bannerbanner
Психологическое консультирование в культурном и духовном контексте клиента
Психологическое консультирование в культурном и духовном контексте клиента

Полная версия

Психологическое консультирование в культурном и духовном контексте клиента

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 3

Роза Ганиева

Психологическое консультирование в культурном и духовном контексте клиента

Книга печатается по решению Ученого совета Ингушского научно-исследовательского института гуманитарных наук им. Ч. Э. Ахриева


Рецензенты:

Хребина Светлана Владимировна – доктор психологических наук, профессор, заведующая кафедрой психологии личности и профессиональной деятельности ФГБОУ ВО «Пятигорский государственный университет».

Павлова Ольга Сергеевна – кандидат педагогических наук, председатель

Правления Ассоциации психологической помощи мусульманам.

Агиева Лемка Тугановна – кандидат философских наук, ученый секретарь Ингушского научно-исследовательского института гуманитарных наук им. Ч. Э. Ахриева.

Благодарности

Я признательна всем тем, благодаря кому я не сбилась с пути и не оставила своих поисков, блуждая в изменчивых ландшафтах мира идей, которые в конце концов нашли воплощение на страницах этой книги. Однако, прежде всего, я хочу поблагодарить своих клиентов – тех, кто внес наибольший вклад в это исследование, тех, кто разделял со мной интерес к «присутствию» культурного и духовного в психологическом консультировании. Я хочу выразить особую благодарность тем клиентам, которые любезно позволили мне воспользоваться их историями при написании этой книги. Весь материал, представленный здесь, почерпнут из реальных случаев, однако личные данные клиентов, а также некоторые детали контекста терапии были изменены из соображений конфиденциальности.

Наряду с клиентами я также хочу выразить глубокую благодарность тем, кто щедро делился со мной этнографическим материалом: педагогу, писателю и общественному деятелю Исе Аюповичу Кодзоеву, вице-спикеру Народного Собрания Республики Ингушетия Руслану Хаджибикаровичу Парову, депутату Народного Собрания Республики Ингушетия Курейшу Хаджибикаровичу Цороеву, ведущему научному сотруднику отдела ингушского фольклора и литературы ИнгНИИ Марем Ахметовне Ялхароевой, ученому секретарю ИнгНИИ Лемке Тугановне Агиевой, кандидату юридических наук Мусе Алхастовичу Яндиеву, моему верному и преданному соратнику Тамиле Аламбековне Яндиевой. Я глубоко признательна заведующей кафедрой этнопсихологии МГППУ, председателю Ассоциации психологической помощи мусульманам Ольге Сергеевне Павловой, благодаря усилиям и таланту которой была подготовлена серия публикаций на страницах международного рецензируемого научного журнала «Минбар». Я благодарю своих коллег-психологов Валентину Михайловну Шереметьеву, Анатолия Витальевича Мирошниченко – за их терпение и поддержку на протяжении многих лет, которые потребовались для созревания и оформления в том или ином виде моих идей.

Я спешу выразить признательность директору Ингушского научно-исследовательского института гуманитарных наук им. Ч. Э. Ахриева профессору Нине Мустафаевне Барахоевой, благодаря которой создано поддерживающее и стимулирующее рабочее пространство, сделавшее интеллектуальную работу приятной; Николаю Юрьевичу Ванюкову за его искренний интерес в ответ на предварительное предложение по поводу публикации этой книги, а также Льву Сергеевичу Банакину, выпускающему редактору, без чьей открытости и гибкости этот проект никогда не был бы завершен.

Особая благодарность – моему дорогому брату Ахмеду Хаматхановичу Ганиеву, выпускнику старейшего в мире Университета Аль-Азхар, преподавателю Государственного культурного центра имени Заида в ОАЭ, переводчику и автору множества статей, за неоценимую помощь при подготовке духовной части этого проекта.

И наконец, я выражаю глубочайшую благодарность моим детям Райану и Мухаммаду за их понимание и поддержку даже во время многочисленных «украденных выходных», которые случались на разных этапах работы над текстом книги в процессе подготовки его к публикации.

Вступительное слово

Исследование отдельных случаев (case study) является довольно распространенным «жанром» в психотерапевтической практике и психологическом консультировании. Однако в теоретических трудах специалистов он встречается редко, очевидно потому, что подобного рода работам психологи приписывают весьма низкий научный статус.

«В последнее время, однако, появилось значительное количество методологических работ (FLYVBJERG, 2006; RAGIN, BECKER, 1992; STAKE, 2005; YIN, 2003), авторы которых обосновывают эвристичность и высокий научный потенциал case study, а также ставят вопросы о том, как можно улучшить качество исследований, основанных на анализе отдельных случаев, какие технические процедуры могут повысить достоверность и надежность результатов подобных исследований и т. п.»[1]

Исследования case study не позволяют делать статистические обобщения, однако они дают возможность работать с универсальными теоретическими знаниями. Так, Р. Стейк (STAKE, 2005) на материале исследования случаев выделил «естественные (naturalistic) обобщения», которые основаны на личном опыте человека, выводятся из его имплицитных знаний о мире и приводят к формированию тех или иных экспектаций. Подробное описание случая дает читателю информацию для такого типа естественных ожиданий, которые он формирует, задействуя мышление по аналогии.

С. Квале, изучая историю психологии, пришел к выводу, что именно обобщенное знание является результатом анализа отдельных случаев. Здесь, на наш взгляд, уместно вспомнить и работу З. Фрейда над индивидуальными случаями как составляющими общих знаний по психологии личности и психопатологии. Если же психоанализ для кого-то выглядит неубедительным, можно вспомнить, что «…экспериментальное исследование запоминания и забывания бессмысленных слогов Г. Эббингауза – тоже было исследованием одного случая – его самого. Исследование когнитивного развития детей Ж. Пиаже начиналось с экспериментов с его собственными детьми. Против частого использования больших выборок и статистики в психологии возражали радикальный бихевиорист Б. Ф. Скиннер и сторонник естественнонаучной „галилеевской“ психологии К. Левин. По мнению К. Левина, именно изучение индивидуальных случаев способно приводить к „усмотрению“ сущностей (ЛЕВИН, 1990)»[2].

Наша задача не заключается в том, чтобы подорвать ценность теоретических обобщений. Скорее, наоборот: это напоминание о том, что теоретические обобщения – далеко не единственный источник научного познания. Известный историк и методолог науки Томас Кун утверждал, что дисциплина без значительного количества тщательно проведенных исследований случаев – это дисциплина без систематического производства образцовых примеров, которая не может быть признана эффективной.

Преимущество case study заключается в том, что оно очень близко к реальной жизни и позволяет проверять предположения, практически взаимодействуя с феноменами. А реальность, как мы знаем, слишком настойчива, чтобы от нее можно было легко уклониться.

В зависимости от цели научной деятельности ученый может планировать различные типы анализа case study: иллюстративные случаи, поисковые (пилотажные) исследования, индуктивно-аналитические описательные и теоретические исследования, гипотетико-дедуктивные исследования случая.

«Для исследований случаев удобную схему предлагает Роберт Йин (YIN, 2003). Он выделяет пять основных компонентов исследовательского „дизайна“, ориентация на которые, на наш взгляд, может помочь исследователю планировать и иные, отличные от case study, типы исследовательской работы: 1) исследовательские вопросы; 2) предположения и гипотезы (если они есть), 3) единицы анализа (феномен, его конкретные стороны и аспекты), 4) формы логической связи данных с исследовательскими вопросами и предположениями, 5) критерии интерпретации результатов. Кроме того, в дополнение к этим пятибазовым компонентам, Р. Йин подчеркивает важность прояснения теоретической перспективы исследователя, определения целей исследования, обоснования стратегий отбора случаев и выбора методов и методик сбора данных, а также продумывания общей композиции итогового отчета»[3].

Анализ множества научных источников позволяет сделать исчерпывающий вывод: обобщения, полученные на основании изучения отдельных случаев, совершенно корректны. Более того, анализ индивидуальных случаев наряду с обобщающим форматом исследований вносит свой неоценимый вклад в развитие научного знания.

Выдающийся психолог Л. С. Выготский отмечал разрыв между двумя психологиями – «объясняющей» и «понимающей». И сегодня в профессиональном сообществе звучат различные мнения по поводу преодоления разорванности психологии и построения «единой» науки. И есть предположение о том, что эта разорванность своими корнями уходит в противостояние «аристотелевской» и «галилеевской» традиций. Первая методология тяготеет к описанию случаев, и было бы неправильно считать, что ее не интересуют обобщения, а вторая – к поиску общих закономерностей. Основная задача «аристотелевских» исследований – «не зафиксировать абстрактные регулярности, но сделать возможным плотное описание, обобщать не от одного случая к другому (across cases), но в рамках отдельных случаев (within cases)… сделать обобщенные выводы из небольшого количества плотно описанных фактов» [G.GEERZ, CIT. BY: DESSLER, 2003, P.23][4].

Исследования случаев можно использовать тогда, когда ученый ставит своей целью проверку гипотез или теоретических моделей, иными словами, в рамках методологии, направленной на поиск общих закономерностей. Весь вопрос лишь в том, как именно подбираются случаи и решению каких задач они служат. Одним словом, case study полезны и для последователей «понимающей» психологии, и для последователей «объясняющей» естественнонаучной дисциплины.

1. Мультикультурный подход в психологическом консультировании: этнорелигиозный аспект или «Папа, я тебя долго ждала!»

Введение

В 80-е годы ХХ века наряду с такими признанными психологическими школами, как психоанализ, бихевиоризм и гуманистическая психотерапия, стало активно развиваться мультикультурное консультирование. Основной спецификой мультикультурного консультирования и психотерапии является оказание психологической помощи клиенту с учетом особенностей его культуры. В процессе взаимодействия с клиентом терапевт приветствует и одобряет его связь с собственной культурой, поддерживает гордость реципиента своей этнической, религиозной и т. д. принадлежностью.

Консультируя в мультикультурном пространстве, психолог должен быть открыт и способен войти в мир своего клиента: только тогда он увидит разницу между своим собственным миром и миром человека, обратившегося за помощью, и только тогда он будет готов использовать культуру клиента как ресурс при оказании психологической помощи.

Культурно-специфическое консультирование учитывает различные аспекты культуры клиента – религиозную[5], этническую[6], расовую[7].

Анализ отечественной и зарубежной литературы показывает, что проявляемый психологами интерес к этническому, религиозному, гендерному, социальному факторам при консультировании связан с именем Карла Роджерса, автором клиент-центрированной терапии, который был уверен, что этнические ценности и религиозные убеждения, гендерные конструкты, социальные модели клиента являются прежде всего источниками его внутреннего ресурса [1].

Анализ исследований, фиксирующих семейную, этнокультурную, социальную и религиозную включенность терапевта в процесс взаимодействия с реципиентом, позволяет выделить различные контексты жизнедеятельности человека, в которых имеют место дискриминационные действия, и в первую очередь – оценочный подход к существующим в других культурах способам оказания специализированной психологической помощи. Г. Читем и А. Айви пишут: «Если вы не начнете свое первое интервью с того, чтобы получить знание у клиента, ваша „культурно-осознанная“ помощь может оказаться более притесняющей, чем если бы вы совсем ничего не знали о культурных различиях» [2, Р. 140]. С. Сью отмечает в своих работах наличие большого количества культурных стереотипов в обществе, которые отражаются и в работах психологов [3, 4].

Оказание психологической помощи инокультурному клиенту осуществляется в такой ситуации, когда культурные установки и ценности клиента могут сильно отличаться от диспозиций консультанта. И здесь для эффективной работы необходимы межкультурная компетентность психолога, рефлексия своих собственных установок и ожиданий в отношении инокультурных различий, использование методов и приемов, которые сообразны жизненному опыту, этнокультурным ценностям, религиозным убеждениям, а также гендерным установкам клиента. «Терапевт должен понимать значение травмы, степень страдания и боли, специфичные для той этнической группы, к которой принадлежит его клиент, и творчески подойти к организации терапии на основании этого знания», – отмечает Э. Парсон [ЦИТ. ПО 5, С. 383–385].

В работах, рассматривающих роль и значение расовой, культурной и религиозной компетентности терапевта, чаще всего говорится о духовных системах культуры человека. «Человеческому существу, чтобы жить, необходимы система координат, философия жизни, религия, причем они нужны ему почти в той же мере, что и солнечный свет, кальций или любовь» [6, С. 250]. Так, Г. У. Солдатова отмечает, что специалисты помогающих профессий обязательно должны включать в формат терапевтического взаимодействия духовный аспект, поскольку духовность является мощным ресурсом роста и развития личности [7]. Логотерапевт И. Ван Пельт указывает на религиозную и духовную осознанность как на источник личностного, семейного и социального благополучия [2]. Она уверена в том, что при организации и проведении сессии духовный фактор должен быть рассмотрен как ключевая часть человеческого существа.

Значимость регионального и ментального компонента при консультировании и терапии подчеркивали Дж. Карим и Р. Литлвуд [8]. В ряде европейских стран, в частности в Великобритании, доминирующими являются расовые проблемы, поскольку местные специалисты считают, что терапевтические услуги не подходят для этнических меньшинств в силу недостаточного вербального репертуара этих клиентов, степени их рефлексии собственных проблем в той мере, в какой предполагает классическая психологическая модель [8]. Афроамериканская община преимущественно состоит из рабочего класса, в которой распространены бедность и дискриминация. А дорогая и долгосрочная терапия адресована богатым и «капризным» клиентам.

В кварталах, где проживают этнические меньшинства, нет высококлассных специалистов сферы здравоохранения. «Если тебе случилось быть черным, ты должен быть относительно более богатым по сравнению со своими белыми коллегами, чтобы достичь определенного уровня жизни. Среди черного этнического меньшинства также практически отсутствуют специалисты в области здравоохранения высокого уровня. Психиатры подчеркивают, что „азиаты не интересуются психиатрией“: врачи из их среды предпочитают физические методы лечения или, другими словами, радикальные методы психиатрии; пациенты же более вероятно манифестируют „истерические“ или „соматические“ симптомы, не „истинные“ психологические проблемы» [8, С.6].

С точки зрения Дж. Карима [9], при осуществлении профессиональной психологической работы необходимо брать во внимание целостное бытие клиента – не только индивидуальные особенности и диспозиции, но и его прошлый и настоящий опыт жизни в сообществе. В зарубежной психологии принято считать, что терапевтическая работа без учета расовых, этнических, национально-культурных, гендерных и ментальных особенностей может привести к нарушению целостности клиента. Анализируя культурно-специфический подход в работе психолога, П. Кашман подчеркивает, что представления о собственном «Я» носят локальный характер. Он отмечает, что психологи должны опираться на локальное «Я» и обращаться к культурному, семейному, этническому наследию клиента, национально-эстетическим идеалам и преобладающему социальному окружению [10].

В постсоветской России культурноориентированный подход к консультированию в последние десятилетия обсуждается (в частности, он обосновывается в работах Х. и Н. Пезешкиана), но с нашей точки зрения – недостаточно. Религиозно-ориентированный подход в православной парадигме реализуется в работах Братуся Б. С., Василюка Ф. Е., Слободчикова В. И.; учет этно-религиозной специфики в консультировании положен в основу работы Ассоциации психологической помощи мусульманам, созданной в 2017 году в России, и реализуется в ее практических и теоретических разработках [11, 12, 13, 14, 15].

Таким образом, мультикультурный подход достаточно активно развивается в России и мире, однако в отечественной литературе пока недостаточно описаны основные принципы и подходы психологической работы с представителями различных этнорелигиозных групп.

В связи с этим анализ конкретного кейса представляется весьма актуальным.

Случай из практики

В психологический центр Республики Ингушетия обратилась 17-летняя девушка по имени Дали, учащаяся 11 класса. Психолог-консультант начала свою работу с клинической беседы и диагностики, в ходе которой обнаружилось, что у Дали есть обида на мать за то, что она не одобряла ее общения с отцом. Когда Дали исполнилось 7 лет, мама ушла вместе с ней от супруга. В настоящее время отцу Дали 64 года, он всю жизнь страдает от алкоголизма, у него сахарный диабет. Мужчина не женился после развода, проживает с сестрой и братом.

Два года назад девушка начала общаться с отцом. «Когда я езжу к папиным родственникам, мамина родня недовольна. Они ругают маму за то, что я так сильно привязалась к ним, – говорит Дали. – Мне хорошо с ними. Я не хочу, чтобы их называли чужими людьми и ограничивали меня в общении.

В детстве сверстники упрекали меня за то, что у меня нет отца. Я всю жизнь мечтала о брате, а один из папиных племянников мне как старший брат. Папу мне очень жалко. Я хочу обнять его и сказать: „Я тебя долго ждала, почему тебя не было?“ У меня есть видео, где я сижу у папы на коленях. Я плачу каждый раз, когда смотрю его. Мне всегда очень сильно не хватало отцовской любви. Это старались компенсировать все: мамины братья, дедушка, другие родственники, – но это не то, отцовская любовь – это что-то другое».

В ходе беседы выяснилось, что Дали хочет стать наркологом, чтобы помочь своему отцу избавиться от алкогольной зависимости. На одной из сессий девушка призналась, что много раз в минуты отчаяния ей приходила мысль свести счеты с жизнью.

Диагностика и клиническая беседа показали, что у Дали нарушенные взаимоотношения с матерью и ее родственниками (бабушкой по линии матери и сестрами матери), перфекционизм в отношении учебы, страх перед экзаменами (ЕГЭ), боязнь не оправдать надежды матери, потребность в эмоциональной поддержке отца и двоюродного брата.

На консультацию к психологу была приглашена мать Дали. В ходе работы с ней выяснилось, что у нее сложные взаимоотношения с родственниками, которые предупреждали ее о том, что все ее усилия по воспитанию дочери окажутся напрасными, осуждали за демократические принципы воспитания девочки и пророчили жалкое и одинокое существование на склоне лет в связи с уходом единственного ребенка (которому она посвятила жизнь) к отцу. Диагностика выявила у матери Дали перфекционизм, обиду на мужа, страх потерять дочь, повышенную тревожность.

Общий психологический подход к консультированию связан с осознанием роли отца в судьбе дочери. Этой теме посвящено большое число психологических работ, в которых подчеркивается значение отношений дочери с отцом и их влияние на психологическое благополучие. «…Самое важное моральное и юридическое правило относительно психологического положения отцовства в том, что ни один ребенок не должен приходить в этот мир без мужчины, принимающего на себя социальную роль отца, воспитателя и защитника, мужчины-посредника между ребенком и окружающим миром. Это сводится к универсальному социальному закону, именуемому принципом законнорождённости, и неизменным остается правило: для полноты социального статуса ребенку необходим отец, точно так же, как и мать» [16, С. 14].

Очевидно, что развод родителей является травмой для ребенка любого возраста. И сколько бы ни прошло лет, человек будет считать это событие одним из худших воспоминаний детства. Последствия безотцовщины в наше время достигли масштабов эпидемии, а многие психологические кризисы у детей и подростков напрямую связаны с отсутствием отца. Дочери, выросшие без отца, рано начинают интересоваться мужчинами старшего возраста. Зачастую им кажется, что эти люди смогут найти выход из любой сложной ситуации. Однако такая встреча – подмена смыслов. Отец, которого девушка не видела, может явиться ей в чужом мужчине, который не только станет партнером, но и заменит долго отсутствовавшего родителя. К тому же, для дочери, не имеющей представления о полноценной семье, такие отношения могут привести к непредсказуемой развязке.

О детской травме, полученной дочерью в отношениях с отцом, писала юнгианский психоаналитик Л. Ш. Леонард, предлагая методы работы с такой травмой, поскольку именно от отцовско-дочерних отношений зависят благополучие женщины, ее социальная успешность, личностный и профессиональный рост, проявления ее сексуальности, формирование позитивных отношений с мужчинами. «… Женщине, имеющей эмоциональную травму, очень важно осознать невыполненное обещание своего отца и то, как отсутствие отношений с отцом повлияло на ее жизнь. Дочери необходимо восстановить утерянные отношения с отцом, чтобы создать у себя внутри его положительный образ, который поможет ей ощутить силу и ориентацию в жизни, признать позитивную сторону маскулинности во внешнем и внутреннем мире и воздать ей должное» [17, С. 18]. Если отношения с отцом были нарушены, то женщине необходимо осознать, понять и принять свою травму. Только вслед за этим наступит психологическое исцеление.

По мнению Л. Ш. Леонард, родительско-дочерняя травма является ключевой проблемой для большинства современных женщин. Вытеснение травмы происходит путем осуждения отца, а также и всех остальных мужчин. Однако отсутствие большой внутренней работы предполагает отсутствие ответственности у женщины за изменение своего жизненного сценария, во-первых, посредством осуждения мужчин, во-вторых, приспособлением к ним.

Самая главная задача современной женщины, как отмечает автор, заключается в познании себя, которое может привести женщину к диалогу со своей собственной историей, с разными составляющими своего индивидуального, культурного и духовного развития. Автор выделяет целый ряд важнейших контекстов, связанных с ролью отца:


– Отец является первой маскулинной фигурой в жизни дочери. Оговоримся, что в коллективистских культурах маскулинные фигуры – это также многочисленные родственники мужского пола, принимающие участие в жизни девочки. Однако роль отца действительно неоспорима.

– Через отца у девочки формируется восприятие иной гендерной идентичности, а в конечном счете – и собственной феминности.

– Модели «авторитета, ответственности, умения принимать решения, объективности, порядка и дисциплины» [17, C. 30] создает для девочки отец.


Во взрослой жизни дети пытаются избавиться от проблем, связанных с отсутствием отца. В связи с этим они часто подчеркивают интеллектуальную и эмоциональную незрелость других, их ущербность, акцентируют деструктивные черты своего супруга, а также коллег, педагогов, друзей. По мнению Дж. Шаллера, компенсация проблем в отношениях с отцом имеет серьезные последствия в будущем, среди которых могут быть асоциальное и аддиктивное поведение. «Пустоту можно пытаться заполнить изнурительными физическими упражнениями или порочными сексуальными практиками. Люди безжалостно разрушают самих себя, потому что им кажется, что так можно добиться ощущения собственной ценности, самоуважения, то есть того, чего их отцы так им и не дали» [18, С. 15].

Нередко человек во взрослом возрасте не в состоянии понять, что часть его психологических проблем связана с взаимоотношениями с отцом. При этом неприятные воспоминания вытесняются, если они были слишком травматичными. О. С. Прилепских пишет, что «позитивные взаимоотношения с отцом формируют стратегию поиска будущего супруга, относящегося к типу отца.

Сходную стратегию выбора будущего супруга обнаруживают девушки, которые позитивно оценивают директивные формы поведения отца (уверенность в себе, коррекция и контроль за соблюдением девушками социальных норм и традиций семьи)» [16, С. 7]. Если в процессе общения и взаимодействия с отцом преобладают дистанция и автономность (эмоциональная невключенность отца в проблемы семьи и детей, бесстрастность, игнорирование потребностей и запросов родных и близких, отсутствие теплоты и открытости отношений между отцом и дочерью и др.), то девушки предпочитают стратегию избегания мужчин по типу отца [16].

На страницу:
1 из 3