Вечная жизнь Смерти

«Почему доктор Чжан хотел, чтобы я увидел эту статью?»

Он раскашлялся. Пришлось отложить газету и постараться заснуть.

На следующий день этот закон пару раз упомянули в выпусках телевизионных новостей и даже показали несколько интервью, но особого интереса у широкой публики он не вызвал.

Этой ночью Тяньмин спал плохо. Он кашлял, дышал с трудом, и его мутило после химиотерапии. Сосед по палате присел на край койки Тяньмина и держал ему кислородную маску. Фамилия соседа была Ли, и все звали его Лао Ли – «старина Ли».

Лао Ли оглянулся, убедился, что двое других пациентов в палате крепко спят, и затем сообщил:

– Тяньмин, я скоро уйду.

– Тебя выписывают?

– Нет. Воспользуюсь новым законом.

Тяньмин приподнялся в койке:

– Но почему? У тебя ведь такие заботливые, внимательные дети…

– Именно поэтому. Если я протяну еще дольше, им придется продать свои дома. Но чего ради? Ведь это не лечится. Я обязан позаботиться и о своих детях, и о своих внуках.

Лао Ли вздохнул, потрепал Тяньмина по руке и вернулся в свою койку.

Деревья за окном раскачивались под порывами ветра. Тяньмин смотрел на их тени, мечущиеся по занавескам, и постепенно уснул. Впервые с того дня, когда ему поставили диагноз, ему приснился умиротворяющий сон.

Он плыл по спокойному океану в маленьком бумажном кораблике без весел. С затянутого туманом темно-серого неба сеял прохладный дождик, но ни одна капля не долетала до поверхности воды – океан оставался гладким, словно зеркало. Куда ни посмотри, серая вода сливалась с серым небом. Ни горизонта, ни берега…

Наутро Тяньмин проснулся и удивился, почему он так был уверен во сне, что там всегда идет дождь, что океан остается гладким, а небо – темно-серым.

* * *

В госпитале все было готово к проведению процедуры, избранной Лао Ли.

Журналисты спорили между собой до хрипоты, пока не согласились использовать глагол «проводить». Другие варианты, такие как «привести в исполнение» или «осуществить», звучали неподобающе, а «завершить» намекало на неизбежность смерти – что, впрочем, было не совсем верно.

Доктор Чжан спросил Тяньмина, достаточно ли хорошо тот себя чувствует, чтобы присутствовать на церемонии эвтаназии Лао Ли. Врач поспешил добавить, что, поскольку это первый случай эвтаназии в городе, хотелось бы присутствия делегатов от различных заинтересованных групп, в том числе и кого-нибудь от других пациентов. И ничего иного он в виду не имел.

Тяньмин чувствовал, что за просьбой медика скрывается что-то еще, но доктор Чжан всегда хорошо заботился о своих пациентах, и поэтому Тяньмин согласился.

Позже он внезапно осознал, что имя и лицо доктора Чжана ему знакомы. А не встречались ли они раньше, до госпитализации? Он не мог вспомнить. Тяньмин не узнавал доктора раньше потому, что при встречах они обсуждали исключительно состояние Тяньмина и ход лечения. Работая, врач говорил в одной манере, а вне работы – совершенно в другой.

На процедуре не было никого из родственников Лао Ли. Он решил держать свое решение в секрете от них и попросил городских чиновников, а не больницу, сообщить семье, когда все будет кончено. Новый закон давал ему такие права.

Приехало много репортеров, но большинство из них внутрь не пустили. Комнату эвтаназии оборудовали в отделении «скорой помощи». В стене установили одностороннее зеркало; присутствующие могли наблюдать за процедурой, но пациент их не видел.

Тяньмин протолкался сквозь толпу к самому зеркалу. Как только он увидел обстановку в комнате эвтаназии, его охватили страх и отвращение. Тяньмина чуть не стошнило.

Тот, кому поручили обставить и украсить комнату, постарался на славу. Окна прикрывали новые, красивые занавески, в вазах стояли живые цветы, а на стенах висели многочисленные розовые бумажные сердечки. Но сотрудник, действовавший из самых лучших побуждений и пытавшийся смягчить предназначение палаты, достиг прямо противоположного эффекта. Омрачавшая помещение тень смерти странно смешалась с картиной праздника, как будто чью-то усыпальницу пытались приспособить под спальню новобрачных.

Лао Ли спокойно лежал на койке в середине комнаты. Тяньмин сообразил, что они так и не попрощались, и ему стало грустно. Два нотариуса возились с бумагами. Лао Ли их подписал, и нотариусы вышли.

Вошел другой человек и объяснил Лао Ли порядок проведения процедуры. Этот сотрудник носил белый халат, но было неясно, врач ли он. Сперва он указал на большой экран возле кровати и спросил, может ли Лао Ли читать на нем текст. Тот кивнул. Затем человек в белом халате попросил пациента с помощью компьютерной мышки нажать кнопки на экране. Он пояснил, что, если это слишком сложно, у них есть и другие методы. Лао Ли попробовал мышку и сказал, что его все устраивает.

Тяньмин вспомнил, как Лао Ли рассказывал, что никогда не работал с компьютером. Когда ему требовались наличные, он вставал в очередь к кассиру в банке. Сегодня Лао Ли впервые в жизни пользовался мышкой.

Затем сотрудник рассказал Лао Ли, что на экране загорится вопрос, и этот вопрос зададут пять раз. Под вопросом будут кнопки, пронумерованные от нуля до пяти. Если Лао Ли желает ответить утвердительно, он должен щелкнуть мышкой на кнопке с номером, написанным в инструкции на экране; для каждого вопроса компьютер выберет случайный номер. Если же Лао Ли захочет ответить отрицательно, он должен нажать «ноль», и процедура немедленно остановится. Обычных кнопок «да» и «нет» не предусматривается.

Человек в белом халате объяснил, что такой сложный метод не позволит пациенту нажимать одну и ту же кнопку раз за разом, не думая об ответе.

Вошла медсестра и ввела в левую руку Лао Ли иглу. Игла тонкой трубочкой соединялась с автоматическим инъектором размером с ноутбук. Человек в белом халате достал запечатанную упаковку, разорвал защитную пленку и извлек пузырек с желтоватым раствором, затем осторожно перелил содержимое пузырька в инъектор и вышел вместе с медсестрой.

В комнате остался только Лао Ли.

На экране загорелся вопрос, и его продублировал негромкий, мягкий женский голос:

– Хотите ли вы прервать свою жизнь? Если да, выберите три. Если нет, выберите ноль.

Лао Ли выбрал 3.

– Хотите ли вы прервать свою жизнь? Если да, выберите пять. Если нет, выберите ноль.

Лао Ли выбрал 5.

Вопрос повторился еще два раза. А затем:

– Хотите ли вы прервать свою жизнь? Это последний вопрос. Если да, выберите четыре. Если нет, выберите ноль.

От нахлынувшей волны горя у Тяньмина закружилась голова, и он чуть было не упал в обморок. Он никогда раньше не ощущал такой острой боли, такой злости, даже когда умерла его мать. Он хотел закричать на Лао Ли: выбери ноль! Ему хотелось разбить стекло, ворваться в комнату и задушить этот голос.

Но Лао Ли выбрал 4.

Бесшумно заработал инъектор. Тяньмин видел, как укорачивается и исчезает столбик желтоватого раствора в ампуле аппарата. Лао Ли не пошевельнулся. Он закрыл глаза и уснул.

Толпа вокруг Тяньмина начала расходиться, но он остался возле окна – стоял, прижимая руки к стеклу. Он не смотрел на безжизненное тело внутри. Его глаза были открыты, но Тяньмин ничего не видел.

– Он не чувствовал боли, – послышался голос доктора Чжана, тихий, как звон комара. Тяньмин ощутил его руку на своем левом плече. – Это была смесь мощных доз барбитала, миорелаксанта и хлорида калия. Сначала действует барбитал, и пациент глубоко засыпает. Миорелаксант прекращает дыхание, а хлорид калия останавливает сердце. Весь процесс занимает двадцать или тридцать секунд.

Чуть позже доктор Чжан убрал руку с плеча Тяньмина, и тот услышал, как врач уходит. Тяньмин так и не обернулся.

Внезапно он вспомнил, где встречал Чжана раньше:

– Доктор, – тихо позвал Тяньмин. Шаги остановились. Тяньмин по-прежнему не оборачивался. – Вы ведь знакомы с моей сестрой?

После продолжительной паузы прозвучал ответ:

– Да. Мы вместе учились в школе. Я видел тебя несколько раз, когда ты был маленьким.

Переставляя ноги, словно робот, Тяньмин вышел из главного корпуса онкологического центра. Теперь ему все стало понятно. Доктор Чжан работает на его сестру, а его сестра желает ему смерти. Нет, не так – она хочет, чтобы ему «провели процедуру».

Тяньмин часто вспоминал счастливые дни детства, которые делил с сестрой. Но когда дети стали старше, между ними выросла стена. Они не задевали друг друга, не было открытых ссор. Просто они оказались совершенно разными людьми. Каждый из них думал, что другой его не выносит.

Сестра Тяньмина выросла хитрой, но не очень умной, и вышла замуж за такого же, как она сама. Карьера у обоих не задалась. Они так и не смогли купить дом, даже после того, как выросли дети. У родителей мужа места для них не нашлось, поэтому семья обосновалась в доме отца Тяньмина.

А Тяньмин был одиночкой. Он не превзошел сестру ни в карьере, ни в личной жизни. Жил он в общежитиях по месту работы и свалил всю заботу о престарелом отце на сестру.

Внезапно Тяньмин понял ход мыслей сестры. Медицинской страховки не хватало на оплату его лечения: чем дольше он лежал в больнице, тем больше рос его счет. Отец доплачивал из своих сбережений, но ни разу не предлагал денег сестре для покупки дома. Он явно ставил нужды сына выше нужд дочери. С точки зрения сестры, отец тратил деньги, принадлежавшие ей. Кроме того, дорогостоящие процедуры лишь замедляли развитие болезни, вылечить они не могли. Если Тяньмин решится на эвтаназию, сестре достанется более солидное наследство, да и ему самому не придется долго мучиться.

Небо было сплошь затянуто хмурыми облаками, такими же, как в недавнем сне. Тяньмин посмотрел вверх на эту бескрайнюю серость и тяжело вздохнул.

«Ладно. Если ты хочешь, чтобы я умер, я умру».

Он вспомнил рассказ Франца Кафки «Приговор». В нем отец проклинает сына и приговаривает его к смерти. Сын соглашается так же легко, как иной согласится вынести мусор или закрыть дверь. Он выходит на улицу, бежит к мосту и прыгает в реку. Позднее Кафка признался своему биографу, что, когда он писал этот эпизод, он представлял себе «неудержимую эякуляцию».

Теперь Тяньмин понимал Кафку – человека в шляпе-котелке и с портфелем, молча бродившего по мрачным улицам Праги сто лет назад. Человека, такого же одинокого, как и он сам.

* * *

Когда Тяньмин вернулся в палату, там его дожидался Ху Вэнь, однокурсник по колледжу.

За годы учения Вэнь стал ему почти что другом – но именно «почти что». Вэнь хорошо сходился с людьми, имел много знакомых, но Тяньмин всегда оставался на самой периферии его круга общения. Они не встречались со дня окончания колледжа.

Вэнь не принес ни букета, ни другой подобной безделушки. Он пришел с картонной коробкой, полной банок с каким-то напитком.

После неловкого обмена приветствиями Вэнь удивил Тяньмина. Он спросил:

– Помнишь тот пикник на первом курсе? Мы впервые тогда поехали всей группой.

Разумеется, Тяньмин помнил. В тот раз Чэн Синь впервые села рядом и даже заговорила с ним.

Если бы она не начала первой, Тяньмин до конца учебы не осмелился бы с ней заговорить. Тогда он расположился в стороне от группы и стал смотреть на гладь водохранилища Миюнь, что недалеко от Пекина. Чэн села рядом и завела разговор.

Пока они говорили, она бросала камешки в воду. Беседа перескакивала с одного на другое, как это часто бывает при первом знакомстве однокурсников. Но Тяньмин запомнил каждое слово. А потом Чэн Синь сложила бумажный кораблик и спустила его на воду. Подгоняемый ветерком, кораблик неспешно плыл, пока не превратился в крохотную точку вдали.

В памяти Тяньмина вокруг этого дня, лучшего за все годы колледжа, сиял золотой нимб. На самом деле погода тогда стояла не из лучших. Моросил дождик, по поверхности водоема бежали волны, и когда они с Чэн Синь бросали мокрые камешки, те выскальзывали из рук. Но с тех пор Тяньмин полюбил дождливую погоду, запах влажной земли и сырой гальки на берегу. Время от времени он складывал бумажный кораблик и ставил его на тумбочку возле своей кровати.

Он вздрогнул, подумав, что мир его недавнего сна – порождение тех воспоминаний.

Вэнь хотел поговорить о том, что случилось после; но Тяньмину не запомнилось ничего существенного. Впрочем, после нескольких подсказок Вэня ему удалось оживить потускневшую память.

Подошли подружки Чэн Синь и увели ее с собой. Потом рядом с Тяньмином присел Вэнь.

«Не переоценивай себя. Она ко всем хорошо относится».

Конечно, Тяньмин это знал. Но тут Вэнь заметил бутылку минеральной воды в руке Тяньмина, и разговор повернул в новое русло.

«Что это ты пьешь такое?»

В бутылке плескалась какая-то зеленая жидкость, в которой плавали травинки и обрезки листьев.

«Я помял и набросал в воду кое-какие травы. Самый натуральный напиток».

У Тяньмина было превосходное настроение, и он говорил больше обычного.

«Может быть, я однажды открою фирму и стану продавать этот напиток. Он всем понравится».

«Наверняка отвратный на вкус».

«Считаешь, сигареты и водка приятные? Наверное, даже кока-кола показалась тебе противной микстурой, когда ты ее впервые попробовал. И так со всем, к чему привыкаешь».

– Дружище, этот разговор изменил мою жизнь! – сказал Вэнь. Он открыл коробку и достал из нее банку. На темно-зеленой этикетке красовались луговые травы. Напиток назывался «Зеленый шторм».

Вэнь откупорил банку и передал Тяньмину. Тот отхлебнул. Душистый травяной напиток слегка горчил. Тяньмин закрыл глаза и представил себя на берегу водоема, под дождем, а рядом – Чэн Синь…

– Это особый рецепт. В магазины мы поставляем более сладкий продукт, – пояснил Вэнь.

– И покупают?

– Еще как! Меня беспокоит себестоимость. Ты думаешь, что трава ничего не стоит, но в небольших количествах она дороже фруктов или орехов. Кроме того, ее надо очистить, переработать, а это не так-то просто. Но у меня отличные перспективы! Мной заинтересовались инвесторы, а «Хойюань Джюс» хочет купить фирму целиком. Да пошли они…

Тяньмин уставился на Вэня, не находя слов. Вэнь учился на инженера аэрокосмической промышленности, но стал владельцем фирмы прохладительных напитков. Он был деятельным человеком и добивался результата. Таких людей называли хозяевами жизни. А подобные Тяньмину, всеми позабытые и оставленные позади, стояли и смотрели, как жизнь проходит мимо…

– За мной должок, – продолжил Вэнь. Он передал Тяньмину три кредитные карты и небольшую бумажку, осмотрелся, нагнулся поближе и прошептал:

– На счету три миллиона юаней[7]. Пароль в записке.

– Да ведь я не подавал заявку на патент! – запротестовал Тяньмин.

– Но это твоя идея. Без тебя не было бы никакого «Зеленого шторма». Если ты не против, то будем в расчете – по крайней мере, юридически. Как друг я навсегда в долгу перед тобой.

– Ты мне ничего не должен, ни юридически, ни еще как-либо.

– Прими деньги. Я знаю, что они тебе нужны.

Тяньмин умолк. Для него это была астрономическая сумма, но радоваться нечему. Деньги его не спасут.

Но надежда упряма. Когда Ху Вэнь ушел, Тяньмин записался на прием к специалисту. С доктором Чжаном он говорить не хотел; не без труда Тяньмин добился встречи с заместителем директора центра, известным онкологом.

– Можно ли меня вылечить, если деньги – не проблема?

Пожилой врач долго читал историю болезни, а потом покачал головой:

– Метастазы уже распространились из легких по всему организму. Хирургическое вмешательство бесполезно. Остаются только консервативные методы – химио- и лучевая терапия. Даже если у вас есть деньги… Молодой человек, вы помните поговорку? «Врач может излечить лишь излечимую болезнь; Будда может спасти только того, кого можно спасти».

В душе Тяньмина погас последний луч надежды и воцарилось спокойствие. В тот же день он подал заявку на эвтаназию.

Он передал бумаги своему лечащему врачу, доктору Чжану. Того, похоже, грызла совесть, и он избегал встречаться взглядом со своим пациентом. Он посоветовал Тяньмину прекратить химиотерапию. К чему лишние мучения?

Оставалось только одно: решить, как распорядиться полученными от Вэня деньгами. По неписаным правилам их следовало передать отцу, а тот уже разделил бы сумму внутри семьи. Но тогда Тяньмин мог бы просто отдать все деньги сестре – а этого он делать не намеревался. Тяньмин уже согласился исполнить ее желание и умереть, больше он ей ничего не должен.

Он стал вспоминать, есть ли у него какие-нибудь неосуществленные желания. Неплохо бы прокатиться вокруг света на комфортабельном круизном теплоходе… но его тело не выдержит путешествия, да и времени оставалось мало. Как жаль! Он бы с удовольствием полежал в шезлонге на залитой солнцем палубе, не сводя глаз с убаюкивающего океанского простора и вспоминая прожитую жизнь. Еще он мог бы в дождливый день сойти на берег в какой-нибудь необычной стране, сесть возле небольшого озерца и кидать мокрые камешки в воду, подернутую рябью…

Потом его мысли снова вернулись к Чэн Синь. В последнее время он думал о ней все чаще и чаще.

Тем вечером Тяньмин смотрел телевизор, и в новостях сообщили:

Двенадцатая сессия Совета обороны планеты при ООН приняла резолюцию № 479, тем самым дав старт проекту «Наша цель – звезды». Комиссии, сформированной Программой развития ООН, Комитетом ООН по природным ресурсам и ЮНЕСКО, предоставлены полномочия для немедленной реализации проекта.

Сегодня вечером начнет работу официальный китайский веб-сайт программы «Наша цель – звезды». По словам постоянного представителя Программы развития ООН в Пекине, китайский проект будет принимать заявки от частных лиц и фирм, но не станет рассматривать предложения от неправительственных организаций…

Тяньмин поднялся с койки и сказал медсестре, что хочет пойти прогуляться. Но уже было время отбоя, и медсестра не пустила его наружу. Тяньмин вернулся в темную комнату, отодвинул занавески и открыл окно. Новый пациент, лежавший на месте Лао Ли, недовольно заворчал.

Тяньмин выглянул в окно. Звезды на небе терялись в свете городских фонарей, но он разглядел несколько серебристых точек.

Теперь он знал, как распорядится своими деньгами. Он купит для Чэн Синь звезду.

Отрывок из «Прошлого вне времени»Инфантилизм в начале Кризиса

Многие из событий, произошедших в первые двадцать лет Кризиса, оказались необъяснимы как для современников, так и для потомков. Историки дали им название «Инфантилизм Кризиса».

Принято считать, что инфантилизм стал реакцией на беспрецедентную угрозу для всей цивилизации. Возможно, это утверждение верно для каждой отдельной личности, но применительно ко всему человечеству оно слишком упрощенно.

Трисолярианский кризис оказал на общество гораздо более глубокое влияние, чем представлялось поначалу. Вот несколько приблизительных аналогий. Говоря на языке биологии, Кризис можно сравнить с тем днем, когда предки млекопитающих выкарабкались из океана на берег. С точки зрения религии – с днем, когда Адама и Еву изгнали из рая. С точки зрения истории и социологии… здесь вообще нет никаких аналогий, даже самых приблизительных. Все предыдущие радости и беды человечества меркли перед Трисолярианским кризисом. Он пошатнул основы основ культуры, политики, религии и экономики. Его отголоски достигли самых глубин цивилизации, но волны прежде всего всколыхнули поверхность. Вероятно, подлинную причину Инфантилизма Кризиса можно отыскать в сочетании этих откликов с огромной инерцией врожденной консервативности общества.

Классическими примерами инфантилизма являлись программы «Отвернувшиеся» и «Наша цель – звезды». И та и другая были международными проектами под управлением ООН, инициативами, вскоре ставшими непонятными для всех, кроме их современников. Проект «Отвернувшиеся» изменил ход истории – он настолько повлиял на развитие событий, что мы обсудим его особо. Те же истоки, что породили грандиозный проект «Отвернувшиеся», в то же время дали начало и проекту «Наша цель – звезды». Последний быстро заглох, и о нем больше никогда не слышали.

Основными побудительными причинами проекта «Наша цель – звезды» стали, во-первых, стремление расширить возможности ООН и, во-вторых, зарождение и популярность идей эскапизма.

Вторжение инопланетян стало первой угрозой, нависшей над всем человечеством. Естественно, что многие возлагали надежды на ООН. Даже консерваторы соглашались, что ее необходимо полностью реорганизовать, дать больше власти и больше ресурсов. Радикалы и идеалисты настаивали на создании Земного союза с ООН в роли мирового правительства.

В частности, за усиление влияния ООН выступали небольшие страны. Они видели в Кризисе возможность добиться дополнительной технологической и экономической поддержки. Страны-лидеры, напротив, на идею усиления ООН реагировали прохладно. Когда разразился Кризис, все великие державы мира сделали значительные инвестиции в развитие космической обороны. Они сразу поняли, что космическое оружие прибавит их странам веса на политической арене будущего. Кроме того, они и раньше хотели вести такие исследования, но их сдерживали избиратели и международные договоренности. В некотором смысле Трисолярианский кризис дал руководителям крупных стран шанс, подобный тому, какой Кеннеди получил благодаря холодной войне, но только в сотни раз более весомый. Великие державы не торопились отдавать свои исследования под эгиду ООН, и все же под напором многочисленных призывов к истинной глобализации им пришлось дать ООН кое-какие чисто символические обещания, которые они не собирались исполнять. Например, общепланетарная система космической обороны, за которую выступала ООН, от крупных стран почти ничего существенного не получила[8].

В начале Эры Кризиса ключевой фигурой стала Генеральный секретарь ООН Сэй. Она считала, что пришла пора для обновления ООН, и выступала за преобразование организации, по сути, являвшейся всего лишь местом встреч мировых держав и международным форумом, в независимую политическую структуру, наделенную достаточной властью для возведения оборонных систем Земли.

Для достижения этой цели ООН требовались значительные ресурсы. Получить их, учитывая реалии международных отношений, казалось невыполнимой задачей. Проект «Наша цель – звезды» был попыткой Сэй привлечь такие ресурсы. Этот план, независимо от его результатов, свидетельствует о воображении и политической изобретательности Сэй.

Проект основывался на Договоре о космосе – межправительственном документе, принятом задолго до Кризиса[9]. Над Договором о космосе работали много лет, опираясь на принципы, заложенные в Конвенции ООН по морскому праву и Договоре об Антарктике. Но соглашение, принятое до Кризиса, действовало лишь внутри пояса Койпера. Трисолярианский кризис заставил мировые державы устремить свой взгляд значительно дальше.

Поскольку даже Марс в то время находился вне досягаемости людей, обсуждать дальний космос не имело смысла – по крайней мере, до истечения срока действия Договора о космосе, через пятьдесят лет после его принятия. Но великие державы увидели в Договоре отличную сцену для политического театра и внесли в него поправки о ресурсах за границами Солнечной системы. В поправках говорилось, что доступ к природным ресурсам, находящимся вне пояса Койпера, а также иная связанная с ними экономическая деятельность должны осуществляться под патронажем ООН. В документах скрупулезно перечислили, что имеется в виду под «природными ресурсами», но, по сути, эти слова означали любые ресурсы, не находящиеся под контролем инопланетных цивилизаций. Также Договор впервые в истории дал юридическое определение цивилизации. Впоследствии этот документ назвали «Поправками Кризиса».

Второй причиной создания проекта «Наша цель – звезды» был эскапизм. В те дни движение эскапистов только зарождалось, и никто не представлял себе возможные последствия. Многие считали эскапизм приемлемым способом разрешения кризиса. При таких условиях другие звезды, и особенно звезды с планетами, представляли ценность.

Резолюция, положившая начало проекту «Наша цель – звезды», давала ООН полномочия выставить на аукцион некоторые звезды и их планеты. Предполагалось, что покупателями станут государства, фирмы, негосударственные организации и частные лица. ООН направит выручку с аукциона на фундаментальные исследования технологий обороны Солнечной системы. Генеральный секретарь Сэй объясняла, что во Вселенной очень много звезд – более трехсот тысяч в радиусе ста световых лет; а в радиусе тысячи их больше десяти миллионов. По консервативной оценке предполагалось, что каждая десятая звезда имеет планеты. Продажа незначительной части этих звезд не окажет существенного влияния на освоение космоса в будущем.

Столь необычная резолюция ООН привлекла внимание и вызвала широкий резонанс. Постоянные члены Совета обороны планеты (СОП) подумали, посовещались, и каждый из них решил, что в обозримом будущем вреда от резолюции не будет. А с другой стороны, голос против нее в современном политическом климате обойдется дорого. Приступили к обсуждению и сошлись на компромиссном варианте: продавать только те звезды, которые находятся не ближе ста световых лет от Земли.