Ласурская бригада

– Так я же внешность сменю, – явно передразнивая её, ответил Григо, – и фамилию тоже! Стану, скажем, Хризопразом. Имечко, пожалуй, оставлю, к нему мы с тобой оба привыкли.

– А как вас зовут на самом деле? – смутившись, спросила Матушка. Дракона о таких вещах спрашивать – всё равно что к самой истории прикасаться!

– У меня тридцать восемь официальных имён и шестьдесят – неофициальных, – охотно пояснил Турмалин. – Может, не надо?

– Не надо! – испуганно ответила она. – Мне Григо очень нравится!

– И мне! – засмеялся тот. – Так когда мне приступать к исполнению обязанностей?

– Приходите завтра во дворец, я вас представлю Ка… его высочеству.

– По рукам! – кивнул Григо и поднялся, бросив на стол несколько монет. – Тогда до завтра, ваше высочество, моя почтенная работодательница!

– Ох! – только и ответила Матушка.

С кухни уже несли за её столик пышущий жаром ароматный омлет, кружку с морсом и свежеиспечённые мерзавчики.

* * *

Вита вернулась в дом рю Вороннов глубокой ночью с ощущением полного сумбура в голове. Как-то не укладывались в одну канву боевой маг Варгас Серафин, агент рю Вилля – Грой Вирош, сестрички-рубаки да Виньо с Таришей и Дробушем. Кажется, его высочество подобрал очень правильное слово: балаган!

– Много народу… – пробурчал Дробуш, когда она вкратце рассказала ему об итогах совещания.

– И все такие разные! – вздохнула в ответ Вита. – Но по-другому не получается.

Тролль хлопнул её по плечу так, что она едва не упала.

– Не грусти, Вита! Образуется!

– Образуется… – уныло повторила она.

Маявшаяся бессонницей Виньо встретила её у порога вместе с заспанной Тори, по привычке вышедшей посмотреть, кто пришёл.

Взглянув в осунувшееся от беспокойства личико подруги, Вита почувствовала угрызения совести: опять о себе переживала, а надо было – о других! Войдя в комнату, где уже давно спала, отвернувшись к стенке, фарга, рассказала гномелле всё как на духу. По ходу рассказа та бледнела, зеленела, синела, а когда девушка сообщила об истинной причине вояжа Яго и компании – так просто почернела от горя.

– Ненавиш-шу политику! – в последовавшей за рассказом волшебницы паузе раздался шипящий голос Тариши. Та сидела на кровати, подтянув колени к подбородку, и изуродованная половина лица в полумраке казалась почти нормальной. – Грязное дело! Не стоит в такое вляпываться!

Гномелла сверкнула на неё глазами, а затем глубоко вздохнула и успокоилась.

– Ты можешь не идти с нами, – мягко сказала она, – а мне деваться некуда, подруга! Другого пути устроить семейное счастье у меня нет!

Фарга усмехнулась.

– Да разве ж я вас теперь брошу? Арристо свидетель – нет! Просто надобно нам быть очень осторожными, а как быть осторожными в такой… разношёрстной компании?

– А кто такой Арристо? – вдруг спросила Вита.

– Древний бог плодородия, – ответила Торусилья, – покровительствовал самой природе…

– Давайте спать ложиться, – предложила Вита, – утро вечера мудренее, да и Жрунечка обещала помочь!

– А она правда разговаривает? – заинтересовалась Торусилья. – Ни в жисть не поверю, пока не увижу!

– Тебе бы Его Хвостатое Величество Альтура Пенкрысона увидеть! – хихикнула Виньо. – Твой доспех с его и рядом не лежал!

– Хоу! – Торусилья, взяв её за грудки, хорошенько тряхнула. – Ты мой доспех не позорь! Я в нём всю Ласурско-Крейскую прошла! Вот, видишь, под мышкой залатано? Едва Братьям душу не отдала! А вот здесь металл потёк? Прямое попадание огненного заклинания со стороны Крея – спасибо, маг толковый рядом оказался, оттянул часть на себя.

– Ты воевала за Ласурию, Тори? – изумилась Вита.

– Многие из нас воевали, – кивнула та, ставя Виньо на пол. – Мы ж наёмники, забыла? Мы с сеструхой по эту сторону фронта работали, а брательник наш – по ту.

– Ещё и брательник… – пробормотала фарга.

Вителья вспомнила боевые вылазки вместе с Варгасом и подумала: а чем, собственно, она отличается от рубаки? Кто-то воюет по эту сторону, кто-то по ту, а корона платит!

– А если бы с братом в бою повстречалась один на один? – с ужасом спросила Виньовинья.

– Дык… – почтенная рубака почесала в затылке, – коли уплачено, надо отрабатывать!

– Спать! – сердито прервала их Вителья. – Завтра увидимся!

И, развернувшись, вышла из комнаты. Разговор поселил в сердце сомнения, вызвал невольное раздражение.

На улице подставила лицо свежему морозному ветру. Запрокинув голову, дождалась, пока в комнате Виньо и Тариши потухнет лампадка. Никогда не задумывалась над тем, зачем живёт, к чему хочет прийти, поскольку желание ускользнуть от ненавистного брака и переступить границы привычного бытия честной крейской девушки затмило остальные. Сказанное же Торусильей провело черту по сердцу: «Мы с сеструхой по эту сторону фронта работали, а брательник наш – по ту». А она, Вителья Таркан ан Денец, нынче по какую сторону? Ведь Крей, как ни крути, – её родина. Да, вызывающая гнев и боль, да, побуждающая держаться от себя подальше, но… Родина!

* * *

Он помнил эту лесную окраину в залитой ярким солнцем, насыщенной зелени травы и древесных крон. Но сейчас мир был поделён на белое и чёрное – белое поле с едва видной тропкой позади и чёрная громада леса отсюда до самых предгорий. Чаща была заповедной, он запретил в ней охотиться много лет назад, с того самого дня, как его стрела достигла цели…

Где-то там, в глубине, стояла хижина ведьмы, бывшая гораздо старше её самой. Эстель называла это место «привеченное». Круг Силы, тайное прибежище ведуний, род которых тянулся с начала зримых времён. Бревенчатый домик, крытый дранкой, питался от соков земли, будто дерево, держался в порядке силой жившей в нём ведьмы, и оттого окна блестели, брёвна не гнили, крыша не проваливалась. Сейчас же, лишившись хозяйки, он наверняка покосился, его крыша разрушилась, а окна казались слепыми глазами, смотрящими в никуда… Редьярд нервно повёл плечами. Как неприятно видеть разлагающийся труп, так и он не желал видеть этот дом! Если бы время, как обещали мудрейшие, действительно залечивало душу, он, возможно, смог бы взглянуть на него без сожалений. Но время не лечило, глушило память, как зар-р-раза ласуровка, прогоняло с крыльца, не имея сил вытурить за околицу.

Его величество спешился, покрутил головой, проверяя, нет ли слежки. Впрочем, в её отсутствии он был уверен – на белом листе засыпанного снегом поля даже мышь была бы заметна!

Молодой конёк, взятый на день из конюшни гостевого дома на окраине города, где они с Дрюней вчера обнаружили себя, задиристо всхрапнул, дыша паром. Ему, разгорячённому бешеной скачкой, позволенной седоком, хотелось движения.

Редьярд подвёл его к первому попавшемуся дереву, намотал поводья на обломанный сук. Упустишь лошадь – топай пешком аж до самого Вишенрога, кляня собственную глупость! Пошагал в сторону. Узнавание ударило в сердце остриём копья. Зачерпнув полную пригоршню снега, король втёр его в пылающее лицо. Тропинка к дому начиналась между этими двумя дубами. Он узнал бы их даже с закрытыми глазами: узлы и трещины на коре, переплетение мощных корней, торчащих из-под земли, а нынче скрытых белым покрывалом. Сколько раз проносился мимо, загоняя коня, потому что от тоски в сердце и жара в чреслах не знал, куда деваться, и никто не мог заменить её, а ведь он пробовал забыться, и не единожды! Сколько раз стоял здесь, порываясь уйти прочь, но ноги сами переступали через корни, словно через порожек в Храме, и несли вглубь леса, на полянку у ручья… И сколько раз уходил отсюда, не сделав и шага вперёд, баюкая в груди горечь. Горечь, от которой сводило зубы. Горечь, перераставшую в злобу, в ненависть, в желание раздавить, уничтожить, развеять по ветру даже самое маленькое воспоминание.

Губы разучились произносить это имя. Многие годы он даже про себя его не говорил…

Дорожку между двумя дубами замело, а летом зарастала она, родимая, от края до края подорожником да ковылём. Мёртвая тропа в мёртвое место!

– Эстель… – прошептал его величество, с трудом выталкивая из глотки непривычные звуки. – Эстель…

Умерло всё. Только сердце умирать не желало!

* * *

Вителья открыла глаза и сердито оглядела свою команду. Виньо и Тариша, обнимающая её за плечи, сидели на краю постели как два воробья – толстый и тонкий. Почтенные рубаки заняли оба стула у окна, чинно сложили на коленях топорики и приготовились смотреть действо, будто спектакль. Дробуш Вырвиглот, опустившись на пол, привалился спиной к двери, чтобы случайно никто не зашёл.

– Нет, я так не могу! – решительно сказала волшебница. – Ну что вы уставились на меня, как на древнего идола?

– А мы не на тебя, – Торусилья с треском разгрызла орех, извлечённый из кармана, и протянула Хвостатой деве. Та с удовольствием засунула орех за щёку. – Мы на неё!

– Ты сосредотачивайся, сосредотачивайся! – посоветовал тролль. В его голосе звучала гордость: Орденская библиотека обогатила его лексикон многобуквенными словами, которые ужасно интересно было произносить, как черепушку за щекой катать.

– Можно я выйду на улицу? – спросила Вита у Жруни. Та, отчаянно пискнув, поджала хвост.

– Холодно там, куда ты её тащишь? – возмутилась молчавшая доселе Руфусилья.

– Ну не могу я сосредоточиться, когда вы на меня глазеете, как совы в лесу! – возмутилась Вита.

– Стесняюсь спросить у Твоего Могущества, а как ты на боевых вылазках заклинания ткёшь? – ехидно поинтересовалась Тори. – Просишь всех подождать немного, пока войдёшь в нужное настроение?

– Так… интуитивно! – ответила Вита и поперхнулась.

Почтенная Руфусилья, не меняя позы, метнула топорик прямо ей в голову. Волшебница вскинула руки, не задумываясь, однако вместо положенного щита, в последнее время всегда выглядевшего для неё кружевным зонтиком, ухватила огненный шнур, оказавшийся… хвостом странной, пламенем ощетинившейся твари с красными глазами. По краю сознания прошли испуганные, изумлённые крики друзей, и зримый мир перестал существовать, оборотившись во что-то совершенно неописуемое. «Пу-у-уть!» – пропищала тварь и потащила девушку через плотные заросли, то и дело стремившиеся хлестнуть по лицу. Вцепившись в хвост, молясь и своим богам, и Пресветлой Индари, волшебница закрыла глаза.

В царящей вокруг ватной тишине звуки стали ощущениями: пространство казалось лёгкими холодными уколами, собственное тело – воздушной воронкой, вдыхаемый воздух – густым горячим питьём, а хлещущие по лицу плети исчезли в тот же момент, как Вита прикрыла веки.

Обоняния коснулся сладковатый запах. Он становился всё сильнее, и вот уже и слёзы брызнули, и дыхание сбилось, а он всё усиливался и усиливался. Понимая, что задыхается, и не желая погибать в темноте, Вителья открыла глаза и обнаружила себя под подозрительного лимонно-зелёного цвета небом у холма, наваленного из потемневших шаров. Внутри некоторых тлели разноцветные искры, другие же были холодны и покрыты изморозью. Странные твари, лязгая зеленовато-коричневой бронёй и медленно переставляя шипастые ноги, подбирали шары, чтобы перемолоть их в пыль огромными жвалами.

Девушка, закашлявшись, схватилась за горло. Хвостатая дева, выросшая уже размером с тигра, вцепилась ей в плечи когтистыми пальцами, разрывая куртку, и прошипела:

– Не дыш-ш-ши! С-с-совс-с-сем!

Волшебница вытолкнула из себя последний вдох и приготовилась погибать. Её лёгкие не двигались, сердце, трепыхнувшись, остановилось. Вителья Таркан ан Денец застыла в мгновении от смерти.

Проходящая мимо громадина набрала полную пасть шаров и методично заработала челюстями. Прах потёк вверх чёрными дымами, плачущие звуки чьей-то погибели заиграли оркестровыми красками.

– Грустно, да? – раздался над ухом Виты знакомый голосок, и… она обнаружила Кипиша собственной персоной, значительно уменьшившегося в размерах и сидящего у неё на плече. – Я не сразу догадался, что это такое!

– Кипиш! – обрадовалась она, снимая его с плеча на ладонь. – Кипиш, миленький, как я рада тебя видеть!

– Это мёртвые миры, Вита, – не обращая внимания на ее слова, продолжил полумесяц, печально кивая рябым полулицом, – десятки, сотни тысяч погибших миров! Ты засунула меня на изнанку мироздания, туда, куда они проваливаются после своей гибели!

Смысл его слов не сразу дошёл до сознания волшебницы. А когда дошёл, она прижала божка к сердцу, как испуганная девочка – любимую игрушку, и заозиралась по сторонам. Вот вдали вспыхнуло облако невыносимо яркой болью и отчаянием миллиардов сгорающих в пламени войны живых существ. Свернулось, обуглилось, превратившись в чёрную звезду, рвущуюся вниз. Удар о твердь оказался горьким, как хина. Несколько искр внутри нового шара ещё боролись в темноте, скрывшей чьи-то уничтоженные мечты и надежды, чьи-то любови и ненависти, чьи-то судьбы. Но вот и они погасли одна за другой.

– Прах к праху… – плача, сказала черноволосая красавица, вытирая щёки сразу четырьмя ладошками. – Созидание есть дорога к уничтожению. Творение есть путь погибели! Мы стремились к этому до тех пор, покуда Тикрей не накрыла Вечная ночь, стремились, не понимая, что делаем, к чему идём! Никто из нас не видел подобного, моя жрица, а надо было смотреть, не отворачиваясь, заставлять друг друга не закрывать глаза!

Погибший мир скрылся в пасти чудовища, потёк в лимонно-зелёное небо тонкими струйками воспоминаний…

– Я не люблю ни Индари, ни Океанского творца, ни других… – стукнул себя по груди кулаками свирепый воин. – Никого из них, оставшихся в живых за счёт нас, обманом заточённых в небытие! Но – здесь и сейчас – я понимаю, для чего это было нужно. Сами мы бы не остановились… Остались лишь те, кто предпочёл поделиться властью над Тикреем, а не уничтожить его, лишь бы не достался никому!

Чудовище, остановившись, повернуло голову в сторону говорившего. В маленьких глазах не было разума, только чужеродная ненависть, непонятная и холодная, как враждебные глубины небес.

– Пойдём отсюда, – прошептала Вита пересохшими от ужаса губами, – пойдём домой, Кипиш…

Тварь сделала шаг к ним, нависла, закрывая небо. Размер – то, что помешало волшебнице раньше узнать её! В обычном мире эти существа звались тараканами и кишели на помойках и в нечистых местах, поедая отходы; здесь они делали то же самое… Вот только отходы были отходами мироздания!

– Пу-у-ть! – взревела огненная тварь с красными глазами, хватая Виту за шкирку и отпрыгивая прочь с того места, куда опускалась гигантская шипастая лапа.

Зловонные челюсти разочарованно клацнули над их головами, сместив небо куда-то вбок…

Огромными прыжками Хвостатая дева понеслась прочь, разбивая в прах крепкими пятками цвета тлеющих углей миры, которым не суждено было возродиться.

* * *

Цеховой старшина Тоннертротт, Синих гор мастер, служил Хранителем Королевского Молота более двухсот лет. Такой вклад в историю Родины не каждому был по силам! Вступив в должность далеко не безбородым юнцом, он навсегда лишил себя возможности когда-нибудь взойти на костяной трон, украшенный радужниками и шпинелью, но не жалел об этом. Тоннертротт служил уже двум королям и готовился верой и правдой послужить третьему, которого вот-вот должен был избрать Великий Мастеровой сход. Ныне почтенный Хранитель сидел на верхней ступеньке трона, держа на коленях символ королевской власти, по преданию, вручённый Братьями-богами первому гному, объединившему в ходе Вечной ночи Подгорное царство и Драгобужское наземье в общее государство, и тяжко вздыхал. По причине почтенного возраста ему ставили низкий стульчик с мягкими подушечками, а так-то полагалось сидеть на голом камне ступени, символизируя собой нерушимую власть. Тело Его Величества Крамполтота Первого ещё не отправили по огненной реке во чрево Роженицы-прагоры, а уважающие себя Старшины уже переругались, как простые гномы, упившиеся самогоном.

– Король не мог подписать договор с Ласурией! – кричал черноволосый могутный детина, сверкая синими глазищами и потрясая кулаками. – Протяжённость границ Драгобужья с Креем больше, чем с Ласурией! На Крейских землях до сих пор не разработаны несколько крупных месторождений газа! Контракт, который предлагает асурх Понтеломус, даст нашей стране не только золото, но и рабочие места для молодых гномов, нуждающихся в полевом опыте!

– Ты лукавишь, Кроссмост! – бухтел сердито в ответ оппонент, седой как лунь Старшина Ваффельсхеер. – Всем известно, что ты торгуешь с Креем и обучаешь их специалистов на своих шахтах, разбазаривая наши тайные знания!

С развевающейся белой бородой и волосами, стянутыми в три толстые косы, он казался бы древним воителем, если бы не поддерживали его под руки два старших сына-тяжеловеса.

– Я давно сотрудничаю с Креем, ты прав, уважаемый Ваффельсхеер, – вопил в ответ собеседник, – потому знаю: слово, данное асурхом, нерушимо! А кто из нас, почтенные мастера, в здравом уме и доброй памяти будет доверять его величеству Редьярду Третьему, прозванному Ласурским лисом? Все ли помнят, как во время Пятилетней войны силами его магов был потоплен караван судов с нашими соотечественниками, шедший в Крей с грузом доспехов и оружия?

– Не доказано! – раздался тяжёлый голос с отдельно возвышавшегося места. Сидевший там гном говорил редко, но метко. Не прислушиваться к аргументам Драгобужского архимагистра Драгодруга, Синих гор мастера, было опасно: слишком часто непокорные оказывались на штатных должностях в… Гнилом лабиринте.

– Прости, Твоё Могущество! – возразил синеглазый. – Но кому ещё было выгодно потопить наш транспорт в той ситуации?

– Ты забыл кое о чём, – улыбнулся морщинистым лицом маг, – транспорт был предоставлен самим Редьярдом., который к тому же не знал, для чего нам корабли, ведь в контракте не были прописаны ни маршрут, ни груз. Зачем в разгар войны топить часть собственного флота?

– И кто же это, по-твоему, был? – удивился Кроссмост.

– Кто знает… – сверкнул по-прежнему орлиным взглядом Драгодруг и замолчал.

Хранитель Королевского Молота переложил молот с правого колена на левое – тяжёл был, паразит, и стыл нездешним холодом. И вздохнул. Знал, о чём умолчал архимагистр: в той трагедии знающие обвиняли именно Понтеломуса, стремившегося натравить гномов на людей и заставить Ласурию воевать на два фронта.

– Хусним! – вскричал Кроссмост. – Информации никакой, одни тайны и загадки! Я хочу спокойно работать, и много зарабатывать, братья, и не ждать, когда меня ударят в спину! Ответственно заявляю: асурху я верю, а Ласурингам – нет!

Заявление вызвало шквал эмоций среди почтенных мастеров. Сплочённый круг Цеховых старшин разбился на несколько коалиций – за Ласурию, против Ласурии, за Крей, против Крея, против всех и «прекратите орать, я щас оглохну!».

Ещё раз вздохнув, Тоннертротт уронил молот главой на ступеньку. По зале Совета разнёсся вибрирующий низкий гул, от которого у всех присутствующих, включая архимагистра, зубы запрыгали во рту. Подскочившие помощники почтительно поддержали Хранителя под локотки, помогая встать. Тот окидывал задумчивым взглядом спорщиков до тех пор, покуда те не умолкли.

– Его Величество Крамполтот Первый подписал договор о сотрудничестве с Ласурией накануне своей кончины! – печально произнёс он и поклонился пустому трону, и все почтенные Старшины поклонились вместе с ним. – Я сам был свидетелем того, как он из последних сил ставил своё клеймо на документе!

– Так покажи его нам! – воскликнул Кроссмост.

– Не могу, уважаемый, – ещё печальнее ответил Хранитель, – сил у короля хватило на подпись только одного экземпляра договора, и именно он был отправлен его величеству Редьярду!

– Давайте спросим у Ласуринга! – зашумела толпа.

– Эмиссар Редьярда до границы не добрался – пропал без вести, – подал голос коротышка в боевом доспехе, казавшийся бочонком, а не гномом из-за коротких ножек и ручек.

Впрочем, впечатление было обманчиво. Почтенный рубака Трумпель, Синих гор мастер, носил на шее золотую гривну Королевского Стража Спокойствия. Кому, как не ему было знать о тайных операциях и исчезновениях на территории Драгобужья?

Судя по тому, как переглянулись архимагистр и Страж, пропавшего без вести искали, но пока безуспешно.

– Нет документа – нет и королевского решения! – припечатал Кроссмост, и Старшины зашумели, соглашаясь. – Положенный срок со дня смерти его величества истёк, Хранитель, потому объявляй Великий сход для избрания нового короля. Авось тот примет решение на благо Подгорного царства!

Тоннертротт с неожиданной силой оттолкнул поддерживавших его гномов. Закинул молот на плечо и подошёл к говорившему. И по мере того как он подходил – неспешно, размеренно и величественно, будто сам был королём, – нарушитель спокойствия, меняясь в лице, потихоньку отступал назад.

В маленьких глазках Хранителя Королевского Молота плескались скорбь и гнев.

– Не тебе решать сие, Кроссмост, – тихо сказал он. – Тело его величества будет предано Прагоре, как только вернутся Цеховые старшины, которые по разным причинам ныне отсутствуют. Только тогда я объявлю Великий Мастеровой сход, не ранее! – Взяв собеседника за бороду, он притянул его к себе. – Услышал ли ты меня, почтенный мастер? НЕ РАНЕЕ!

– Услышал! – буркнул Кроссмост.

Трумпель одобрительно хэкнул.

– Скажи это громко, малыш, – попросил со своего места архимагистр Драгодруг, – стар я, слышу плохо!

– Услышал! – рявкнул гном, побагровев от стыда и гнева.

Хранитель отпустил его бороду и, посмотрев на остальных, констатировал:

– Малый Мастеровой сход считать закрытым!

* * *

Голова у Виты кружилась, будто лишилась шеи, а четкость зрения не спешила возвращаться, но, судя по звукам, в помещении, в котором оказалась волшебница, было весело.

По плечу и руке пробежало нечто маленькое и когтистое, и девушка облегченно выдохнула: раз Жруня приняла обычный размер, значит, из того страшного места они выбрались. Она с силой потрясла головой, прогоняя искры и дымку, а когда обрела способность видеть – разглядела Дробуша Вырвиглота, который, удерживая одной рукой за шкирку Руфусилью, другой дубасил её по рогатому шелому, отчего тот наезжал на лицо гномеллы всё глубже. Нападающая сзади Тори лупила его топорами плашмя по спине и бокам и азартно вскрикивала: «Ах ты, слизень ледащий! Ах, паукан недоделанный! А ну отпусти сеструху, отпусти, кому говорю!»

– Йа-ху! – раздался знакомый боевой клич, которому в другой ситуации Вителья бы, несомненно, порадовалась.

Вытащив неведомо откуда огромный надувной молот, Кипиш ринулся в бой и обрушил его на Торусилью, заставив её в ярости развернуться и… выронить топорики.

– Др-р-р-робушек, – в экстазе проурчала кошачья морда, – как я по тебе скучала!

Вырвиглот непочтительно уронил старшую рубаку и проворчал без особой радости:

– А я-то как!

– Что… что здесь происходит? – изумилась Вита.

– Хотела убить Виту! – пояснил Дробуш, указывая на поднимающуюся с пола Руфусилью.

– Хочет убить мою сестру! – с подозрением косясь на сменившую кошачью морду красотку, пояснила Тори и указала на Вырвиглота.

– Они пытаются убить друг друга! – не без радости констатировала Тариша.

– Это какой-то ужас! – бросилась к волшебнице Виньо. – Слава Братьям, с тобой всё в порядке! Кипиш, миленький, ты… похудел?

– Похудеешь тут! – божок сунул надувной молот в руки Торусилье, и тот сдулся, издав неприличный звук. – Кто мне там молился, я вас внимательно спрашиваю? Никто! А я – существо нежное, трепетное, без внимания паствы чахну!

– Мы молились, – в голубых глаза гномеллы читалась растерянность, – но ты нас не слышал! Мы днём и ночью молились!..

– Вот ей спасибо скажите! – беззлобно заметил Кипиш, кивая на покрасневшую Вителью. – Так, кто у нас тут… в ассортименте? – Морщинистая старуха закрутила головой, разглядывая незнакомые лица. – Ты, почтенная рубака Руфусилья… Шелом поправь! Сильна, благородна, настоящая воительница. Братья благоволят тебе, а сама ты себя не любишь за… Впрочем, дело прошлое! Ты, уважаемая рубака Торусилья, рукой горяча, легко впадаешь в ярость, но сердце доброе. Из таких получаются отличные берсерки! И ты… фарга Тариша… – божок неожиданно запнулся. Лишь языком зацокал да негромко пробормотал: – Не стоит доверять мертвецам! Ну? – повернулся он к волшебнице. – Рассказывай, что натворили за моё отсутствие?

– Йожа потеряли! У-у-у! – вдруг заплакала Виньовинья. Видимо, для её изнурённого тревогой сознания событий оказалось слишком много.

– Такого видного гнома – и потеряли? – удивился свирепый воин. – Вот ни на минуту нельзя вас одних оставить! Как есть дети!

– У-у-у! – плакала Виньо, размазывая ладошками слёзы по лицу.

– У-у-у! – согласно подвыл Дробуш.

– Э-э-э, – подала голос Руфусилья, – а как нам обращаться к тебе, уважаемый бог?

– Кипиш имя моё, Кипиш, – отмахнулся тот двумя из четырёх рук, – однако, если станешь звать меня Великим, Могучим, Ужасным, Неповторимым, Жутким, Замечательным, Грандиозным, Колоссальным и тому подобное, я не стану возражать!