Полная версия
Разрушительная игра
Я обнимала Аву крепче и дольше всех. За последние месяцы она пережила ад – семейную драму и разрыв с Алексом, – и ей требовалась дополнительная любовь.
– Ты полюбишь Лондон, – сказала я. – Начнешь все сначала, плюс у тебя есть моя маленькая черная книжечка обязательных для посещения мест.
Ава слегка улыбнулась:
– Уверена, так и будет. Спасибо.
Она огляделась – наверное, искала Алекса. Что бы Ава ни говорила, она не могла его забыть и, вероятно, не сможет еще какое-то время.
Я не заметила его в толпе – впрочем, неудивительно. Этот предполагаемый гений порой вел себя как полный идиот. Он сказал и сделал несколько дурацких вещей, но заботился об Аве. И просто был либо слишком упрям, либо слишком глуп, чтобы вести себя соответственно.
Я мысленно запланировала зайти к нему перед отъездом в Нью-Йорк. Я устала ждать, пока он вытащит голову из задницы.
После очередных объятий мои друзья постепенно разошлись, и наконец остались только я и Рис.
Дедушка и Николай хотели приехать, но в последний момент поездка сорвалась из-за дипломатического кризиса с Италией. Оба расстроились, не желая пропускать мой выпускной, но я заверила их, что все нормально.
И все действительно было нормально. Я понимала, какие обязанности влекут за собой корона и статус наследника. Но это не значило, что я не могла испытать немного жалости к себе.
– Готова? – спросил Рис чуть мягче обычного.
Я кивнула, не обращая внимания на свербящее внутри одиночество, пока мы шли к машине. Выпускной, переезд в другой город, прощание со всем, что я любила последние четыре года… Слишком много перемен за слишком короткое время.
Глубоко погрузившись в мысли, я не замечала, что мы направляемся в город, а не домой, пока не увидела вдалеке сияющий монумент Вашингтону.
– Куда мы едем? – подскочила я. – Ты ведь не тащишь меня на какой-нибудь склад, чтобы зарезать?
Я не видела лица Риса, но услышала, как он закатывает глаза.
– Если бы я хотел это сделать, то управился бы на следующий же день после встречи с тобой.
Я нахмурилась, скорее оскорбившись, чем успокоившись, но едкий ответ замер у меня на губах, когда он добавил:
– Подумал, ты не захочешь оставаться дома и заказывать еду навынос в выпускной вечер.
Я не хотела оставаться дома в выпускной вечер. Это казалось ужасно грустным, но еще грустнее было ужинать в одиночестве в каком-нибудь модном ресторане.
Меня сопровождал Рис, но ему платили за присутствие, и он был не самым разговорчивым собеседником. Тем не менее он точно знал, что мне нужно, хотя я не сказала ни слова.
Еще одна бабочка вспорхнула в животе, прежде чем я затолкала ее обратно в клетку.
– Так куда мы едем?
Я повторила вопрос – любопытство вытеснило всю меланхолию.
Он остановился перед торговым центром. В Вашингтоне их было немного, но этот обладал всеми необходимыми атрибутами, включая «Сабвэй», маникюрный салон и ресторан «Валиа».
– Лучшая эфиопская кухня в городе.
Рис заглушил двигатель.
Мое сердце замерло. Эфиопская кухня – моя любимая. Конечно, Рис мог выбрать место наугад, не помня этого факта, – я однажды случайно проговорилась по дороге домой.
– Я тебе не верю, – сказала я. – Лучшая эфиопская кухня – на Ю-стрит.
Но нет. Полчаса спустя, едва попробовав лепешку инджера и говядину тибс вот, я поняла – Рис прав. Это лучший эфиопский ресторан в городе.
– Как я могла не знать об этом месте? – недоумевала я, отламывая еще один кусок инджеры и зачерпывая им мясо. В эфиопской культуре хлеб – не только еда, но и посуда.
– Большинство людей не решаются сюда заходить. Несколько месяцев я охранял высокопоставленное лицо из Эфиопии. И узнал об этом заведении исключительно по этой причине.
– Ты полон сюрпризов. – Я задумчиво прожевала еду. А проглотив, сказала: – Раз сегодня мой выпускной, давай поиграем в игру. Назовем ее «Знакомство с Рисом Ларсеном».
– Звучит скучно. – Рис окинул ресторан взглядом. – Я уже знаком с Рисом Ларсеном.
– А я – нет.
Он тяжело вздохнул, и я едва сдержала радость – такой вздох означал, что он вот-вот сдастся. Это случалось нечасто, но, когда случалось, я радовалась, как ребенок в кондитерской.
– Ладно. – Рис откинулся на спинку стула и сложил руки на животе, демонстрируя недовольство. – Только потому, что сегодня твой выпускной.
Я улыбнулась.
Бриджит: один. Рис: ноль.
Остаток ужина я засыпала его вопросами, которые хотела задать всегда, начиная с мелочей.
Любимое блюдо? Печеный сладкий картофель.
Любимый цвет? Черный. (Шок.)
Любимый фильм? «Бешеные псы».
Закончив с основами, я подобралась к более личной территории. К моему удивлению, он без пререканий ответил на большинство вопросов. И отказывался говорить только о своей семье.
Самый большой страх? Неудача.
Самая большая мечта? Мир.
Самое большое сожаление? Бездействие.
Рис не пояснял свои расплывчатые ответы, и я не стала его подталкивать. Он уже дал мне больше ожидаемого, и, если бы я передавила, он бы закрылся.
Постепенно я набралась смелости рассказать о том, что терзало меня последние несколько недель.
Медовое вино сыграло свою роль. От него стало тепло и весело, и с каждым глотком мои барьеры рушились.
– Тот домашний фестиваль, который ты устроил во время Рокбери…
Рис проткнул ножом кусок говядины, не обращая внимания на женщин за соседним столиком, глазевших на него из-за угла.
– Да?
– Когда я рассказала подругам, они не знали, о чем я.
На всякий случай я уточнила и у Авы со Стеллой, и обе уставились с таким изумлением, словно у меня выросла вторая голова.
– И?
Я допила вино, пытаясь справиться с волнением:
– А ты говорил, мои подруги помогли все устроить.
Рис тихо жевал, не отвечая.
– Ты… – В горле образовался странный ком. Видимо, я слишком много съела. – Придумал все сам? И устроил самостоятельно?
– Это пустяки.
Он продолжал есть, не поднимая взгляда.
Я поняла, что это он, как только поговорила с Джулс, но услышать подтверждение лично – совсем другое дело.
Все бабочки разом вылетели из клетки, а ком в горле увеличился.
– Совсем не пустяки. Это было… очень заботливо. Как и сегодня вечером. Спасибо. – Я крутила на пальце серебряное кольцо. – Только я не понимаю, почему ты не сказал, что это твоя идея, и зачем вообще это сделал. Я тебе даже не нравлюсь.
Риса нахмурился:
– Кто сказал, что ты мне не нравишься?
– Ты.
– Я никогда такого не говорил.
– Ты намекал. Ты вечно угрюмый и меня ругаешь.
– Только если ты не слушаешься.
Я проглотила ехидный ответ. Вечер шел замечательно, и мне не хотелось его портить, даже если рядом с Рисом я порой чувствовала себя непослушным ребенком.
– Я не сказал, потому что это было неуместно, – мрачно добавил он. – Ты моя клиентка. Я не должен… делать такие вещи.
Мое сердце колотилось о ребра.
– Но все равно сделал.
Губы Риса сжались в недовольную линию, будто он злился на собственные действия.
– Да.
– Почему?
Наконец он поднял глаза и встретился со мной взглядом.
– Потому что мне не понаслышке знакомо одиночество.
Одиночество.
Слово задело меня сильнее, чем следовало. Физически я не была одна – меня постоянно и ежедневно окружали люди. Но, как я ни старалась притворяться обычной студенткой колледжа, я ею не была. Я была принцессой Эльдорры. Это означало не только гламур и известность, но и телохранителей, круглосуточную охрану, бронежилеты и жизнь, которую приходилось планировать, а не проживать.
Другие знакомые мне члены королевской семьи – в том числе и мой брат – были довольны жизнью в аквариуме. Я одна изо всех сил сжималась в комок, отчаянно пытаясь вырваться из собственной кожи.
В одиночестве.
Рис каким-то образом осознал эту несомненную истину раньше, чем я сама.
– Заботливый и наблюдательный. – Он всегда следил за происходящим вокруг, но я не ожидала, что он настолько внимательно наблюдал за мной, разглядев то, что я скрывала даже от себя. – Ты действительно полон сюрпризов.
– Никому не рассказывай, иначе придется их убить.
Напряжение спало, и на моих губах расцвела легкая искренняя улыбка.
– Еще и с юмором. Похоже, твое тело похитили инопланетяне.
Рис фыркнул:
– Пусть только попробуют.
Больше вопросов я не задавала, а Рис не предлагал ответов. Мы закончили ужин в дружеском молчании, а после того как Рис расплатился – он отказался разделить счет пополам, – мы отправились прогуляться в ближайший парк.
– Ты правда позволишь мне разгуливать без жилета? – поддразнила я. Пуленепробиваемый жилет висел в глубине шкафа – я не доставала его после поездки в торговый центр.
В голове промелькнуло воспоминание о руках Риса на моей коже, и я почувствовала, что краснею.
Слава богу, на улице темно.
– Не заставляй меня пожалеть об этом. – Рис сделал паузу, потом добавил: – Ты доказала, что достойна доверия, и я могу не дышать тебе в затылок.
Он сказал это почти неохотно.
В последние месяцы я действительно стала осторожнее в своих действиях, даже без прямых указаний Риса, но не ожидала, что он заметит. Прежде он никогда об этом не говорил.
В животе разлилось приятное тепло.
– Господин Ларсен, возможно, мы все-таки не убьем друг друга.
Его губы дрогнули.
Мы продолжали гулять по парку – мимо парочек на скамейках, подростков у фонтана и уличного музыканта, душевно играющего на гитаре.
Мне хотелось остаться в этих спокойных мгновениях навсегда, но ужин, алкоголь и долгий день давали о себе знать, наполняя мои мышцы усталостью, и я не смогла сдержать зевок.
Рис сразу заметил:
– Надо идти, принцесса. Тебе пора в постель.
Возможно, я уже бредила от усталости и эмоционального дня или сказался продолжительный перерыв в отношениях с противоположным полом, но в голове возникла картина, как он укладывает меня «в постель», и все мое тело вспыхнуло.
Потому что в моем воображении мы занимались чем угодно, кроме сна.
Обнаженный Рис сверху, снизу, сзади… Образы заполонили мой мозг, бедра сжались, а одежда начала царапать кожу. Язык вдруг словно распух, и дышать стало слишком трудно.
Моя первая сексуальная фантазия о Рисе – пока он стоит всего в нескольких метрах и смотрит прямо на меня.
Я принцесса. Он мой телохранитель.
Мне двадцать два. Ему тридцать два.
Все совершенно неправильно, но остановиться невозможно.
Взгляд Риса потемнел. Мысли читать невозможно, но у меня возникло жуткое ощущение, что он каким-то образом проник в мой мозг и обнаружил каждую грязную, запретную мысль о нем.
Я открыла рот, отчаянно подыскивая слова – нужно было сказать хоть что-то, прервать опасно напряженную тишину.
Но прежде, чем я успела произнести хоть слово, в ночи раздался выстрел – и воцарился хаос.
Глава 8
Бриджит/рис
БРИДЖИТСекунду назад я стояла. И вот уже лежала на земле, прижимаясь щекой к траве, и Рис прикрывал меня своим телом, а по парку разносились крики.
Все случилось мгновенно – мозгу потребовалось несколько секунд, чтобы догнать мой бешеный пульс.
Ужин. Парк. Выстрелы. Крики.
Эти слова имели смысл по отдельности, но объединить их в связную мысль не получалось.
Раздался еще один выстрел, за ним последовали новые крики.
Рис надо мной так тихо и резко выругался, что я скорее почувствовала, чем услышала.
– На счет «три» бежим к деревьям. – Его уверенный голос немного меня успокоил. – Поняла?
Я кивнула. Ужин грозил вернуться наружу, но я заставила себя сосредоточиться. Нельзя терять самообладание, пока мы на виду у стрелка.
Теперь я его увидела. Из-за темноты было сложно разобрать что-то кроме волос – длинных и вьющихся на затылке – и одежды. Толстовка, джинсы, кроссовки. Он был похож на многих моих однокурсников из Тайера и потому казался еще более устрашающим.
Он стоял к нам спиной, смотрел на что-то, на кого-то – на жертву, – но в любую секунду мог обернуться.
Рис подвинулся, чтобы я смогла встать на четвереньки, но продолжал держаться низко к земле. Он вытащил револьвер – угрюмый, но заботливый мужчина с обеда исчез, превратившись в хладнокровного солдата.
Сосредоточенного. Целеустремленного. Смертельно опасного.
Я впервые увидела, каким человеком он был в армии, и по спине пробежали мурашки. Я сочувствовала всем, кому приходилось сражаться с ним на поле боя.
Все тем же спокойным голосом Рис считал:
– Один, два… Три.
Я не думала. Я побежала.
Сзади раздался еще один выстрел, я вздрогнула и споткнулась о камень. Рис крепко схватил меня за руки, продолжая прикрывать своим телом, и повел к деревьям на краю парка. Добраться до выхода в обход стрелка не получалось, к тому же там вообще не было укрытия – оставалось только дожидаться полиции.
Они ведь должны вот-вот приехать, верно? Кто-то из других людей в парке наверняка им уже позвонил.
Рис потянул меня вниз, за большое дерево.
– Жди здесь и не двигайся, пока я не дам добро, – приказал он. – Главное, чтобы тебя никто не видел.
Сердце заколотилось с бешеной скоростью.
– Ты куда?
– Кто-то должен его остановить.
У меня выступил холодный пот. Нет, мне показалось, он не мог такое сказать.
– Но необязательно ты. Полиция…
– Когда они приедут, будет слишком поздно. – Я еще никогда не видела Риса таким мрачным. – Не. Шевелись.
И он ушел.
Я с ужасом наблюдала, как Рис пересек широкий газон, направляясь к стрелку – тот нацелил пистолет на кого-то, лежащего на земле. Скамья загораживала обзор, но когда я опустилась пониже, то смогла под нее заглянуть, и мой ужас удвоился.
Там был не один человек. А двое. Мужчина и, судя по размерам, ребенок.
Теперь я поняла, почему у Риса было такое выражение лица.
Кто целится в ребенка?
Я прижала кулак ко рту, сдерживая тошноту. Меньше часа назад я подтрунивала над Рисом за хлебом и вином и думала о сборах перед отъездом в Нью-Йорк. А теперь прячусь за деревом в каком-то парке, наблюдая, как мой телохранитель бежит навстречу возможной смерти.
Рис был опытным солдатом и охранником, но все-таки оставался человеком, а люди умирали. Они могли исчезнуть всего за одну минуту, оставив после себя лишь пустую безжизненную оболочку.
«Милая, боюсь, у меня плохие новости». Глаза деда покраснели, и я прижала к груди плюшевого жирафа. Мое тело сковал страх. Дедушка никогда не плакал. «Твой отец. Случилась авария».
Сморгнув воспоминание, я увидела, как человек на земле слегка повернул голову. Он заметил Риса за спиной у парня с пистолетом.
К сожалению, этого небольшого движения оказалось достаточно, чтобы предупредить стрелка – тот развернулся и выстрелил в третий раз, одновременно с Рисом.
С моих губ сорвался крик.
Риса. Подстрелили. Риса. Подстрелили.
Слова крутились в моем мозгу, как самая ужасная в мире мантра.
Стрелок рухнул на землю. Рис пошатнулся, но остался стоять.
Вдали завыли полицейские сирены.
Вся сцена, от первого кадра и до последнего, разыгралась меньше чем за десять минут, но ужас имеет свойство растягивать время до такой степени, что каждая секунда превращается в вечность.
Казалось, ужин был много лет назад. Выпускной – в прошлой жизни.
Я инстинктивно вскочила на ноги и понеслась к Рису. В груди бешено колотилось сердце. Пожалуйста, будь в порядке.
Когда я добежала до своего телохранителя, он уже обезоружил противника – тот растянулся на земле и стонал, истекая кровью. В нескольких метрах лежал раненый мужчина, в которого целился стрелок, его лицо белело в лунном свете. Ребенок, мальчик лет семи-восьми, сидел рядом на коленях и смотрел на нас с Рисом огромными, перепуганными глазами.
– Ты что, черт подери, творишь? – крикнул Рис, увидев меня.
Я принялась лихорадочно искать на нем повреждения, но он стоял, разговаривал и ворчал, как обычно, а значит, не мог быть слишком опасно ранен.
А вот мальчика явно требовалось успокоить.
Проигнорировав вопрос Риса, я присела, оказавшись на уровне глаз ребенка.
– Все в порядке, – мягко сказала я. Я не придвигалась ближе, чтобы не испугать его еще сильнее. – Мы не причиним тебе вреда.
Он крепче сжал руку своего, как я предположила, отца.
– Мой папа умрет? – тихо спросил он.
В горле встал ком. Я была примерно его возраста, когда погиб мой отец, и…
Стоп. Речь не о тебе. Сосредоточься на происходящем.
– Скоро приедут врачи, они его быстро вылечат.
По крайней мере, я очень надеялась. Мужчина то приходил в себя, то снова терял сознание, из его раны сочилась кровь, пачкая кроссовки мальчика.
Рис опустился на корточки рядом со мной.
– Она права. Врачи знают, что делать. – Он заговорил мягким голосом, которого я прежде никогда не слышала, и в груди что-то сжалось. Сильно. – Мы побудем с тобой, пока они не приедут. Договорились?
У мальчика дрожала нижняя губа, но он кивнул:
– Хорошо.
Прежде чем мы успели сказать что-то еще, нас осветил яркий свет, и по парку прогремел голос:
– Полиция! Руки вверх!
РИСВопросы. Медицинские осмотры. Еще вопросы, плюс несколько хлопков по плечу за «героизм».
События следующего часа оказались небывалым испытанием для моего терпения… не считая этой проклятой женщины.
– Я сказал тебе оставаться на месте. Совсем простое указание, принцесса, – прорычал я.
Ее бегство в мою сторону вызвало у меня больше ужаса, чем направленный в лицо пистолет.
И неважно, что я обезоружил стрелка. Вдруг у него был второй пистолет, который я не заметил?
Ужас провел когтями по позвоночнику.
Я мог вынести выстрел. Но не вынес бы, если бы пострадала Бриджит.
– Вас подстрелили, мистер Ларсен. – Она скрестила руки на груди. Я сидел в машине «Скорой помощи», а она стояла передо мной, упрямая, как всегда. – Ты уже нейтрализовал стрелка, и я подумала, ты умрешь.
Ее голос дрогнул, и мой гнев рассеялся.
Не считая приятелей с флота, я не мог вспомнить, когда в последний раз кто-нибудь искренне переживал, жив я или мертв. Но Бриджит по какой-то загадочной причине переживала – и не только потому, что я ее телохранитель. Я видел это в ее глазах и слышал в слабой дрожи обычно ровного, четкого голоса.
И будь я проклят, если это осознание не ударило меня в грудь сильнее пули.
– Я в порядке. Пуля просто задела. Всего-навсего царапина.
Врачи «Скорой» меня перевязали, и недели через две-три я буду как новенький.
Я застиг стрелка врасплох, и он выстрелил инстинктивно, не целясь. Я быстро уклонился и избежал куда более неприятного ранения плеча.
Полиция поместила его в медицинский изолятор. Случившееся еще предстояло расследовать, но, как я понял, стрелок умышленно целился в отца ребенка. Что-то про неудачную сделку и банкротство. Стрелок настолько накачался наркотиками, что решил творить возмездие в парке, полном людей.
К счастью, из-за тех же наркотиков он продолжал болтать о неправильном поведении отца ребенка, а не стрелял на поражение.
Мальчика и его папу уже увезли в больницу. Мужчина потерял много крови, но жить будет. Парнишка тоже в порядке. Напуганный, но живой. Я сам осмотрел его, прежде чем они ушли.
Слава богу.
– Ты истекал кровью.
Бриджит провела пальцами по перевязанной ране, и ее прикосновение прожгло до костей даже сквозь марлю.
Я напрягся, и она замерла.
– Больно?
– Нет.
Во всяком случае, не в том смысле, что она имела в виду.
Но то, как она смотрела – будто боялась, что я могу исчезнуть, если моргнет. Сердце заныло, словно она оторвала от него кусок и забрала себе.
– Держу пари, ты представляла выпускной вечер совершенно иначе. – Я провел рукой по подбородку, и губы скривились в ухмылке. – Следовало ехать домой сразу после ужина.
Я использовал неубедительный повод – прогулку после еды, – чтобы оправдать поход в парк, но на самом деле мне просто хотелось продлить вечер, ведь наутро мы снова вернемся к прежним отношениям. Принцесса и телохранитель, клиентка и наемный работник.
Большее – исключено, но безумные мысли все равно проникли в мой разум во время ужина. Мысли, что я могу провести с ней так целую ночь, хотя обычно ненавижу отвечать на вопросы о собственной жизни. Размышления, прекрасна ли Бриджит на вкус так же, как и на вид, и желание сорвать с нее маску холодности и добраться до огня внутри. Наслаждаться его теплом, и пусть этот огонь сожжет весь мир, пока не останемся только мы.
Как я сказал, безумные мысли. Я отшвырнул их прочь, едва они появились, но они еще оставались в глубинах сознания, как слова прилипчивой песни, которая никуда не исчезнет.
Моя ухмылка стала шире.
Бриджит покачала головой.
– Нет. Вечер был отличный, пока… ну, вот. – Она обвела рукой парк. – Если бы мы поехали домой, мальчик с отцом могли погибнуть.
– Возможно, но я облажался. – Подобное случалось нечасто, но если случалось, я признавал. – Я телохранитель, и мой главный приоритет – защищать тебя, а не играть в спасителя. Надо было вытащить тебя отсюда и не вмешиваться, но… – На моем подбородке дрогнул мускул.
Бриджит терпеливо ждала, пока я закончу. Даже с растрепанными волосами и в испачканном платье, она могла сойти за ангела в чертовом аду моей жизни. Светлые волосы, океаны глаз и сияние, порожденное вовсе не внешней красотой, а внутренней.
Она была слишком прекрасна, чтобы соприкасаться с моим уродливым прошлым, но нечто заставляло меня продолжать.
– Когда я учился в старшей школе, то общался с одним парнем. – Воспоминания развернулись, как залитая кровью пленка, и знакомое острие вины вонзилось в живот. – Не дружил, но ближе у меня никого не было. Мы жили в нескольких кварталах друг от друга и тусовались у него по выходным.
Я никогда не приглашал Трэвиса к себе домой. Не хотел, чтобы он увидел, каково там.
– Однажды я пришел и увидел, как его грабят под дулом пистолета прямо во дворе. Его мама ушла на работу, а район был неблагополучный, там такие вещи случались. Но Трэвис отказывался отдать часы. Это был подарок давно умершего отца. Грабитель не принял отказа и застрелил Трэвиса на месте среди бела дня. Никто, в том числе и я, ни черта не сделал. В нашем районе было два закона выживания: первый – держи рот на замке, второй – не лезь в чужие дела.
Я почувствовал во рту резкий привкус. Вспомнил, как тело Трэвиса упало на землю. Кровь, сочащаяся из груди, удивление в глазах… И предательство, когда он увидел меня – как я стоял и наблюдал за его смертью.
– Я пошел домой, меня вырвало, и я пообещал себе, что больше никогда не буду трусом.
Самое большое сожаление? Бездействие.
Я пошел в армию, чтобы обрести цель в жизни и семью, которой у меня никогда не было. Я стал телохранителем, чтобы отпустить себе грехи, от которых никогда не смог бы очиститься.
Спасенные жизни в обмен на отнятые, прямо или косвенно.
Самый большой страх? Неудача.
– Ты не виноват, – сказала Бриджит. – Ты тоже был ребенком. И ничего не мог сделать против вооруженного мужчины. Если бы попытался, то тоже мог погибнуть.
Вот оно. Очередная заминка на слове погибнуть.
Бриджит отвела взгляд, но я успел заметить подозрительный блеск в ее глазах.
Я сжал и разжал кулаки.
Не делай этого. Впрочем, за сегодняшний вечер я успел облажаться уже несколько раз. Одним больше, одним меньше.
– Иди сюда, принцесса. – Я раскрыл одну руку. Она подошла и уткнулась лицом в мое здоровое плечо. Мы оказались уязвимее друг перед другом, чем когда-либо с момента нашей встречи, и внутри меня что-то надломилось. – Все хорошо. – Я неловко погладил ее по руке. Я всегда дерьмово утешал людей. – Все закончилось. У всех все хорошо, кроме говнюка с пистолетом. Хотя, похоже, сегодня стоило прихватить из дома пуленепробиваемый жилет.
Мое тело завибрировало от ее сдавленного смеха.
– Это шутка, мистер Ларсен?
– Наблюдение. Я не…
– Шучу, – закончила она. – Знаю.
Мы еще немного посидели в машине «Скорой», наблюдая за работой полиции, и я пытался подавить свирепую жажду защищать ее, переполнявшую грудь. Я защищал всех клиентов, но здесь было другое. Нечто более инстинктивное.
Одна часть меня хотела оттолкнуть ее подальше, а другая – затащить в объятия и оставить себе.
Только я не мог.
Бриджит была слишком юной, слишком невинной и слишком недоступной, и мне следовало об этом помнить.