Огонь в твоих глазах. Выбор

Эта мысль прочно угнездилась в голове и не покидала то недолгое время, что охотница приводила себя в мыльне вместо завтрака. Кире показалось стыдным явиться пред очи Настоятеля потной и в запыленной форме, и она предпочла пожертвовать трапезой.

Дед величаво поднялся со стула, рассматривая мнущуюся на пороге кабинета внучку.

– Входи, Киррана. Я ждал тебя. Как ты себя чувствуешь?

– Х… хорошо, – опешила от неожиданности охотница.

– Тебе надо больше отдыхать, а то уже и круги под глазами.

Едва сдержав горестный смешок, Кира ответила несколько сдавленно:

– А… Ага.

И подумала: «Вот только разберусь с учебой и сразу высплюсь. Круга через два…»

Она не могла не признать, что Махаррон целиком прав. Самочувствие на тренировках оставляло желать лучшего, но она списывала это на не до конца восстановившийся после «Большой Охоты» потенциал, но от поддержки тин Хорвейга Кира все же отказалась, несмотря на уговоры Нааррона. А дед не стал настаивать на продолжении «лечения», запретив Пасите без спроса являться в покои.

Махаррон некоторое время внимательно ее разглядывал:

– Ты успела позавтракать?

Охотница честно мотнула головой. Она уже опоздала не только в трапезную, но и на занятия. Оставалась предвкушать, как придется оправдываться перед тин Брофером, старым и вредным преподавателем «Истории Ордена», который и так ее недолюбливал с самой Церемонии Определения.

«Опять продержит у порога неизвестно сколько, пытаясь всеми силами сделать из меня посмешище. Станет напирать, что девка, оттого и все беды. А то и вовсе прогонит…»

– Идем.

Махаррон первым вышел в гостиную и указал рукой на накрытый у окна стол.

– Тебе надо вовремя питаться, не то сил совсем не останется, и дар не поможет.

Лишь последние крохи совести удерживали охотницу от соблазна. Есть хотелось зверски, а вот идти на «Историю» к наставнику тин Броферу – совсем нет. Но она спросила:

– А как же занятия?

– Никакие занятия не могут быть важнее прямого приказа Настоятеля, – неожиданно тепло улыбнулся дед и хитро подмигнул. – Кажется, я перегнул палку, загрузив тебя учебой сверх меры.

Он приглашающе отодвинул стул. Кира не смогла отказаться, уж больно чудесно благоухала свежая выпечка, да и миска пшенной каши, щедро сдобренной маслом, выглядела весьма аппетитно, не говоря о блюде с мясным рулетом, от одного вида которого, потекли слюнки. Дождавшись, пока внучка набьет рот, Настоятель, наконец, приступил к разговору:

– С сегодняшнего дня в твою программу обучения внесены некоторые изменения. Вместо вечернего комплекса боевых искусств, три дня в седмицу, будешь посвящать светскому танцу.

Кира едва не поперхнулась, даже жевать перестала, а дед продолжил:

– Или больше, если потребуется. Вместо твоей любимой «Истории Ордена», будет занятие по этикету. Сегодня я сам его проведу, заодно и побеседуем. Нужно понять, где имеются пробелы. А с завтрашнего дня этим займется наставник Дел, я уже отдал соответствующие распоряжения.

Настоятель легким движением руки откинул полотенце, доселе прикрывавшее ряд столовых приборов жуткого вида. Кире почудилось, как они зловеще поблескивают в тусклом зимнем свете.

«Сартог дери!»

Каша окончательно встала поперек горла, и охотница даже позабыла о танцах. Кое-как проглотив потерявший всякий вкус комок, от отчаянья выдала:

– Или этикет, или теория потоков, иначе я рискую сбрендить!

– А что не так с теорией потоков? – вылупил глаза дед, и Кира мгновенно покраснела, жалея о сорвавшихся с языка словах.

– Простите, Настоятель, но я ее не понимаю. Совсем. Слишком сложно для меня…

– И это мне говорит та, кто…

– Кто просто может передвигать потоки, как вздумается, а потом…

– А потом едва не погибает от бездумного расхода силы.

Настоятель рассмеялся.

– Кажется, мы начинаем понимать друг друга. Давай так. Я помогу тебе понять основы, хм. Есть простой ненаучный способ. Стишок… Его выдумал один, хм… Нерадивый ученик, но, как ни странно, это работает.

Кира навострила уши, мгновенно сообразив, о чем, а точнее, о ком говорит дед. Уловив в глазах внучки алчный блеск, смешанный с надеждой, Махаррон открыто рассмеялся:

– Более, чем красноречиво. Похвальное стремление к знаниям!

Он приглашающим жестом указал на приборы и на рулет, но охотница, все же закинула в рот еще целую ложку заново обретшей вкус каши, прежде чем приступить к пытке.

– Ты должна прилежно учиться, Киррана.

Настоятель переместил ее руку к приборам.

– Пресветлый Князь удостоил нас величайшей чести, он желает познакомиться с тобой лично. Нужно показать, неважно, где родился и вырос потомок тин Дарренов, он остается тин Дарреном.

Дед говорил и говорил, то перескакивая с одного на другое, то требуя ответы на разные вопросы, то исправляя ее оговорки. В процессе Кира выяснила, что-то из того, чему учил Пасита, в голове да осталось. А еще поняла вот что:

«Чтобы не стать посмешищем, говорить стоит поменьше, и только когда спрашивают. Ничего нового»

Эта тактика частенько выручала и на занятиях.

– Киррана, я долго откладывал этот разговор, но почему бы и не сейчас, – неожиданно выдал дед, и охотница сдвинула брови, ожидая, что еще свалится сегодня на буйну голову. – Как глава рода, я имею право распоряжаться твоей судьбой. Устраивать ее, как мне вздумается. А, точнее, как будет выгоднее династии.

При этих словах у Киры внутри все упало.

«Отчего каждый разговор с дедом, заходящий дальше ни к чему не обязывающих фраз, заставляет так нервничать?»

Зря хмуришься, – ласково улыбнулся Махаррон. – Неволить не стану, можешь пока быть покойной. Но знать хочу заранее, есть ли кто на примете? Люб ли кто? Может, в Приграничье осталось сердечко?

Он выжидательно замолчал, и Кира нехотя мотнула головой.

– Это хорошо, – с видимым облегчением кивнул дед. – Тогда, может, из наших орлов нашелся таковой?

Кира никак не могла побороть чувство дурноты, и противно заворочавшуюся в животе тревогу, а потому ответила не сразу.

– Какая разница. Я же почти Защитница.

Настоятель вздохнул.

– Так-то оно так, только вот «Кодекс» писан уже после того, как ни одной Защитницы не осталось в стенах Ордена. И если кто из наших мужчин оказывает тебе знаки внимания, гневиться не стану, но чтобы никакого греха до окончания учебы!

Он строго посмотрел на внучку.

Кира, снова покраснев, ошеломленно кивнула, не веря, что дед заговорил о подобном, а Настоятель неожиданно выдал:

– Скажи, а как ты относишься к Пасите тин Хорвейгу?

Охотница даже забылась:

– Деда! Это все только наветы!

Глава 2

Кира остановилась посреди зала, и доморощенные музыканты опустили инструменты, замерев в нерешительности.

– Может, довольно?

– Как скажешь.

Пасита тин Хорвейг, продолжая удерживать ее руку, подошел ближе.

– У тебя сносно получается, особенно если я буду вести.

Он криво усмехнулся. Кира устало вздохнула и, отняв пальцы отошла в сторону, наблюдая краем глаза, как замерли в предвкушении курсанты. На их лицах читался сдержанный азарт с затаенным ожиданием вперемешку. Не утерпев, охотница спросила:

– Какие ставки?

– Три к одному, – нестройным хором отозвались те, даже не думая отрицать подозрения.

– И как это называется?

Наклонив голову, Кира со злым весельем повернулась к Пасите, и тот поднял руки:

– Я ни при чем! – Затем, чуть скривившись, предложил: – Слушай, давай по-быстрому еще разок и разойдемся. Меня ждут.

Кира и сама не поняла, что именно в этой фразе ей не понравилось. То ли поспешность, с которой Пасита покидал ее после занятий. То ли тон, каким он это произнес.

«Мне стоило бы порадоваться, что интерес тин Хорвейга угас…»

Охотнице вспомнилось, как три седмицы назад она впервые переступила порог огромного сводчатого зала танцев, располагавшегося во дворце для приемов на Центральной площади, до того она и не подозревала даже, что в Ордене такое место имеется. Навстречу из полумрака, привычно ухмыляясь, вышел Пасита тин Хорвейг, и Кира едва не пустилась в позорное бегство, не желая оставаться с Защитником наедине. Случилось это вечером того же дня, когда Настоятель завел памятный разговор о чувствах.

«Хорошо удержалась, не то смеху бы было!»

К счастью, тогда она вовремя разглядела, что, кроме него, здесь присутствовали еще шестеро курсантов, и каждый держал в руках по инструменту. Ни на одном занятии они с Паситой не оставались вдвоем.

«Интересно, он что-то понял, или попросту следует приказу деда? Какова бы ни была причина, это не похоже на тин Хорвейга…»

Если сначала Кира считала, что ловко избегает внимания Защитника, то сейчас вдруг осознала: «Дело в нем самом. Это с ним что-то не так. А еще стоит быть честной и признаться, теперь и мне будто бы чего-то не хватает…»

Охотница с горечью отметила, что испытала не что иное, как укол глупой ревности, невольно позавидовав той, которая может себе позволить принять частичку огня Защитника. Танцевать совсем расхотелось, а возникшее было веселье от того, что раскусила парней, вмиг угасло.

– Ну так что? – поторопил Пасита. – Продолжаем или расходимся?

– Все светские танцы такие унылые? – вместо ответа спросила Кира. – В них нет ни жизни, ни огня…

Говоря это, она непроизвольно сделала несколько шагов навстречу, пытливо вглядываясь в лицо Защитника.

– То ли дело тогда на празднике, – тень улыбки коснулась ее губ. – Не смогу забыть, как ты управлялся с бревном. Никогда раньше подобного не видела, и… Это было потрясающе! А теперь мы напоминаем кукол на веревочках. Знаешь, таких, что показывают в ярмарочных балаганах?

Охотница состроила постное лицо и, выполнив пару нарочито дурацких движений, отвернулась к ряду огромных, от пола до потолка, окон.

– Неужто такое, и правда, танцуют во дворце на праздниках? Если это так, то я еще меньше хочу попасть на этот самый маскарад…

– Понимаешь, Кира, – вздохнул тин Хорвейг, и его слова звучали тихо и ровно, так, что разместившиеся у стены курсанты задержали дыхание, прислушиваясь к каждому. – Огонь и жизнь заключены в самом танцоре. Хочешь покажу?

Он вдруг оказался совсем близко, и говорил так проникновенно, что охотнице едва удалось совладать с мурашками, норовящими пуститься в забег по телу.

– Расслабься, – шепнул Пасита в самое ухо, запуская пятерню под волосы у виска. От этого простого прикосновения Киррана ощутила волну острого удовольствия, прокатившуюся по коже.

Музыканты словно по команде заиграли, но теперь совсем иная мелодия разнеслась по залу. Переходящие один в другой дерзкие переливы то и дело сменялись ритмичным частым постукиванием и превращались в трель, вызывая безудержное желание сорваться с места.

– Слушай музыку.

Уверенная рука Защитника легла на талию.

– И меня.

Тин Хорвейг бесстыдно прижал Киру к себе, и тут же отпустил, повинуясь мелодии. Повел по залу, поначалу тихо считая шаги, потом подсказывая движениями. Охотница, привыкшая к нему как к наставнику, все понимала без слов. С полужеста. С намека на жест.

Танец, и правда, зажег кровь, вызывая своей дерзостью приятное головокружение. Стремительные и легкие, они ступали в такт, преодолевая расстояние от стены до стены. Кружились, забыв обо всем.

Мелькнула мысль: «Сейчас легко представить себя кем-то иным. Пускай хоть и дерзкой княжной из сказки, что убегала на бал, стаптывая по паре башмачков за ночь».

Сильные руки то поднимали – легко, словно перышко. То отталкивали, тут же рывком возвращая к себе. Плотно прижимая к телу. Лаская спину горячей пятерней.

Музыка стала плавнее, замедлилась. Кира послушно опустила ресницы и, повинуясь ладони Защитника, склонила набок голову, словно бы открывая изящную шею для иллюзорного поцелуя. Русые волосы то рассыпались по плечам, то взлетали, то едва ли не мели пол, когда Пасита заставлял выгибаться дугой ее тело, прежде чем поднять снова и, повернув вокруг оси, поставить рядом с собой.

Доморощенные музыканты, безбожно фальшивя, старались изо всех сил, чтобы не отстать от танцоров и не сбить их с ритма. Но сказка закончилась вместе с финальным аккордом, и Кира, раскрасневшаяся, часто дыша не столько от усталости, сколько от странного напряжения и возбуждения вскинула влажные глаза на Защитника. В стальных зрачках вовсю полыхал голубоватый огонь силы.

Мелькнула мысль: «Здесь полумрак, ребята это тоже видят?!»

Тин Хорвейг явно подумал также и, хрипло выдохнув, опустил на пару мгновений веки, а когда снова открыл глаза, зрачки стали нормальными. Издав короткий смешок, пояснил:

– Этот танец называется лиардара. Надеюсь, тебе понравилось?

Он долгое мгновение смотрел на невольно приоткрывшиеся губы охотницы, но, едва ли не оттолкнув ее в сторону, не говоря ни слова, направился широкими шагами к выходу. Оставшись одна посреди величественного и мрачного зала, Кира особенно остро ощутила одиночество. Она стояла, пытаясь побороть разочарование, прожигающее внутри дыру.

2.

Пасита тин Хорвейг, как мог, спешил в дом, куда переехал из своей наставнической кельи: гостиная на первом этаже, несколько спален на втором, молчаливая приходящая служанка средних лет. Здесь было намного удобнее и уютнее, чем в Северной башне.

«А главное, достаточно далеко от девчонки».

Перед внутренним взором Защитника до сих пор стояли приоткрытый рот, блеснувший влагой язык, когда Кира облизнула пересохшие губы. А запах волос и ощущение упругого тела в руках, казались настолько реальными, что достаточно было закрыть глаза, чтобы почудилось будто она все еще рядом.

«Кольцо не кольцо, сила не сила… Хоть медитируй, хоть нет! Что такое, сартог дери, со мной творится?!»

Сорваться на бег не позволило лишь чувство собственного достоинства, да привычка поддерживать образ ублюдка, которому все нипочем. Мороз и ледяной ветер, сбивавший свежевыпавший снег в сугробы у стен зданий, помогли остыть и окончательно потушить свет, то и дело вспыхивающий в глубине зрачков.

Дом, как обычно, встретил тишиной, задернутыми шторами в окнах, теплом, запахом свежей древесины и полумраком. Пасита затворил за собой дверь и прислонился к ней спиной, переводя дух.

– Господин, позволь снять сапоги, – раздался тихий, едва ли не вкрадчивый, шепот.

Гибкая фигурка в сером корсете – точь-в-точь, таком же, как носила Киррана, изящно склонилась к его ногам. Тин Хорвейг коснулся гладких волос, пропустил их сквозь пальцы. Потянулся, нащупывая ошейник. Дождавшись, пока его освободят от обуви, показал взглядом, чего желает. Эта игра приносила некоторое облегчение, и каждый раз Защитник стремился поскорее убежать от Киры настоящей, чтобы претворить в жизнь все свои фантазии с Кирой, которую выкупил в том самом борделе и тайком протащил в Орден.

Девчонка была не то что не против, а скорее счастлива безмерно. Она не задавала лишних вопросов и хорошо знала свое дело. Ко всему тин Хорвейг пообещал, что отпустит ее по первому желанию, но прошло две седмицы, а та так ни разу и не попросилась на волю. Пока Паситу все устраивало, и единственное в чем он себе отказывал – это совместный сон. Та тоже не настаивала и тихой тенью выскальзывала из спальни, как только чувствовала, что хозяин потерял к ней интерес.

Вот и на этот раз, откинувшись на черных простынях, Защитник мрачно уставился в никуда, держа в руках свечу. Задумавшись, принялся водить над огнем ладонью. Очнулся тин Хорвейг, когда запахло паленым. Грязно выругавшись, отдернул руку, расплескав воск себе на живот. Затушил огонек пальцами, и вместо того чтобы отшвырнуть в сторону, аккуратно поставил на столик подле кровати. Несмотря на умелые ласки шлюхи, настроение все равно было паршивым.

«Боги! Я схожу с ума. Как мне выдержать еще целый год? Или два? Может, стоит попроситься обратно в Орешки?»

Сейчас эта мысль уже не казалась глупой.

***

Погода совсем испортилась, ветер свистел промеж зданий, кусал за щеки, забираясь под одежду, и бросал в лицо мелкие колючие снежинки. Вдохнув полной грудью свежий, напоенный влагой воздух, Кира зябко поежилась, наблюдая, как спина Тин Хорвейга скрывается за углом – Защитник направлялся в противоположную от Северной башни сторону.

Завывая, метель, казалось, бушевала не только снаружи, но и внутри, заставляя закаленную и оберегаемую силой охотницу особенно ярко чувствовать холод.

«Во всем виновата усталость, – решила она. – На меня давит ответственность, не дает расслабиться. И потому же кошмары снятся».

Незримый груз пригибал непомерной тяжестью. Кира даже не могла радоваться, что удостоена такой чести.

«Бал во дворце! Могла ли я раньше мечтать? Не мечтала. А теперь, и подавно, бы отказалась».

Она так и не поняла, на кой ляд понадобилась Великому Князю, а Настоятель и остальные не удосужились объяснить, ссылаясь на то, что если Государь возжелает, сам все и расскажет, или отдаст кому такой приказ. Кира невольно подозревала худшее.

«Ох и неспроста дед завел тот разговор о моем сердце… Уж не назначил ли Богомил самолично новоиспеченной Защитнице жениха?»

Мысль, хоть и надуманная, все равно вызвала волну возмущения. Кира разозлилась. Может, в этом и кроется причина одолевшей ее тоски? Махаррон своими разговорами только растревожил! Отвлек от учебы ненужными думками. Тут же сама собой всплыла обида на Крэга, все же оставившая в душе след.

«А ведь я, кажется, почти влюбилась… А получается во всем виновата сила. Это из-за нее нас тянуло друг к другу. Боги! За что вы наказали меня проклятым даром?! Как же теперь понять, где настоящее чувство? Как не спутать любовь, с чем-то иным, если все же со мной она приключится? Выходит, я даже себе не смогу доверять?!»

Охотницу тревожило, что, несмотря на поцелуй у конюшен, про Крэга она и не вспоминала, а мысли сами по себе то и дело возвращались к Пасите, заставляя испытывать смятение.

«Я не простила тин Хорвейгу его прегрешения, но во время танца словно обо всем забыла, желая, чтобы он не заканчивался…»

От осознания горло сдавило обручем, да так, что и дышать получилось не сразу. Захотелось сжаться в комок или завыть на луну, которая едва просвечивала сквозь затянувшие темное небо облака.

«Нет, так не пойдет! Мне нужны ответы. И чем скорее, тем лучше!»

Ребята все еще топтались поблизости дожидаясь. Позвали:

– Киррана, идем?

– На что вы ставили? – огорошила их вопросом охотница.

Курсанты переглянулись, но запираться не стали:

– Поцелует тебя сегодня тин Хорвейг или нет.

– И долго ли ты вытерпишь, прежде чем ударить? – рассмеявшись добавил Всемил, который, как оказалось, не только отлично разбирался в теории потоков, но и музицировал.

Кира не сдержала мимолетной улыбки.

«Кто-то сегодня бы крупно проигрался…»

– С чего, вообще, решили спорить? Или больше нечем заняться?

– Кира, ублю… кхм

Парень, быстро оглядевшись по сторонам, исправился:

– Тин Хорвейга таким еще никто не видел. Он напоминает бродячего пса, даже будто похудел. Мне… Нам всем кажется, он в тебя влюбился.

– Всем это…

Кира вопросительно наклонила голову.

– Большинству курсантов, – припечатал Всемил.

– Боюсь, ко мне у него интерес иного рода, – скептично хмыкнула Кира, стараясь не краснеть.

– А тебе-то он разве не нравится? – спросил тин Шорр. – А то мы никак не можем определиться.

Курсант так красноречиво наморщил лоб и почесал в затылке, что, глядя на него, Кира даже прыснула, на миг забыв о бушующей в душе метели, и неопределенно покачала головой, подумав: «Вот и я не могу…»

Но ответила иное:

– Какое это имеет значение? Всеми нами движет сила.

– Не думаю, что ты права, – Всемил, скептично поджал губы, остальные согласно закивали. – Никакая сила не заставила бы Паситу так изводиться из-за кого бы то ни было.

– А, знаете, что? – выдала охотница неожиданно даже для самой себя, мгновенно и окончательно приняв сумасбродное решение. – Не ждите. Пожалуй, я прогуляюсь до конюшен.

– В конюшни? Ночью?! Мы тебя проводим!

Решимости курсантам было не занимать. Кира чуть наклонила голову и криво усмехнулась, припомнив «Большую Охоту». Вслух даже говорить ничего не пришлось, все и так все поняли

– Ну-да, ну-да. Куда уж нам… – немного обиженно протянули наперебой парни.

– Ребята, пустое. Мне просто нужно побыть одной и подумать. Да и, вообще, мы же в Ордене! Что здесь может случиться?

– Не опоздай. В полночь двери башни запрут, – напомнил Всемил.

Пожелав доброй ночи, курсанты направились восвояси.

«И снова как в сказке, я должна успеть до полуночи, иначе платье принцессы превратится в охотничий наряд… Вот только вернусь ли я ночевать?»

От этой стыдной мысли краска бросилась к щекам, но, боясь передумать, Кира пошла быстрее, а затем и вовсе сорвалась на бег, как только решила, что парни ее не видят. Снег полностью укрыл каменные плиты, стало светлее и холоднее. Отчетливые поначалу следы, уже почти замело. На развилке, охотница свернула вовсе не к конюшням, а на маленькую улочку, образованную несколькими рядами аккуратных домиков – здесь жили в основном Хранители Знаний со своими семьями, но и некоторые Защитники постарше, из тех, кто обитал в Ордене.

Она почти успела, издалека увидев, как Пасита отворил дверь второго по счету дома и вошел. Кира на миг ошалела, едва не оглохнув от собственного безрассудства. Даже остановилась в нерешительности.

«Да что он мне сделает, в конце-то концов? Разве что опять поцелует?»

От этой мысли внутри предательски-радостно трепыхнулось. Но вот ответит ли на прямой вопрос? Будет ли честен? Знает ли ответ? Курсанты своей уверенностью внушили ей надежду.

«А, может, и правда, не только в силе дело?»

Размышляя, Кира не заметила, как оказалась перед той же самой дверью. Даже подняла руку, чтобы постучаться. Сердце забухало в груди, так и норовя выпрыгнуть наружу. Во рту стало сухо-сухо, будто язык превратился в деревяшку.

«Я так не переживала, даже когда на кабана самовольно сходила. И даже потом, когда об этом узнал Каррон…»

И все же рука так и не коснулась двери. В окне рядом что-то блеснуло, и, воровато оглянувшись по сторонам, охотница осторожно приникла к стеклу. Через щелку между неплотно задернутыми занавесками хорошо было видно склонившуюся перед Защитником женскую фигурку. Рука Паситы по-хозяйски легла девке на голову, направляя, и Кира, отшатнувшись, развернулась и понеслась обратно.

Ругая себя за то, что полезла, куда не следовало, охотница едва терпела рвущее грудь разочарование.

«Ну как? Получила ответы? Пасита тин Хорвейг влюбился?! Как же! Ему незнакома любовь! – ветер и метель мгновенно заметали следы, точно добрые союзники: – И хорошо! Теперь никто не узнает, что я здесь была, – слезы все же пролились, обжигая щеки: – Нет, это не мой путь! Нечего больше выдумывать! Я теперь Защитница, а значит про любовь лучше забыть. Видно, для меня ее Киалана не отмеряла».

Остановилась Кира лишь у храма богини. Отдышавшись, вознесла короткую мольбу, попросив укрепить дух, помочь справиться с душевными терзаниями, научить не питать ложных надежд. Дальше пошла медленнее, часы на башне показывали без четверти полночь. Киррана горько улыбнулась, сквозь слезы.

«Я не сиротка из сказки, я – успела…»

***

Поодаль от стойбища сартоги соорудили большой помост, на котором разбили шатер. Рядом толпилось несметное множество народу. Шаман в звериной маске протопал по скрипучим доскам и, окинув собравшихся мутным взглядом, ударил в бубен. Морозный воздух разрезала гортанная, застрявшая на одной тоскливой ноте песня-заклинание. Стремительно темнело. Здесь и там запалили высокие костры, несколько образовали неровное кольцо вокруг помоста. Отблески пламени зловеще заиграли на узкоглазых, плоских, выдубленных степными ветрами лицах.

Тональность песни изменилась, и, будто повинуясь сигналу, народ расступился. По образовавшемуся проходу в неторопливый забег пустились пары: каждый богато одетый и вооруженный ритуальным клинком воин волок мужчину, обнаженного до пояса и босого, несмотря на лютый холод. Пленников вели к помосту, накинув на шеи короткие веревочные удавки. Те, покорные, словно опоенные дурман-травой, совсем не сопротивлялись, лишь таращили глаза, да старались вовремя перебирать ногами. Пары поднимались на помост. Воины, гулко топая праздничными сапогами, сменившими повседневные войлочные чуни. Пленники – оскальзываясь босыми пятками на занозистом дереве.

Пары выстроились в две линии, разделившись поровну. Тридцать жертв, склонив головы, ожидали своей участи.

Высокий и остроконечный шатер, богато украшенный золотом и мехами, неожиданно раскрылся цветком, заставив толпу слиться в едином выдохе. На его месте осталась стоять девушка, совсем юная на первый взгляд, и совершенно обнаженная. По ее спокойному лицу нельзя было понять, какие эмоции она испытывает, чувствуя на себе взгляды тысяч глаз и порывы ледяного ветра, жалящие тело. Кожа цвета слоновой кости даже издали казалась нежной. Черные как крылья ночи волосы спускались до самых пят и шлейфом ложились на пол. Небольшие грудки дерзко торчали темными ореолами сосков. Огромные, раскосые глаза блестели чернотой, отражая пламя.