Перекрёсток

Игорь Ларин

Перекрёсток

© Игорь Ларин, 2023

© Издательство «Четыре», 2023

* * *

Потерянная любовь, пронесённая через жизнь стихами,

Которые читали на Питерской набережной и на пляжах Майами.

Душа в оковах, рвавшаяся наружу,

В надежде на везение и что ещё кому-то послужит.

Увидит живыми тех, кого любит без меры

И с кем не удастся встретиться всё равно.

И есть тому многочисленные примеры.

Почему? Я думаю, не было суждено.

Не отмерено кем-то и согласие не получено,

Ни на земле, где всегда царит равнодушие, –

Да, видимо, и на небе, где тоже есть серые и заблудшие –

Ангелы падшие, пасущие такие же души.

А может, зависть и злость давит кого-то и душит?

А может, хочется унизить поэта и мольбы его слушать…

Этим, кто подписывает бумажки и дарует визу,

Ставит штампики с серьёзным лицом для вида.

А за этими корочками и маленькими листочками

Чья-то жизнь понапрасну перечёркнута строчками,

Обретающими жуткий смысл своей каллиграфией.

Для кого-то рутина, а для него приговор – эпитафия.

Для поэта, давящегося сухими слезами,

Проглотившего стон, уткнувшись в подушку глазами.

И сердце, почти задушенное инфарктами,

Да и без них ранимое и битое разными фактами.

Фатально преподносимые и горестно ожидаемые,

Но всегда невыносимые и скандальные!

Тебе что-то подарено и отобрано что-то,

Как оценить дары и то, что ушло безвозвратно?

И это не подтвердить математическими расчётами,

И не обсудить при личной встрече – приватно.

А может, вымолить у гадалки и звездочёта

Или сухими щелчками сбросить костяшки на счётах…

Вот мне, к примеру, уже пятьдесят девять.

А что он, Иосиф Бродский, сумел бы сделать

За подаренные ему, а не мне три года?

Будь это милость божия или просто природа.

Случай, желание или уже усталость.

А три года – целая тысяча дней или всё-таки малость?

В нашем водовороте и безумной гонке событий.

Не скажет никто… и зачем? Всё равно нам не быть… им.

* * *

Поэзия как зеркало души –

Ей не нужна молва аудиторий:

Общенье, книги, пестрота историй…

Услышал – если сможешь, напиши.

Образование Есенина – семь классов,

И Пушкин аттестатом не блистал,

В ученье Маяковский не был асом,

А Бродский, не осилив восьмилетку,

Одет во фрак и белую жилетку,

В Стокгольме с блеском лекцию читал,

Как лауреат словесности изящной.

Так, значит, дело не в учёбе зряшной,

Феномен в чём поэта, подскажи:

В начитанности, света предпочтеньи,

Ведь точно не в зубрежке и ученьи,

А может, в состоянии души?..

В незримом, чутком, остром восприятии

Того, что неподвластно общей братии,

Весь интерес которых в прибылях лабазных?

А здесь – и лёгкость, и особенность ума,

И тонкость мыслей, чувств разнообразных,

А может, здесь виновница она –

Та женщина: любовь, подруга, муза,

Которой, кажется, поэт любезен стал,

С которой он взойдёт на пьедестал

Иль будет мыкаться и станет ей обузой…

Не знаю и не подскажет вам никто,

За что боготворим и любим их …поэтов,

За жертвенность, за ранние уходы,

За неуменье жить, терпеть невзгоды …эстетов.

За то, что пишут до петли, до выстрела в висок,

На дюйм от смерти и на волосок.

Их любят женщины, за ними ходит слава,

Но это всё пустое – суета, отрава!

Со временем вскипит и выйдет боком,

Так популярность нам грозит уроком –

Дороже, уваженья, денег, криков «браво»,

А муза как пришла любовницей, забавой –

Так и уйдёт, оставив вас ни с чем,

Ну разве несколько томов помогут тем,

Кто прочитает, вас понять и оценить,

И струн аккорд прощально отзвенит…

Портрет

У меня стойкое дежавю последнее время.

Помню книги, прочитанные давным-давно.

Например, Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грея» -

Копия нашего времени, ну просто одно в одно…

Как и там персонаж «замороженный» не стареет,

И портрет его никому не показывают.

А книгоманы знают, что он, как зараза, дремлет.

Стоит на мольберте под тряпкой, смердит и преет,

А его «дубликату» спа и подтяжки лица заказывают.

Копит в себе все пороки, полученные от живого,

Который внешне вроде бы чист и почти безгрешен.

От него не услышишь ни фамилии чьей-то, ни худого слова

В адрес того, кто скоро будет арестован (или задержан)

И заточён в темницу ну прямо как в старой сказке…

Помните про парня во Франции в железной маске?

И бродит персонаж по дворцу походкою странной.

Ни чихнуть от души, ни крикнуть – везде охрана.

Так и тянется жизнь от массажа до процедуры.

Это чтобы верили и поклонялись ему старые дуры:

«Без него нет страны» (по их мнению).

«И его надо любить» (всему населению).

Ну а как? Вдруг подачки давать перестанут,

И бандиты оружие из подвалов достанут…

А с этим лидером, молодеющим год от года,

Не страшны ни инфляция, ни катаклизмы природы.

Он прочно стоит на двойных каблуках

И власть держит цепко в своих руках.

И глаза наполнены стабильностью и уверенностью…

А может, на самом деле, стагнацией и растерянностью?..

Перекрёсток

Сижу и пью свой чай… с моим вареньем.

Идёт мой снег, идёт моей зимой…

И я пишу… своё стихотворенье

И небо личное с оранжевой луной,

И кружат вихрем рифмы надо мной,

А на душе тепло… и настроенье

Совсем как позднею и ласковой весной,

Иль ранним и ещё не жарким летом:

Когда стоишь на берегу раздетым,

Зажмурившись, а крыша над тобой,

Как будто перевёрнутое море,

Голубизной безбрежною манит

Играет и тихонечко шумит …прибоем,

Мерно подгоняя облака,

А чья-то лёгкая и добрая рука

Мазками редкими картину поправляет –

Рисует формы, тени направляет …с любовью.

На фоне трагифарсов, революций

Сижу и пью спокойно чай из блюдца.

У них бардак, замены конституций…

Встаю, взял шляпу и пиджак –

Снег хлопьями валит и за окном кружа

Проносится, как в пачках балерины,

В салопах и воздушных пелеринах…

Я знаю, будет всё: спокойствие, тревога

И боль потерь, паденье, перемога…

Вот кто-то за поэтом повернул

На перекрёстке, заметённом снегом

(Который видится крестом под тёмным небом)…

А у меня, друзья, своя дорога –

Я чуть подумал… и вперёд шагнул.

Звездочёт

Вы сохранить хотите мрак и темноту,

Вам хорошо, когда глаза не устают?

Зачем другой отыскивать приют,

Искать с восходом солнца красоту?

Соблазн велик, но риски непомерны.

Вот если бы не чиститься от скверны,

Не изменять размеренный режим…

А так – зачем? Зачем, ты нам скажи?!

Ведь слепит свет, показывает раны,

Изнанку бедной, искорёженной души.

От эпитафий перейти на эпиграммы?

И думать обо всём… Зачем – скажи?

Но вы не видите, не знаете, наверно,

Что можно по-другому жить – без скверны:

Писать, переживать, любить и думать,

Самим себя понять, на то, что плохо – плюнуть.

Попробовать и разом изменить,

Убрать, что вам мешает, приструнить

Того, кто в это время врёт и метит

…в миссии,

но он вам совсем не светит,

Он лишь лампадку ветхую палит

И вам молиться, веровать велит:

Что с солнцем плохо, а в потёмках хорошо,

Что он вам цель и истину нашёл…

К прозренью путь и будет вместе с вами

…идти…

…но просто вас

болванит,

Опутывает, лжёт, с пути сбивает

И аналогии в истории стирает.

Ну вот пришли, застряли в тупике…

А где миссия?

…и затихли те,

Кто вам рассказывал про верные дороги,

Про кущи сытные и яркие чертоги.

Остались вы одни и без поводырей.

У вас нет ничего – лишь свет от фонарей,

Коптящих и воняющих без меры.

Вот так вас бросил тот, кто на галерах

(Со слов его)

пахал всю жизнь!

На самом деле бабочкой кружил:

С куста на куст, с бутона – на цветок…

Куда летит теперь: на Запад, на Восток?

В какой галере вам его искать,

С кого спросить и как его достать?

Желание одно: пробив глухую стену,

Спросить за гадкую и подлую измену!

С кого? Кто вам темницу показал,

Преподнося, что это тронный зал:

«Пусть всё черно, но не было бы хуже…»

…и вот сидите в рубище и в луже!

Кто виноват, кому предъявим счёт?

Хохочет и ликует звездочёт,

Предрекший вам плоды от глупой веры.

А тот, кого любили вы без меры,

Сидит на троне, на корме галеры.

Он не гребёт, лишь сладко ест и пьёт,

С ухмылкой молча в барабаны бьёт!

Вокруг испуг и смрад горящей серы…

Пусть не поэтом…

Здесь что думал сказать – это подвиг почти,

Нам бы сделать ещё хоть что-то.

Только всё на прослушке (и ты учти)

Выявлять – это их работа.

Исподлобья взгляд, нас ничто не ждёт,

Мы в бараках, вокруг – охрана.

Ждали – вот он… век золотой идёт,

А пришёл отмороженный, сраный.

Одобрения шум, единение масс,

Безразличие тех, кто умнее.

Разве пара-тройка нашлась среди нас,

Зная, что промолчать больнее.

Осмелев, голос подняли, закричав:

Люди вас обманули, грабят…

Ну а те, кого защитить хотят

…те… молчат,

…Или ложью себя похабят.

Скоро четверть века ми́нет уже,

Как безвременье наступило,

Когда волю и совесть забрали себе:

«Гопота – с подворотни дебилы».

Ты не бойся, не верь, ничего не проси

…Если больно – терпи без звука.

Пусть поэтом тебя не зовут – прости,

Лишь бы не называли сукой.

* * *

Небесный дирижёр готовит свой оркестр,

Внизу устали ждать и нет свободных мест.

Достали инструменты оркестранты,

Листают ноты, поправляют банты,

Переговариваясь, смотрят на него.

Неповторимого и строгого – того,

Который всё начнёт, взмахнув десницей,

И полетит по небу в колеснице,

И зазвучит мелодия дождя –

Такая дивная и разная всё время.

Ни выучить, ни повторить её нельзя,

Без изменения лишь основная тема,

Потоками воды сбегающая вниз.

Не жанр, а так – причудливый каприс,

Фантазиями автора навеян.

И дело не в гармонии, размере,

А в том, как мы его услышим,

Как он звенит и разбегается по крышам.

Не тот, который моросит уныло,

А на душе и зябко, и постыло,

А дождь-оркестр симфонией гремит,

Литаврами грохочет и дрожит,

Гудит фаготом водосточных труб,

И откликается прикосновением

к свирели

чутких губ.

Кого-то он баюкал, нянчил и покоил,

Кого-то разбудил и дал энергии прилив,

Усилив ритм и тон и выделив мотив,

Акцент усилил барабанным боем…

Потом аккордеона дышащие звуки,

И замер дирижёр, и опускает руки.

И пробегают струйки по стеклу,

К которому прижмусь, лицом прильну,

Чтобы услышать шёпот кастаньет…

И всё затихло, и сошло на нет…

* * *

А ведь я тебя родил и вырастил –

От большой любви, не из милости.

Создал образ и сваял во плоти,

И в этот мир выпустил

…прости.

Здесь наивная и чистая душа

Полной грудью не сможет дышать,

А говорить, то что думает,

Станет только тот, кто безумен

…или безудержен –

В том, что сделать что-то пытается

И от равнодушия задыхается,

И удивлён, и досадой мается…

А вокруг либо стена тупости

Либо животный хохот от глупости,

Выражающей общее мнение,

Которое усиливается с появлением

Желания сохранить баланс,

А может, всех загоняет в транс

Всеобщего одобрения и восхищения

…поклонения.

И мне не изменить ничего, не сломать

…нужно время

И можно лишь надеяться, ждать

…какого-то

изменения.

И больше нечего сказать и добавить,

И не уберечь уже, не избавить,

И не оградить от этого срама

…и не спасти,

И хоть я не виноват ни грамма,

И такая всей жизни драма –

Я всё равно говорю:

…прости!

Я и Пастернак

Я вышел из вагона на перрон,

Меня встречали с духовым оркестром –

Прям как героя, прям как вип-персон.

Кружилась голова, покрыта фетром,

Полы пальто распахивались ветром

И всё как наяву, и вроде бы не сон.

Носильщик подхватил мой чемодан,

С улыбкой глядя на меня, как школьник…

Я поискал в кармане, вынул «стольник»,

В другом – платок и мелкие монеты,

Помятые трамвайные билеты…

Где карты, портмоне? – одни вопросы.

В нагрудном – в портсигаре папиросы,

Очки в футляре из простой резины

И зажигалка с запахом бензина

(Курить я бросил, что за чертовщина?!).

Народа нет… Носильщик у такси

Мой чемодан на землю опустил.

Я дал ему купюру из кармана.

Он на меня взглянул, оторопев:

«Такую сдачу… и на день не дали плана…»

(Он по червонцу у коллег собрал у всех).

Я сел в машину, не сказав, куда поеду

(А время на часах как раз к обеду),

Однако мой водитель за баранкой

С шутливою обычной перебранкой

Уверенно довёз и счётчик отключил.

Ему я мелочи с опаскою вручил,

Сказав спасибо, вышел из машины.

Он сам открыл багажник, вынул чемодан

И, что-то ловко отсчитав на сдачу,

Мне пожелал здоровья и удачи…

И завизжали по асфальту шины,

И был таков (не гадан и не ждан).

Иду уверенно, как будто я здесь был

И подхожу к красивому подъезду

(одной высотки),

Что на улице Партсъезда…

Вот только номер почему-то позабыл.

В парадном полумрак и пахнет луком,

На каждой двери до пяти звонков.

Как всех они будили резким звуком,

Потом, освобождаясь от оков,

скрипели двери,

А увидев и проверив (кто позвонил),

цепочку сняв,

Распахивались полностью

и, запустив меня,

С привычным лязгом

закрывались на засов…

Вошёл, не вижу, кто стоит в передней.

Или ушли уже, оставив одного?..

Нащупал выключатель, щёлкнул… что за бредни –

Один, и рядом, правда, никого.

Лишь кот, задравши хвост, о ноги трётся.

Вдруг голос: «Папироски не найдётся?»

Смотрю – субъект в очках и в майке из сатина

И в брюках из потёртого поплина –

Взъерошенный с похмелья мужичок.

Одна рука висит (последствия «удара»)

И запах чеснока и перегара –

На майке красный с Лениным значок.

Отдал всю пачку и шагнул вперёд,

Куда идти – сам чёрт не разберёт

(Ещё и кот прохода не даёт).

Вот дверь направо мне знакома вроде –

Казалось, здесь бывал и при народе:

Стихи читал, курил и пил портвейн.

Крутился возле ног какой-то Рейн,

Ахматова стояла с сигаретой,

Есенин пьяный и почти раздетый,

В меня вцепившись, что-то говорил,

И я его отчаянно… журил…

Чёрт, что со мной?.. Совсем не понимаю –

Шагнул я в комнату, снял шляпу, а снимая,

На зеркале остановил свой взгляд.

И что я вижу? Мне мерещится: свят, свят…

А в зеркале стоит чужой мужчина

(С улыбкой руки уперев в бока),

Довольно молодой – лет сорока:

Высокий, видный, с крупными чертами

На вытянутом, рубленном лице,

С волнистыми густыми волосами,

С морщиной между тёмными бровями

(А мысли о зазнайке-гордеце).

Я посмотрел на ноги, отвернулся,

Себя за нос подергал, обернулся.

«Кто в зеркале?» – возник тотчас вопрос.

И вот ещё – то ли вокруг всё меньше стало,

(А может, мне очков не доставало),

А может, я значительно подрос?..

На кресло кинул шляпу, снял пальто,

Стою в костюме старого покроя.

Задумался… А может, я в запое…

А может, шутит или дурит меня кто?..

Потом ещё взглянул и враз обмяк,

Комок во рту и задрожали ноги –

Ведь в зеркале… ведь это… Пастернак,

О Боже! Что со мною происходит?..

Так, значит, здесь я с ним,

А он со мною там?..

И ходим друг за другом по пятам:

Страдаем, любим, ссоримся, едим…

Наверное, моё второе Я

Смеётся и со мною хороводит.

Или злодей тупой меня изводит,

Играя на границе бытия

И мира параллельной жизни с нами…

Нам не понять: ни веры, чувства, знаний

Не хватит, чтоб подумать, оценить

и описать стихами,

И что скрывается за фразами, словами,

И по кому не будет колокол звонить.

* * *

Чашка кофе и первая сигарета,

Ты в кровати и ещё не одета.

На столе наброски лёгкие, осторожные,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.