.

– Перестань меня отвлекать, – говорит он, продолжая как ни в чем не бывало переписывать текст с экрана.

– Ты первый начал, так что не затыкай меня. – Видимо, окончательно спятив от паранойи, я закрываю его тетрадь. – Потом допишешь. А сейчас объясни мне, зачем процитировал это стихотворение?

– Вспомнилось что-то, – безэмоционально объясняет он, наконец-то повернувшись ко мне лицом.

У него смотрящие исподлобья темно-зеленые глаза, отрешенный вид которых заставляет меня вздрогнуть.

– И часто с тобой такое? – Уже с меньшим гонором, но продолжаю я напирать.

– Иногда случается. А что, какие-то проблемы?

Когда я уже собираюсь ответить, Летта берет меня за руку.

– Эми, посмотри вон туда, – говорит она и кивает на стену рядом с нами.

Разглядывая подобие доски почета, я замечаю десятки фотографий, среди которых есть и кадр моего последнего выступления на контрольных прокатах в образе черного лебедя.

– Я…

– Хочешь извиниться за нападки? – подсказывает незнакомец.

Чувствую себя настолько ненормальной, что перестаю понимать, что я делаю среди остальных людей.

– Мне лучше уйти, – шепотом говорю я подруге и, не обращая внимания на ее возражения, прибираю все вещи в сумку и встаю с места.

– Эмилия, что-то не так? – интересуется преподаватель.

– Да, мне нехорошо. Можно я пойду подышать?

– Ладно, кому-то пойти с тобой?

– Не надо, спасибо.

Ви порывается пойти со мной, но я останавливаю ее.

– Нам нужен этот конспект, помнишь?

– Эми, блин! – возмущается она.

– Увидимся на тренировке.

Быстро спустившись вниз, я захожу в гардеробную, чтобы забрать плащ. Не понимаю, что на меня нашло. И до чего же неловко перед тем парнем. Он, наверное, уже тысячу раз пожалел, что сел рядом со мной.

В надежде избавиться от неприятного ощущения в груди, похожего на разрастающееся черное пятно, я выхожу на улицу, где меня тут же встречает прохладный ветер.

– Эмилия.

Обернувшись, я вижу уже знакомую мрачную физиономию, зачем-то выбежавшую вслед за мной.

– Что?

– Это выпало из твоего альбома. – Он протягивает мне свернутый пополам листок с одним из моих эскизов. На среднем пальце его смуглой руки красуется квадратный перстень со странным символом.

– Спасибо… не знаю твоего имени.

– Тамаз.

– Красивое имя, – говорю я первое, что приходит на ум.

– У тебя тоже, – все с той же равнодушной интонацией отвечает он. – Не обязательно было уходить.

– Мне нехорошо, – повторяю я сказанное ранее.

– Из-за стихотворения? – предполагает Тамаз.

– Это было неожиданно и немного зловеще.

– Это очень проникновенное стихотворение.

– Не сомневаюсь. – Прибрав листок в сумку, я поджимаю обветренные губы, не зная, что еще тут можно добавить. Трудно представить более нелепое знакомство, чем это. – Ну, еще раз спасибо.

– Пожалуйста, Лебедь. – Быть может, это очередная фантазия, но его лицо и пронзительный взгляд после этих слов заметно смягчаются.

– Пока, Тамаз.

– До завтра, – уверенно заявляет он, хотя у меня и в мыслях не было появляться здесь в ближайшие дни.

Как только он возвращается в здание, я остаюсь на месте, боясь представить, что по этому поводу сказала бы мама.

Скарабей

Ледовая арена – это не просто место, где прошла большая часть моей жизни. Я буквально выросла в этих стенах. Тут сформировался мой непростой характер и именно здесь я познала сладкий вкус победы. В детстве мне льстило, когда кто-то называл меня будущей чемпионкой, но, только достигнув определенного возраста, я осознала, что действительно могу это сделать – выйти на лед и завоевать принадлежащую мне по праву медаль.

Не обошлось без травм и неудачных прокатов, но в конечном счете мне удалось достичь того, о чем мечтают все фигуристы. Сейчас, имея за плечами несколько весомых титулов, я все равно продолжаю соревноваться, раз за разом доказывая, что меня не просто так называют лучшей.

Когда мне говорят, что секрет моего успеха в генетике, природном таланте или предрасположенности к этому виду спорта, я лишь снисходительно улыбаюсь, прекрасно зная, что мотивировало меня все эти годы на самом деле. И как бы цинично и прагматично это не прозвучало, но огромную часть тренировок я провела в мыслях о том, что получит моя семья, если мне удастся выиграть.

Говоря начистоту, мои родители не стремились вырастить из меня чемпионку по фигурному катанию. Они едва ли способны отличить двойной прыжок от тройного, не говоря уже о более сложных элементах. Так что в спорт я попала совершенно случайно – благодаря нашим на тот момент соседям. Зимой они часто ходили на каток и однажды осмелились взять меня с собой. Если верить им на слово, то я выдала чуть ли не грандиозный олимпийский прокат, от которого все присутствующие попадали в обморок. Именно они посоветовали отдать меня в фигурное катание.

Стоит упомянуть, что зарплата у родителей всегда была скромной, а состояние мамы ухудшалось с каждым годом. Отцу пришлось решать, на что именно уйдут накопленные средства: на все необходимое для профессионального спорта или на поиск хорошего врача. Всю сознательную жизнь я чувствую вину за то, что он выбрал меня, а не маму. Она нуждалась в помощи специалиста, а мне вовсе не обязательно было становиться лучшей фигуристкой мира.

Однажды осознав, в каком положении находится наша семья, я решила сделать все, чтобы это изменить. Тогда меня перестал волновать статус соревнований, на которые мы едем, я стала интересоваться суммой, которую получу за каждое из призовых мест.

Когда мне исполнилось четырнадцать, я попала в юниорскую сборную страны и стала получать регулярную зарплату. Она позволила папе бросить вторую работу, из-за которой он постоянно пропадал в командировках. Но и этого оказалось мало, чтобы спасти наше положение.

Отношения родителей портились так же стремительно, как развивалась моя карьера. Пока тренер и болельщики ликовали после моего очередного победного проката, я думала лишь о том, каких еще высот мне нужно достичь, чтобы у нас дома все наладилось.

Только два года назад, сразу после моего восемнадцатилетия, отец позволил мне самой искать врача для мамы. Он несколько раз повторил, что ничего не выйдет, но я не собиралась сдаваться. Ведь только мне одной доподлинно известно, на сколь многое я способна, когда по-настоящему чего-то хочу.

– Привет, а где Виолетта? – интересуется Марина, наш тренер, когда я выхожу на лед.

– Задержалась на занятиях, – отвечаю я и сразу уезжаю разминаться.

Мы уже поставили обе программы, короткую и произвольную, и даже продемонстрировали их во время контрольных прокатов пару недель назад. Теперь необходимо не потерять текущую физическую форму и довести исполнение каждой программы до эталона, который позволит мне снова выиграть.

Растерянность, присущая мне в незнакомых и некомфортных условиях, исчезает, как только мои ноги оказываются в коньках. И пусть меня часто обвиняют в излишней самоуверенности и демонстративном высокомерии, я не могу бояться еще и здесь. У каждого человека должно быть место, где он сможет чувствовать себя хозяином ситуации и обладать хотя бы толикой власти над собственной жизнью. Я уже много лет не позволяю себе сомневаться, находясь на льду, и только благодаря этому еще ни разу не оступилась.