Вирус

– Ну все, все. Не плачь, успокойся. Все будет хорошо, – погладил он ее волосы.

– Григорий Степаныч, вы меня выведете? Мне страшно. У меня нет симптомов, я здорова, – смотрела на него девушка.

– Обязательно, обязательно выйдем. Только сейчас нам надо вернуться в больницу.

– Вернуться? Зачем? Я не пойду. Идемте к выходу. Зачем нам в больницу? – Девушка держала Рубина за руку.

– Лена, послушай меня. Соберись, успокойся. Сейчас никого не выпустят из больницы. Нам надо вернуться туда, а утром приедут представители Минздрава и нас выведут. Не бойся, все будет хорошо. Я рядом, мы вместе. Понимаешь?

– Да, я поняла, – ответила девушка и вытерла слезы.

– Вот и хорошо. Маску надень. Ну, пошли, что ли? – сказал он и посмотрел в сторону забора.

Дальний свет фар не давал возможность разглядеть, что происходило за забором, он взглянул на медсестру. Лена кивнула, и они двинулись к больничному входу. Пройдя мимо машин «скорой помощи» с телами водителя и медсестры, зашли в длинный коридор.

Картина, открывшаяся ему, заставила отшатнуться и остановиться. Создавалось впечатление, что он оказался героем какого-то фильма ужасов. Именно такие кадры он вспомнил во многих картинах. Но это было не кино, это была реальность.

– Это по всей больнице? – Григорий Степанович посмотрел на девушку.

– Да, такой ужас везде, – кивнула она.

Он медленно двигался по коридору, пройдя мимо каталок с телами двух мужчин. На скамейке у стены сидела, а точнее полулежала женщина, одежда которой была в крови. Рубин остановился у дверей смотровой и осторожно ногой толкнул дверь.

В хорошо освещенном кабинете на кушетке лежала женщина в медицинском халате без признаков жизни. Он почувствовал, как сзади к нему близко подошла Лена. Она крепко держалась за его пиджак.

– Тихо, тихо, спокойно. Не бойся, – Рубин обернулся вполоборота и взял ее за руку.

– Страшно, Григорий Степаныч, – негромко ответила медсестра.

– Идем. Только за одежду не цепляйся, а то движение сковывает, – сказал он и отпустил ее.

Девушка виновато взглянула на него и кивнула.

Сделав несколько шагов вперед, врач остановился у открытой двери процедурной. Там, на полу, прислонившись спиной к стене, сидела женщина лет сорока пяти тоже в медицинском халате. Она тяжело дышала и периодически кашляла, сплевывая кровь.

– Нина Федоровна, вам помочь? – Он шагнул по направлению к ней.

Женщина зло посмотрела на него, выставила перед собой руку и покачала головой. Рубин понял, что она запрещает подходить к ней. Он остановился и сделал шаг назад. В этот момент женщина закашлялась, стала вытирать от пота лицо и повалилась на бок. Рубин осторожно прошел в процедурную, то и дело посматривая на недвижимое тело женщины. Он достал из шкафа две пары медицинских перчаток.

– Держи, – протянул одну из них своей спутнице уже в коридоре.

– Она что, умерла? – спросила Лена, показывая на медсестру в процедурной.

– Идем, не отвлекайся, – надевая перчатки, ответил Рубин и пошел по коридору.

Остановившись у открытой двери приемного покоя, где всегда оформляли поступающих больных, он с удивлением заглянул внутрь.

В кабинете за столом сидел мужчина лет сорока в медицинской одежде голубого цвета и что-то записывал в журнал.

– Андрей, – позвал его Рубин.

– А, Григорий Степаныч, вас прислали? – повернулся к нему мужчина.

– Андрей, ты как себя чувствуешь? – зашел в кабинет Рубин.

– Оставайтесь там, не подходите ко мне. Я заражен. Температура скачет, и кашель пробивается. – Мужчина встал из-за стола и отошел к окну.

– Давай я тебя осмотрю, – Рубин шагнул к нему.

– Не подходите! Вернитесь обратно, Григорий Степаныч. Уже все поздно и бессмысленно. Там, в журнале, я исписал пять страниц: симптомы, клинические проявления и медикаменты, которые принимал. Надеюсь, кому-то пригодится. Правый бок ужасно болит, сил нет терпеть. – Бурунов схватился рукой за бок и слегка согнулся.

– Я так понимаю, воздушно-капельный? – Рубин остался стоять у дверного проема.

– Естественно. Другой путь заражения не вызвал бы подобного вала инфицированных за такое короткое время. Я вот что отметил, Григорий Степаныч: у этого сукина сына практически нет инкубационного периода. – Бурунов подошел к столу и налил в стакан воды из графина.

– Как нет? Этого не может быть!

Бурунов жадно выпил воду и посмотрел на коллегу.

– Нет, он конечно есть, но очень короткий. Ох, печень просто разрывается. – Бурунов опять согнулся, присел на стул у окна и продолжил: – Уж больно он скоротечен, этот период. По моим наблюдениям, он составляет от часа до пяти.

– Часа?

– Сомневаетесь? Правильно, если б кто мне рассказал, я бы тоже не поверил. Но некоторые люди действительно попадают в критическое состояние уже через час после заражения. Мы ведь как думали: а, вирус, а, в Африке, далеко. Да и сколько их там, этих вирусов. Никто и подумать не мог, что этот сюда доберется, да еще так быстро. Впрочем, я в журнале все отразил. Ох как болит, не могу… – Бурунов достал из кармана шприц и две ампулы.

– Что колешь? – спросил Рубин.

– Что можно колоть, чтоб обезболить, когда терпеть уже нет сил? Конечно, морфий, – ответил Бурунов, отломил верхушку ампулы и добавил: – Да, Григорий Степаныч, у каждого зараженного свое проявление болезни.

– Общее что-то есть?

Бурунов посмотрел на него и задумался. Затем наполнил шприц и ответил:

– Общее? Пожалуй, есть. Резкие скачки температуры, мгновенная слабость во всем теле. Нет, не такая, как при гриппе или коронавирусе. Ноги просто не держат. Потоотделение и кровотечение наблюдается у многих, но все же не у всех.

– Вирус что, поражает печень? – из-за спины Рубина спросила только что вошедшая Лена.

– Печень? Нет, Лена. У всех по-разному. Вирус быстро находит слабое место в организме и, как я понял, обрушивает весь удар туда. Все происходит очень стремительно. Он активирует многие губительные процессы в человеке. Ни одно лекарство не успевает его купировать. А у меня, по всей видимости, слабым местом является печень. Вот жил себе и не знал, – усмехнулся через боль Бурунов.

– Андрей, сколько прошло с момента твоего заражения? – Рубин пристально смотрел на инфицированного.

– Если взять за ноль доставленных первой «скорой», то это получается… – Бурунов, посмотрев на свои часы, продолжил: – Сейчас почти четыре утра. Это значит, что первый контакт у меня был пять или пять с половиной часов назад.

– Вот видишь, если найти правильное лекарство, то его можно успеть купировать. А препарат, который убьет этот вирус, обязательно подберут. – Рубин медленно подошел к столу и почитал записи в журнале.

– Я и не сомневаюсь, что лекарство от него найдут или придумают. Жаль, только я этого точно не увижу. – Бурунов поднял шприц на свет и подвел раствор, пока из иглы не капнула жидкость.

– Ты сколько уколов себе сделал уже?

– Один. Полтора часа назад.

– Еще рано. Ты можешь… – Рубин бросил на него взгляд.

– Что, умереть от передоза? А что, лучше подохнуть от нестерпимой боли? Я уж лучше от этого укола, сил нет терпеть… Григорий Степаныч, если понадобится, в ящике стола ампулы. Я из хирургии и травмы все выгреб и сюда принес.

– Думаю, мне не понадобится.

– Как знать, как знать… Дай-то бог, чтоб не понадобилось. Ах как болит… у-у-у… – Бурунов согнулся, воткнул шприц себе в ногу и ввел раствор.

– Зачем весь шприц?! У тебя же там двойная доза! – бросился к нему Рубин.

Бурунов бросил пустой шприц на пол и с усмешкой взглянул на него. Улыбка на лице коллеги свидетельствовала о том, что укол начинает действовать, и Рубин сделал шаг назад.

– Григорий Степаныч, он же умрет! – подошла Лена.

– Ему так лучше, – ответил он и, быстро развернувшись, взял ее за руку.

– Что случилось? – Медсестра обратила внимание на его взгляд.

– Лен, ты как себя чувствуешь?

– Морозит немного и в пот бросает. Просто устала сильно, – ответила она.

Грохот за спиной заставил их обернуться. Тело врача Бурунова свалилось со стула, и, слегка подергиваясь, его ноги вытянулись в струну. Рубин повел медсестру своего отделения к выходу.

– Пойдем в коридор, чего тут стоять.

– Григорий Степаныч, давайте посидим, отдохнем. Что-то усталость навалилась. Почему нас не выпускают?

– Давай-ка присядь, – подвел он ее к скамейке в коридоре.

– А что вы на меня так глядите? Что случилось?

Рубин снял с Лены маску и показал.

– О боже. Я… я что… – Она смотрела на маску со следами крови и рукой провела по губам.

– Из носа. На, прижми. – Он дал ей носовой платок.

– Мамочки, я что, заразилась? – испугалась девушка.

– Нет, что ты. Просто устала, но это и немудрено, такое навалилось. Ты посиди, отдохни.

– А вы куда? – Лена схватила врача за руку.

– Не бойся, я пойду журнал посмотрю и сфотографирую, – ответил он и погладил ее по руке.

Рубин достал сотовый телефон, сделал несколько фото и короткое видео лежащих в разных местах человеческих тел, после чего вернулся в кабинет и запечатлел страницы журнала. Все снимки и видео он отправил сообщением на номер Калугина. Потом сделал фотографии Бурунова и тоже выслал. Через минуту ответил на виброзвонок:

– Слушаю тебя, Дима. Да, согласен с тобой, это ужас. Я себя чувствую нормально. Боюсь, что Лена заразилась. Андрей? Да, он умер у меня на глазах. Я тебе отправил то, что он записал в журнале, это может помочь в изучении. Хорошо, я понял. Пока больше живых не встречал. Сейчас пойду дальше. Хорошо, буду осторожен. Все, до связи.

Он вышел в коридор к медсестре. Девушка с красным от крови платком у носа слегка дрожала и тяжело дышала. Пот крупными каплями выступил у нее на лбу. Верить не хотелось, но сомнений не было: она больна.

– Лена, давай вон в комнату персонала пойдем. Там диван есть. Ляжешь, отдохнешь, – Рубин попытался приподнять ее.

– Не могу, Григорий Степаныч, ноги не держат. – Девушка приподнялась, опираясь на его руку но тут же опустилась на скамейку и прильнула спиной к стене, вытянув ноги.

– Ладно, ты тогда отдохни тут, а я схожу проверю, может, кого найду.

– Нет, Григорий Степаныч, не оставляйте меня. Мне страшно. – Она держала его за руку и сильно закашлялась.

– Подожди, я сейчас. Ты ложись, отдохни прямо на скамейке, – ответил он и помог ей лечь.

Рубин вернулся в кабинет приемного покоя и достал из ящика стола ампулы. «Десять. Чтобы гарантированно по две. Значит, пять. Пять шприцев. А если?.. Нет, другого выхода нет. Пять шприцев», – размышлял он, глядя на ампулы с надписью «Морфина гидрохлорид». Его раздумья прервала вибрация сотового. От неожиданности Рубин вздрогнул и чуть не выронил шприц. Он ответил на звонок:

– Да, Дима, слушаю тебя.

Продолжая наполнять шприцы, включил громкую связь и положил телефон на стол.

– Гриша, через пятнадцать минут группа военных собирается заходить в больницу для разведки и, если надо, эвакуации оставшихся в живых, – слышался голос Калугина из трубки.

– Зачем, Дима?! Этого делать нельзя! – громко ответил Рубин.

– Почему? Почему, Гриша? Ты слышишь? Почему? – спрашивал главврач.

– Подожди! – ответил Григорий Степанович, затем положил в карман пиджака пять наполненных шприцев, взял телефон и продолжил: – Дима, вы потеряете людей. Этот вирус очень опасен. На мой взгляд, смертность составляет сто процентов. Свяжись с Москвой, сообщи все данные. Он передается воздушно-капельным путем и очень агрессивен. Посмотри страницы журнала, которые я тебе отправил. Никого не посылайте сюда. Это действительно очень опасно.

– Гриша, мы тебя слышим, я включил громкую связь. Передаю телефон одному человеку. Он хочет с тобой поговорить, – сказал Калугин.

– Давай.

– Григорий Степанович, это подполковник Дроздов.

– Слушаю вас.

– Я отошел и нас никто не слышит. Вы абсолютно точно определили, что вирус очень опасен. Я просто хочу, чтоб вы поняли: этот вирус не должен покинуть больницу. Прошу вас, записывайте и фиксируйте все, что посчитаете необходимым. Все сведения о течении вируса важны для наших ученых.

– Понял. Вы считаете, что я тоже заражусь?

– Пока не готов вам ответить. Мы как раз и посмотрим на вас. Время вашего контакта с медсестрой я зафиксировал. Прошло сорок семь минут. Как вы себя чувствуете?

– Нормально. Пока ничего не ощущаю. Но я в респираторе и медицинских перчатках.

– Надеюсь, что это поможет. В любом случае, Григорий Степанович, из больницы никому выходить нельзя. Примите все меры, чтобы те, кого вы обнаружите живыми, не паниковали и не старались выйти. Если вирус вырвется наружу…

– Я вас понял. Результат воздействия вируса на человека вижу сам, его реальную опасность понимаю. Буду держать вас в курсе, – перебил его Рубин и закончил разговор.

В коридоре он осмотрел медсестру. Она лежала на скамейке, тяжело дышала и, прижимая платок ко рту, кашляла.

– Ну как ты, Лена? – спросил он и присел рядом с ней.

– Мне очень плохо, Григорий Степаныч. У меня, кажется, высокая температура. А еще кровь из носа и этот кашель с привкусом крови. Григорий Степаныч, они нас спасут? Они же нас не бросят? – тяжело дыша, негромко спросила она.

– Конечно, нет. Что ты, девочка? В Москве уже лекарство придумали. Нам надо чуть-чуть продержаться, через два часа его привезут, – едва сдерживая слезы, отвечал он.

– Слава богу. Два часа. Дождемся, правда? – слегка улыбнулась девушка.

– Конечно. Два часа ерунда. Давай я тебе укол сделаю, чтоб кашель, спазм снять. Сразу легче станет.

Лена в ответ кивнула и закрыла глаза. Рубин достал шприц и замешкался.

– Ну, чего вы? Забыли, как укол делается? – слегка улыбнулась она.

– Да, давно не делал, – ответил он тоже с улыбкой и снял с иглы защитный колпачок.

Сделав укол, Рубин погладил девушку по волосам, встал и, отвернувшись, прижал руку к мокрым от слез глазам. Он пошел по коридору, бросив на пол пустой шприц.

Проверив все открытые кабинеты, подошел к отделению интенсивной терапии. Заглянул в окошечко и дернул дверь на себя. Закрыто. Он постучал и заметил в коридоре силуэт.

– Юля, это я, Григорий Степаныч! – громко сказал Рубин.

– Ой, Григорий Степаныч! Я сейчас открою! Татьяна Михайловна, Григорий Степаныч пришел! – послышалось из-за двери.

– Стой! Не смей открывать! – закричал Рубин, когда девушка стала отпирать замок.

– Почему?!

– Не смей, говорю! Закрой обратно! – потребовал он.

– А что нам делать? – медсестра повернула замок.

– Скажи мне, как вы себя чувствуете?! – заглядывая через окошечко, спросил Рубин.

Девушка обернулась назад, посмотрела на коллегу, женщину лет сорока пяти, и ответила:

– У нас все нормально. У Татьяны Михайловны давление скачет от всего происходящего.

– Давление это ничего. Самое главное, дверь не открывайте.

– Григорий Степаныч, Лена пошла узнать, что происходит. Вы ее не видели? Она должна вернуться.

– Лена не вернется. Вам, наверное, предстоит просидеть в отделении еще сутки, а может, и больше. Температуру у себя измеряйте каждый час.

– Григорий Степаныч, у нас еще шесть больных. У них тоже измерять каждый час?

– У них не надо. Они же не ходят никуда. Насколько я помню, трое на аппаратах ИВЛ и остальные тоже еще слабы. Главное, за своим самочувствием наблюдайте. Вирус, который в больнице, очень опасен. Надеюсь, вы сможете дождаться помощи.

– Григорий Степаныч, а Лена где? Она что, смогла выбраться?

– Юля, я тебе сказал, Лена не придет! У тебя номер Калугина есть?

– Да!

– Держи связь с ним. И не открывайте дверь, если хотите вернуться домой. Ты все поняла?!

– Да!

– Всё, держитесь, девочки! – сказал Рубин и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

Поднявшись, он оказался перед хирургическим отделением. Дверь с прямоугольным окошком в середине, ведущая в отделение, тоже была закрыта. Сквозь стекло он увидел лежащие на полу тела в больничных пижамах. Сбоку от двери, у стены, стояла скамейка. На ней сидел мужчина лет пятидесяти, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги. Глаза его были закрыты, но слышалось тяжелое прерывистое дыхание. Его хирургический костюм голубого цвета в нескольких местах был испачкан кровью.

– Игорь Дмитрич, вы почему без маски? – подошел к нему Рубин.

– А, Гриша. Ты как тут? – медленно открыв глаза, ответил тот.

– Пришел узнать, как вы здесь.

– Тебя, значит, прислали, – опять закрывая глаза, едва шевеля губами, сделал вывод сидящий.

– Игорь Дмитрич, почему без маски? Где остальные? Вы слышите меня? – Рубин тронул его за плечо.

– Слышу, Гриша, слышу. Сил нет, слабость дикая. Маска, говоришь? А что толку? Я заразился раньше, чем понял, что произошло. – Открыл он глаза и, взглянув на Рубина, продолжил: – Когда тут все началось, я оперировал. Вышел из операционной, а тут кто-то кашляет, кто-то кровью плюет, а кого-то рвет так, что стоять не может. Я понял: что-то не так, но было уже поздно.

– А Бурунов вам не звонил?

– Я же в операционной был, а Костя с девчонками, видно, всерьез не восприняли сообщение. Теперь все там. – Он показал глазами на дверь.

– Вы их закрыли? Догадались?

– Сразу вспомнил бумагу про вирус в Африке. Они хотели выйти из отделения, но я запретил. Пришлось даже драться. Смог забрать ключ и выскочить сюда, закрыв их. Они хотели стекло в двери разбить. Так пришлось ножкой стула пригрозить и уговаривать, чтоб ждали помощи в отделении. Через сорок минут бóльшая часть из них уже не могла ничего.

– Как думаете, сколько времени прошло, как вы заразились? – смотрел на него Рубин.

– Думаю, часа три назад. Сначала в жар стало бросать. Потом слабость по ногам ударила и дышать стало трудно. Я понял, что все, попал. Сходил наверх, а там еще хлеще. К ним вирус, видать, раньше попал. Не намного, конечно, минут на тридцать, но для него достаточно. Он же, Гриша, идеальный убийца, этот вирус.

– Да, он очень агрессивен, но если респиратор и перчатки, то, может, защитит?

– Вряд ли, Гриша. Ты помнишь, как коронавирус проникал? Тогда старались, закрывали руки, рот, нос. А глаза? То-то и оно, – смотрел на него коллега и сильно закашлялся.

– Вы считаете?.. – Рубин на мгновение задумался и тихо продолжил: – Как я мог забыть, идиот? Глаза, очки!

– Дышать не могу, грудь болит, – сказал коллега, сплюнул кровь и добавил: – Гриша, нельзя, чтоб он вышел из больницы.

– Знаю, Дмитрич. В инсультном не был? Может, там кто выжил? Они же всегда закрыты.

– Туда не ходил, не знаю, – ответил коллега и опять закашлялся.

Рубин достал из кармана и сунул в руку больного шприц. Тот вопросительно посмотрел ему прямо в глаза.

– Морфий, большая доза. Лучше так, – ответил Рубин, не отводя взгляд.

Дмитрич слегка улыбнулся, кивнул и зажал шприц в руке. Рубин повернулся и медленно пошел к лестничному проходу. Обходя отделение за отделением, он снимал на телефон и отсылал фотографии Калугину. Спускаясь по лестнице из терапии, почувствовал заметную усталость. Протерев рукой лоб, Рубин отметил про себя, что изрядно вспотел. Тело иногда бил озноб, и все чаще не хватало воздуха. В длинном коридоре первого этажа он присел на скамейку у стены и снял респиратор. Дышать стало легче, но сильно разболелась голова.

– Вот черт, похоже, зацепил. Надо идти, осталось проверить коридор к пищеблоку, – сказал он сам себе и поднялся.

Пройдя около тридцати шагов, Рубин остановился и обхватил голову руками. Спазм боли был невыносим. Вдруг завибрировал телефон, Рубин включил динамик.

– Да, Дим, слушаю.

– Гриша, тут люди из департамента здравоохранения области подъехали и заместитель губернатора. Через полчаса прибудут представители Минздрава, – слышался из трубки голос Калугина.

– О, у вас там довольно авторитетная делегация собирается. Можно даже симпозиум проводить, – Рубин улыбался.

– Ты что, шутишь еще? В такой ситуации? Действия всех разведывательных групп отменены. Сейчас все ждут информации только от тебя. Все, что ты передал до этого, очень важно.

– Все, Дима, уговорил, давайте Нобелевскую. Ладно, шучу. В реанимации медсестра и санитарка живые, все пациенты тоже. Они просидят там еще сутки, к ним вирус не попал. Мне тоже двери не открывали, поэтому, скорее всего, сможете их спасти. Теперь главное. Необходимо закрывать все тело, противочумные костюмы подойдут. Я думаю, москвичи знают, чем проводить дезинфекцию здания. Получается, попадая в организм, вирус запускает молниеносную реакцию и скорость протекания любой болезни, которой страдает человек, возрастает в сотни раз. Это больше похоже на биологическое оружие, чем на болезнь. Слышишь, Дима? В сотни.

– Да, Гриша. Мы все здесь слышим. Как твое самочувствие? Ты во всех отделениях был?

– Дим, обо мне потом поговорим. Симптомы начинают проявляться в промежутке от часа до трех. Первые общие признаки заражения схожи с ОРВИ: сильная слабость, скачки температуры, головная боль, нередко головокружение. У многих отмечается носовое кровотечение и кашель. Средствами от коронавируса не локализуется. Прежде чем сюда придут военные, необходимо провести обеззараживание всего здания. Живых, кроме отделения реанимации, в больнице нет. Сейчас иду по коридору к пищеблоку. Вижу два силуэта у окна.

– Григорий Степаныч, это Дроздов. Не отключайте телефон, – донеслось из аппарата.

– Хорошо, – ответил Рубин и положил сотовый в карман.

Недалеко от прохода к пищеблоку, у окна длинного коридора, стояли двое мужчин в пижамах. В тусклом освещении сложно было рассмотреть их лица, но больничную одежду Рубин определил безошибочно.

– Мужик, ты кто? – встретил его окриком один из силуэтов, когда расстояние между ними стало шагов двадцать.

– Я врач! Из реанимации! Рубин Григорий Степанович! – приближаясь, громко ответил он.

– У вас там живые есть? А то у нас все подохли, – спросил второй силуэт.

– Вы из каких отделений? – подошел Рубин к ним.

– Я из неврологии, там все умерли. Врач, ты это, объясни, что это за херня такая, что все дохнут как мухи? – пристально посмотрел на него мужчина лет сорока.

– Это вирус. Он пока еще не изучен, – спокойно ответил Рубин.

– Мужик, а ты точно врач? В костюме такой, респиратор в руках, что-то не похож на врача, – повернулся к нему второй мужчина в возрасте слегка за тридцать.

– Я действительно врач. Меня отправили узнать, что здесь происходит. Вам не выйти, больница окружена военными и полицией. Они никого не выпустят. Этот вирус очень опасен, – смотрел на них Рубин.

– Это что, типа коронавируса? Так я уже болел, и ничего! – Первый мужчина закашлялся и сплюнул на пол кровь.

– Этот вирус намного опасней. Из больницы выходить нельзя.

– Слушай, ты чего заладил «выходить нельзя», «выходить нельзя»? Лучше скажи, чем лечить, а то знаю я вашего брата, только рецептики за деньги выписываете, – бросил злой взгляд на Рубина второй.

– Вас не выпустят: этот вирус не изучен. Вам необходимо оставаться здесь, тем более у вас клинические признаки заражения, – объяснял Рубин.

– Да пошел ты, осел. Там, напротив пожарного выхода, меня друзья ждут. Сейчас солдатика отвлекут, и мы смоемся. Я его уже открыл. Ты с нами? – распахнув окно, сказал мужчина.

– Этого делать нельзя! Как вы не понимаете?! Вы же весь город убьете! – чувствуя, что слабость бьет его все сильней, закричал Рубин.

– Да пусть тут остается, если хочет. Ты смотри, сигнал не проворонь, – вмешался второй.

– Пусть остается и подыхает здесь, я не против. Да вон, фонариком светят. Пошли, – ответил другой.

Рубин достал из кармана телефон и громко сказал:

– Дима, слышали?! Примите меры!

– Слышали! Уже предпринимают! – донеслось из трубки, и Рубин отключил сотовый.

– Ты что сделал, сука?! – посмотрел на него первый мужчина, поднявшийся было на подоконник.

– Ах ты гнида! Он сдал нас! – подскочил к врачу второй и сильно ударил кулаком в лицо.

Рубин упал, выронив телефон, и застонал. Один из мужчин наклонился и схватил его за лацканы пиджака.

– А ну дай я ударю эту сволочь! – спрыгнул с подоконника первый.

– Да поймите вы, что нельзя выходить! – крикнул Рубин, прикрыв рукой разбитый нос.

– Я что, тут подыхать должен?! Сволочь! – сильно пнул его в живот противник, у которого начиналась истерика.

Рубин взвыл от боли, скорчившись на полу. Второй мужчина опять схватил его за одежду.

– Не бейте! Я вам не сказал, у меня есть вакцина от вируса.

Мужчины посмотрели друг на друга.

– А я всегда говорил, что у них для себя все всегда есть, – усмехнувшись сказал второй.

– Давай! Где она?! А то «новый вирус, лекарства нет». Давай! – смотрел на него первый.

Рубин достал из кармана пиджака три шприца и показал на их ладони. Мужчина взял два шприца и один отдал другому.