Город мертвого бога

Присси валялась среди леса чужих ног. Она поискала взглядом Гэма, но тот поспешил спрятаться, потом Натана, чей рост не позволял его увидеть за рядами аристократов. Она издала странный тихий писк, словно мышь, угодившая в мышеловку. Как раз в этот момент оркестр заглушил струны, и в образовавшемся вакууме этот звук разнесся по всему помещению.

Гэм жестами подбадривал Натана, побуждая выступить вперед. Тот сделал нерешительный шаг, но его рука была охвачена мучительной болью, угрожавшей вторгнуться в плечо и спину и затем распространиться вниз по позвоночнику. В любом случае он не чувствовал никакого Зуда: разрядка произошла совсем недавно.

С возвышения, занимавшего дальнюю треть залы, прогремел чей-то голос:

– Что здесь происходит?

Голос был гулким и вибрирующим, словно басовая струна виолончели. Вслед за ним спустился и его владелец. Его глаза и нос закрывала золотая маска, опиравшаяся краем на верхнюю губу. Рот окаймляли клыки, острые концы которых оставляли вмятины на коже подбородка. С каждым его шагом маска слегка двигалась вверх и вниз.

В этом человеке было что-то знакомое – не столько широкая львиная переносица, сколько что-то в глазах, в том, как он глядел, в ясности сосредоточенного взгляда, который Натан уже видел прежде.

Он подошел к Присси и склонился над ней; маска сильнее врезалась в его кожу, когда он согнул шею, разглядывая девушку. Приблизив к ней лицо на расстояние нескольких дюймов, он заговорил снова:

– Чей это ребенок?

Присси откашлялась.

– Ох, боже мой… Помогите… О как я несчастна… – начала она, привычно входя в роль «Ложной Девицы», однако ни Гэм, ни Натан не пришли ей на помощь, даже когда она жестом позвала их.

Человек в маске приложил к губам палец, затем второй. Гэм подобрался к Натану сзади и подтолкнул его:

– Ну, чего ты ждешь? Давай жги его Искрой!

– Никто не готов признать ее своей? – позвал человек.

По толпе пробежал сдержанный шепот, но никто не ответил. Натан повернулся к Гэму, однако тот развернул его обратно и сильно пихнул в спину. Натан шатнулся вперед, толпа перед ним расступилась, и он распластался на полу.

– А это что? Еще один ничейный ребенок? Откуда эти сокровища берутся, хотелось бы знать? Поднимите его!

Повинуясь приказу, из толпы появились два лакея в мундирах и схватили мальчика под руки. Стоило им прикоснуться к нему, как укус болезненно запульсировал. Натана потащили вверх, и нервы завибрировали у него под кожей, а во рту появился металлический привкус. Он заскрипел зубами. Ему запрокинули голову, убрав с лица волосы и развернув к львиноликому, и тут у него возникло чувство, что сейчас он начнет искрить вопреки всему – сильнее, чем прежде, сильнее, чем когда-либо, не давая себе пощады, просто от этой невыносимой боли.

Увидев лицо Натана, львиноликий вздрогнул и отступил на шаг назад, едва не споткнувшись.

– Ты! – выговорил он.

Он приподнял маску, как бы проверяя, что не ошибся, и первым, что увидел Натан – прежде серо-стальных глаз, прежде всего остального, – было желтовато-коричневое родимое пятно в форме капли. Затем маска вернулась на место.

Когда человек (тот самый, один из посетителей его матери, который заплатил вперед) заговорил снова, казалось, будто у него пересохло во рту: слова как бы застревали, спотыкаясь об язык.

– Ну хорошо… – произнес он.

Натан вспомнил, что сказала ему мать об этом человеке. Может быть, сегодня как раз тот день, когда Натану понадобится его помощь?

Львиноликий выпрямился и театрально выпятил грудь – напоказ, словно обращаясь к дешевым местам на галерке.

– Что за печальное и жалкое зрелище я вижу перед собой! – воскликнул он, обращаясь к собравшимся гостям звучным, но в то же время каким-то фальшивым голосом. – Этот мальчик должен знать, что для ребенка из трущоб является преступлением забираться в город так высоко. Не говоря уже о том, чтобы вторгаться сюда, в наше прекрасное убежище, и портить его своим видом!

Его аудитория зачарованно внимала, захваченная представлением. Натан ничего не мог понять, однако они слушали человека в маске с такой сосредоточенностью, словно тоже принимали участие в пьесе – играли роли людей, невероятно впечатленных его риторическим искусством.

– Кто-нибудь другой выпорол бы его за такое, – продолжал человек. – Но хотя он, очевидно, занимает самое низкое положение, я не стану в свою очередь унижаться, марая об него руки. И не велю это сделать кому-либо из слуг, что было бы ничуть не лучше. Нет! Я поступлю иначе.

Он повернулся к Натану:

– Вот. Возьми это и уходи.

Между большим и указательным пальцами его правой руки была зажата золотая монета. Он не снизошел до того, чтобы наклониться к Натану или как-либо опуститься до его уровня.

Гости ахнули, встретив его поступок явными знаками одобрения. Кое-кто даже захлопал, что привлекло к ним взгляд львиноликого, заставив тех хлопать еще громче, а компаньонов возбужденно схватить их за руки.

Натан четко различал форму его родимого пятна, контраст между его желтовато-коричневым цветом и белизной кожи вокруг. Теперь он уже мог Почесать: Зуда хватило бы на всех. Зуд жег изнутри его руку, горел позади глаз – в том месте, где он смотрел, как его мать берет серебряную монету и как потом ее кожа выглядывает из-под засаленного одеяла. Зуд достиг такого накала, что уже напоминал визг гвоздя, вытаскиваемого из покоробившейся дубовой доски.

Вскоре они все уже хлопали – подданные львиноголового посетителя его матери; очевидно, каждый из них понимал, что может снискать милость своего повелителя, если выкажет достаточно одобрения его жесту. Он поклонился, возвращая любезность, а затем наклонился вперед, так, чтобы Натан мог дотянуться до монеты.

Мать сказала, что этот человек может ему понадобиться… Искра жгла так, словно кости его руки раскалывались изнутри, пропарывая осколками вены, пронзая мягкие ткани, однако Натан не дал ей воли.

Гэм подошел сзади, взял монету и сунул ее в карман, после чего оттащил Натана и Присси в сторону.

– Ладно, нам пора сматываться. Уходим медленно и спокойно.

Толпа расступалась перед ними за двадцать футов, оставляя для них проход и продолжая рукоплескать. Дети вышли через те же двери с золотыми русалками, в которые вошли, и аплодисменты стихли за их спинами. Двое лакеев прикрыли створки изнутри, и в тот же момент, как те захлопнулись, несколько человек из обслуживающего персонала, собравшихся поглазеть на шумиху и с первого взгляда распознавших в детях трущобных оборванцев, грубо вытолкали их через парадный вход и отогнали подальше от дворца.

XXVIII

– Это был почти провал! Тысяча чертей, Гэм, о чем ты только думал? Из-за тебя нас всех могли убить!

Гэм продолжил чистить ногти острием ножа.

– Это не важно. Скажи лучше, как твой бойфренд сумел это провернуть?

Он откинулся на спинку кресла, положив ноги на стопку книг возле камина, с таким видом, будто ничего особенного не произошло.

– Он не мой бойфренд! И что он такого провернул? – Присси расхаживала перед ним взад и вперед, хмурясь и выкручивая руки.

– Вытащил нас оттуда, кобыла ты глупая! Только что нам светила тюряга, и мы могли рассчитывать только на Натановы таланты, которые он не торопился проявлять, как вдруг в следующий момент мы оказываемся объектами благотворительности какого-то хлыща! – Гэм вытащил из кучи книгу в добрых шесть дюймов толщиной и швырнул ее в угасающий огонь. Она упала на корешок и раскрылась, так что страницы моментально почернели и съежились, объятые пламенем. – Я бы сказал, выглядит немного подозрительно.

Натан стиснул кулак.

– Не пытайся выкрутиться. Что за игру ты там затеял?

– Ничего особенного, – самодовольно усмехнулся Гэм. – Просто решил проверить, насколько велики твои способности. Как выясняется, не так уж чтобы очень.

Здесь, внизу, в берлоге, в тесноте и сырости, вдалеке от остального мира, слова Гэма казались более реальными, чем оставшиеся у них воспоминания о событии, уже понемногу угасавшие, какими бы неприятными они ни были.

– Если я беру человека на работу, я должен знать пределы его возможностей, верно? – Гэм потыкал в очаг ножкой стула, поправляя топливо. – И в любом случае, Натан, ты сегодня вечером вел себя так неадекватно, что нас могли тысячу раз зацапать. Я бы сказал, это ты должен перед нами сейчас объясняться, нет?

Натан вскинулся, но, прежде чем успел заговорить он, снова встряла Присси:

– Вам-то, парням, горя мало, а вот я как должна была выкручиваться? Для работы с ножом у меня слабые запястья, ты это всегда говорил, Гэм, а ведь их там были сотни! По твоей милости я оказалась в самом пекле! У тебя на меня зуб или что?

Гэм отмахнулся от нее:

– Никто ничего против тебя не имеет, успокойся! Я бы сказал, наоборот.

Присси повернулась к нему спиной и воздела руки к небесам:

– Пошлите мне сил!

– Эй, что это тут у вас такое? Вы так орете, что слышно еще в трубе!

Это были Джерки Джо. Они стояли в дверном проеме между книжными полками, в куртке и с намотанным шарфом, еще более взъерошенные, чем обычно.

– Ладно, некогда объясняться. Пэдж прислал вызов. Он ждет нас на своем Мушином дворе. Прямо сейчас.

Натан повернулся к нему спиной.

– Я иду домой. С меня хватит.

– Хватит? Ты всего-то сделал пару работ и с теми умудрился накосячить!

– Говори что хочешь, Гэм; то, что ты сделал, было неправильно. Я не знаю, почему ты это сделал, но, как бы там ни было, я ухожу.

– Постой-постой, как же без тебя? – заволновались Джо. – Тебя Пэдж хочет видеть больше всех!

– Ну и скажите ему, пускай сам ко мне приходит.

– Нет, Натан, так нельзя!

Джо загораживали ему выход. Они были довольно щуплыми и к тому же не собирались физически препятствовать Натану, просто хотели, чтобы тот их выслушал. На их лице мелькали то страх, то мольба, и в обоих случаях было видно, что они вот-вот разразятся слезами.

– Прости, Присси, тебе это не понравится, но он сказал нам, что, если Натан не придет, он будет разбираться с тобой. Возьмет с тебя то, что причитается с Натана, если у тебя хватит. Он сказал, даже если им не удастся получить с тебя полностью, хоть сколько-нибудь они с его людьми из тебя выжмут, прежде чем ты закончишься. Он особенно подчеркнул, чтобы мы это передали.

Натан продолжал двигаться вперед, отодвинув Джо плечом, словно ничего не слышал или словно услышанное его не заботило. Его рука легла на ручку двери, и у Присси вырвался негромкий вскрик.

С глубоким вздохом Натан повернулся.

– Не дрейфь, – сказал ему Гэм, – наверняка это просто деловой разговор. Ничего особо серьезного. Давай, Нат, соглашайся.

В городе только занимался рассвет. Внизу, за трущобами, сияла верхушка Морской стены, линия которой прерывалась силуэтами обрушивающихся валов и размывалась туманом. Улицы были по большей части пусты. Здесь и там попадались угрюмые тряпичники в поисках оброненных носовых платков, чтобы продать их обратно портным за четверть цены, да трущобные оборванцы, на которых была возложена задача следить за чистотой тротуара перед той или иной лавкой, но в целом население города все еще было в постелях. В отдалении возвышался Особняк.

Гэм, не покоренный и не раскаивающийся, шагал посередине улицы, хлопая по булыжнику отстающими подошвами ботинок, со вздернутой головой и расправленными плечами, словно здесь все принадлежало ему; и хотя его спутники не могли взять в толк, что он затевает, они все равно шли за ним следом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

В оригинале Joes, то есть в одном имени скрыты Джо и Джо. (Прим. ред.)

2

В переводе с англ. слово jerky означает «дерганый, движущийся рывками». (Прим. пер.)