Октопус

Рина оживилась:

– А мы не так делаем. Если нужно мумию, немного разрезаем в паху… – Она наметила ребром ладони линию между ног Хонера. – Вытаскиваем внутренности. После вводим специальный состав, чтобы хорошенько пропитал тело…

– Эй, на мне-то чего показываешь? – прошипел гидролог.

– Не мешай. Ещё лучше пластинировать: погружаем в ацетон, тот замещает все жидкости организма. И меняем ацетон на силикон. Препарат получается гибким, упругим.

– О, и потрогать можно? – Фьют очень заинтересовался, придвинулся ближе, следил за руками Рины.

Она села на любимого конька. Увлёкшись, рассказала о своей работе в музее Вашингтонского университета, сколько там экспонатов и как их добывали в экспедициях. Октопус, похоже, был очарован: вздыхал с завистью, уточнял, какие виды акул водятся в тропических морях. Кажется, они совсем забыли о времени…

Рину настойчиво пихали в бок. Она недовольно глянула на Хонера и проследила, куда он указывал.

У дальнего угла зала стоял в прозрачном кубе водолаз. Старинный двенадцатиболтовый костюм, неуклюжий медный шлем, идущий от него шланг явно отпилен. Глаза выпучены, рот открыт в крике. Его залили смолой заживо?!. Или он сначала утонул?.. Кто знает. Многие ходившие в Бездну не вернулись. Но вот чтобы так, вечно служить учебным пособием для осьминогов…

Глава 7

Пока они разглядывали водолаза, сзади неслышно подкрался ещё один октопус. Он казался ростом с Фьюта, только намного тоньше и прозрачней, сквозь мантию проглядывали синие внутренние органы. Пришелец качался рядом, словно призрак, и вдруг защёлкал – тихо, сухо. Прошёлся вокруг медузы, указал по очереди на людей.

– Чего он хочет? – с нехорошим чувством спросила Рина.

– Это Уважаемый Смотритель, – замявшись, ответил Фьют. – Говорит, таких, как вы, в коллекции как раз недостаёт. Предлагаю вам сами выбрать, кого увековечат. – Он булькнул, словно тактично кашлянул. – Мне кажется, твой приятель не обладает особым интеллектом, не решил ни одной головоломки.

Рина с ужасом взглянула на Хонера. Гидролог дёрнул кадыком, пожал плечами:

– Да мне фиолетово. Хоть один из нас всплывёт, и то профит. Давай, Рин. Расскажешь Сандре, что я остался на дне, но её всё равно люблю.

Сердце подскочило и забилось, словно пытаясь выпрыгнуть из горла. Отдать напарника упырю восьмирукому? Позволить живьём залить смолой? Ну нет.

Рина сузила глаза, повернулась к осьминогам.

– Наши жизни ценны одинаково. Вы не смеете делать из человека препарат!

Кулаки её сжались, взгляд тёмно-синих глаз сжёг бы любого на месте. Начальник отступил, принялся втолковывать что-то Уважаемому Смотрителю, то и дело указывая на старинного водолаза. «Призрак» возмущённо щёлкал, хватал собеседника присосками, наотмашь хлестал щупальцами по голове. Фьют тоже отчаянно жестикулировал, отдирая от себя противника.

Через десять минут осьминоги сплелись в тугой клубок из алых и прозрачных щупалец.

– Походу, они дерутся? – Хонер поднял бровку.

– Не видишь – научный диспут, – отозвалась Рина.

Из клубка вдруг выпутался Уважаемый Смотритель. Он вытянулся стрункой, надменный и ехидный. Выпустил клуб чернил, таких же бесцветных, как сам, и уплыл, дав струю из сифона.

Фьют забулькал – закашлялся. Щёлкнул еле слышно:

– Пойдёмте отсюда…

Чернила осьминогов токсичны для них самих и в закрытом помещении способны убить.

На улице Фьют долго не мог отдышаться. Рина просунула руку под медузу, погладила голой ладонью его атласное щупальце. Сказала искренне:

– Спасибо, что заступился. Послушай… Ты не мог бы вернуть нам отобранные вещи? Хотя бы устройство из камней и железа, рацию. Нам надо как можно скорее связаться со своими, сказать, что живы.

– Вещи у Льюита, Луча Защиты. – Фьют прятал глаза, отворачивался. – Мне бы не хотелось к нему идти, да ещё и с вами.

– Ясен пень, чё ты идти не хочешь! – взорвался Хонер. Рина попыталась заткнуть приятеля, но тот после происшествия в музее был невменяем: отмахивается лапищей, кудряшки растрёпаны, бровки сведены. – Он же приказал тебе замочить нас по-быстрому – чё, нет?

Фьют взглянул тяжело, исподлобья. Гидролог не успел и пикнуть, как сквозь медузу просунулось щупальце, скользнуло к его шее, потом – к уху.

Хонер отшатнулся, едва не разорвав хрупкий купол; Рина еле успела перехватить друга. Перед его носом безвольно висела пиявка, зажатая тремя бескостными пальцами. Они убрались, а октопус бросил:

– Льюит не может мне приказывать. Все Лучи равны. Был бы Старейший – рассудил нас.

Похоже, Фьюта мучили сомнения насчёт природы пленников. Он был расстроен ссорой с Уважаемым, не решался выступить против зелёного начальника. Самое простое для него сейчас – признать людей демонами, а затем отдать солдатам приказ на уничтожение.

Но Рина уже кое-что поняла про октопусов: для них важен непосредственный контакт, прикосновения. Щупальца обладают собственным непостижимым сознанием и могут принимать решения в обход основного разума.

Она принялась играть с ближайшей рукой октопуса, скользить вдоль неё к мягким пальцам, перебирать присоски. Та отвечала, тихонько пробовала на вкус кожу человека, обвивала ладонь. Рина ласково спросила:

– Это ты принёс мне греющую губку?

– Да… – вздохнул Фьют. Игра ему нравилась, из мрачно-серого он постепенно переходил к бежевому.

– А почему ты был розовый? Такое настроение?

Октопус ответил не сразу, в смущении потёр себя между глаз.

– Как только я дотронулся до тебя – понял, что ты страдаешь, тебе холодно и страшно. Всю ночь думал, как помочь, сидел в библиотеке, перебирал кристаллы Древних. Там есть один труд, про дальние путешествия на Север. Для обогрева кальмаров использовали мельчайших существ…

– Экзотермические бактерии.

– Откуда ты знаешь?! Поразительный интеллект! Так вот, я выделил эти бактерии из… э-э… не важно… и поместил в губку. Кстати, вы не замёрзли? Я могу послать за ней.

– Хорошо бы. – Колено не прекращало болеть. Рина улыбнулась, слегка хлопнула по шоколадному щупальцу. – Так ты не считаешь нас демонами?

Фьют выдохнул струю через сифон:

– Придумки для юнцов. Нет ни уналашей, ни подкроватных шуаг, ни кыыров, которые неслышными воплями приваживают акул. Мы многого не знаем, особенно о животных поверхности, и тем более – суши. Но демоны? Глупость. Мне иногда кажется, что и Течения – всего лишь движение воды…

Он замер, поводя глазами вокруг, причём каждый двигался независимо. Пробормотал: «На всякий случай», скрестил щупальца попарно над головой и восемь раз повернулся против часовой стрелки. После сказал весело:

– Поехали к Льюиту!

Рина усмехнулась про себя: сработало.

Четверо работников притащили жёлтую губку и застелили планарию, теперь ноги утопали словно в мягчайшем ковре с высоким ворсом, да ещё и горячем. Колено у Рины прогрелось, прошло. От тепла неимоверно захотелось спать, и под мерные покачивания она прикорнула на плече у Хонера.

***

Вдоль башен-скал вились мощные стволы ламинарии. Над верхними этажами стволы начинали ветвиться, выпускали широкие листья, длинные, словно полотнища, – они и закрывали город от посторонних глаз. В переплетение зелёных занавесей не смели соваться акулы и крупные рыбы, зато там сновали стайки мальков, сайки, красные окуни. Октопусы-пастухи перегоняли с одного края леса на другой косяки жирных сельдей, отпугивая скатами хищников.

В самой высокой башне располагалась резиденция Луча Защиты. Она торчала над лесом, словно маяк, только маяк тёмный – любое свечение здесь привлекало акул. У единственного широкого окна сидела пара охранников с копьями наизготовку.

Рина всматривалась мимо них, в тёмное колыхание безбрежных зарослей. Что мешает сбежать? Шепнула Хонеру:

– Нас вывели из города.

Гидролог запустил руку в кудряшки, подёргал и фыркнул:

– Толку-то? Смеси у нас минут на десять, а ты глянь на комп – четырнадцать часов подниматься.

Да, воздуха мало даже для одного: слишком долго они просидели на дне. Надежда только на рацию: сообщить координаты, чтобы спасатели спустились и забрали. Если, конечно, найдутся такие спасатели. И если октопусы раньше не прибьют нежеланных гостей.

Фьют никак не мог наговориться с Миэлтой, которая пристала по дороге и вовсю кокетничала с ним на планарии. Осьминожиха всё время прихорашивалась, чистила присоски, при этом становилась похожей на фонтан: каждое щупальце закручивалось и тёрлось о соседние, кругляши выскакивали вверх и уходили под мантию, так что казалось, это кипит апельсиновый компот.

Она сыпала комплиментами: какой Луч Познания храбрый, раз решился отпустить вооружённых учеников и сидит один так близко от чудовищ. Какую необычную клетку он изобрёл. Заметила, что сегодня он выглядит бледным и нельзя же всё время мотаться между лабораторией и библиотекой, надо и спать когда-то.

Миэлта то приобретала неприступно-льдистую окраску, то делалась жеманно-лиловой. При этом поглаживала собеседника по кистям щупалец, часто соприкасалась с ним присосками.

Фьюту, видимо, было приятно такое внимание, он сидел весь розовый. Когда вошли в башню и забрались на плиту-лифт, он поддерживал Миэлту «под локоток». О «чудовищах» Луч Познания, кажется, совсем забыл. Медуза стояла на другом краю плиты, и Рина не могла докричаться, чтобы поднимались помедленнее: башня вздымалась на десятки метров, был риск подхватить декомпрессионную болезнь.

Пришлось подныривать под медузу, расшевеливать сладкую парочку. Фьют быстро понял, в чём проблема, и остановил подъём. А Миэлта долго ещё делала вид, что крайне испугана «внезапной атакой животного», и сейчас перед высоким кабинетом Луч Познания успокаивал даму.

Неожиданно сбоку, словно из ничего, возник большой еловый октопус. Охранники тут же вскочили, вытянули вдоль тел оружие. Начальник ехидно прощёлкал:

– Ваше Высоколобие, что вы тянете свои коротенькие ручки к прекрасной актинии? Она же их откусит по умбреллу.

Рина удивлённым взглядом окинула самцов-осьминогов: у обоих конечности были абсолютно равной длины. Еловый галантно приподнял щупальце дамы, коснулся её запястья лбом, после по-хозяйски отодвинул Миэлту себе за спину. Приподнялся над Фьютом.

– Вы, дорогой друг, закончили свои изыскания? Как я понимаю, в Палатах Науки не нашлось крепких мужчин, чтобы прикончить уналашей, и вы притащили демонов нам? Что ж, рад помочь.

По незаметному знаку Рину с Хонером окружили десятка два солдат. Откуда они появились?! Секунду назад зал был просторен и пуст, если не считать просителей.

Фьют широко замахал щупальцами, словно подавая знак «отмена»:

– Нет, погодите, это не демоны, я выяснил…

Льюит ещё больше приосанился:

– Кто тогда? Ламантины не охотятся. И не едят рыбу.

Конечно же, ему сообщили о выходке Хонера.

– Я скажу вам, кто. – Фьют толкнулся от пола, оказавшись лоб ко лбу с еловым. – Каланы. Точнее, произошедшие от этих выдр социальные животные, которые научились манипулировать предметами, строить поселения, подобные нашему городу…

– Бред! – фыркнул Льюит, взметнув струёй из сифона осадок с пола. – Города, подобного Шелесту, нет и быть не может. Тем более у каких-то выдр. Зачем пришёл?

– Ваши ученики забрали у каланов их вещи, которые необходимы для выживания в непривычных условиях. Вы не могли бы…

– Это мои трофеи, – отрезал Льюит. – Ещё что надо?

– Но хоть несколько отдадите? – Фьют глянул на Рину – та отчаянно чертила пальцами в воздухе рацию. – Нам бы небольшую коробочку с длинным тонким хвостом.

– Которая каждый час начинает петь?

– Да…

– Нет. – Льюит дал пренебрежительный залп через сифон. – Думаешь, коробочка удлиняет руки? Не, не надейся.

Рина с Хонером мелкими шажками подтаскивали медузу к спорящим. Солдаты мешали, наставляли копья. Вот разорвут тонкий купол, и ничего уже не спасёт. Однако на полтора метра придвинуться удалось. Рина крикнула изо всех сил:

– Пожалуйста! Мы не заберём, только послушаем, как она поёт!

Трое больших октопусов уставились на людей с таким недоумением, будто заговорили камни. Вмешалась Миэлта:

– Льюит, душа моя, мне тоже интересно, как поёт коробочка.

Тот приобнял осьминожиху, булькнул:

– Ладно, раз уж тебе хочется.

И повернулся к дверям. Они беззвучно отошли в сторону, открылась комната, все стены которой были облеплены цветными ракушками. Посредине возвышался гладко обтёсанный камень, словно наковальня. Трон? Сидевшие вокруг него солдаты подскочили и вытянулись.

Рина жадно обозревала гору в ближайшем углу: спарка баллонов, вентили сорваны, манометры валяются отдельно. Регуляторы с кольцами карабинов, два водолазных ножа. На комке трубок лежала рация.

У входа росла раковина гребешка размером с тарелку. Льюит провёл щупальцем между её раскрытых створок, изрёк:

– Девять тридцать две. Вот-вот начнёт.

Донёсся приглушённый водой сигнал.

Действовать надо было быстро. Рина выскользнула из-под медузы, схватила провод от рации, воткнула в разъём своего шлема: микрофон встроенный, лишь бы работал! И услышала размытый помехами скрипучий голос механика:

– Приём. Рина! Хонер! Приём. Отзовитесь!

– Кузьмич, мы… Мы живы, – сбиваясь от волнения, сообщила она. – Пиши координаты…

Но тут провод потянули прочь. Рина ухватилась за него, не давая вырвать из разъёма. Однако щупальца Льюита уже отцепили его от рации, и голос Кузьмича на громкой связи стал едва слышен через толщу воды:

– Рина! Где вы, Рина?!

Её облепили щупальца, выволокли из кабинета. Что-то толкалось в бока, кололось повсюду, со всех сторон неслись щелчки.

Глава 8

Рина не сразу поняла, что сидит на полу, а от строя солдат её отгораживает Фьют, распластавшись морской звездой. «Нос к носу» с ним висел Льюит, так же зонтиком растянув перепонки, весь багрово-красный, и орал:

– Идиот, мурена тебя возьми! Пустой полип! Они вызовут армию уналашей, и те сожрут весь город. Сюда давай эту мразь!

– Не смей их трогать, – тихо, но веско отвечал Фьют. – Сам ты полип. Думаешь, я не вижу, что у вас происходит с Миэлтой? Вы решили оставить Шелест сразу без двух Лучей. В то самое время, когда ушёл Старейший.

Кажется, довод подействовал: Льюит свернул свой «зонтик», стал на пол. Поголубел и досадливо махнул солдатам; те отступили. Кашлянул:

– Да ты же сам за ней угрём увивался, не так? Но тебе не булькнет, коротковат вышел.

Его оттеснила в сторону Миэлта, начала заискивать:

– Фьют. Раз уж ты сам обо всём догадался, мы хотели… Тебя попросить…

– Нет! – Луч Познания обернул все руки вокруг себя юбкой и стал похож на небольшую летающую тарелку. Произнёс раздельно и твёрдо: – Я, Фьют Найирел ор Мэюна Равелли, отказываюсь быть учителем потомства Миэлты Вайаны ор Зоира Туоник и Льюита Найирела ор Теора Дианобис.

Никто не щёлкал больше. В полной тишине Фьют указал Рине лезть обратно под купол и спокойно вывел «подопечных» из башни – ни один солдат этому не препятствовал. Забрались на планарию, погрузили замёрзшие ноги в горячую мягкую губку.

Итак, ни добыть рацию, ни сообщить координаты не удалось. Но хотя бы корабль никуда не уйдёт, ведь Кузьмич слышал голос Рины.

Интересно, каким образом Фьют умудрился унять гнев елового начальника? Что-то между ними произошло. Надо понять, что именно: возможно, это ключ к освобождению.

Фьют всё время оставался меланхолически бледным. Рина осторожно заметила:

– Льюит и Миэлта тебя о чём-то просили? Почему ты не согласился быть учителем для них?

Октопус запунцовел, возле глаз показались чёрные полосы – отвлекающая окраска, такую осьминоги приобретают перед нападением. Сердится? Помахав щупальцем над головой, как будто разгонял что-то неприятное, ответил:

– Когда двое уходят в Тайные Пещеры, появляются дети. Десяток-полтора мелких, очень любопытных созданий, которые лезут в самые опасные места. Учитель носится подстреленным тунцом, переживает за каждого. И ужасно обидно, когда малыши гибнут. Приходит к тебе кто-нибудь из старших с бездыханным тельцем, держишь его и не знаешь, куда спрятаться от вины. Хотя три раза втолковывал именно этому дурачку, чтобы не ел огнетелок.

Он посерел, вздохнул:

– Говорят, не стоит жалеть глупцов, их забирают себе Течения, оставляя лишь достойных. Из первой кладки, что была мне поручена, до четырёх лет дожили шестеро. Это считается неплохим результатом. Но остальные девять… – Он замолчал и отвёл глаза.

– А почему же родители за ними не следят?..

Рина задала вопрос – и тут же почувствовала, насколько он бестактен. У осьминогов самец гибнет после периода спаривания. Мать же несколько месяцев оберегает яйца, при этом ничего не ест и умирает от истощения, когда потомство вылупляется.

Дикие осьминоги сами познают мир вокруг. А за юными октопусами присматривает учитель. Он и ухаживает, и даёт знания, и социализирует.

– В последней кладке у меня восьмидесятипроцентная выживаемость, – с гордостью сообщил Фьют. – Потому-то Льюит с Миэлтой и зазывают в учителя. Но снова переживать это всё…

Рина протянула руку под медузий кисель, нашла щупальце и погладила его. Фьют в ответ тихонько прильнул мелкими присосками к пальцам, отлепился и приник снова. Спросил тепло:

– Ты мне сочувствуешь? Хорошие вы животные. Ласковые. Вот Льюит настаивает, что надо вас усыплять, что вы опасны для города. Но, по-моему, всё это глупости и суеверия. – Он замолчал. И вдруг решился: – Давайте, я вас выведу за лес – и плывите. Не будет Льюит особо сердиться, у него гронф вот-вот начнётся, а другого учителя им с Миэлтой всё равно не найти.

Рина усмехнулась про себя: пожалел-таки забредших «каланов». Готов даже выступить в неприятной роли няньки для детей соперника, лишь бы помочь питомцам. Но надо уговорить октопуса на кое-что большее. Терпеливо объяснила:

– Мы не можем просто всплыть. Баллоны, из которых мы дышим, почти пусты, а надо обязательно делать долгие остановки – иначе живыми до поверхности не доберёмся. Под высоким давлением в крови растворяется больше газа. Чем выше всплываешь, тем меньший столб воды на тебя давит. Газ выделяется внутри тела. Если всплывать слишком быстро, в крови появляются пузырики, закупоривают сосуды.

Фьют соскочил с висящей над тротуаром планарии. Заложил назад боковые руки, принялся носиться туда-сюда по дну перед медузой: похоже, он был не на шутку взволнован. Щёлкал:

– Значит, вы обречены? Но это неправильно! Такие разумные и чуткие существа не должны погибать из-за глупых пузырьков. Знаешь, что? – Он замер. – Я попрошу пастухов. Или нет, кого-нибудь из разведчиков. Те далеко уходят от города, почему бы им и на поверхность не подняться?

Через полчаса прибыли на полукруглую площадь, которая была чем-то средним между конюшней и космопортом. Над головой пролетали гигантские тени, Рина не сразу поняла, что это. Но, когда рассмотрела толстую красно-белую ракету пяти метров длиной, не могла сдержать восхищённый вздох.

Ракета играла серебристыми боками, по обеим сторонам от её носа мерно взмахивали гладкие треугольные крылья. За округлым телом протянулись десять трёхметровых щупалец, каждое толщиной с торс человека. Щупальца величественно выгнулись, толкнули воду – и ракета исчезла между башен.

– Архитеутис! – восхищённо выдохнула Рина. – Гигантский кальмар, они здесь всё-таки обитают!

– Ништяк, ну и махина! – Хонер пригнулся, провожая взглядом очередную ракету. – Ты видела глазищи? С колесо моего байка!

– Похоже, их тут хорошо кормят.

У дна висели ещё три кальмара. Вокруг них суетились осьминоги, совали между щупалец треску, тёрли гигантов пористыми губками. К одному из архитеутисов, с коралловыми полосками по телу, и подплыла планария.

Со спины кальмара тут же соскользнул осьминог чуть меньше Фьюта. Весь он был как будто изломанный, корявый, с неровными по толщине руками. Рина пригляделась и заметила множество рубцов: похоже, этого доходягу много раз грызли и калечили. Если осьминог теряет конечность, через полгода у него отрастает новая, но след остаётся.

Изломанный отсалютовал Фьюту щупальцем:

– Приветствую, сэр! Давненько вас не было. Притащили вкусняшек Барракуде? Он теперь стал балованный, тюленей не принимает. И медуз тоже.

Фьют слегка склонил голову.

– Капос, хотел просить тебя об услуге…

Он принялся втолковывать задачу, одной рукой водя по кругу, а другими указывая наверх.

Изломанный побледнел неровно, словно его красил пьяный маляр. Замахал перед собой щупальцами.

– Так высоко? Ещё выше?.. Не-е, не пойду. Сэр, вы чего? Там же аллосы! Не знаете за аллосов? Страшнее нет. Пузо – как десяток Барракуд, плавниками воду в пену бьют. Щупальца хлеще, чем у громадной медузы, сверху до самого дна, ни мелкой сайки не пропустят, ни косатки, и не вырвешься от них. Аллос увидел – кранты тебе!

Рина всё не могла налюбоваться гигантским полосатым животным. Оно было спокойным, как вол, позволяло осьминогам лазить сверху и под пузом, проникать через широкую щель в мантийную полость. Бочкообразное тело было куда шире, чем у известных архитеутисов, плавники – больше, а пара ловчих щупалец не превосходила по длине остальные восемь рук.

И ещё он просвечивал: изнутри проступали, как в театре теней, очертания осьминогов, кругляши присосок на стенках. Похоже, этот вид октопусы вывели специально, чтобы рассекать толщу воды и покорять большие пространства.

Угнать бы такой корабль… Но как? Где у него румпель?

– А года два назад, – продолжал рассказывать Капос, – пропал наш Саёрик. Кальмар-то вернулся, а пилота и нет. Стал я подниматься к поверхности, разыскивать. И рёв стоит в вышних слоях – страсть! После кишочки стали попадаться. Среди них-то и Саёрика печень была. Я его вкус хорошо знаю, сколько под одной мантией тряслись, уж мне-то не спутать. Поймал пилота аллос, сожрал, а внутреннее всё выбросил…

– Прекрати! – оборвал его Фьют, бледнея. – Так не повезёшь?

– Сэр, – Капос прижал пару щупалец между глаз, – я всё что хошь за ради вас. К акуле в зубы, к мурене в логово. Но аллосы…

– Аа-а, хватит.

Фьют с досадой повернулся в сторону пленников и сплёл три руки перед собой. Ещё одной он стучал себя по лбу. Произнёс раздражённо:

– Что же мне с вами делать?

– Сэр, вы к Саину идите, – посоветовал сзади Капос. – Это Барракуда у нас балованный, а у Саина кальмар всё употребит, только дай, и тюленей тож.

Неужели их скормят архитеутису?.. Рина поймала задумчивый взгляд Фьюта и нахмурилась. Октопус потупился, достал из сумки небольшую камбалу, принялся водить по ней сразу двумя щупальцами. Раздался тонкий, едва слышный писк, по спине рыбы забегали чёткие разноцветные символы.

– Во у них ВатсАпчик, – кивнул Хонер. – Я таких рыбин и у других видел, осьминоги по ним чатятся.

– Скорее всего, устройство связи на звуковых волнах, – решила Рина. – Как им только удалось вывести пищащий вид камбалы?

– Да, классный телефон. Главное – не съесть его, когда приятель фотку из ресторана пришлёт.

Результатами переговоров Фьют остался недоволен, покрылся длинными выростами-паппилами, словно дикобраз. Бросив в сумку камбалу, прощёлкал:

– Никто толком не знает, что там, у поверхности, но все боятся. Суеверия окутали наш народ, как чёрный мох покрывает растение, а после медленно душит. И паразита не победить. Разве что…

Он задумался, круги вокруг глаз набухли, появились тёмные полосы. Вдохнул глубоко… И сказал:

– Разве только рубить мох под самое основание, не жалея зелёных покровов. Страхи растут из неведения. Освети тёмные углы – и чудовища уйдут. Хорошо же: я сам поднимусь к поверхности и отвезу вас.

«Иногда, – подумала с горечью Рина, – лучше не лезть в тёмные углы и не раздражать чудовищ светом». Но отговаривать октопуса, конечно же, не стала – наоборот, горячо поддержала его решение. Спросила:

– А ты умеешь управлять кальмаром?

Фьют фыркнул:

– В юности три года был в разведке. Барракуду мне товарищ подарил, когда уходил в Тайные Пещеры… С другим моим товарищем. Просили позаботиться об их потомстве. Кальмары тем, кто идёт в Пещеры, больше не нужны, как ты понимаешь. Я тоже на Барракуде много не плавал – от мальков куда денешься? Да он покладистый, понятливый, хоть и не очень быстрый.

К путешествию готовились ещё около часа. Осьминоги, которых Рина обозвала «работниками» и «солдатами», на самом деле были учениками Фьюта из разных кладок. Они носили внутрь кальмара тубусы, каждый чуть меньше пони-баллона – модифицированные полипы с припасами. Медузу поменяли на свежую, откормленную. К её куполу изнутри крепились пузырчатые подушечки – интересно, зачем?

Компас, редукторы, несколько шлангов, пара манометров – вот и всё, что удалось вернуть из снаряжения. Остальное хранилось у Льюита, к которому Луч Познания даже соваться больше не захотел. Пропали и рация, и ножи, и жилеты-компенсаторы; особенно было жалко камеру и глубоководные компьютеры.