bannerbanner
Последствия одиночества
Последствия одиночества

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

Сон пришел ко мне только в первом часу ночи.

***

Я лежала дома на диване после второго школьного дня и смотрела в потолок. Домашка на завтра была сделана, ужин приготовлен, и ничего другого мне просто не хотелось.

Я надеялась немного поспать, чтобы к тому моменту, как вернется мама, моя вечная головная боль уже отступила. Один из минусов моей болезни: мозг воспринимает за стресс любую мелочь, очень остро реагируя на огромное число триггеров, отчего у меня иногда даже были мигрени.

Обследование показало, что причины головных болей исключительно психологические.

Мама наверняка будет болтать без умолку, такая она у меня. Иногда. Если есть настроение.

Когда Адам после уроков спрашивал, приду ли я и настаивал на том, что это безумно важно и необходимо, я пообещала прийти. Это была минута слабости, когда мне снова отказаться было сложнее, чем согласиться, пусть даже и в урон себе.

До этого их «посвящения» оставалось чуть больше часа, но я решительно не собиралась никуда идти.

Вот сейчас усну, потом даже врать не придется, будто я проспала из-за головной боли.

Когда ко мне пришли первые, едва уловимые и хрупкие сновидения (а быстро я могла уснуть только днем или ближе к вечеру), в дверь позвонили.

Я тут же проснулась и села, но открывать не пошла.

Я сплю, оставьте меня в покое и до свидания.

Как говорится, добро пожаловать отсюда.

Звонок раздался еще раз.

Боже, как же я вас всех ненавижу, почему так сложно отстать от меня?

Сделать вид, что меня нет дома, я бы не смогла, потому что оставила свет в прихожей, совсем не подумав о том, что за мной кто–нибудь зайдет.

Да и куда бы я могла пойти?

Я очень сильно потерла глаза, чтобы они покраснели, взъерошила волосы и всю дорогу до двери, шла не моргая, чтобы проступили слёзы.

Несмотря на все мои старания вынести напоказ то, как я плохо себя чувствую, Аглая даже не заметила этого и сразу шагнула за порог.

– Ты что, спишь что ли? – она окинула комнату взглядом. – Вы еще не разобрали коробки?..

Она как-то рассеянно это проронила.

Возможно, я все еще не занялась коробками с вещами, потому что надеялась, что кто–нибудь меня отсюда заберет.

– Мы не успели разобрать, – зачем-то попыталась оправдаться я. – Ты что-то хочешь?..

К своей неожиданности, я встретилась с осуждающим и мрачным взглядом девушки.

– Приводи себя в порядок, прекращай стоить из себя дурочку и пойдем! – процедила она сквозь зубы.

– Если честно, я…

– Вся ложь этого мира начинается именно с этих слов, одевайся и пойдем! Это очень важно!

Мне захотелось прикрикнуть на нее и выставить за дверь, но я понимала, что это всего лишь реакция на то, что меня уличили во лжи.

– Извини, но я, правда, очень не хочу идти.

Она понимала меня. Она знала и понимала причины, но было что-то, из-за чего она не могла от меня отстать.

Как будто ее жизнь зависела от того, пойду я или нет.

Аглая подошла ближе ко мне и сжала мою руку.

– Правила устанавливаю не я. Поверь, если Адам хочет, чтобы ты пришла, тебе лучше прийти, – серьезное выражение на лице резко сменилось на кокетливо–добродушное. – Да за ним полшколы бегает. Ты должна радоваться, что он обратил на тебя внимание.

– Разве он и Вероника не?..

Я понимала, что они не встречаются, просто тянула время.

– Нет, не пара. Хотя она явно хотела бы. Сейчас строит из себя его лучшую подружку, пока по ней самой сохнет остаток мужской половины класса…

Аглая явно была этим раздражена.

– Лично я не собираюсь начинать какие–либо отношения в последний год учебы. Потому что мне еще поступать и…

Аглая закатила глаза.

– А как же выпускной? Провести этот день не одной, танцевать с любимым, запереться в каком-нибудь классе…

– Аглая! Боже, фу! – мне в принципе сложно с людьми общаться, не говоря уже об отношениях. – Я пойду с тобой, только не поднимай больше эту тему, пожалуйста!

Перед выходом я просто расчесала волосы и написала маме сообщение о том, что ухожу и постараюсь не задерживаться.

Уж кому, а ей мое общение со сверстниками будет только в радость.

На улице уже было темно, фонари встречались редко, а бесконечный лес нагонял атмосферу страха и угнетал, потому что казался сплошной черной пропастью, за пределами которой нет ничего, кроме тьмы.

– Как думаешь, скоро ли выпадет снег? – мне хотелось отвлечься от темноты, давившей на меня.

– В этой части Карпат зима наступает ближе к середине декабря, все-таки, не умеренные широты, как у тебя на севере было… Из какого ты города?..

– Неважно, – отрезала я, не желая вспоминать место, из которого меня силой притащили сюда. – Но там о погоде, считай, не нужно беспокоиться. Почти все время одно и то же.

Можно считать, что из серого тумана я перебралась во влажно-зеленый.

Чем ближе мы были к пункту назначения, тем сильнее возрастало волнение девушки, почему-то окрашенное, как мне показалось, беспокойством.

Аглая буквально тащила меня вниз по улице. За руку она меня взяла, видимо, сама того не заметив, когда я начала отставать. Возможно, она подсознательно боялась, что я постепенно исчезну из виду и уйду домой, растворившись во влажной темноте леса.

К сожалению, дороги назад уже не было. Я заранее чувствовала дискомфорт и просто старалась думать о том, что через несколько часов я уже буду дома, а все это – позади.

Дом Адама был на окраине и выглядел дороже и массивнее остальных. Ранее Аглая уже говорила, что его отец – местный управляющий и в принципе коренной житель, решивший превратить эти места во что-то невероятное и современное. Именно он и финансировал строительство. Соответственно, денег у него было – даже не представишь, сколько.

Мне же до сих пор казалось, что такие места нельзя переделывать, перестраивать и пытаться изменить. От гор веяло величием, и каким-то тревожным, преувеличенным спокойствием, от которого сердце билось так, что начинало тошнить.

Мне словно твердил какой-то голос изнутри, что все, что меня окружает, должно оставаться неизменным, что человеку здесь нет места.

Мне в принципе были свойственны плохие предчувствия, но у этого было как будто что-то особенное, что-то, заставляющее прислушаться.

И вот мы уже стоим на крыльце, а внутри меня пружина, еле-еле сдерживающаяся, готовая вот-вот прийти в действие.

Аглая позвонила в дверь, за которой уже различалась музыка, от которой мне стало не по себе.

Вот жили бы дальше в городе, нет же, надо ехать, надо что-то менять, надо довести родную дочь до суицида.

Я всей душой начинала ненавидеть тот день, когда маме предложили эту чертову работу.

И вот Адам открыл нам, и музыка волной, хоть и не была слишком громкой, но ударила по мне, я как будто бы даже физически почувствовала это. Парень улыбнулся и пригласил нас внутрь.

– Родителей на этой неделе как раз нет дома, и все это, – он кивнул внутрь, – сегодня в нашем распоряжении.

– Чудесно! Кстати, я принесла, – глаза Аглаи возбужденно сверкнули, и она быстро облизала губы.

– Ты же знаешь, это меня не интересует. Сходи на кухню, может, кто–то и обрадуется.

Мне показалось, что Адам был раздражен.

– А ты чего стоишь? – улыбнулся он мне, все еще мявшейся на пороге. – Проходи, Ева.

И тут в его голосе промелькнуло то, что я бы никогда не ожидала услышать от парня, вроде него. Сочувствие и доброта, но лишь немного, не больше, чем он мог себе позволить.

– Адам, на самом деле, быть здесь – последнее, чего бы мне хотелось.

Как-то неожиданно и очень ловко парень перетащил меня за порог и прижал к стене.

– А чего бы тебе хотелось? – он наклонился к моему лицу, и я почувствовала его горячее дыхание.

Даже особо не задумываясь о том, что я делаю, я, что было силы и возможности, оттолкнула его, и он зацепился лопаткой за шкаф.

Казалось, он опешил, но при этом как будто бы остался доволен.

– Больно, – Адам потирал спину. – Хорошая реакция, – улыбнулся он.

– Никогда больше не смей так делать! – у меня прорезался голос, но я чувствовала, что вот-вот расплачусь.

Ноги стали ватными.

– Да это шутка. Проходи, чувствуй себя как дома.

– После такого это будет невероятно сложно, – тут я заметила, что всё ещё стою в одном окаменевшем от страха положении, и попыталась сбросить напряжение с себя.

Не получилось.

– Да брось, девчонкам такое нравится. Не притворяйся серой мышкой, Ева, ты совсем не такая. Я знаю, что заставил твое сердце биться чаще.

Он действительно заставил, но сердце учащенно билось от страха.

– Давай сюда свою куртку, упаришься.

Я отдала вещи и сняла обувь, нарочно показывая, как мне не хочется этого делать.

– Где Аглая? – спросила я, глядя на Адама из-под лба и мысленно проклиная девушку.

Во рту и горле пересохло, отчего сглатывать то малое количество слюны было больно.

– На кухне, с остальными. Развлекается, – мрачно добавил парень. – Позвать?

– Не нужно.

Аглая сама пришла ко мне буквально через минуту.

– Ну, что? Как он? – в ее глазах было что-то острое, заговорщицкое.

– Этот мудак? Отвратительный! – слова проскакивали отдельными звуками, очень хотелось пить.

А еще больше хотелось вернуться домой и уже никогда больше сюда не возвращаться.

– Я так понимаю, тебе не понравилось, – озадаченно констатировала девушка, но улыбка все равно не покидала ее лица.

– А с каких пор насилие должно нравится? Куда ты вообще меня привела? Что здесь происходит?

– Вы не поцеловались?

– Ты знала об этом?! – срывающимся на петухи голосом закричала я.

– Тише-тише, пойдем, посвятим тебя. Это стандартное приветствие. Мы – молодежь этого города и сами задаем правила. Хозяин дома целуется с гостями, – не девушка, а бес ходячий.

Мне нельзя найти слов, чтобы описать, как мне все это не нравилось и как мне хотелось поскорее вернуться домой. Будь я немного смелее, возможно, мое «нет» имело бы значение. Но сейчас всем все равно, потому что за моими словами не стоит ничего, кроме страха и неуверенности в себе.

И еще не нашлось человека, которому бы хватило сил и совести не пользоваться моей слабостью.

Как же я удивилась, когда в гостиной не увидела никого, кроме Вероники и Адама.

Но ведь утром говорили что-то о посвящении и знакомстве со всеми… и где же тогда все?..

Стало не по себе.

Аглая тут же ответила на мой немой вопрос:

– Мы будем только вчетвером, просто подумали, что если мы скажем тебе о «посвящении» в весь класс, то ты с большей вероятностью согласишься. Остальные здесь не нужны. Они пропали из жизни минимум на час, я дала им грибного порошка, это местная «пушка»! – от блеска в глазах Аглаи у меня закружилась голова. – У нас, понимаешь ли, своя собственная каста уже из четырех человек в этом городе. Имеешь полное право считать себя особенной.

Ага, по-особенному загнанной в угол с собственного же позволения.

– Пожалуйста, – прошептала я.

В эту же секунду ко мне подошла Вероника и обняла меня. От нее чувствовалось что-то невообразимо легкое и светлое, и я обняла в ответ ее хрупкие, как птичьи косточки, плечи.

– Все будет хорошо, – прошептала девушка. – Не волнуйся.

Я ничего не понимала. Все казалось настолько несвязным, что мне уже бы скорее поверилось, что все это сон, а не реальность.

– Может кто–нибудь сказать, зачем я здесь? – я спросила так тихо, скорее сама себя, что даже не было слышно.

Горло судорожно сжалось, но я все еще находила откуда–то силы, чтобы не заплакать.

Удивительно.

Вероника мягко положила свою маленькую ручку мне на талию и подтолкнула к большому креслу.

Как по указанию, все остальные тоже сели. Адам сел в кресло напротив, а девушки устроились на диване.

Мне казалось, что я уже ничего не слышу и не чувствую, кроме биения собственного сердца. Оно так трепыхалось в груди, что меня затошнило.

– Да что ты как маленькая, честное слово. Как на казнь пришла, – усмехнулся Адам и достал из-под журнального столика бутылку коньяка. – Никто здесь не причинит тебе вреда.

Когда оттуда же парень достал и четыре широких стакана, я тут же возразила, что мне не нужно.

– Как раз и нужно. Эй, мы здесь, чтобы расслабиться. Мамы боишься? – то, что он мне говорил, и то, что было у него на лице, никак не вязалось вместе.

Я посмотрела юноше в глаза и вдруг поняла, что они у него добрые.

Как они могут быть такими добрыми?

То, что он из себя строит всего лишь притворство. По крайней мере, я надеялась, что это не самовнушение, что это мне не причудилось. Иначе с паникой мне не справиться.

– Адам, не дави на нее, ладно? – в милой, даже отчасти детской манере, попросила Вероника и нежно улыбнулась.

Интересно, а есть ли у него какие-нибудь чувства к ней? Если нет, то это грустно.

Мне почему–то от этого грустно…

– Я бы лучше покурила, – я нахмурилась и бросила мрачный взгляд на стакан с темной жидкостью.

Адам оживился, и через несколько секунд у моего лица уже была сигарета, которую он старательно прикуривал от своей.

Я смотрела в его темные глаза, в зрачках которых отражались красные искорки. Выражение лица, я бы сказала, было нахальным, а вот взгляд, опять же, полон печали.

Либо так, либо я вообще не умею читать людей.

– Спасибо, – кивнула я, когда он отпрянул от меня и поднялся на ноги, чтобы вернуться в свое кресло.

– Не думала, что ты куришь, – Аглая самодовольно улыбалась. – Выглядишь, как пай–девочка. Я думала, что мы с Адамом во все тяжкие, а ты с Никой так, нюхать будешь.

Девушка рассмеялась.

– Никотин и спирт пагубно влияют на кожу. Я не хочу стареть. По крайней мере, слишком рано, – говоря почти по слогам, как будто объясняя что-то ребенку, видимо уже не в первый раз объяснила блондинка.

И, говоря это, она выпила половину содержимого своего стакана.

Как будто алкоголь сделает ее моложе, а пассивное курение прибавит здоровья.

– Да брось, – рассмеялась Аглая, глядя на подругу, – ни старости, ни смерти не существует. По крайней мере я – точно не умру!

Девушка рассмеялась, но как-то настолько искусственно, что я поежилась.

Я сделала первую затяжку, подержала дым в себе и колечками выпустила наружу, совсем не думая о том, что все на меня смотрят.

– Лично я вообще не собираюсь доживать до старости, – сказала я, глядя на дым и снова затянулась.

На некоторое время повисло молчание и трое друзей обменялись долгими взглядами.

– Ладно, на самом деле ты здесь не просто так, – Аглая вдруг перестала улыбаться, а мне стало не по себе.

Я затянулась еще раз, и как раз в это время Адам подал мне пепельницу.

Все происходящее с каждой минутой все больше походило на сон.

Вместе с пепельницей Адам оставил мне и пачку сигарет. Приятный подарок, тут не поспоришь. Я положила сигареты в задний карман джинс.

– Ну так зачем я здесь? – сигареты заметно расслабляли и во мне начинала проявляться более смелая и уверенная часть меня.

Часть меня из далекого прошлого.

– Ты когда–нибудь слышала что-то о Кассии? – парень смотрел на меня из-под опущенных ресниц и курил, не отходя от моего кресла.

– Убийца Цезаря, что ли? – мне хотелось усмехнуться, но губы только на долю секунды нервно дернулись вверх.

– Мы не о поэте, – вот и с лица Вероники исчезло милое услужливое выражение, изображающее поддержку, в которой я отчаянно нуждалась.

От Аглаи я ее уже и не ждала.

– Других, я, увы, не знаю, – я потушила сигарету, следующую решила не брать. – Простите мне мою необразованность.

– Ты бывала здесь прежде, Ева?

Я – нет, но вот…

– Здесь вырос мой отец, – пожала я плечами.

Потом он уехал учиться в город севернее отсюда, где познакомился с мамой, потом родилась я…

А потом он ушел к другой женщине. Так сказала мама.

– Он рассказывал тебе что-нибудь?

– Нет, он всегда избегал разговоров о своей юности, – и тут я поняла, что меня раздражают подобные вопросы точно так же, как папу раздражали любые вопросы о его прошлом.

Он даже о работе своей никогда ничего не рассказывал. Все, что мне было известно – папа работает в каком–то бизнес–центре проектировщиком систем видеонаблюдения.

Мне часто бывало интересно узнать, как и что именно он делает, насколько это сложно, но в ответ я получала только раздражение.

– А других родственников у тебя здесь не осталось? – подключилась Аглая.

– Боже, какие интересные разговоры. Давайте еще расспросим меня поподробнее о тех, кого уже нет в живых! Я даже не знаю их имен. Ну, кроме деда. И то – из-за папиного отчества.

Я вспомнила, как в школе нам задали «раскопать» поглубже корни своего семейного дерева. Мы с мамой выдумали имена и истории, только чтобы не трогать отца, потому что любые разговоры о его семье приводили его в ярость и ступор.

– А ты никогда не задумывалась о том, с какой целью ты попала в этот мир? Почему спустя столько лет вы с матерью переехали именно сюда? – Адам вернулся в кресло и покручивал в руке стакан, и я словила себя на мысли, что это выглядит сексуально.

На самом деле, я старалась не думать о том, за что мне такое «возвращение к истокам».

– Нет никакой цели. Мы приходим, чтобы всю жизнь страдать от одиночества и стать нужными только тогда, когда умрем. Я просто живу по стандартам и все. У меня нет целей и поэтому кто–то другой точно не навяжет мне свое видение моей судьбы.

– Интересно, – Адам отпил со своего стакана и резко встал, оставив его на столике.

Он подошел к книжной полке и достал оттуда какой–то старый переплет.

– Кассий? – спросила я, уже решив, что в начале разговора меня специально выставили глупой и сейчас покажут сборник стихов древнего поэта.

– Кассий, – как–то мрачно и сладко растягивая слоги согласился парень. – В сверхъестественное веришь?

– Думаю, это должно быть понятно уже по моему отношению к предназначению в жизни, – тихо ответила я.

– А если я скажу, что ты зря придерживаешься стороны скептицизма? – Адам казался каким–то возбужденным.

– Тогда я попрошу тебя рассказать хотя бы про один случай из твоей жизни, когда ты сталкивался со сверхъестественным, а после разнесу в пух и прах твои галлюцинации. Знаешь, мозг умеет делать много странных штук с нами.

К сожалению, о галлюцинациях я знала не понаслышке, зачастую меня преследовали в основном слуховые, особенно, когда я оставалась наедине с собой. Это началось почти сразу же, как ушел отец, мне постоянно мерещились его шаги, звук открывающейся замочной скважины и даже шелест бумаг в его кабинете.

– Тише ты, тише. Я все это знаю, отмахнулся от моего скептицизма Адам. – Просто есть люди, которым доступно больше, чем другим. Мы на многое закрываем глаза, многого не желаем видеть, тем самым ограничивая себя и свои возможности.

– У вас тут типа тайный круг оккультистов? – рассмеялась я и взяла свой стакан с коньяком, сделала пару глотков.

Не так уж и мерзко, как могло бы быть.

Потом я поняла, что сделала это только потому, что мне показалось, что я задела чувства Адама и хотела, чтобы он снова улыбнулся.

Но он не улыбнулся.

Я сделала еще два больших глотка и почувствовала, как в голове постепенно полегчало, собралось в одной точке и начало кружиться, а рот и глотка горели обжигающим горьким теплом. Глаза начали слезиться.

Мир стал ярче и веселее.

Мне уже было все равно, что там чувствует парень, у него проблемы с головой. А еще после того, что было, когда я пришла, сочувствия он точно не заслуживает. И как я могла забыть?

– Не смейся, Ева. Я перевел со старославянского на русский все записи тут. Твое имя встречается слишком часто.

Я прыснула от смеха коньяком, который как раз снова пила в этот момент.

– Ты думаешь, я одна Ева в мире? Ты мне еще про яблоко скажи. Да катитесь вы к черту со своим яблоком!

– Ева, успокойся, – попросила Ника.

Мне почему–то захотелось ее послушаться. Она была как ребенок, напуганный ссорой родителей. Стало стыдно за свое поведение, я снова вспомнила, почему мне лучше держаться в тени и не выделяться: болезнь начинает проявлять себя, кусая и раня других, в то время как я получаю удовольствие, упиваясь своим саркастическим настроем и не замечая, что причиняю боль.

– Ладно. То есть ты всерьез думаешь, что имя, написанное несколько веков назад, при условии, что твоя книжица подлинная, это действительно мое имя? Не смеши.

Почему–то стало очень тревожно.

– Я почти уверен, что твое. Особенно, если учесть, что корни твои, твои истоки идут отсюда. Христина тоже уверена, что речь о тебе. Мы не просто так водили тебя к ней.

При упоминании ее имени, я поежилась.

Я хотела сказать, что это совпадение, но мне отчего–то было сложно ему возражать, в нем чувствовалось очень много силы, авторитетности. Мне почему–то вдруг стало стыдно иметь мнение, отличное от его. Я разозлилась из-за того, что мне вдруг показалось, что он может быть прав.

– Если ты воспринимала все слова своего отца так же, то неудивительно, почему он ничего тебе не рассказывал, – съязвила Аглая.

Вероника, вдруг почувствовавшая, что посеяно семя конфликта, беспомощно смотрела на нас.

– Здесь не только это. Здесь имя твоего отца. Он еще вернется сюда.

– К моей матери? Да ни за что на свете!

И тут же я вспомнила, что он уже был здесь буквально несколько месяцев назад. По крайней мере, так мне сказала вчера старуха.

– Но неужели он не хочет хотя бы увидеть тебя? – попыталась Ника.

– У него теперь другая семья, – отрезала я. – Он знает, что мы здесь, и ни за что сюда не поедет.

– Но его имя здесь. Филипп. Верно?

– Вот это фокус! – я позволила себе закатить глаза. – Мое отчество не хранится в секрете.

– Почему ты так скептично ко всему относишься? – недоумевала Аглая. – Адам прав. Я тоже поначалу не верила, пока там не обнаружились все наши имена. Ну, кроме моего, там косвенно упоминается кто–то четвертый для четырех стихий… Мы ждали тебя, Ева. Ты поможешь пробудить Кассия. Ты – его «живая» вода.

Пробудить… стихии… что вообще происходит? Они тоже закинулись грибами?!

– Аглая! – Адам злобно шикнул на девушку. – Не сейчас! Она не готова…

– Так, знаете, что? – я встала. – Я ухожу. Мне определенно надоел этот цирк. Если вы хотели меня разыграть, то могли бы придумать что-то поинтереснее.

– Стой! – Адам подошел ко мне, и я чуть рефлекторно не оттолкнула его. – Возьми книгу. Возможно, ты передумаешь…

Я вздохнула.

Детский сад!

Потом окажется, что где-то здесь есть скрытая камера, а уже завтра надо мной будет смеяться вся школа.

– Если я возьму, ты отстанешь и дашь мне уйти?

– Обещаю.

На несколько секунд я замешкалась, даже сама не знаю, почему. Потом, отбросив все предрассудки, которые мне уже почти внушили, взяла книгу в руки.

По телу прошла дрожь, а в груди сперся воздух, с каждым вздохом нагревавшийся все сильнее.

Переплет вспыхнул синим пламенем, и я вскрикнула, выронив его из рук на пол, где огонь потух. Меня зашатало, я споткнулась о край ковра и упала руками на стаканы, порезавшись о битое стекло того, что от них осталось.

– Ты что-то подмешал мне! – я расплакалась в попытке подняться на ноги, но только съехала с журнального столика на пол и с ужасом смотрела на свои окровавленные руки.

Все стояли и смотрели не на меня, а на переплет. Это как будто еще больше добавило мне ужаса и боли.

От обиды хотелось расплакаться.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что в моих ладонях нет осколков.

Я попыталась отложить панику и истерику в закрома своего сознания, чтобы подняться на ноги и сбежать отсюда.

– Я вам этого не прощу, – слезы, то ли от боли, то ли от шока, не переставая текли по моему лицу.

Я не помню, как я ушла, как оказалась дома.

Помню только, что на улице был сильный ливень и что я замерзла настолько, что уже не чувствовала боли.


Глава 2

Начало кошмара

Когда я вернулась домой, мама уже спала. Скинув куртку на диван и снимая по пути всю остальную одежду, испачканную кровью, я подавляла рыдания, пока добиралась в ванную.

Из кармана джинс вывалилась пачка сигарет, которую я от злости и обиды растоптала и смыла в унитаз.

Теперь на меня смотрело мерзкое месиво табака и бумаги, которое утонуло только после пятого нажатия на слив.

Руки были изрезаны не так сильно, как мне изначально показалось. Здесь хватило бы просто хлоргекседина и пластыря.

Дышать было тяжело. С каждым ударом сердца что-то тяжелое и свинцовое проваливалось под желудок. Я включила воду и замывала кровь с одежды, давясь от собственных рыданий, слезы застилали мне глаза, поэтому я почти ничего не видела.

Через некоторое время бесполезных усилий я бросила все на пол, и сама сползла вниз по стене.

На страницу:
2 из 5