Счастье в мгновении. Часть 3

– Милана?! Как неожиданно! – раздаётся мужской рычащий чей-то бас.

Приостановившись, я делаю плавный оборот головой и вскидываю глаза.

– Мейсон? Здравствуй, – приветливо отзываюсь я. Одетый в синей майке, он ещё больше демонстрирует взору свои накаченные мышцы, железные бицепсы. Горделивое выражение его лица смягчается. В дневном свете я замечаю его прелестный рот, алые маленькие тонкие губы, сдержанная улыбка, открытый взгляд.

– Что ты делаешь в этом районе в такую рань? – Устроившись рядом, он идёт со мной шаг за шагом.

«Ему не следует всего знать».

Напряжение, разлитое в воздухе, касается моего тела.

– Была у друга, – придумываю осторожно я, заправляя волосы за уши, разносимые по сторонам свежим ветром, – а сейчас тороплюсь в модельное. А ты?

– Скоро очередной боксёрский турнир, вот я и занимался здесь.

Кажущийся его грубый голос с ловкостью и быстротой движений наводит на мысль, что этот парень бойкий, проворный и наделен способностями быть всегда побежденным.

– Здорово! Марк рассказывал, что ты занимаешься спортом, – поглядывая под ноги, говорю я.

– Чемпион мира как-никак. – Отблески высокомерия нетрудно уследить. – Я долго шел к этому, начинал путь с самого детства. Пробовал себя в тяжелой атлетике, но от профессионального единоборства я получал большее количество энергии, сил, будто выплескивал наружу свои эмоции. Кулачные бои лучший способ, чтобы забыться. – В последней фразе таится смысл его внутренней сидящей боли. У кого ее не бывает? Есть то, что снедает каждого. Сжимает в тиски, не дает воли разуму, ставит в глубь сознания одну единственную мучащую мысль. А там… тихое уныние, не далеко ушедшее от тревожного расстройства. Но только то, что приносит нам забытье, удовольствие, будь то любая деятельность или увлечение, к которому мы безудержно стремимся, выражая таким образом подлинную сущность, способно вырвать нас из рук боли. Вот она изнанка жизни. С первого вида на человека, со взгляда на картинку в любой социальной сети все предстают счастливыми, беззаботными, являя явно нечеловеческую сущность, которым неизвестны никакие тернии. А силы на дальнейшее движение возможны, если пройти через испытания. Всё естественно, но… отвратительно, что меланхоличные времена некоторым воспринимаются, как нечто омерзительное, оттого и слагать о них не нужно. А не они ли в совокупности формируют настоящую жизнь?

Прослеживающаяся зарница пыли в его выражении говорит, что ему есть, что рассказать о себе, вытащить из глубины души, но лишь тогда, когда мы снизойдем на уровень хороших, доверяющих друг к другу, друзей.

На несколько минут он вовлекается в поток мыслей о спорте, (снова заглушает боль?) словно забывает, что рядом с ним иду я. Перейдя перекресток, опомнившись, добавляет:

– А мне отец говорил, что ты модель «Планеты стиля»?

– Да, – улыбаюсь я, заслушавшись его рассказом и своими быстро увлекающими меня думами о жизни.

– Может, – чешет затылок, обдумывая что-то, – после занятий сходим куда-нибудь, получше узнаем друг друга?

С чуть метнувшим сердцем, я продолжаю перебирать ногами и дышать. Не слишком ли быстро распускать по ветру такие предложения? Это приглашение на свидание или?..

«Нет, не хватало Милане ещё и таких проблем», – сознание вмиг взбодрилось.

– Мейсон, я… – пытаюсь включить смекалку, дабы мягко отказать.

– Я осведомлен, что ты несвободная модель, – загадочно улыбается он, ставя меня в неловкое положение, отчего легкий румянец ложится на щеки, – но я просто хотел пообщаться с тобой.

«Милана снабжена привычкой думать о самом наихудшем».

– Ааа… – Сердце издает глухой стук. – Я бы с радостью, люблю новые знакомства, но… мне нужно готовиться к защите проекта, над которым мы работаем с моим коллегой и твоим папой.

Окинув меня блуждающим взглядом, уверенно высказывает:

– Так я бы с удовольствием помог, что скажешь?

Смущение охватывает мое тело.

– Не думаю, что это хорошая идея, – сомневаюсь я.

– Поверь, помощь никогда не бывает лишней, – по-доброму отзывается он, – так что?

– Ты не совсем понимаешь, какая помощь, – издаю короткий смешок. – Мы работаем над дефиле и нужно работать с детьми, которые.. .

Он перебивает:

– У меня есть сестренка, ей шесть. И я точно знаю, как сделать так, чтобы она была послушной, поэтому положись на меня.

Есть сестренка?

Но помощь-то понадобится. Моделей-детей двадцать. Пусть он будет в качестве надзирателя, оценивающего всю перспективу со стороны, находит ошибки, которые затем можно будет исправить.

– Уговорил. Я буду тебе признательна! Только тебе придется подождать меня, но я не думаю, что руководитель задержит меня надолго.

– Без проблем.

Я решаюсь узнать про него чуточку больше.

– А ты надолго к Марку, – исправляюсь, – к отцу прилетел?

– На несколько недель, до середины августа точно, а там посмотрю. – Он продолжает без моего вопроса: – Я правильно понимаю, что та женщина, которая закатила скандал, когда я приехал в Севилью, это твоя…

– Мама, – заканчиваю я. – Всё так.

– Они встречаются?

Марк просил не говорить, но какой смысл скрывать, если Мейсон уже обо всем догадался.

– Ты напугана, что я узнаю об этом, и поэтому молчишь?

– Нет… просто… – Смотрю на значок, указывающий на метро. – Нам сюда.

– Я нисколько не против этого, – через минуту говорит он. – Моя мама давно в другом браке, и я не зациклен над тем, чтобы воссоединить ее с моим родным отцом.

– Ты не думай, что моя мама монстр, но тогда она…

– Не знала, что у него есть сын? – Он будто забрался в мою голову и сам находит там ответы.

– Да и весьма разочаровалась в нём.

– Вспыльчивая она у тебя.

– И ранимая. – Это слово, будто вырвалось с языка.

– Ранимая?

– Да, после разлада с супругом.

– Давно?

Не хотелось бы касаться темы своей семьи, но и утаивать её секреты я тоже не собираюсь.

Мы заходим в вагон метро.

– Да… Уже четыре года, – признаюсь я, не зная, как остановить поток правдивых фраз, которые я говорю ему, почти незнакомцу.

– Как ты выразилась? – от изумления он издаёт крик. – Это же не так давно случилось?! Как ты это выносишь?

– Твоя реакция излишне бурная, Мейсон, – посмеиваюсь я, заметив десятки прикованных к нам взглядов.

– И как ты? Как ты после всего этого?

С ним я уж точно не буду это обсуждать.

– Знаешь, я уже привыкла…

– Ты мне можешь довериться, – выдает он. – Мы ведь станем сводными братом и сестрой.

Не подумав, говорю, услышав лишь одно слово, вызывающее бурю внутри «братом»:

– Это как?

– Ну… – вырывается из него неловкий смешок, – если мой папа и твоя мама… Эм..

– Ааа, ты про это. Но… – обдумываю это и оказывается он прав, но только не хотелось бы мне еще одного брата заполучить, – не думаю, что это будет так скоро. Она огорчилась на него и путь к прощению будет небыстрым.

– Поэтому нам нужно лучше узнать друг друга! Я не прочь заиметь сестру ровесницу! У меня есть надежды на то, что мы сможем сблизиться?

Я смущенно смеюсь, не смотря ему в глаза.

– Ты давно работаешь моделью?

– Моя модельная жизнь длится четыре года, – вырывается у меня, на что я хочу впихнуть свой мозг куда-нибудь в ведро, чтобы молчал.

– После того, как разошлись твои родители?

А он умен.

– Да, – киваю я.

Мы оказываемся на улице.

– А папа знает, что ты известная леди? – шуточно спрашивает он, не уяснив, что я не желаю говорить об отце.

Я пожимаю плечами.

– А зачем ему знать?! – задумавшись, невольно выдаю я.

– Ты же его дочь?! Вы совсем не общаетесь?

– Мейсон, давай не будем и…

– Он причинил тебе боль?

Его догадливость и дотошность начинает раздражать меня.

– Мейсон, мы дошли до места, – глубоко выдыхаю я, понимая, что не придется выдумывать причины уйти от разговора.

– Я буду ждать. Запиши мой номер.

– Да.

Мы обмениваемся контактами.

– Мне нужно идти. – Я касаюсь ручки двери.

– Мила-а-а-на… – зовет бегущая Джуана, – подожди меня.

Сердце прокалывает.

Джуана обводит прищуренным взглядом Мейсона.

Глава 14

Милана

– Кто этот странный тип, что за тобой увязался? – говорит с рьяным любопытством Джуана, как только мы входим в фойе агентства. – Не поклонник ли?

Со смешком отвечаю:

– Сын мужчины, с которым встречается моя мама.

Джуана восторженно восклицает:

– Твой сводный брат… «О май гад», – её голос взлетает на несколько октав.

Невозможно не прыснуть от такой реакции.

– О котором я узнала день назад, – подмечаю шуточно я.

– Он такой, такой качок…

– Так боксер же. – Я хохочу от реагирования подруги.

– Но будь на чеку с ним, уж больно он нагловат с виду, – усиливает значение фразы указательным пальцем. – Если припомнить случай с Дже…

Я прерываю её мысли, так как не хочу обсуждать этого парня, до которого мне нет дела и из-за этого лишний раз терзаться мыслями о маме, которая сегодня должна отыскивать родителей Беллы Гонсалес. «И говорить с ней о Джексоне».

– Джуана, идем-ка в зал. Там уже все собрались.

Мы заходим, улыбка взрастает на лицах моих знакомых при виде меня. Обнявшись с моделями, переговорив в течение пару минут о делах, мы усаживаемся в кресла. Максимилиан подмечает меня взглядом и расползается в улыбке, кивая мне.

Спустя минуту слышится, как он отчитывает единственных парней в нашей команде, двух близнецов, опоздавших на совещание.

– Сколько мне еще раз указывать в ваши дряблые мозги, что опоздание НЕ входит в список ВАШИХ ПРАВ И ОБЯЗАННОСТЕЙ! – рычит он, почесывая усики над губой. – СКОЛЬКО РАЗ?! – Его пронзительный противный голос производит отвращение, даже несмотря на то, что он изменил своё отношение ко мне или изменил лишь на то время, пока мы работаем с Джексоном над проектом? – И да, совсем забыл, Вам вынесли выговор за то, что ВЫ без спроса модельера изменили прически. Причем оба. – Я удерживаю себя в порыве смешка, лезущего наружу, вникая в смысл слов начальника. Я могу его понять, если бы парни подстриглись налысо или перекрасились в зелёный цвет, но они всего-навсего подравняли спадавшие им на глаза волосы с челки. Считаю, его претензии безосновательными, выстраивающие им тропу негативного отношения к себе с их стороны, что уменьшает тягу к работе в этом заведении.

– Мы же извин… – высказывает Сет, являя собой смелого юноша, нежели его брата Элиота.

– Всё! – шипит он, проводя лихорадочно несколько раз ладонью по лысой голове. – Я насытился по горло вашими извинениями! Перегорело желание докладывать оптимистическую новость в рамках предстоящего события!.. – продолжает выплескивать гнев. Мы с Джуаной толкаем друг друга ногой о ногу, шокируясь его очередной выходке.

– Я распустил вас! Распустил! – В его мыслях и действиях – одна и та же песня. Неужто самому не надоело возникать по каждому не имеющему пристального значения поводу?!

Я вздыхаю, осознавая, что не прям я и соскучилась по этому месту, Максимилиану с его категорическим отношением ко всему. Сидящие перешептываются друг с другом, выстраивая на сей счет недовольства, что из-за поступка, к которому было обращено внимание со стороны руководителя, лишаются новости.

Но внезапно я ощущаю в себе какой-то порыв выступить в роли защитников.

– Максимилиан, можно мне сказать? – говорю с испугом, уже жалея, что начала впихивать своё мнение.

Джуана округляет глаза, пихнув меня в руку:

– Ты чего? – шепчет с ужасом она.

Начальник поднимает на меня суровый взгляд из-под бровей, словно рысь, жадно смотрящая на добычу, и с грубым акцентом выдает:

– Я слушаю, Милана.

«Если было сообщено «Милана», а не «Фьючерс», значит всё не так плохо».

Я встаю, держась руками за грядушку сидения, занимаемого скромной тихоней, двадцатилетней Анастасией Ивановой, моделью из России, девчонке, которой труднее всех в модельном по двум причинам: сложности в языке и в общении с коллективом. Её Максимилиан тоже невзлюбил. Но что привлекло внимание к ней скаутов агентства – истинно русская красота, русый, как солнце, цвет волос, достигающий её пояса, небесно-голубые глаза, полные неизъяснимой чистоты, юной наивности, естественный румянец на щеках, прямой маленький нос, пухлые натуральные губы с розовым отблеском… Она само очарование. Фотосессия, проведенная в прошлом году, в стиле «Народные традиции разных национальностей» запомнилась мне тем, что именно эта девушка показала наивысшую силу русской женской души, выражающуюся в её естественной внешности, которой и не нужны косметические эликсиры.

– Максимилиан, возможно, мне не следует говорить, но я все же скажу. – Он молча, пряча злость в глазах, опускает голову вниз. – Нам всем известны правила, которые мы должны соблюдать. Требования, которые предъявляет к нам агентство, заставляют нас быть дисциплинированнее, терпимее к своим потребностям, но… мы же такие юные, – говорю от внутреннего человечка, с которым мы часто ведем диалоги. – Нам хочется чуть больше свободы, к которой мы стремились все годы, нам хочется учиться на своих ошибках. И я считаю, что человек не является таковым, если не ошибается. Ошибка – это не повод к критике, а повод к тому, чтобы извлечь из неё опыт, из которого складывается вся наша жизнь. Совсем недавно я тоже перешла границу дозволенного, но я признала это, признаю и постараюсь сделать так, чтобы такого больше не повторилось. – Со смелостью во мне сочетается боязнь, как бы не сделать, не сказать чего-то лишнего. – Но, пожалуйста, давайте признаем, что, не нарушив правила, мы не сможем познать их смысл… И… – смотрю на Сета и Элиота, стоявших рядом, по левую сторону от меня. – Сет и Элиот опоздали, как они уже сказали по причине поломки двери квартиры, но они же ни разу не опаздывали?! Да, они же не посоветовались у прекрасных стилистов, работающих в агентстве, стричься им и как стричься, так как в правилах, насколько я помню указано, что каждая модель имеет право стричь волосы без учета мнения специалистов до трёх сантиметров. Давайте не будем обращать на такие мелочные случаи, которые могут произойти с каждым из нас?! – Страшно, жутко страшно, пока я не верю, что все, что говорится сейчас, говорится мною. – Каждый из сидящих, уверена, любит свою работу и каждый гордится тем, что попал в лучшую команду, – с улыбкой произношу я, – с замечательным руководителем, профессиональными мастерами, занимающихся нашей внешностью и творящих из неё образы, в которые мы никогда не могли и предположить, что облачимся. Будем ценить это и стараться следовать обязанностям, под которые подписались? – молвлю, обращаясь ко всем. Через долю секунды раздаются ответные голоса:

– Да!

– Согласна!

– Конечно!

Максимилиан, смотревший все это время в окно, в момент моего вещания, на которое я решилась, сама того не ожидая, замирает, положив руки за спину.

– Извините ещё раз, что я сказала. Должно быть, тоже совершила ошибку, – осматриваю его спину, скрывавшую истинное лицо, которое он отдает сейчас солнечному свету и через пару секунд усаживаюсь, чувствуя, как легкая боль охватила ноги от напряжения.

– Где ты набралась смелости, Милана? – распахнутыми от удивления глазами шепчет Джуана. – Я поражена такой убеждающей речовкой… Я бы никогда в жизни ему ничего подобного не сказала.

Её шепот так звонок и слышан, как крик, в этой нагнетающей мертвой тишине, в которой создаётся ощущение, что никто не дышат.

– Тише ты! – шепчу ей пересохшими губами. – Как думаешь, я уже уволена или еще нет?

– Смею согласиться с мисс Гарсией, – доносится его голос все в той же стоящей им позе. Я дергаюсь, сглатываю, упираясь взглядом на него.

Проходит еще одна минута молчания. Я так взволнована.

Замерев на этом месте, как статуя, словно его приклеили ногами к полу, он заверяет:

– Через три дня состоится ежегодный официальный аукцион – маскарад, на который приглашаются все желающие, в том числе наше модельное агентство. Некоторым из вас выпадет возможность быть субъектами съемки. Местом проведения маскарада будет один из залов «Королевской фабрики гобеленов». – Счастье, появившееся после этих слов, во мне облекается в жизненную форму. Я слышала про это символичное здание Мадрида с живописными садами, где часто проходят пышные свадьбы. – На аукционе будет присутствовать делегация из Бразилии и Аргентины. Выглядеть требуется строго в вечернем стиле с использованием карнавального украшения – маски. Вести себя требуется соответствующе. Маскарад будет в следующем порядке: приветственные слова представителей разных стран, фуршет, аукцион, фотосъемка моделей и затем застолье. Совещание окончено. Каждому на почту вышлю пригласительные. В день маскарада я сам выберу тех, кого будут фотографировать для журнала. Все зависит от того образа, в котором вы будете. Все свободны.

После этих слов зал пустеет, все сметаются на обед. Максимилиан, кивнув мне с мрачным выражением лица, как бы на прощание, выражает, что я тоже могу уйти.

Со странным смятением внутри, я ухожу в коридор.

– Миланка, спасибо тебе большое! Мы теперь должники, – благодарят братья-близнецы.

Я улыбаюсь:

– Я просто высказала своё мнение.

– Ты сделала многое, поверь, – благодарит Сет. – До встречи на маскараде.

Кивком указываю ответ.

– Милана, как тебе удалось? Он враз замолчал и… – Джуана изумляется.

– Что-то внутри меня подтолкнуло к этому, – смеюсь я. Щеки до сих пор пылают.

– Потом поболтаем, пойду за кофе и на занятия.

– Да, и мне пора, – говорю я, скользя глазами по окошку входной двери. Мейсон оказался упорным мужчиной, ждущим меня целый час у выхода.

Джуана ухватывает мой взгляд, зависший, как Мейсон, засунув наушники в уши, мотает головой в такт песни.

– Аа, да, тебя уже тоже ждут, – подмигивает мне глазами.

– Даже не смей! – указываю я пальцем. – Он всего лишь вызвался помочь мне на репетиции и всё.

– А как же тот брутальный богатый малый? – раздается её голосистый смех, растягивающийся эхом по стенам. – Разве не он ли должен помогать тебе?

– Он занимается с документацией, – быстро отвечаю я.

Она делает загадочное лицо, показывая гримасу, кричащую: «Ну-ну… возле нее только и кружатся мужчины».

Но в сердце и душе моей только один.

– Придется поверить тебе, – продолжает хохотать она. – Встретимся на тусовке, пойду, – заканчивает она и обнимает меня.

– Да, увидимся, – говорю я, чувствуя, назойливую вибрацию в кармане. Секунду и я отвечаю на звонок Ритчелл, которая докладывает, что они приехали, а я принимаюсь лихорадочно говорить ей про маскарад, на который хочу пригласить еще Джексона и Питера.

Глава 15

Милана

– Отсюда недалеко расположено здание, в котором мы собираем моделей и работаем с ними, – рассказываю я, заправляя волосы в хвост.

Мейсон безоговорочно соглашается, и мы следуем к месту. Харизматичный парень всю дорогу щедро, улыбчиво делится своими историями из жизни, позволяя мне узнать, как благодаря профессиональному спорту, он объездил полмира, оттого наделен воспоминаниями о красивых местах в путешествиях в Италии, Франции, Германии, Испании, Индонезии, Африке, Китае, России и перенес две операции вследствие сломанной ноги от удара сильного противника на игре в Токио. Он рассказывает, как обожает собак и с детства мечтает, когда заведет верного друга – добермана. Мейсон упоминает, что за счёт нескончаемых тренировок и спортивной деятельности настоящих друзей ему так и не удалось найти.

– Ты хочешь сказать, что у тебя нет ни одного человека, к которому ты питаешь глубокое доверие?

– Ни одного.

– А как же мама?

– Мама в домашних заботах всё время, до отчима мне нет никакого дела, а я живу своей жизнью, можно так сказать… И изредка встречаюсь с отцом. На этом ограничивается мое общение. И, не думаю, что, пообщавшись с одним человеком на тренировке в зале, он станет мне сразу же другом.

– Да, но… А как же знакомые со школы/университета?

– Все поразъехались, поэтому… Кругом верных приятелей я так и не обзавелся.

Он одинок, это очевидно. Он не замолкает ни на секунду, словно несколько лет не раскрывал рта.

– Прости, что все это тебе толкую, не зная зачем. – Его лицо принимает добродушное выражение, будто благодарит за то, что извлек из сознания мысли, которые были услышаны кем-то живым.

– Напротив, мне интересно было узнать о твоей насыщенной жизни.

– Скорее одинокой, – взглянув голубыми глазами на меня, с нитью мольбы пронзает он.

Но у симпатичного мужчины – качка должна же быть девушка?

– А если не говорить про друзей… а… – с долей робости продолжаю я.

Догадавшись о том, что я желаю спросить, он со смешком выдает:

– Милана, поразмысли, что за романы могут быть у человека, который то и дело в разъездах?

Я медлю шаг, так как за разговорами мы приблизились к театру.

– То есть ты не встречался с девушками?

– Пару раз, но это было давно. – Его улыбка идет на убыль, как цветок, вянущий в грязи.

– Почему перестали общаться? – с поспешностью вылетает из меня.

«Затронули тему, любимую для Миланы Фьючерс, – тему о романах».

Тяжелый вздох вырывается из его груди, точно он желает вскрикнуть от отчаяния. Мое сердце обрывается за него.

– Предавали, – глухо отзывается он. Яркий взгляд потух. Коснулась его раны.

Как ужаленный от укуса, с проявляющейся желчью, но при этом со сдержанной холодностью он продолжает:

– С того дня, я понял, что разучился любить… – Потупив глаза, он погружается в задумчивость и грустная сосредоточенность застилает его тело. Я вздыхаю, мысленно жалею, что спросила его об этом. – Когда ты делаешь безвозмездно что-либо для другого, отдаешь всего себя, а потом получаешь ледяной удар в грудь, то… – Замолкает, будто бродит по воспоминаниям, представляющим для него черные дебри, коими изобиловала его жизнь. Человек вскрывает душу и возникает трудность высказать чувства, плодящиеся с каждым движением мысли.

Раскаленная его словами, под знойными лучами полуденного солнца, с сердечной болью, не смея громко дышать, я соображаю, что сама являюсь предательницей. «ТЫ ДЕЙСТВУЕШЬ, КАК ТВОЙ ОТЕЦ. ОТЕЦ. ОТЕЦ… – проносятся перед глазами слова матери». Рана в душе кровоточит, изнуряет тело. Даниэль столько для меня всего сделал, а я в ответ наношу мощнейшие удары по его чувствам, о которых он еще не осведомлен. Я в неоплатном долгу перед ним.

Изобразив улыбку, воинственно вздернув подбородок, с шумом втянув воздух, Мейсон доносит на мое молчание:

– После таких событий неохотно грезить о любви… – Создается ощущение, что Мейсон послан с небес, чтобы открыть мне глаза на то, что Даниэль не перенесет правды, она уничтожит его, сожрет живьем. Нашедший подходящее выражение продолжает, на что я лишь сглатываю комок и все дальше ухожу в пучину раздумья: – Первый раз предали… пережил. Думал, что больше такого не повторится, но… кто знал, что, дав второй шанс своему сердцу, оно снова не развалится на мелкие кусочки? Ты простишь мне мою откровенность?

В щеках вспыхивает огонь, когда мысли вереницей начинают кружиться. Да. Даниэль никогда не поймет меня, никогда не простит, возненавидит, посчитает изменщицей и окажется правым. Почему я все не рассказала ему сразу, как только встретила Джексона? Почему я лгала столько времени и продолжаю лгать? Я была лицемерна с ним, я даже пыталась вызвать ревность у Джексона, без желания целуя Даниэля на его глазах. Боже. А за каждое вранье следует наказание, и я буду обязана его понести.

– Милана, эй, ты меня слушаешь? – Он легонько трясет мою руку.

Как я могла дойти до такого? Кричать о ненависти к отцу, к его поступку и увлечь себя в то же болото.

– Милаа-а-а-на! – Громкость его голоса выводит меня из задумчивости.

– Да-да, – говорю пересохшими губами, мужественно решив, что час признания Даниэлю настал и как только я смогу узнать, где он находится, то в первую же секунду встречи во всем признаюсь.

Мейсон, вперив на меня чуть изумленный взгляд или скорее недоумевающий, предполагает:

– Может, я заблуждаюсь, но… Есть то, что заставляет переживать тебя?

Оглядев его, вразумив его слова, прихожу в живую оболочку:

– Нет, прости, позволила задуматься. – Навешиваю фальшивую улыбку, прикрывая сердечную мучительную боль. – Мы дошли. Приступим к работе?

– Я тебя утомил своими рассказами?

– Ты, правда, так посчитал? Нисколько! – уже живо отзываюсь я. – Спасибо, что поделился и… – Обозреваю как засохший листик падает с дерева, говоря: – То, что тебя предали те девушки, еще не значит, что каждая является такой … – Знойные мысли о Даниэле снова вталкиваются в мозговые извилины. – Ты сможешь найти такого человека, который не посмеет причинить тебе боль и приглушит твои душевные ссадины. – Я искренне верю, что Даниэль сможет это пережить.