Черная метка в паспорте

Знакомый красный автомобиль стоял на другом конце парковки, дверца водительского места распахнута, оттуда и доносилась мелодия. В приглушенном свете Лев увидел со своего места открытую дверь, белую, бессильно обмякшую руку на бежевой коже сиденья и знакомый черный ежик волос над спинкой. Он ринулся петлять между машинами к Наде, которая не реагировала на его голос. Телефон надрывался в салоне, а она даже не шевелилась, рука безжизненно висела вдоль кромки кресла. Опер на ходу скинул вызов, телефон в машине замолк, и он успел набрать три цифры – «скорая». Поднял взгляд от экрана, почувствовав движение за спиной. Как вдруг все вокруг накрыло черной пеленой, от которой слабые ноги подкосились, соскользнули в сторону. Лев взмахнул рукой, пытаясь удержаться на ногах, но ладонь мазнула по холодному боку машины, а потом ударилась об асфальт без сил. Почти бесшумно Гуров накренился на капот и тут же без сознания рухнул прямо под колеса автомобиля.

Глава 3

Льву снилось, что комнате для допросов не хватает воздуха и он мечется в темноте, пытаясь найти окно и сделать глоток. А пальцы беспомощно хватают пустоту, глаза ослепляет улыбка-оскал Афанасьева за зеркальной перегородкой. Грудь больно сдавило от желания вдохнуть так, что по лицу потек пот ледяными ручьями.

От холода Лев Гуров открыл глаза и закашлялся водой, попавшей в рот. Голова еще не успела сообразить, как тело начало действовать – задергалось в судорогах паники. Он в тонущей машине, вода заливает салон, с каждой секундой поднимаясь все выше и выше! Опер дернулся, чтобы открыть дверцу, и тут же понял, что его руки связаны за спиной тугим узлом веревки. От порывистого движения голова ушла под воду, он выгнулся, чтобы успеть схватить последний глоток воздуха, и глухая, холодная толща окутала оперативника со всех сторон. Лев почувствовал под спиной что-то твердое, изогнулся и ударил связанными ногами по заднему стеклу салона. Еще удар! Еще! Над пассажирскими сиденьями прямоугольник стекла разошелся трещинами. Удар! Осколки выбитого окна резанули ноги, алые облака разошлись по воде, и он ринулся следом за ними – вверх, к светлому пятну над головой. Толчок плечами, рывок! Быстрее, еще быстрее, последние секунды воздуха в легких. Гуров вытянул шею, сделал спасительный вдох, выскочив на секунду из-под воды, и снова ушел на глубину. Под ногами медленно исчезал в темноте корпус красной машины с распахнутыми дверцами. Лев подождал, пока тело опустится к массивному предмету, и снова оттолкнулся что было сил от широкой площадки багажника. Второй раз светлое пятно перед глазами, черный слой воды – и спасительный вдох!

Гуров больно ударился головой обо что-то круглое, вывернулся, чтобы плечом придать направление связанному телу, вытянул шею и лицо вперед. Клац! Зубы ухватили веревку, привязанную к бакену, рядом с которым у него получилось вынырнуть. Теперь оперативник висел, как пойманная рыба на крючке, на веревке, в темноте, без возможности плыть. Но теперь у него хотя бы получалось делать короткие вдохи, когда волна поднимала веревку и бакен вместе с ним над поверхностью. Сколько так прошло времени в смертельных волнах водоема, Лев не понимал, он сбился со счета. Он сосредоточился на веревке и дыхании. Тело совсем онемело, челюсть сводило судорогой, и все же он старался ни на секунду не отключаться. Сначала активно крутил ступнями и ладонями в попытках вытянуть их из тугих веревочных пут. Но, когда чуть не соскользнул со спасительного троса из-за неловкого движения, то сразу прекратил попытки освободиться. Лишь разрешал себе закрывать глаза на несколько секунд, когда очередной холодный всплеск ударял по лицу, будто хлесткая пощечина.

Ему казалось, что время почти не движется. Краем сознания отметил, что воздух вокруг посветлел – близится рассвет, и его шансы на спасение повышаются. И все же ледяная вода сдавливала, как тугая сеть, останавливая работу мозга. Несколько часов борьбы со смертью так вымотали опера, что когда случайный рыбак с удивленным возгласом затащил невероятную находку у бакена в утлую резиновую лодчонку и накрыл сверху ветошью, то Гуров не ощутил почти ничего. Мозг спокойно отметил – жив, спасся и наконец позволил телу обмякнуть на дне лодки. Рыбак что-то спрашивал, удивленно охал над чудесным спасением. В ответ Лев только все сильнее стучал зубами от накрывающих его волн сильной дрожи. Сил говорить или шевелиться не осталось. Перерезанные рыбацким стареньким ножом веревки Гуров сдавил трясущейся рукой и прижал к себе – улика, единственное вещественное доказательство попытки его убить. И она ему пригодится, ведь придется объяснять, как он оказался в тонущей машине и не спас ее владелицу – важную свидетельницу Надежду Хвалову.

Через полчаса на дне рыбацкой лодки суетились люди: врач спрашивал опера о чем-то, аккуратно пытаясь разжать руки, чтобы ввести иглу от капельницы. Но тот лишь сильнее скручивался от бесконечных судорог по всему телу и прижимал единственное доказательство ночного преступления еще крепче. Наконец, закапала в системе прозрачная жидкость, внутренности машины «Скорой помощи» закачались в такт дорожным ухабам. Тогда Лев почувствовал, что на смену болезненной режущей стянутости во всем теле приходит тепло, разливается по мышцам и коже мягким одеялом, веки наливаются будто свинцом, плавно опускаются вниз.

Он на секунду выдохнул, разжал пальцы. Как вдруг вскочил от толчка изнутри. Лев очнулся и схватил руками пустоту в воздухе – веревки пропали! Его пружинистый маневр на кровати остановил мягкий толчок ладонью. Женщина в белом халате укоризненно сказала:

– Вот видите, скачет и скачет. Веревку эту требует все. Как вашего сотрудника успокоить? Ему нужно восстановление после переохлаждения, а он мечется. Капельницы еще сутки будут ставить, доктор вообще хотел его в реанимационное отделение отправить после десяти часов в реке.

Знакомый басок генерала Орлова успокоил медсестру:

– Не переживайте, я пригляжу, чтобы не метался. У нас работа такая, долг всегда зовет.

Гуров просипел в сторону силуэта, что чернел напротив залитого ярким светом окна:

– Петр Николаевич, веревка! У меня в руках была веревка, это вещдок важный!

Начальник сделал несколько шагов и приобрел привычные очертания:

– Тише, Лев Иванович, на месте твоя веревка. Вещи все твои при тебе, даже одежда постирана и высушена. В тумбочку все санитарка сложила. А ты говори поменьше, тебе врачи велят поберечься. В себя как придешь, так все в подробностях расскажешь.

Опер отчаянно замотал головой:

– Я должен был встретиться со свидетельницей важной, но меня кто-то подкараулил и оглушил. Потом была машина и река. Женщину в ней, Надежду Хвалову, нашли? Она тоже была в автомобиле, лежала без сознания!

Голос генерала Орлова стал строже:

– Полковник Гуров, приказываю напрягаться как можно меньше. Говорить буду сейчас я. Просьба моя, аккуратно собрать информацию по делу, не выполнена. Вместо этого уже через сутки мне сообщают о том, что командированный сотрудник обнаружен при странных обстоятельствах в тяжелом состоянии в реке.

Хотя тон у начальника был железным, Лев понимал, что тот на самом деле чеканит слова не от раздражения, а лишь из-за беспокойства о своем подчиненном. Да настолько, что сам лично приехал в Ростов, чтобы убедиться – с Гуровым все в порядке. И Петр Николаевич вдруг заговорил тише:

– Кому-то ты, Лев, на чужой земле перешел дорогу сразу. Это значит только одно: что нечисто с этим делом, хоть и стараются его местные представить как семейные разборки любителя жениться. Поэтому от тебя постарались избавиться сразу, – генерал помолчал, размышляя. Затем тяжело вздохнул. – Машину Хваловой нашли, над ней сейчас работают эксперты. Тело пока не обнаружили. Ты уверен, что женщина была в тонущей машине?

Лев кивнул в ответ, у него до сих пор перед глазами стояли распахнутые дверцы тонущей машины. Генерал продолжил:

– У Хваловой из родственников нет никого, кто мог бы написать заявление, чтобы придать официальный ход поискам. Только сын десятилетний, он пока во временном приюте, ищут бабушку или другую родню. Тебя допустить к дальнейшему расследованию, сам понимаешь, будет сложно из-за этого эпизода. Но я решил, по-другому сделаем, – тон у генерала стал еще тише. – Официально ты остаешься в Ростове на время больничного. Будешь лежать в стационаре, врачи будут отпускать, когда потребуется. Неделю даю, чтобы выяснить, что тут за двойная игра. Только нужен помощник надежный из местных, чтобы молчал о том, что ты вполне себе уже оправился. Есть кто-то на примете?

Гуров мысленно представил Павла Сладкевича. Конечно, топорный опер, не блистающий логическим мышлением, не совсем тот вариант, который хотелось бы видеть рядом, зато он не замутнен желанием каждое дело любыми способами прибавить к списку раскрытых. Он, как и сам Гуров, горит желанием узнать правду о преступнике, помочь пострадавшим. При правильном контроле старательный майор станет хорошей поддержкой. Собственно, больше и некому доверять, уж точно не Бережнюку, который только и думает об одном – как выполнить план по раскрытиям. Ему как раз московский гость как кость поперек горла. Гурова вдруг пронзила догадка: «Ведь Бережнюк раньше вел дело Афанасьева. Ведь если там множество нарушений, а может, и есть сговор с преступником о закрытии дела, то майор мог пойти на любой шаг, чтобы прикрыть свои нарушения. Недаром же он поставил на розыскные мероприятия Сладкевича, которого даже за опера толком не считает из-за травмы. В открытую ему говорит, что готов отправить на пенсию. Дело в отказные, майора в отставку из-за здоровья, тогда и претензии о плохой работе предъявить будет особо некому». Он хотел уже было озвучить все мысли вслух, но горло выдало вместо слов натужное сипение. Его связки после нескольких часов в воде отказывались действовать. Генерал с досадой взмахнул рукой:

– Так, приказываю о работе на сутки забыть. Приходи в себя, Марии я сообщу аккуратно, что командировка у тебя продлена, пока на связь выходить не сможешь. Действуй по силам, Лев, – генерал помолчал и предложил: – Если хочешь отказаться, только дай знать.

Хотя по лицу своего подчиненного видел – тот не откажется от затеи докопаться до истины. Орлов засуетился возле тумбочки:

– Вещи твои из гостиницы привез сюда. Ты даже и чемодан, смотрю, не успел распаковать. Вода, витамины на тумбочке, с врачом сейчас переговорю лечащим. Телефон привез новый, сим-карту тоже пришлось новую поставить. Твой аппарат пропал, утонул вместо тебя.

Лев вдруг слабо улыбнулся: как же хлопочет вокруг него грозный генерал, скрывая свое беспокойство! Он нашел в себе силы прошептать:

– Спасибо.

После ухода Орлова Гуров снова задремал. По-прежнему во сне опять его кружила вода. Она была под ногами, утягивала чернотой вниз, где уже беспомощно, раскинув двери, словно крылья, уходил все глубже и глубже красный силуэт машины Хваловой. Вокруг силуэта кружились белые женские тела.

Сквозь дремоту словно током ударило: он здесь разлеживается вместо того, чтобы искать убийцу Хваловой. Пацан остался сиротой без матери, и все, что Гуров может сейчас – это найти преступника, который так хладнокровно расправился с молодой женщиной. Девчонка была настоящим бойцом: прошла онкологию, пережила предательство любимого мужчины и подруги, а потом еще и добилась успеха, помогала другим совершенно бескорыстно. Ради нее он теперь и должен встать сейчас же, найти в себе силы и заняться тем, что умеет делать отлично – отыскать убийцу Нади и других женщин. А ведь и впрямь, теперь можно предположить со значительной степенью уверенности, что пропавшие женщины – мертвы.

Лев со стоном поднялся с кровати. Его тело отозвалось ломотой в измученных мышцах, конечности с трудом слушались своего хозяина. Держась одной рукой за край, он растормошил сумку и принялся натягивать свою одежду взамен больничной пижамы. В дверь кто-то робко стукнул, опер откликнулся:

– Минуту! – задвинул разбросанные вещи под кровать, улегся, накинул сверху одеяло. После короткой нагрузки его опять начало сотрясать от лихорадки, по лицу пополз холодный пот крупными каплями, а тело зашлось в непроизвольных судорогах.

Из-за двери просунулась голова с торчащими сосульками грязных волос. Смурной, с тяжелыми мешками под глазами, будто провел ночь без сна, с посеревшей кожей, Сладкевич замер в приоткрытой щели:

– Здравствуйте, господин полковник, – весь вид его напоминал провинившегося пса, который пришел просить прощения.

– Паша, мы же договорились без церемоний, – прохрипел с трудом Гуров и махнул рукой визитеру: – Заходи.

Павел сделал шаг, потом второй и неуверенно затоптался на расстоянии, сжимая в руках пакет с соком:

– Вот, принес. Сказали, вам восстанавливаться надо. Вы ведь чуть не утонули.

Сладкевич боком подошел к тумбочке, водрузил пакет и снова замер в нерешительности. На лице у него отражалось страдание, незадачливый опер вдруг решился и выпалил:

– Лев Иванович, то есть господин полковник, то есть Лев. Простите, что я вас одного оставил, это я виноват, что вы чуть не погибли. Вы ведь ни города не знаете, даже с делом толком не ознакомились. Я не должен был вас оставлять одного, вместе надо было ехать на встречу с Хваловой. Правильно мне Бережнюк говорит, что я нюх оперской потерял. – Дрожащей рукой Павел вытащил измятый лист из нагрудного кармана куртки. – Вот, рапорт написал, уходить из органов буду.

Он резко отвернулся в сторону, шагнул к окну и вцепился в подоконник, опустив подбородок к груди. Сотрудник уголовного розыска старался скрыть разрывающую изнутри досаду и отчаяние, хотя Гуров видел по поникшим плечам – мужчина совсем поник духом. Сладкевич глухо признался:

– Я ведь ничего больше не умею, только преступников ловить. В розыске всю жизнь. Сначала участковым, потом на юрфаке отучился на вечернем вместе с Бережнюком, и поперли землю топтать. Он вон выбился наверх, а я… После этой травмы все наперекосяк пошло, жена ушла и дочку забрала. С Толей раньше приятелями были, а теперь он спит и видит, как меня из отдела турнуть. Никому инвалид не нужен, вы первый, кто во мне опера увидел, профессионала, вместе дело распутывать начали. А я подвел… Под смерть подставил.

Гуров прохрипел:

– Садись.

Удивленный Павел отвернулся, глаза у него были красными от подступающих слез. Лев с трудом выдавил:

– Ты не виноват. Мы продолжаем. Ты – ноги, я – голова, пока в больнице лежу. Докладывай по Рыковой.

Его деловой тон возымел действие, майор мгновенно пришел в себя. Он присел в кресло, вытянул из куртки блокнот и сверился с записями:

– Рыкову видели на заправке, потом на трассе. Была мелкая авария, на месте уже работал патруль ГИБДД. Все свидетели говорят одно и то же, она ехала в машине одна на средней скорости, не торопилась и не нервничала. В салоне эксперты так ничего не обнаружили. Биологических следов или признаков борьбы нет. Вообще не понятно, куда и зачем она ехала, почему посередине трассы на подъезде к населенному пункту вышла. На связь она так и не выходила, на вокзалах и остановках ее не видели. Афанасьев сейчас дома, сидит под домашним арестом, адвокат жалобу подал на меня. Так что там в отделе Бережнюк мечет, что я вас подвел, дело развалил, на скандал попал, – мужчина горько усмехнулся. – Хоть обратно в участковые иди, да не возьмут уже из-за руки. Исполнится мечта Бережнюка меня в вахтеры записать на проходной какого-нибудь заводишки.

Под долгим взглядом Гурова опер замолчал, остановив жалобы на свою несложившуюся жизнь. Лев прошептал новому напарнику:

– По Надежде Хваловой нужно проверку провести, она важная свидетельница, была подругой Рыковой и владела всей информацией. Пройди по ее маршруту вчерашнему, где была и что делала. Ты опытный розыскник, знаешь, что искать.

Сладкевич кивал головой, делая пометки. Уточнил у напарника:

– По Афанасьеву что с допросом решаем? После исчезновения Хваловой есть повод его еще раз дернуть на допрос. Юрист, правда, снова закатит скандал, но пускай строчит свои жалобы, мне не привыкать.

– Афанасьева вчера под домашний арест отправили? – уточнил Гуров. Сладкевич закивал:

– Да, вчера, практически сразу после нашей беседы. Полагаете, не он?

– Не знаю, – вздохнул Гуров. – Мог и успеть, я совсем поздно вечером на стоянке у дома Хваловой был.

– Так что с допросом-то?

Гуров задумчиво покачал головой – пока рано говорить о допросе, голос еще не восстановился, а безмолвным наблюдателем ему быть не хотелось. Да и после исчезновения Надежды необходимо было сосредоточиться и понять, действительно ли Афанасьев похищает женщин и зачем ему это нужно. В конце концов, уголовного преступления в его многочисленных браках-разводах нет. А похищение бывших жен – уже уголовщина и грозит нехилым сроком. Проще уже готовую версию проверить во время беседы с подозреваемым, задавая заранее продуманные вопросы.

Павел поднялся с блокнотом в здоровой руке:

– Ну, я тогда пойду? Вечером зайду и доложу вам, что удалось узнать. Принести что-то надо?

Гуров отрицательно качнул головой, захрипел:

– Позвони, закрыта будет больница для посетителей.

Опер лишь отмахнулся:

– Для обычных посетителей да, а корочки любые двери откроют. Вдруг что-то понадобится, вы звоните, не стесняйтесь.

Лев снова отказался. Спросил, осененный внезапной догадкой, с трудом владея голосом:

– Постой. В окрестностях того места, где Рыкова обнаружена, водоемы есть?

– Выясню, – кивнул Сладкевич. – Полагаете, что…

Гуров молча пожал плечами. Он дождался ухода опера и снова начал выкарабкиваться из кровати. Несколько шагов на дрожащих ногах – и вот перед ним коридор, окрашенный в унылый зеленый цвет. Вдоль палат на стульчиках расположились пациенты, ведущие тихие разговоры, санитарка с грохотом везла тележку с полными тарелками, обозначая время обеда. Больные начали расходиться по палатам, предвкушая приятный перерыв, только один Лев Иванович упорно брел медленными шагами по коридору, останавливаясь для передышки перед каждой дверью. Наконец нашлась нужная табличка «сестринская», откуда на его настойчивый стук высунулась коротко стриженная женщина с сонным лицом:

– Что шумим? Обратно в палату, кушаем и на сончас. Вечером врач осмотрит и разрешит вставать.

Голос за спиной остановил ее материнские интонации:

– Любовь Васильевна, я сам разберусь. Возвращайтесь к себе.

Медсестра цокнула и демонстративно закрыла дверь перед носом пациента. Высокий молодой парень в новехонькой форме коротко кивнул оперу:

– Ваш начальник уже ко мне заходил, обсудили с ним ситуацию. Что-то беспокоит вас сейчас?

Лев кивнул и указал на горло, с трудом прохрипел:

– Мне нужен голос.

Доктор усмехнулся, показал на соседнюю дверь:

– Проходите, сейчас вернем вам дар речи.

В процедурной он покопался в застекленных шкафах, откуда выудил маленький спрей.

– Открываем рот.

Струя со специфическим лекарственным ароматом ударила по небу, стекла вниз. Парень протянул лекарство:

– Минут через пятнадцать подействует, воду пейте, теплую, маленькими глотками. Каждые три часа повторяйте процедуру самостоятельно.

– Спасибо, – слова выходили уже легче из саднящего горла.

Врач вдруг улыбнулся заговорщически:

– Персонал я проинструктирую, чтобы не приставали к вам, в палате располагайтесь, как удобно. Меня предупредили, что вы можете отлучаться на важные задания. Сейчас кое-что покажу, – он торопливо подскочил и заспешил в коридор, а потом вниз по лестнице.

Ослабевший Лев едва поспевал за ним на еще плохо действующих ногах. Ступени уперлись в черную ободранную дверь, парень приоткрыл ее так, что пахнуло свежим уличным воздухом:

– Смотрите, это черный вход для персонала. Здесь всегда открыто, даже ночью. Мы бегаем в магазин или подышать. Пользуйтесь, чтобы не пробираться через охрану на центральном входе.

Лев поблагодарил своего неожиданного помощника, сделал шаг наружу, вдохнул теплый воздух и вдруг понял – ему незачем возвращаться назад. Телефон у него с собой, данные пропавших девушек в памяти, а привычный блокнот с записями утонул в реке, когда опер несколько часов боролся со смертью. Он покопался в настройках нового аппарата, скачал навигатор и забил адрес первой пострадавшей.

Впереди его ждало расследование, неофициальное, трудное, и от этого вдвойне интересное. Обычно оперативник действовал в рамках уголовного дела, оглядываясь на сроки либо распоряжения генерала Орлова. А сейчас ему дали карт-бланш. Можно направлять свою энергию, куда он считает нужным.

Первым адресом, где побывал оперативник, была квартира Софии Дубровкиной, одной из пострадавших от манипуляций Афанасьева женщин. Это был огромный трехэтажный дом, стоявший в окружении из живой изгороди прямо на одной из тихих улочек города. Стоило сделать несколько шагов, как шумный центр вдруг стих, вокруг засияла густая зелень из-за высокой железной ограды, панорамные стекла второго этажа заиграли солнечными зайчиками. Оперативник было уже занес руку, чтобы позвонить в домофон, как невысокая полноватая женщина появилась на дорожке:

– Здравствуйте, не надо звонить. Звук все равно отключен, дети спят. Что вы хотели?

Он показал удостоверение и пояснил:

– Я по поводу Софии Дубровкиной.

Мягкое лицо вдруг исказилось от раздраженной гримасы:

– Нашлась! Ну я же говорила, прибежит, куда она денется. Натаскается, жрать захочет и приползет на брюхе, как всегда.

Опер на секунду растерялся от злых слов, но тут же уточнил:

– Извините, могу войти и переговорить с вами? Вы родственница?

Женщина раздраженно хмыкнула:

– Я – мачеха Сонькина. Войти нельзя, присылайте повестку или чего там у вас положено. Официальный разговор в РОВД как будет, так и поговорим.

– Подождите. София не нашлась, потому что ее никто не ищет. – Гуров остановил собеседницу, которая уже сделала шаг назад к дому. – Мы не можем прислать повестку, ведь вы не подавали заявление о ее пропаже. Органы не могут заниматься ее розыском официально, если нет заявления о пропаже от родственников. Почему вы не сообщили, что она исчезла? Давно это произошло?

Мачеха Дубровкиной усмехнулась и вдруг поспешно затараторила, поглядывая на сонную тихую веранду, рядом с которой были разбросаны игрушки:

– Да кому она нужна, пропала, так отцу только легче – некому до инфаркта доводить. Она его в прошлом году уже чуть со свету не сжила, когда замуж за этого прохиндея Афанасьева выскочила через два дня знакомства. Умудрилась на него свою квартиру переписать, назанимала по всему городу этому Сереже в карман, а он ей морду расквасил и сбежал через неделю. Как и все ее женишки. Я бы на ее месте заяву накатала на избиение, а та – нет, стыдно ей, понимаете ли. Соньку отец с детства избаловал. Он всегда ей потакал, жалел, что она без матери росла. Теперь Сонька творит, что хочет. Подбирает всякую шваль себе в дружки, они ей то ребенка заделают, то машину разобьют, то к бутылке ее приучат. А нам с отцом ее все разгребать. Детей Сонькиных растим, отец деньги вбухивает на все ее прихоти. Да даже денег мне не жалко, он заработал хорошо, всю жизнь старается для семьи, раньше депутатом был. Только немолодой уже, волнуется, переживает после каждой истории с дочерью. А я молюсь, чтобы она из очередного своего загула не вернулась никогда, понятно? Вот и не пишем заявление, не нужна она здесь. Отец думает, что она снова к подружкам в Москву подалась гулять. Пускай так и думает, у него есть о ком заботиться, вон, трое внуков подрастают, хоть бы в мать не пошли непутевую. Так что присылайте повестку – придем, а нет – так Соньку не ищите. У нее как деньги закончатся, так сама прибежит. Сто раз приходила и сто первый придет, дрянь распутная. Ей от семьи только деньги нужны на пьянки да тряпки.

Гуров попытался надавить на совесть пожилой женщины:

– А если ее похитили, если ей нужна помощь? Без заявления мы не сможем помочь.

Та, чутко прислушиваясь к звукам на веранде, отмахнулась от него:

– Бог поможет, мы уже напомогались. Я полжизни с ней провозилась, хоть и не родная. Отец миллионы ввалил, а она только пить да гулять научилась. Не вышло ничего хорошего из девки. Нам страданья одни от нее. Так что вы не тревожьте нас, прошу по-хорошему. Не будет никаких заявлений, она еще две недели назад с отцом поругалась и умотала куда-то. Куда – не знаем, подружек ее, шалав, тоже не знаем. Она часто на месяцок-другой пропадает, нам только легче. Детям на вечно пьяную мать не смотреть, а мне за ней бутылки не собирать по всему дому. Пропала – и ладно, никто не заплачет. Не лезьте, не доводите отца до инфаркта. Пускай думает, что загуляла его дочка, как обычно.

В глубине кто-то тонко захныкал, и хозяйка дома бросилась по дорожке к внуку, оставив растерянного опера у закрытых ворот. Гуров совсем не ожидал, что среди потерпевших женщин окажется такой экземпляр. Неизвестно, где искать Дубровкину, у которой даже родственники рады ее исчезновению. Может быть, и правда девушка просто загуляла, как она делала несколько раз, а он потратит время на расспросы и поиски. Хотя есть еще и другие пропавшие: Рыкова и Заицкая, бывшая подруга Надежды. Именно их исчезновение подтвердила Надежда Хвалова, она была точно уверена, что женщины пропали не случайно. Маршрут Рыковой проверил его помощник, значит, ему остается встретиться и поговорить с родственниками пропавших.