Грядущие боги. Книга 1: Спасённая ведьма

Слева раздался шорох одежд. Хорса резко обернулся и увидел священнослужителя. Он встал и поклонился, и только тут заметил, что на груди у жреца висит не букилла, а золотой диск.

– Не смущайся, – сказал тот. – Служитель храма предков заболел, вот я и присматриваю здесь. Твоя молитва меня тронула. Если хочешь, я выслушаю тебя.

– Ты человек иной веры.

– Солнце равно светит всем, независимо от веры, и нам предписано заботиться обо всех. Знаешь ли, чаще всего люди ищут в храме не богов, а мудрых наставников. И это правильно. Зачем докучать богам, если можно найти добрый совет?

– Не знаю, какой совет помог бы мне, – вздохнул Хорса. – Исправить уже ничего нельзя. Я хочу только знать, простят ли меня души предков, или я навсегда отвержен… Как может на это ответить служитель иной веры?

– Извини, но мне показалось, ты жаждешь услышать кое-что другое. Что именно тебя гнетёт?

У жреца Солнца было приятное, располагающее лицо и живые глаза. Хорса, помедлив, ответил:

– Грехи.

– Ты совершил зло? Можно ли его ещё исправить?

– В том-то и дело, что нельзя.

– Тогда ты не должен терзать себя.

– Не могу же я сам простить себе собственные грехи! – удивился Хорса.

– Почему нет? – мягко спросил жрец – Плохо совершать злое дело, плохо не исправить содеянное, если это возможно. Но хуже всего – вечно корить себя. Так поступают люди, которым просто нравится чувствовать себя виноватыми.

– Как же мне чувствовать себя, если я действительно совершил непоправимое зло?

– Вот почему трудно разговаривать с иноверцами – у каждого из вас своё представление о добре и зле. Что-то разрешено, что-то запрещено… Суть истины ускользает ото всех. Лишь мудрость Солнца учит: нет света без тьмы, нет добра без зла. Грехи – неотъемлемая часть каждого человека, без них мы не были бы сами собой. Однажды некий великий жрец – его имя, боюсь, ничего тебе не скажет – рассматривал солнце через закопчённые стёкла. И знаешь ли, что он обнаружил? На солнце есть пятна! Чёрные пятна на ослепительном солнечном диске! Само благословенное светило несёт на себе частицы тьмы! И это правильно и мудро, ибо всякое зло может обернуться добром, стоит лишь посмотреть на него с другой стороны… Какие именно грехи ты совершил?

– Я бросил Кидрон, своё родное селение, и ушёл в солдаты. И не вернулся, когда покинул армию. Хотел жить один.

– Что же в этом плохого? – улыбнулся жрец. – Все мы ищем для себя лучшей доли.

– Два года назад Кидрон был разорён. Почти все погибли.

– Разве ты один мог что-нибудь изменить? Тебе не терзаться нужно, а благодарить судьбу за то, что отвела от тебя смерть. И благодарить себя – за то, что решился порвать с той жизнью, которая тебя не устраивала. Все мы должны слушать голос своего естества…

– Естества? – воскликнул Хорса.

Кажется, для жреца было неожиданностью гневное возмущение в его голосе. Охотник вздохнул и сказал:

– Ещё мне довелось напасть на безоружных. Мне показалось, что они совершали гнусное деяние…

– А в действительности они его не совершали?

– Это я не знаю до сих пор, – признал Хорса.

– Тем более нет причин терзать себя, – ласково проговорил служитель Солнца. – Мы не в ответе за то, чего не знаем. Что ещё ты считаешь своими грехами?

Хорса с горькой усмешкой покачал головой и сказал:

– Довольно, жрец. Я мог бы назвать тебе свой самый отвратительный поступок, но не хочу услышать, будто в нём не было ничего страшного или позорного. Прощай.

– Жаль, – вздохнул тот. – Ведь не от меня ты отворачиваешься, а от самого себя.

– Я был бы рад, если бы мне это удалось.

Каждый раз, бывая в городе, он проводил ночь или две с женщинами. Собираясь в храм, он отказался от этой привычки, но теперь, миновав Внутреннюю стену и спустившись к Рыночной площади, взял первую же, которая предложила себя.

У неё было усталое лицо с каким-то затёртым выражением; груди и бёдра одрябли. Чувствовалось, что зарабатывать на жизнь таким образом ей осталось года два от силы.

– Что ты знаешь о грехе? – спросил он её.

– Всё, голубчик, – заученно улыбнулась она, прижимаясь к нему.

– Я не об этом. Что такое грех вообще?

– Вся моя жизнь.

– И что ты с этим делаешь?

– Ничего, как и все.

– А про пятна на солнце ты слышала?

Этот вопрос почему-то очень рассмешил женщину.

– Голубчик, позволь красотке Ильхе развлечь тебя. Ильха знает, что делает, когда промышляет по утрам. Один час – и ты на весь день избавлен от дурных мыслей! Идём же, голубчик…

***

Дом Хорсы отделяли от Ликен пять дней пути, но с Алайей они могли превратиться в неделю. Девушка выздоравливала на глазах и тяготы дороги выносила с изумительной стойкостью, и всё же она не могла потягаться с бывалым охотником. Горные тропы нелегки, а Хорса шёл напрямик, срезая изгибы дороги и обходя человеческое жильё. Слежки он больше не замечал, но рисковать не хотел.

Вечером третьего дня они поднялись на Мигенский хребет – отросток одного из могучих отрогов великого Ордона, увенчанного сверкающей короной вечных льдов. Этот хребет отделял Пар-Ликею, северную часть обширной и плодородной Ликейской долины, от долины Мигенской, более суровой, лесистой и дикой.

С высоты хребта крепкостенные Ликены казались брошкой, скреплявшей лоскутный плащ Пар-Ликеи, окроплённой озерцами и рощами, расчерченной квадратами полей и виноградников. Выше зияла горловина Ликейских Врат – единственного прохода через Гипарейские горы, которыми великий Ордон разделил Колхидор и северные земли.

На юге терялась в дымке Сет-Ликея, преддверие необъятного Колхидора. А на западе темнела Мигенская долина, охваченная полукольцом неприступных скал Западного кряжа.

– Нам туда? – спросила Алайя. – Угрюмое место. Много дичи и мало людей… В самый раз для тебя, правда?

– Правда. Надеюсь, и тебе понравится.

– А если не понравится?

– Дам тебе еду, одежду и провожу до южного выхода из Миген.

Она промолчала, и Хорса двинулся дальше, подыскивая место для ночлега. Вскоре на глаза ему попалась пещера, укрытая от ветра выступом скалы.

– Остановимся здесь.

Из ветвей мёртвого дерева он сложил костёр. Предоставив заботу об ужине Алайе, Хорса обошёл окрестности. Собрал ещё сухих ветвей, но воды не отыскал. Придётся пока обойтись запасом из баклаги.

Взобравшись на скалу, Хорса разглядел чуть севернее дорогу, которой пользовался обычно вместе с Тершей. Дорога была, конечно, пуста, но он провёл некоторое время, наблюдая за ней. К собственному удивлению, он обнаружил, что по-прежнему ожидает погони.

Происходящее плохо укладывалось у него в голове. Перед схваткой с Белайхой Хорса молился, прося души предков не дать совершиться несправедливости. Для него это значило невиновность Алайи, но она сама назвала себя ведьмой. Можно пытаться убедить себя в том, что она не творила зла, но что в таком случае пробудило столь глубокую ненависть горожан?

Какой-то парень повесился из-за неё – это объясняет чувства отца и друга, но что двигало остальными? Что побудило не только простых ликенцев, но и гипарея-копьеносца страстно желать смерти Алайи?

Да, горожан иной раз трудно понять, особенно когда они собираются в толпу. Толпа способна сделать такое, чего никогда не сделал бы каждый отдельный человек.

И всё же – что, если Алайя виновна, если она творила чары, несущие зло? Как могли тогда души предков даровать Хорсе победу?

Если случившееся – знак, то знак неясный, и ему не удавалось его истолковать. Загадка мучила несказанно, рождая чувство, близкое к панике, какую испытывает солдат в строю, когда на него надвигается тьма врагов.

Хорса заставил себя успокоиться. Какой бы сложной ни казалась проблема, суть её проста: либо он отвержен, либо нет. И пока воля предков неясна, он, как бы ни было тяжело, должен жить, не расставаясь с надеждой, стремясь к добру и избегая зла.

Он так и не посоветовался со жрецом своей веры – быть может, дело в этом? В Ликены теперь лучше не показываться – что ж, есть ещё время сходить в Мигарту. Этот городок не столь терпим к народным верованиям, однако вокруг него теснятся несколько ардских посёлков, в них есть старинные храмы. Мудрый наставник поможет ему разобраться, истолкует волю пращуров…

Из пещеры уже тянуло вкусным запахом. Хорса стал спускаться со скалы. Размышления помогли, но, к сожалению, не слишком. Он так запутался в жизни, что мечтал лишь о ясном ответе. Пусть бы пращуры даже сказали: ты пропащий человек, мы отвергает тебя, – он и то бы испытал облегчение.

Так ему, во всяком случае, казалось.

Семя ненависти

Апилохен принадлежал к той немногочисленной и по-своему счастливой породе бродяг, которые крепко приживаются в каком-то месте и в глазах окружающих становятся чем-то вроде местной достопримечательности. У него не было ни дома, ни родных; друзьями он называл едва не половину Ликен, но по большому счёту, друзей у него тоже не было. Он появлялся ниоткуда и исчезал в никуда, чтобы спустя несколько дней вновь объявиться в какой-нибудь харчевне, зачастую с неплохими деньгами, а порою без гроша за душой.

Нигде и никем не любимый, он всюду умел найти приют. Видывали его и в притонах наихудшего пошиба, и в порядочных заведениях – как в этот вечер, когда он забрёл в харчевню, в которой отдыхали после смены стражи порядка…

Кости простучали по столу, и Карис глухо выругался. Сидевший напротив него пухлый Перин добродушно рассмеялся, придвигая к себе кучку медяков:

– Ну, дружище, когда-нибудь удача должна улыбнуться и коренному ликеянину. Не всё же гипареям как сыр в масле кататься.

– Чума тебя забери, ликеянин! Мало того, что нам задержали жалование, так ещё ты со своей удачей норовишь обобрать честного стражника!

– Зато сегодня ты можешь выпить за мой счёт! – предложил Перин и, подозвав трактирщика, велел принести две бутыли вина, заплатив из выигрыша.

Карис проводил взглядом деньги и сказал:

– Сыграем ещё? У меня осталось полдрахмы.

– Вот и пусть остаются. Никогда не ставь на кон последнее, что имеешь.

– Вольно тебе говорить, когда угощаешь меня на мои же деньги! Давай кости, чувствую, мне должно повезти.

На самом деле ничего он не чувствовал, кроме глухого раздражения. Полдрахмы в мгновение ока перешли к Перину. Карис выпил вина.

– Везёт тебе сегодня. Собери ещё игроков – разбогатеешь.

– Удача переменчива, полагаться на неё нельзя, – рассудительно ответил Перин. – Да и не хочу я внезапного богатства. Я человек простой, мастеровой, по мне – лишь бы работа была. Ну, а если уж милицию сделают городской стражей…

– Чушь! – рассердился Карис. – Не бывать такому никогда! Вашу милицию вообще разогнать надо. Народные силы правопорядка, как же! Только и делаете, что ворьё укрываете.

– Просто не даём вам хватать всех без разбора.

– Поосторожнее со словами, в них нетрудно услышать неуважение к городской страже.

– Только не говори, что собрался вернуть проигранное, содрав с меня штраф.

– А если и так?

– Тогда неуважение в моих словах станет намного явственней.

– Значит, одним штрафом не отделаешься.

– Брось, Карис, не позволяй хмелю говорить вместо себя. Мы с тобой не первый год знакомы, и ты отлично знаешь, что без помощи милиции городская стража и одного дня не удержала бы порядка в городе.

– Истинная правда! – раздался рядом весёлый, но чуть надтреснутый голос, и на скамью подле Перина подсел худощавый человек с длинным носом и близко посаженными суетливыми глазками.

– Ты кто такой? – нахмурился Карис.

Перин поморщился и отодвинулся от нежданного соседа.

– Что у тебя на уме, Апилохен?

– Как что? Поддержать милицию – что ещё может быть на уме у честного горожанина?

– Про честных я знаю, потому и спрашиваю: а что на уме у тебя?

– Много чего, почтенный Перин. Кое-чем я даже готов поделиться…

– Кто этот тип? – строго спросил Карис. – Кажется, я его где-то видел.

– Конечно, видел, господин стражник, коли по сторонам смотрел. Нынче, под Южной стеной…

– А, не напоминай! – вмиг помрачнел Карис и схватился за бутыль. – Чтоб она сдохла, стерва эта ведьмовская.

– Сколько знаю, как раз подыхать она не собирается, – развёл руками Апилохен. – Тот охотник о ней позаботился…

– И ему чтоб пусто было, сдохни он сам и вся его родня! Выискался же, проклятый…

– Не такое это простое дело – устроить, чтобы Хорса сдох.

– Сдохнет, пускай только попадётся мне на глаза! – пообещал Карис.

– Шёл бы ты, Апихолен, – уже настойчивей сказал Перин.

Но тут Карис сообразил, что именно он услышал.

– Постой, постой, ты так сказал, будто что-то знаешь про этого Хорсу?

– Не то, чтоб я его знал, как, скажем, старину Перина, – потирая руки своими неприятно мелкими движениями, сказал Апилохен. – Но встречал, было дело. А что же, господин Эриной, копьеносец, и вправду Кидронца не признал?

Перин отвернулся, пряча досаду на лице.

– По-твоему, у господина лохарга3 нет других забот, как местных бродяг запоминать? – фыркнул Карис.

– Да ведь господин Эриной был в первом Тиртском походе, так?

– Ну да. А Хорса тут при чём?

– Хорса Кидронец, – вздохнул Перин, жестом остановив открывшего рот Апилохена, – тоже ходил на Тирт. Отличился в боях, но повышения не получил, потому что не поладил с командиром.

– Ты разве там был? – удивился Карис.

– В Первом. Хвала Светилу, что не охромел насовсем, но долго потом ногу лечил. Ну, и оставил службу, занялся отцовским ремеслом…

– Плевать на твоё ремесло, ты про Хорсу рассказывай.

– Своими глазами я его только издали видал. Но как только мне рассказали про поединок под Южной стеной, сразу подумал: он это.

– «Рассказали», – поморщился Карис. – В этом городе что, и поговорить больше не о чем? Ладно, давай лучше про Хорсу. Говоришь, признал его?

– Ну, во-первых, имя, во-вторых, он же Солнцу не молился, только предкам? Мало кто так делает, и Хорса как раз из этих немногих. В-третьих, я слышал, что после войны он стал промышлять охотой где-то в наших краях. И вообще… Вот так, мимоходом, вызваться на суд богов, защищая незнакомую девушку, – это на него похоже.

– И, главное, я его в лицо признал, – вставил Апилохен. – Потому как видел Хорсу в те годы не только издали, но и вблизи.

– Что, и ты в Тиртском участвовал? – удивился Карис.

– Участвовал, участвовал, – сказал Перин. – В обозе…

– Ладно, без разницы, – отмахнулся Карис. – Значит, Хорса из Кидрона… Где его искать?

– А надо ли искать? – спросил Перин. – Ведь он не нарушил закон и не сделал ничего плохого…

– Предоставь судить об этом мне, – строго сказал Карис. – Много милиция понимает в гипарейских законах!

– Однажды Кидронец напал на безоружных, – тихо сказал Апилохен.

– На берегу Кинда? – прищурился Перин. – Там у вас было много оружия.

– Но ни одного человека в броне! И не говори о том, чем мы занимались. – Апилохен ссутулился, голос его задребезжал глухо, черты лица заострились, и он стал удивительно похож на озлившуюся крысу. – Всякий волен языком трепать, но этих говорунов там не было. Не было и тебя, Перин-краснодеревщик. Своими глазами ты ничего не видел, вот и не мели с чужих слов.

– А я по своему разумению говорю. Хорсу не судили за тот случай.

– Дело замяли, вот и всё, – огрызнулся Апилохен.

– Кто замял? – разгорячился Перин. – Командир, который Хорсу терпеть не мог? Кто из гипареев стал бы защищать иноверца? Нет уж, раз не было суда над ним, значит, Хорса невиновен.

– И всё-таки он напал на безоружных!

– А ну тихо! – прервал спор Карис, хлопнув по столу. – Мне важно одно: где найти Хорсу?

На самом деле ему стало уже интересно, что там произошло на берегу Кинда. Название было знакомо, как и всякому в Ликенах, ибо там гипареи одержали последнюю свою победу в Первом Тиртском походе – последнюю и самую трудную. Но с этим местом, кажется, была связана ещё какая-то история, только Карис не мог вспомнить, какая.

Сам он воевал только во Втором, победоносном походе. Повезло. В армию Карис без особой охоты записался – просто нужно было уйти из родных мест, оставив за спиной жизненные неприятности…

– Где искать Хорсу – сложный вопрос, – промолвил Апилохен. – Ликея страна немаленькая. Но за вознаграждение – можно попробовать… Ты не сомневайся, господин стражник, никто ещё не жалел, что заплатил старику Апилохену.

– Зачем тебе это нужно, Карис? – спросил Перин.

– Олух! Про поединок слышал, а про то, что Хорса – подручный этой ведьмы и победил силой колдовства, мимо ушей пропустил? – на ходу придумал Карис. – Идём со мной, – бросил он Апилохену и поднялся с места.

Апилохен засеменил за стражником.

Перин выпил вина и закрыл глаза. На Кинде он был в первых рядах, а Хорса – в одной из последних колонн. Гипарейское войско растянулось из-за раскисших дорог, и тиртяне грамотно воспользовались положением, сосредоточив удар на авангарде.

До сих пор жутко вспоминать эту бойню. Гипарейские лохосы вмиг потеряли связь друг с другом и дрались в окружении, ничего не зная даже о ближайших соседях. Перин хорошо запомнил возникшее ощущение, будто его отряд – последний; потом он узнал, что каждый боец испытывал то же самое.

Только арьергард успел сплотиться – это и спасло гипареев. На ходу перестроившись в боевой порядок, он врезался в уже смешавшихся тиртян, разрубая кольцо окружения. Сумасшедшая радость, охватившая Перина, когда он понял, что ещё не всё потеряно, тоже навсегда запечатлелась в памяти.

Какое-то время весы удачи колебались, ни одна сторона не могла взять верх. Но гипареи с каждым лохосом, вызволенным из окружения, укреплялись, тогда как тиртяне неуклонно слабели. И они стали отступать – неохотно, вцепляясь в каждую кочку, чтобы дать отпор. До последнего казалось, что они совершенно уверены в себе, что вот-вот соберутся с силами и вырвут у северян уже было одержанную победу. Но, конечно, этого не случилось.

Целых десять стадиев титряне отступали по берегу с боями, и только потом побежали. У гипареев не оставалось сил, чтобы преследовать их, но один из стратегов этого не понял, бросил отряды в погоню. Тиртские конники, прикрывавшие отступление, тотчас набросились на них. Пришлось остальным, преодолевая усталость, идти на выручку – это затянуло сражение и обошлось северянам в лишние сотни жизней.

А позади между тем лежали в грязи мёртвые и раненые – широкой полосой растянулись они на все десять стадиев вдоль хмурого Кинда. Обозы, отставшие от основного войска и смешавшиеся при первых сообщениях о сражении, только-только подтянулись к полю боя. Обозники начали подбирать раненых. И мародёрствовать.

Да, Перин этого своими глазами не видел. Он снова оказался впереди и в те минуты едва переставлял ноги, одной силой воли удерживая тяжёлый щит и с тоской думая, не придётся ли именно теперь получить смертельный удар, когда победа уже практически одержана. Но наслушался потом вдоволь…

Обозники нередко промышляли тем, что успевали подобрать брошенное оружие до того, как похоронная команда соберёт тела; не брезговали и срезать тайком кошельки у мёртвых. В этот раз, говорили, Хорса увидел, как кто-то из них добил раненого. Кидронец, не долго думая, метнул в него копьё, а потом взялся за меч и принялся рубить остальных.

По слухам, он успел уложить то ли троих, то ли четверых. Потом соратники остановили его.

Перин покачал головой и налил себе вина.

– Безоружные, – пробормотал он. – Окажись я рядом с Хорсой, вас полегло бы больше…

– Здорово живёшь, старина! – подсел к нему гончар, милиционер из соседнего квартала. – Вижу, ты сегодня играешь. Погремим костями?

– Погремим, – согласился Перин.

– По медяку?

– По медяку…

***

– У тебя проблемы в имении? – переспросил всадник Гифрат, поправляя тогу на плече. Взгляд его бродил по аккуратно подстриженным кустарникам роскошного сада. – Проблемы в имении, из-за которых ты хочешь взять отпуск?

– Именно так, господин, – сдержанно кивнул Эриной.

– Проблемы в имении, надо же… Некоторые копьеносцы живут, делая вид, будто они всадники.

Гифрат посмотрел ему в лицо, и Эриною стоило труда сохранить невозмутимое выражение. Если бы он не дорожил своим местом, старый пройдоха с прозрачно-голубыми глазами услышал бы в ответ, что некоторые всадники живут, делая вид, будто они цари.

По гипарейским законам копьеносцы жили за счёт казны, тогда как всадники должны были не только служить, но и сами платили за своё положение. Сословие всадников было опорой власти – это люди, которым хватало средств, чтобы приобрести полное вооружение и содержать боевого коня, а также обеспечить трёх пехотинцев для регулярного войска.

Те, которые могли оплатить боевую колесницу и содержать необходимую прислугу (воина, возницу, конюхов, плотника, кузнеца) искали случая показать доблесть на поле брани, ибо тогда они могли быть произведены в колесничие и войти в число высшей знати.

Впрочем, в мирные годы правила ценза менялись. Всадником мог стать копьеносец, который заплатит три тысячи драхм и отслужит год на границе, обучая воинскому ремеслу полное копьё ополчения. На звание же колесничего мог претендовать любой всадник, готовый внести в казну сумму, достаточную для сбора и обучения лохоса ополченцев.

Одного взгляда на дом и сад Гифрата хватало, чтобы понять: он уже близок к воплощению мечты.

– Итак, у тебя проблемы в имениях. Что ж, виноград не родится, или рабы мрут?

– Я не хотел бы утомлять такого занятого человека банальными хозяйственными хлопотами.

– Скажи, до тебя доходили слухи, что заботу о порядке в городе собираются передать местным властям?

– Да, – ответил несколько сбитый с толку Эриной.

– Как ты к ним относишься?

– Этого никогда не произойдёт. Ликеяне глупы, они собственный нос не найдут без зеркала. Только гипареи способны блюсти порядок и закон в этой стране.

– Золотые слова! – иронично зааплодировал Гифрат. – Именно так всё и обстоит. Святой долг гипареев – блюсти порядок. Честно служить, а не разъезжать по имениям.

– Однако в городе сейчас спокойно, и я не вижу причин, по которым честный стражник не мог бы заняться личными делами…

– Спокойно, говоришь ты, копьеносец Эриной? У меня другие сведения. Вот, скажем, вчера под Южной стеной произошло некое событие… Ты знаешь о нём?

– Конечно, господин всадник, прекрасно знаю, поскольку сам занимался этим случаем. И готов поручиться: если он волнует тебя, значит, твои сведения неверны. Могу представить полный доклад…

– Не нужно, – усмехнулся Гифрат. – Лучше поговорим о твоём имении. Значит, виноград не уродился? Должно быть, лоза подмёрзла? Испортился вкус?

– Совершенно верно.

– Ай, как досадно. Значит, придётся продавать задёшево. Сколько виноградного сока дают твои земли? Должно быть, не меньше тридцати бочек?

Эриной молча кивнул, отметив про себя, что, кажется, Гифрат назвал точное число отнюдь не наугад.

– Ах, какая досада! Ну, может, я смогу тебе помочь. Вот что: продай-ка ты сок в мою винокурню. У меня ведь делают вина не только для благородных гипареев, но и гонят пойло для нищеты. Качество лозы тут неважно. По крайней мере, ты получишь тридцать драхм за бочку, а не просто выльешь сок в землю.

Эриной почувствовал, что закипает.

– Благодарю за щедрое предложение, – промолвил он. – Но, думаю, и сам смогу найти применение урожаю.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Статифор – в странах Колхидора: чиновник, назначаемый царём (в отличие от выборных должностных лиц в структурах самоуправления).

2

Стадий, стадия – мера расстояния, обычно оцениваемая в 600 шагов. В Колхидоре стадий равен 194 метрам.

3

Лохарг – командир лохоса (отряда).