Альбигойский Крест. На Тулузу!

Виктор Бушмин

Альбигойский Крест. На Тулузу!

I ГЛАВА.

Расследование Авраама чуть не привело его в могилу.

Каркассон. 27 августа 1221 года.

После неожиданного визита сенешаля, насмерть перепуганный Авраам бросился на поиски злосчастных почтовых голубей, обшаривая каждый закуток старинного Каркассона. Он понимал, что от его расторопности, сообразительности и, в конце концов, удачливости, зависят судьбы всей еврейской общины. Да, самым простым актом, позволявшим хоть как-то выместить злобу за свои неудачи, крестоносцы могли объявить начало еврейских погромов, списав на извечных скитальцев все, что только можно было придумать.

Лишенные родины, они вечно блуждали по всей Европе, платя золотом за возможность ощутить призрак домашнего спокойствия. Короли и герцоги, графы и знатные бароны не упускали случая содрать три шкуры, назначая грабительские поборы и, частенько, не гнушались откровенным грабежом, разбоем и захватом заложников. Даже король Филипп, в самом начале своего царствования, захватывал еврее прямо в синагогах, получая огромные выкупы, которые он тут же тратил на продолжение войны с Англией и ее анжуйскими королями.

После четырех дней бесплодных поисков, тыканий из одного угла в другой, Авраам, наконец-то, почувствовал след удачи. Этот след вел его сразу в три места: голубятню графа Амори, дом городского старшины и, к его большому сожалению, в домик вдовы Катерины.

«Ей-то, зачем? – Размышлял Авраам, направляясь к ее домику, стоявшему в конце улочки и окруженному аккуратными яблоневыми деревьями. – Придумала, право, глупость. Не маленькая уже, а все бы играться с птичками…».

Он уже видел ее дом, когда что-то заставило остановиться и прижаться к стене, оставаясь незамеченным. Вернее сказать, кто-то. Незнакомец вышел из дома Катерины, как-то воровато осмотрелся по сторонам и, резко сливаясь с группой праздно шатающихся горожан, направился к городским воротам, до которых от дома вдовы оставалось около ста шагов.

Аврааму показалось, что четы лица незнакомца ему кого-то напомнили, но, как ни старался, вспомнить имя незнакомца не удавалось. Он уже было вышел из-за угла дома, но снова приостановился. Катерина раскрыла окно и по пояс высунулась из него, осматривая улицу. Что-то подозрительное было во всем этом. Еврей все-таки вышел из-за угла соседнего дома и направился к ней, приветливо помахав рукой.

Вдова улыбнулась и кивком головы пригласила его войти. Она побледнела, но справилась с неожиданным появлением своего знакомого, посмотрела по сторонам, словно опасаясь быть замеченной кем-то, и поздоровалась с Авраамом:

– Доброго тебе дня, соседушка Авраам. Что-то ты позабыл меня, совсем не захаживаешь в гости на огонек…

– Дела, сама понимаешь, – попытался отговориться Авраам, – к тому, дядюшка что-то начал куражиться, совсем житья не стало!

– А-а-а, – кивнула она, – старость не радость, затрепал тебя, сердешного…

– Не то слово. – Ответил он, входя в дом.

Вдова быстро закрыла за ним дверь и пригласила к столу. Авраам нехотя согласился и, когда она встала рядом с ним, обнял ее и усадил к себе на колени.

– Баловник, какой! – Засмеялась она. – Нет, чтобы расспросить для начала, как дела, как жизнь, все ли у меня хорошо. Нет! Сразу же лезет обниматься и, так и норовит залезть под юбки!

Она откинула голову назад, волосы, слегка уложенные на ней, растрепались и осыпались на спину густой черной волной. Авраам поцеловал ее шею и плечи.

– Пойдем в спальню… – прошептала она, беря его за руку, – ты, просто, сводишь меня с ума!

«Как бы не так, – мелькнуло в голове Авраама, – свожу с ума, а от нее неизвестно кто выходит, да еще посередине дня!».

– Ой, рад бы, да мне бежать надо… – соврал он, хотя в его голове промелькнула мысль, что часик он мог бы спокойно провести у нее в постели, уж больно сладка была вдовушка. – Дядюшка, как назло, начал ворчать, что я распродал всех почтовых голубей. Ему, видите ли, сейчас понадобился один такой! Вынь, да и положи ему! Письмо ему надо отправить…

Катерина мельком взглянула не него. В ее взгляде пролетело что-то, напоминающее подозрение или недоверие, но она сдержалась и ответила:

– У меня решил поискать. Ах ты…

– Да, – ответил он, отводя глаза. – кровь из носу, а мне нужен один голубь, тренированный для полетов в Арагон. Я, помнится, тебе продал парочку таких…

– Это не мне… – холодно отрезала вдова. – Меня просил один мой знакомый, ему было все равно, почтовые они, или нет.

– Очень жаль, – покачал головой еврей, – ах, как жаль! Просто беда! Катерина, золотая моя, а, может быть, я зайду к нему, сошлюсь на тебя, попрошу продать одну птицу, а?..

– Нет, уже ничего не получится. – Грустно покачала головой она. – Я их брала для сокольничего графа Амори. А его, как назло, сегодня утром убили…

– Как убили? – Удивился еврей, хотя он уже слышал об этой ужасной новости. – Бедный человек.

– Царствие ему Небесное, – перекрестилась она, бросая холодный взгляд из-под полуопущенных ресниц. – Он, в пример многим, был очень добр ко мне…

– Да? – игриво подмигнул ей Авраам. – Добр? Ой, я понимаю, о какой доброте ты говоришь…

– Перестань! – Ответила она, сверкнув гневным взглядом. – Не тебе, да и не сейчас говорить такое о покойнике!

Она разрумянилась, грудь ее высоко вздымалась. Было видно, что она сильно волнуется.

– Ну, извини, мне надо бежать… – Авраам встал и направился к двери. – Буду дальше искать почтового голубя. Может быть, вечерком загляну, если ты не против…

– Нет, не против. Доброму человеку и сердце радуется. Будет, кому утешить несчастную вдову… – игриво улыбнулась она.

– До скорого свидания… – он помахал ей рукой и вышел на яркий солнечный свет, заливавший улочку, но, выйдя из дома, остановился на крыльце и, словно случайно, спросил. – Катерина, а, помнится, у сиротки Флоранс были какие-то голуби?

– У нее тоже нет почтовых… – Неожиданно резко ответила она и закрыла дверь, словно опасаясь лишних расспросов.

Авраам прищурился, солнце сильно пекло и слепило глаза, и пошел по улочке, направляясь к дому старшины города. Его долго не пускали в дом. Слугам нравилось издеваться над евреями, получая призрачную компенсацию за все свои житейские неудачи, в которых, естественно, за неимением других первопричин, винили весь еврейский народ. После долгих мытарств и откровенных издевательств, городской старшина смилостивился и принял измученного жарой и слугами Авраама. Он изобразил откровенное пренебрежение к его странной просьбе, связанной с голубями, и, хотя являлся одним из крупных должников его дяди, долгое время разыгрывал знатного вельможу, компенсируя, таким образом, свои финансовые издержки по займам. Только после вмешательства его жены, шепнувшей ему что-то важное на ухо, городской старшина сменил гнев на милость и пустил еврея в голубятню. Авраам придирчиво осмотрел всех птиц, похвалил охотничьих соколов, чей холеный откормленный вид был поистине царственен. Но, и у старшины не оказалось почтовых голубей – только обычные сизари, с которыми игрались его внуки и племянники.

Еврей вышел от старшины, имея еще больше вопросов, чем в начале своего расследования. Но, тянуть со временем было нельзя. Его ожидал сенешаль, терпение которого Авраам не желал испытывать. Он понуро опустил голову и пошел домой, решив отложить визит до следующего дня. Если бы он только знал, какая опасность ему грозит, и какие силы он всколыхнул свои неосторожным визитом и расспросами вдовы, он наверняка бы заперся в самой неприступной темнице крестоносцев, лишь бы спасти свою жизнь.

Сразу же после его неожиданного визита, Катерина взяла в руки корзинку и пошла на рынок. Никаких продуктов ей покупать не требовалось, визит Авраама, его расспросы и хитрые взгляды, встревожили ее не на шутку, заставив искать встречи с тайными агентами катаров, осевших в Каркассоне. Она жутко боялась Пьера-Роже де Мирпуа, ее охватывала дрожь при воспоминании о его холодных, словно льдинки, глазах, его руках, залитых кровью, которые он даже не вымыл, когда грубо, словно животное, брал ее силой прямо возле входной двери в ночь убийства глупого и доверчивого сокольничего. Но, вместе с неприятной дрожью, Катерина испытывала какое-то странное возбуждение, вспоминая события той ночи.

Побродив среди рядов продавцов, взахлеб нахваливавших свой товар, вдова краем глаза заметила одного из связников, прислонившегося к колонне возле колодца. Она пошла к нему, словно желая напиться прохладной воды, и, проходя мимо незнакомца, тихо произнесла:

– Один еврей интересуется голубями. Мне нужна помощь…

Незнакомец, высокий мужчина средних лет, одетый в льняную рубаху и свободного покроя полотняные штаны, тихо ответил ей:

– Имя…

– Авраам…

– Забудь о нем, как о страшном сне…

Каркассон. Цитадель. 28 августа 1221 года.

Привлеченный громкими криками привратников, сенешаль вышел из тени небольшого навеса, сооруженного над крепостным колодцем, и пошел к воротам. Воины придирчиво осматривали мужчину, одетого в еврейские одежды, тряся его, словно яблоню. Несчастный охал, но терпеливо сносил грубость воинов, бросая умоляющие взгляды на сенешаля, шедшего к воротам.

– Эй! Пропустите его! – Ги де Леви махнул рукой воинам. – Еврей Авраам пришел ко мне по делам!..

Воины поклонились, отпустили Авраама. Он поправил свои растрепавшиеся одежды и поспешил к сенешалю, что-то ворча себе под нос.

– Я уже заждался тебя… – произнес сенешаль, окидывая суровым взглядом еврея. – Подумал, что уже пора направить к вам в синагогу двадцать арбалетчиков, а тут, ты сам являешься. Словно мысли читать умеешь…

– Простите, ваша милость… – дрожащим от волнения голосом произнес Авраам и упал на колени перед рыцарем. – С ног сбился, разыскивая этих треклятых голубей…

Сенешаль с недоверием покосился на новые туфли:

– Что-то не верится…

– Клянусь звездой Давида! Обегал весь Каркассон, носился, как угорелый…

– Ваши клятвы – да собаке под хвост! – Скривился сенешаль и плюнул на землю возле Авраама. – Подлый народец, христопродавцы…

– Простите, ваша милость, что заставил вас ждать… – Авраам побелел от страха. – Небеса свидетели…

– Так! Мне надоело слушать твою бестолковую трескотню! Рассказывай быстро, коротко и четко. Не вздумай обращаться к небесам, мерзкий богохульник!

Авраам выпалил все, что смог разузнать за эти дни. По мере его рассказа, лицо сенешаля серело. Авраам трясся, словно тонкий лист на ветру, ожидая сильной взбучки, всего, чего только угодно, лишь бы сохранить жизнь. Наконец, он замолчал, упав лицом в пыль, и затрясся всем телом, ожидая сильного пинка ногой от рыцаря.

Но, к его удивлению, вместо грозного крика он услышал спокойный и повелительный голос Ги де Леви:

– Вставай, молодец, отлично поработал! Можешь передать своему дяде, что я доволен…

Авраам немного приподнял голову и тихо переспросил:

– Нам ничего не угрожает, ваша милость? Вы, по-прежнему, будете проявлять свое расположение к нашей общине?..

Ги укоризненно покачал головой:

– Вот вы, какой интересный народ! Я, право, не перестаю удивляться, только голову спас от петли, а уже думает о выгоде…

Авраам вскочил на колени и прижался к ногам рыцаря:

– Благодетель вы наш! Спаситель…

Ги посмотрел по сторонам и произнес, отталкивая его ногой от себя:

– Все! Проваливай, не то передумаю, да возьму, и засажу тебя в темницу!..

Авраам вскочил, неуклюже поклонился сенешалю, и побежал к воротам, то и дело, оглядываясь назад, словно опасался чего-то.

Когда он скрылся в арке крепостных ворот, Ги прошел в часовню, где его ожидали монахи, присланные Чезаре для оказания помощи в расследовании и поимке шпиона.

– Бог вам в помощь, сеньор сенешаль… – поклонились они, едва Ги переступил порог часовни. – Храни вас Господь…

– Вашими молитвами, – Ги перекрестился, оглядывая часовню. – Посторонних нет?

– Только мы, слуги Божия…

– Прекрасно. Приходил еврей Авраам, он рассказал премного занятных вещей о голубях… – сенешаль пересказал весь разговор с евреем, стараясь не пропустить ни одной подробности.

Монахи молча выслушали его. Один из них, широкоплечий белокурый монах, больше похожий на рыцаря, нежели на слугу Церкви, высказал свое предположение:

– Нам надо организовать скрытое наблюдение за евреем…

– Не понял, для чего? – Удивился сенешаль.

– Видите ли, сеньор сенешаль. – Продолжил тот, кивком головы приказав своему напарнику встать возле дверей часовни. – Если он прав и вдова является одной из группы катарских шпионов, его могут убить, чтобы попытаться замести следы. К тому же, сеньор де Леви, не помешает небольшая слежка за домом Катерины и ее гостями…

– А Флоранс? – Уточнил Ги де Леви.

– Она, скорее всего, тут не причем… – монах отрицательно покачал головой. – Пусть бедная сирота гуляет, дышит свежим воздухом. Пока…

– Что, значит, пока? – Не понял сенешаль.

– Не хотели вас беспокоить раньше времени, сеньор сенешаль. Наши люди с большим трудом разыскали старую монахиню, принимавшую роды у ее матери. Она воспитывала девочку, учила ее латыни и прочим премудростям жизни. И хотя она не видела Флоранс уже лет десять, мы полагаем, что она сможет опознать ее по нескольким родинкам, которые у нее должны сохраниться на теле…

– Так вы считаете Флоранс шпионкой?! – Ги де Леви онемел от удивления, словно на него вылили ушат ледяной воды. – Вот, уж, никогда бы не подумал…

– Всякое может быть, сеньор сенешаль… – монах пожал плечами. – Но, проверить, все-таки, не мешает. А пока, мы все будем ходить и мило улыбаться ей в глаза, чтобы, не дай Бог, не спугнуть ее, родненькую…

– Кошмар, да и только! – Единственное, что смог произнести ошеломленный сенешаль. – Бог ты мой…

Монах развел руками:

– Мы внимательно изучили текст записки. Ее писала женщина, скорее всего, даже девушка, судя по угловатости почерка и старательности некоторых завитков на буквах. Правда, не исключено, что она специально сменила почерк, чтобы запутать следы. Но, сама записка написана, несомненно, второпях. А это значит, что она не сильно думала о смене почерка. Ее беспокоило лишь одно – доставить адресату письмо, и как можно скорее…

Сенешаль присел на скамью, грустно вздохнул и покачал головой:

– Никогда бы не подумал, что почерк может так много рассказать о его хозяине…

– Бог мой Сеньор де Леви, есть еще много других, не менее удивительных способов разведки и анализа… – монах сделал виноватое лицо. – Наша работа очень странная, на первый взгляд, но, помилуй Бог, крайне необходимая для спокойствия короны и всей Франции…

– Я все понял. Если потребуются люди, можете смело выбирать любых, ссылаясь на мой приказ… – Ги встал и покинул часовню.

– Мы так и поступим, сеньор… – ответил ему монах и поклонился. – Но, будем рассчитывать на то, что нам, все-таки, не придется прибегать к услугам ваших людей. К нам, слава Богу, прибыли помощники из Нарбонна…

Сенешаль задержался на пороге часовни и удивленно посмотрел на монаха:

– Святые угодники! Я даже и не был в курсе…

– Простите, сеньор сенешаль, мы сделали все распоряжения сами и не оповестили вас вовсе не из недоверия, а вам же во благо. К тому же, лишние уши и глаза здесь могли только помешать…

– Как же вы разместили своих людей? Где?..

– Очень просто. В Каркассоне постоянно действует ярмарка, так что затеряться среди торговцев не сложно…

– Просто нет слов… – Ги де Леви отдал должное прозорливости секретных агентов короля. – Так и продолжайте, не стану вам мешать. Каждый должен исполнять свои дела…

Каркассон. Цитадель. Раннее утро 29 августа 1221 года.

– Отец, вставайте! У нас есть первый улов! – сын стучал кулаком в двери спальни сенешаля.

– Что случилось? – Зевая, спросил его сенешаль, высунув голову из полуоткрытой двери. Он накинул просторный шелковый халат. – О чем ты говоришь?..

– Отец! Монахи поймали двух человек, пытавшихся этой ночью зарезать еврея Авраама!..

– Так, теперь, пожалуйста, тише… – Ги запахнул халат и вышел с сыном в коридор. – Двоих, говоришь?..

– Нет! Их было больше, но третий был убит, а четвертому, скотине такому, чудом удалось скрыться, пользуясь темнотой… – Глаза сына горели от возбуждения.

– Где они? – Сенешаль пристально посмотрел в глаза сына.

– Они сейчас в часовне. Их отвели монахи, или, – сын замялся, подбирая нужные слова, – в общем, ты сам знаешь, кто они на самом деле…

– Прекрасно. Клянусь Спасителем, у нас начинаются преинтересные дни! Я быстро оденусь и прибуду в часовню, а ты пока собирай рыцарей, только самых надежных и неболтливых…

– Будет исполнено, отец! – Ги-младший поклонился и побежал к казармам.

Сенешаль вернулся в комнату и стал переодеваться. То, с какой ретивостью королевские агенты взялись за слежку, приятно поразило и одновременно насторожило его. Ги опасался только одного – главарь сопротивления мог улизнуть, ведь одному из катарских убийц удалось избежать поимки и скрыться в темноте. Одному богу известно, где он сейчас…

Каркассон. 28 августа 1221 года. Вечер.

Монахи дождались ухода сенешаля и осторожно вышли из часовни. Они осмотрелись и, старясь не привлекать к себе лишнего внимания, вышли из цитадели. Узкая улочка, изгибаясь между домов горожан, тесно примостившихся один к другому, спускалась к центру города и заканчивалась большой базарной площадью, на одной стороне которой стоял большой собор, а прямо напротив него – крытый городской колодец. Слева к площади примыкала улица, тянувшаяся к западным, или Тулузским, воротам. Третий дом слева, большой и окруженный тенистым садиком плодовых деревьев, был давно выкуплен братством лионских ткачей и служил для них гостиницей. Именно здесь Чезаре и разместил своих агентов, прибывших в Каркассон под видом торговцев тканями и их охраны.

Никого не удивляло, что среди купцов находили профессиональные воины. Смутные времена, когда на дорогах бесчинствовали отряды грабителей, а знатные сеньоры и сами не гнушались заниматься разбоем, вынуждали купцов, торговцев и ремесленников сбиваться в большие караваны, группы, организовывать братства и нанимать вооруженных профессионалов для спасения своих жизней, товаров и выручки.

Темные тучи заволакивали темнеющее вечернее небо, скрывая первые робкие звезды и затушевывая неясный свет робкой луны, когда два монаха подошли к дому. Несмотря на поздний час, в доме ощущалось оживление. Через плотно закрытые деревянные ставни пробивались лучики света, а возле дверей дежурил человек с факелом, одетый в кожаную безрукавку грубой выделки, проклепанную металлическими платинами, на поясе у него висел короткий широколезвийный меч.

Монахи что-то тихо шепнули ему, он посмотрел по сторонам и открыл им дверь, пропуская в дом. Они вошли и сняли с голов капюшоны.

В большой зале, освещенной пятью смолистыми факелами и светом пылающего камина, сидели и стояли двенадцать человек, принадлежавших, судя по их одеждам, к торговцам, ремесленникам и воинам эскорта каравана. Оружие аккуратно стояло в козлах возле боковой стены, всегда готовое к применению.

– Добрый вечер, друзья… – тихо приветствовали их монахи, – наступил наш час.

Люди оживились, встали и окружили монахов. Все они были, словно скопированы друг с друга, высокие и широкоплечие, с одинаковым холодным и решительным блеском в глазах.

– Круг очерчен. Пора начинать ловлю на живца…

Монахи быстро рассказали план действий, приказав отправить еще четырех человек к дому еврея Исаака следить за его племянником, его жизни теперь угрожала огромная опасность, и на него они собирались, словно на живца, поймать часть активных шпионов катаров.

– Группа наблюдения уже расположена возле дома еврея. – Доложил монаху один из агентов.

Монах удовлетворенно кивнул головой и продолжил:

– Остальным разбиться на две группы. Одна команда пойдет к дому вдовы Катерины и скрытно возьмет его под наблюдение. Вторая группа разместится, на всякий случай, в таверне, что возле дома городского старшины. Мы пока не уверены в нем…

– А вы? – Спросил у монахов один из агентов.

– Мы пойдем в цитадель и станем следить за сиротой…

Наступило напряженное молчание. Воины деловито разобрали оружие и стали прятать его в складках одежды, под длинными плащами и накидками. Монахи молча смотрели на действия своих товарищей, нервно прохаживая по комнате. Когда все вооружились, один из монахов перекрестил их и произнес:

– В добрый путь! С именем Господа и короля Филиппа…

Все преклонили колени и помолились за успех этой сложной и опасной операции.

– Мы готовы… – ответил за всех один из воинов, одетый в купеческие одежды.

– Благослови вас всех Господь, братья… – монах коротко кивнул им и пожал каждому из собравшихся руку.

Воины быстро покинули дом, растворяясь в наступившей ночи. Монахи вышли самыми последними, закрыли входную дверь за ключ и направились к цитадели…

Каркассон. Дом еврея Исаака. Той же ночью.

– Так и сказал, что доволен? – еще раз, для верности, переспросил племянника Исаак.

– Да, так и ответил… – довольно кивнул ему Авраам. – Я уже думал, что не сносить нам головы, а он…

– Мало я верю в благодарность христиан, особенно если они – крестоносцы… – дядя скривился, словно у него свело скулу от резкой и внезапной боли. – Но, запомни одну вещь! Сегодня, равно как и всю неделю, тебе лучше не показываться на улице…

– А как же синагога? – Удивился Авраам. – Это же грех…

– Бог, я думаю, все видит, знает и простит твое желание сохранить жизнь, находясь среди иноверцев и врагов… – Исаак был настойчив в своих решениях, давая понять, что не намерен выслушивать сомнений или несогласия.

– Хорошо, дядюшка, так я и поступлю… – поклонился племянник. – Можно мне пока пойти в комнату и почитать Талмуд с девочками?

– Ступай, это богоприятное занятие… – ответил старик. Он взял в руки книгу и раскрыл ее на странице, заложенной костяной закладкой. – Я пока проверю наши счета. Скоро конец месяца, а это время выплат процентов и возврата долгов…

Авраам вышел из комнаты, оставляя дядю наедине со своим любимым занятием. Старик преображался, когда занимался финансовыми документами. В эти минуты он словно наливался неизвестной силой, которая проникала в его старческие жилы вместе с проверкой счетов, закладных и долговых расписок. Несчастный и гонимый еврей преображался. Он чувствовал свою значимость, могущество и тайную власть над многими знатными и богатыми мира сего, чего так недоставало в его серой и ущербной действительности, попираемой крестоносцами, христианами, мусульманами. Всеми, кто имел каплю силы или власти над бедными евреями, волею судьбы лишившимися родины и блуждавшие по всему миру, презираемые и ненавидимые непонятно за какие грехи, якобы совершенные злосчастным Иудой, весь грех которого сводился к его принадлежности к несчастному еврейскому племени.

Но мысли о Катерине, ее глазах и недвусмысленному приглашению в гости отвлекали Авраама от чтения священной книги. Он снова и снова мысленно возвращался к прекрасным формам вдовы, отвлекаясь от чтения, и с раздражением заметил, что его тянет к ней какая-то неведомая сила.

Поцеловав девочек, он попросил их не шуметь и, сославшись на какую-то глупую надобность отлучиться из дома, направился к Катерине. Бедный Авраам, он и не догадывался, что направляется прямиком на свидание со своей смертью…

– Смотри-ка, наш еврей вышел… – неприметного вида высокий и широкоплечий незнакомец толкнул своего соседа, задремавшего, спрятавшись за рядами старых телег, стоявших возле закрытой на ночь кузницы. – Вот дурак…

Второй агент проснулся, открыл глаза и, зевая, ответил:

– Пошли за ним…

Они встали и неслышными тенями последовали за Авраамом, стараясь скрываться в темноте строений. Мягкие подошвы их обуви неслышно ступали по камням, а темные развевающиеся плащи сглаживали их силуэты в непроглядной тьме пасмурной ночи.

– Того и гляди, скоро дождь грянет… – прошептал один из наблюдателей. – куда он поперся в такую погоду?..

– Понятное дело, – усмехнулся второй, – охота, мой друг, хуже неволи. Особенно, если на такая сладкая…

– Это верно… – согласился с ним другой наблюдатель…

Авраам прошел мимо четырех агентов, спрятавшихся возле дома вдовы, и ничего не заметив, постучал в ее двери. Дверь дома открылась, осветив улицу ярким светом, и на пороге возник соблазнительный силуэт Катерины. Авраам не успел войти и закрыть за собой дверь, как четверо агентов с силой вломились в дом, схватили еврея и вдову и прикрыли им рты, не позволив даже вскрикнуть. Дверь закрылась, улица была тиха. Никто и не заметил этой быстрой возни. Агенты связали горе-любовников веревками, всунули кляпы в рот и посадили на стулья.