Делион. По следам древней печати

Когда они проходили мимо узкой улочки (видимо сокращая путь до площади), из окон домов посыпались ужасное сквернословие и хулы на приговоренных к казни. Стоило только начать одному человеку, как остальные подхватили ругательства в сторону обвиненных.

– Проклятые душегубы! – орала из окна старая бабка с седыми волосами, нанося на свой лоб оберегательный знак Колеса, символ всех Двенадцати богов Пантеона.

– Пусть КЛЮЮТ! – Ревела женщина с коромыслом и пустыми ведрами. – ПУСТЬ ВОРОНЫ КЛЮЮТ ИХ МЕРТВЫЕ ТЕЛА.

Ее лицо исказила гримаса гнева, она тыкала в двух обвиняемых пальцем, расписывая своим скудным мещанским языком ужасы, ожидающие их в Дадуре.

"Они все помешанные", – подумал про себя Флавиан, озирая своим взглядом окружающих людей.

Пожилые старухи высыпались на улицу, как грибы после дождя, их страшные и угрюмые гримасы сопровождались тихим причитанием и проклятиями. Как легко ведомы люди в своем безумии.

На телеге, которая стояла неподалеку от пекарни, сидело пятеро детей. Все они кричали гадости про ересь, хульные слова и другую непотребность. Один из сорванцов даже кидался с крыши мелкими камнями и попал Флавиану в ногу. Из другого дома на них попытались вылить помои. Ведро чуть не вырвалось из рук мужчины и Флавиана задела лишь часть жутко воняющих помоев. На лице Флавиана можно было прочитать скорбь и обреченность, в то время, как другой обречённый на виселицу преступник начал изливаться желчью и руганью.

– Не раскрывай рта поганый пес! – крикнул на него стражник и ударил его своим щитом.

"О боги, за что мне все это", – подумал Флавиан, вглядываясь в тучу, которая сокрыло едва взошедшее на небосклон солнце.

Флавиан споткнулся о булыжник мощеной дороги, не удержался и упал на колени. Колено саднило от боли, заключенный, шедший позади Флавиана попытался ему помочь, однако стражник, который шел позади оттолкнул пастуха.

– Вставай, – прорычал стражник и пнул будущего висельника под ребра.

Отчаяние Флавиана смешалось со злостью и яростью, которая стала пробуждаться в нем. Он несправедливо обвиненный в ереси, из-за проклятой печати, шел на убой, как какой-нибудь скот перед долгой зимой, осознавая то, что против него восстал весь мир. Только за что ему выпала такая участь? Почему эти люди столь слепы ко всему и верят лишь слухам?

Весь их дальнейший путь до площади состоял из оскорбительных фраз, холодной мощеной дороги и серьезных лиц стражников. Флавиан уже по большему скоплению людей понял, что они добрались до площади. Отчего люди такие кровожадные? На их казнь собралось посмотреть не меньше сотни человек, в том числе и дети, сидевшие на шее у родителей которые тыкали в заключенных пальцами и смеялись, бесновавшись и бегая по всей площади. Здесь даже стоял стол с угощениями – какой-то старикан продавал блины со сметаной, медом и киселем, пытаясь разбогатеть на человеческом горе.

– Отойди от них, это грязные словоблуды, – произнесла матушка одного из мальчуганов, отдернув того за рукав ветхой льняной рубахи.

Деревянный эшафот с мощными подмостками был установлен у самой стены, окружавший этот небольшой город. Неподалеку от эшафота, рядом с цитаделью стояла статуя божества правосудия – Судии. Увековеченная в камне, Судия держала в левой руке Книгу законов, а ее правая рука была поднята вверх. Вид ее каменного лица был серьезным, но почему-то Флавиану показалось, что скульптор запечатлел в ее глазах печаль. Пастух не знал, что скульптор этой статуи Ранри Истукан сам был приговорен к смертной казни за совращение дочери герцога. На прохладном ветру покачивались три, крепко связанных петли, а у подножия эшафота стоял жрец правосудия, готовый принести молитвы за правильное решение. Лицо священнослужителя было прикрыто капюшоном голубого одеяния, на которым белыми буквами были прописаны все Двенадцать заповедей Пантеона.

"Вот оно место, где кончается мой путь", – подумал про себя Флавиан и на его глазах вновь проступили слезы.

Он старался не крутить головой, чтобы не получить замечания от стражников. Почему-то, в этой безликой, чужой и озлобленной толпе, пастух хотел увидеть хоть одно знакомое лицо. Но тут не было его матушки. Не было Аргия. Снежка. Клепия. Сахилы, Вендрия. Никого. Только мрачные лики, жаждавшие его смерти.

Под босою ногой Флавиана скрипнула ступень, ведущая на эшафот. Там их уже поджидал палач в черных одеждах и с рогатой маской на лице. Флавиан никогда не видел в живую эту маску, но припоминал рисунок в одной из дядиных книг, это какой-то монстр из имперской мифологии.

Прохладное дерево было столь же грубым, как и люди, кричащие в адрес осужденных, Флавиан обозревал с эшафота всю беснующуюся толпу, требующую казнь, как можно более ужасную. Вскрики из толпы были неугомонными и их трудно было остановить, как бы не старался жрец правосудия, призывающий к тишине. Хотя, на самом деле, на его лице была блеклая улыбка, говорившая о том, что он наслаждается этим зрелищем. Жрец стоял спиной к осужденным, возвещая о праведности божьего суда. Кое-кто даже начал кидаться гнилыми помидорами, а мальчики, которые залезли на подмостки цитадели, кидались тряпками, в которых были замотаны камни.

Стражники удалились с эшафота и успели затеряться в толпе. На эшафоте остался только рыжебородый мужчина, Флавиан и палач. Флавиан посмотрел на рыжего и удивился выражению его лица – на его лике запечаталась безмятежность и равнодушие ко всему происходящему, его глаза были безжизненными, можно сказать мертвыми. Палач же проверял механизмы и делал свои последние приготовления. Флавиан плакал. Палач подвел обоих заключенных к петлям, настолько толстым, что они даже при таком сильном ветре не качались по ветру. Пастух чувствовал себя неуютно, неуклюже, и тоскливо, на него смотрели сотни глаз полных ненависти, желающих ему тяжкой кончины в петле.

Он ощущал себя самым одиноким человеком в этом проклятом мире. Эти люди были чужды ему, у него бы и язык не повернулся назвать их людьми. Звери, жаждущие чужой крови себе на потеху. Прогнившие изнутри люди, желающие зрелищ, где цена этих зрелищ – чужая жизнь. В его сердце была глубокая скорбь, казалось, что для него сейчас самый близкий человек это тот рыжий, что разделяет с ним одну судьбу. Сетьюд в последний раз бросил на высокого человека с огненной шевелюрой свой взгляд. Его будущий сотрапезник в полях Фиолхарда стоял словно статуя с безразличием смотря на толпу, собравшихся у эшафота.

Конец был близок. Палач подвел Флавиана на особое место, деревянный люк, который откроется в ближайшее время и накинул ему на шею толстую петлю, сотканную из толстого конского волоса. Затем он накинул на голову пыльный холщевой мешок. Одним движением руки палача, петля крепко сомкнула шею Флавиана. Сердце пастуха билось так сильно, что казалось будто толпа должна услышать этот волнительный момент.

Дышать теперь стало труднее, видимости практически не было, разве только благодаря Светилу, Флавиан мог рассмотреть силуэты толпы и жреца, который наконец-таки смог усмирить народ своим голосом. Теперь настало время произнести молитву на казнь.

Теперь, когда все оказалось позади, Флавиан был спокоен, подобно удаву. Никакой трясучки, никакого мандража, он понимал, что теперь обречен попасть в царство Дадура, так зачем лишний раз переживать и тратить свои нервы? Он прикрыл свои глаза и начал ожидать, когда палач дернет за рычаг.

"Так вот чем пахнет смерть повешенного?" – подумал про себя Флавиан. " Конским волосом, пыльным мешком, человеческой мочой и людским дерьмом."

Однако, близкая смерть все же оттягивала конец осужденных, Флавиан был не в курсе имперских порядков и поэтому был изрядно зол, когда жрец, монотонным голосом из-под своего капюшона начал читать молитву за упокоение душ в пристанище Дадура.

– Да заткнись ты уже, старый ублюдок! – крикнул изо всех сил пастух, переполненный яростью и безнадежностью.

Сказать, что этими словами почтительный жрец был ошарашен – ничего не сказать. Толпа молча внимала словам жреца, так же молчала, когда Флавиан произнес столь хульную фразу. Им просто нечего было ответить. Когда человеку нечего терять, он не станет лицемерить и когда уже все предрешено, он не станет пресмыкаться ни перед кем, даже перед богами.

Прошло несколько секунд, пока жрец не кивнул палачу и изрек последние слова.

– Да будет на все воля Двенадцати, – закончил свою краткую молитву жрец правосудия и палач с удовольствием потянул рычаг, задействовав механизм, который открывает люки эшафота.

Флавиан осознал, что это конец. Конец его земного пути и начало скитаний в Дадуре, подземном царстве. Он слышал, как вознес последнюю молитву жрец правосудия, под овации скандирующей толпы. Слышал, как палач потянул рычаг с хрустом шестеренок и слышал, как люк со скрипом открылся и Флавиан начал падать…

В эту секунду перед глазами пастуха пронеслась вся его жизнь. За мгновения, он увидел лицо своей матери, которая нежно напевала свою колыбельную и гасила лучину, чтобы сын смог уснуть. Он видел своего дядюшка Клепия, в тот миг, когда он в первый раз начал учить Флавиана буквам. Пастушок увидел свою любимую собачку – Снежка, который гавкал на овечек, собирая их в одну отару. Он вспомнил свою первую мелодию, которую он начал играть на своей флейте…

Падение было резким, но палач желая угодить толпе, ослабил веревке, чтобы жертва еще мучилась, задыхаясь, поэтому позвоночник Флавиана остался невредимым.

Веки поднялись рефлекторно, зрачки расширились, Флавиан отдал бы все, чтобы снять эту проклятую веревку с шеи. Руки были завязаны за спиной, однако он пытался и пытался дотянуться до шеи, чтобы стянуть эту проклятую петлю, отчего получались аритмичные движения и барахтанья ногами. В этот момент Флавиан был скакуном на незримом коне. Через этот мешок не было ничего видно, но и от нехватки воздуха, в глазах начало темнеть, Флавиан не переставал двигаться, муки его были в тот момент бесконечными и душа уже начала исчезать из его тела, искорка жизни вот-вот потухнет…

***

… Веревка оборвалась и Флавиан упал на землю, через дыру эшафота. Будучи в полумертвом состоянии, он не услышал, как от страха и удивления возопила толпа. Он не слышал, как вопли паники смешались со звоном клинков и криком стражников. Флавиан жадно ловил ртом воздух, пытаясь восстановить свое дыхание. Он корчился от боли, легкие насыщались воздухом, в глазах его было темно, даже не смотря на мешок, который бы он хотел снять. Однако его руки по-прежнему были связаны, да и на тот момент, мозг Флавиана ничего не соображал, ему лишь хотелось насытиться кислородом. В своих легких он ощущал острую жгучую боль.

"Что случилось?" – Флавиан пережил стресс и наверняка в свои юные годы уже заработал свои первые седые волосы.

– Вставай, – послышался чей-то железный и спокойный голос.

Рыжебородый стянул с головы Флавиана мешок и не мешкая повел пастуха за собой.

– Нам надо выбираться отсюда, – быстро проговорил Галарий, вытаскивая Флавиана из-под эшафота.

Флавиан чувствовал, как быстро бьется его сердце, насколько сильно вспотели его ладони и как промокла от пота рубаха. Вокруг кипела бойня, на улицах города творился хаос в чистом виде. Толпа, которая жаждала крови, получила ее в избытки, правда немного в другом представлении. Стражники схлестнулись с какими-то воинами, которые больше походили на разбойников. Небольшая площадь превратилась в ногу виноградаря, что топчет виноград, но вместо вина продуктом этого действия стали реки крови. Произошла давка, крики о помощи и вопли, разъяренная лошадь с повозкой, испугавшись столь громких криков, сносила все на своем пути. Стражники, которые должны были быть на башне, уже лежали на земле, с перерезанным горлом, Флавиан в этой круговерти чуть было не потерял своего спасителя, однако рыжебородый крепко схватил пастуха за кисть и потянул за собой.

– Быстрее, быстрее! – поторапливал рыжебородый чуть было не повешенного пастуха.

– Кто эти люди? – Флавиан постарался протискиваться среди обезумевшей от страха толпы, и перекрикивая ее ор.

– Они получили достойную плату, за это побоище, – ответил тот.

Где-то в центре города начал громко и звонко звонить колокол тревоги, что было плохим сигналом для атакующих. Флавиан посмотрел в сторону тревожной башни и язычок бился в могучий колокол, расшатывающийся по всей башне. Рыжий распихивал всех локтями, при этом, где-то нашел себе двуручный меч, старался взять толпу на испуг. Однако в давке, мало кто понимал, что происходит и по несколько человек поранились о лезвие меча.

Трезвонивший колокол оповещал весь город о случившемся происшествии. В городе воцарилась паника, теперь мало кто понимал, что происходит в стенах этого поселения. Звон клинков смешался с человеческими криками, лязгом стали, воем и лаем собак, ржанием лошади. Флавиан ничего не понимал, что происходит в округе, стараясь держаться спины человека, который чудом выскользнул из объятий смерти.

Они выбрались из толпы и у самых ворот их ждали двое стражников, которые видимо должны были сменить лучников на башне. Вооруженные до зубов и закованные в железные доспехи они смотрелись на фоне рыжебородого, словно волки, желавшие разодрать овцу. Но это было лишь первым впечатлением, и оно было обманчиво. Взмахнув своим двуручным мечом, рыжий целился первому стражнику прямо подмышку, однако тот отбил укол врага и своим бастардом попытался резануть бок рыжебородого. Тот с легкостью отбил удар своей мощной клейморой и полосонул стражнику, не успевшему поставить блок, по горлу. Фонтан крови еще не начал бить, в то время, как второй стражник побежал в сторону рыжебородого. Стражник думал, что висельник не успеет отреагировать поэтому решил снести тому голову, однако рыжебородый вовремя прогнулся и с размаху ударил клейморой по броне стражника. Кольчугу Галарий не пробил, но пару ребер тому точно сломал, от чего стражник с воплем боли рухнул на землю, схватившись за свой правый бок.

– Уходим, – он крикнул Флавиану и пастух поспешил выйти за врата города, которые по тревоге стали медленно закрываться.

Но закрыться не успели. Флавиан и его рыжебородый спутник успели выскользнуть не только из петли, но и за стены города, где воцарился настоящий хаос. Оба приговоренных смерти, избежавших этой участи бежали очень долго, с каждым шагом стены Диньера отдалялись от них.

– В роще неподалеку для нас уготовлено две лошади, – проговорил рыжий на бегу, обращаясь к Флавиану и убирая клинок в ножны.

– Постой, Дадур тебя побери! – Флавиан попытался остановить незнакомца, чтобы тот объяснил, что Бездна его дери случилось в городе.

Приговоренный человек с шевелюрой цвета огня лишь отмахнулся, сказав, что стражники могут выслать за ними конную погоню. Несмотря на то, что в Диньере началась самая настоящая свалка, рыжебородый держался осторожно и был начеку.

– Кто ты такой? – задал вопрос Флавиан, на который получил ответ лишь тогда, когда они добрались до рощи.

Глава 6

Речноземье некогда было процветающим королевством с долгими многовековыми традициями. Однако во время Великой войны было стерто с лица земли ордами Тьмы, королевская семья и многие знатные роды были уничтожены темниками и поклонниками Скованного. После победы над Тьмой объединенного войска под командованием Альма Победодержца некогда суверенное королевство попала под протекцию Империи. До сих пор Риверланд входит в состав Империи в качестве одной из провинций.

(с) Путеводитель по Делиону.

Их путь пролегал через зловонную болотистую местность окрестных лесов, через буреломы, колючие кустарники и топкую вязкую жижу. На самом деле это были даже не болота, а их преддверие, дальше к югу начинались настоящие зловонные рассадники различных болезней – топи с застоявшейся водой. В простонародье они назывались Смрадными болотами. Несмотря на жуткую вонь, которая казалось пропитала всю окрестность, каждый ягодный куст и даже шкуры животных, здесь проживал самый разный люд. Некоторые места облюбовали разбойники, скрывавшиеся от рока Судии, богиней, следившей за имперскими законами, беглые рабы с других имперских провинций, отшельники, и опальные колдуны. Именно здешние разбойники получили хорошую плату от Галария, чтобы те напали на Диньер во время казни. Крестьян здесь было меньшинство – на такой топкой и вязкой местности не росло ничего пригодного в пищу, пожалуй, кроме полбы и щавеля. Диких съедобных зверей здесь не водилось с тех пор, как появились Смрадные болота. Мясо здешних животных было пропитано вонью топей, и в пищу годился только их жир.

Что же удерживало местных жителей в такой враждебной местности? Дело в том, что Смрадные болота богаты торфом – главным топливом Речноземья, именно отсюда вывозится торф, чтобы обогревать многочисленные замки речных земель. Но помимо торфа, в топях добывают местную руду. Да, она не столь качественная, как гасконское железо, по для пик, копий и умбонов щитов столь нечистая с примесями руда вполне подходит.

Практически всю дорогу от Диньера, где не состоялась роковая казнь мальчишки, путники ехали молча, пока наконец не сделали привал в овраге с валежником. Лошади устали идти по топкой местности, с корягами и сучьями, да и путникам пришлось не сладко. Флавиан до сих пор не верил в то, что он остался в живых. Костлявая рука из другого мира уже плотно сжимала его за шею, но словно в какой-нибудь сказке, Флавиана вырвали из лап смерти и вот он, теперь живой, пусть и потрепанный заключением в темнице. Даже зловонье болот кажется слаще воздуха темницы.

У него было много вопросов к рыжебородому воину, однако Флавиан был так сильно измотан, что его язык не мог связать и двух слов. Рыжий ехал молча и не тревожил спасенного пастуха, хотя видимо он был совсем не разговорчивым. Однако воин вел их, как заправский следопыт, выслеживающий дичь, выбирая звериные тропы и минуя глубокие и смрадные топи. Пока они не оказались здесь, в этом чудесном овраге, который, как казалось, миновала окрестная влажность. Флавиан прислонился спиной к корням какой-то большого болотного дерева и задремал. Но быстро проснулся от холода и дрожи, к счастью для пастуха, рыжий занимался тем, что разводил костер.

Рыжебородый сделал несколько ударов кремня о кресало и сноп искр тут же воспламенил трут. Пламя не вспыхнуло и спутник Флавиана начал раздувать огонь, пока не добился своего. Огонь был тусклым, а хворост слишком влажным, поэтому от костра повалил едкий столп дыма. Несмотря на это, Флавиан обрадовался костру и подсев поближе, протянул руки к танцующим в серой дымке языкам огня.

Рыжий греться не стал и куда-то ушел, однако вскоре вернулся с бурдюком в руках и протянул его Флавиану.

– Грейся, – впервые за долгое время рыжий произнес слово.

Его голос был безжизненный, можно сказать потусторонним. В нем не слышалось ни одной из эмоций, ни радости, ни печали, ни горести или злости. Впрочем, и на веснушчатом лице спутника за все время не появилось ни одной эмоции. Единственный жест, который выдавал в нем живого человека, а не восставшего бездушного мертвеца – поглаживание огненно-рыжих усов.

Флавиан взял бурдюк, откупорил его и кивнул своему спасителю в знак благодарности. Сделав несколько глотков он был приятно удивлен тому, что в его организм попало терпкое, приятное на вкус вино. Он жадно проглотил еще половину фляги, совершенно позабыв о каких-либо норм приличий.

– Спасибо, – пастух утер губы рукавом своей грязной и засаленной рубахи, в которой его еще несколько стражей назад вели на казнь. – Меня зовут Флавиан.

Воин, сидевший с другой стороны костра, повернулся лицом к юноше, и пастух впервые посмотрел в его глаза… Глаза, которые словно смотрели через все твои сущности в никуда. Его взгляд был безжизненным и, как и голос, не выражал никаких эмоций.

– Я знаю, как тебя зовут, Флавиан, – ответил тот. – Мое имя – Галарий.

«Галарий», – подумал про себя пастух. «Значит он не из этих земель и не из Нозернхолла.»

Тысячи вопросов возникло в голове Флавиана, и он даже не знал, с чего начать. Кто он такой? Почему Галарий его спас? Откуда он знал, что Флавиана ожидает казнь? Куда они направляются?

– Я вижу твое лицо, – голос Галария был подобен стали, скованной льдом. – Здесь, нас могут услышать.

Тон рыжего говорил о том, что он не готов сейчас отвечать на вопросы Флавиана. От этого, почему-то, настроение пастуха резко упало, и он подвинулся к костру, пытаясь насладиться теплом ласкающегося, словно домашний щенок, пламени. Это сравнение заставило его вспомнить о Снежке и в его животе засвербело чувство тревоги.

«Где ты, мой четвероногий друг? Я надеюсь тебя и Аргия боги уберегли от того, что случилось со мной», – Флавиан вдруг ужаснулся от того кошмара, в котором он проболтался о печати.

Ему стало не по себе и теперь даже кострище, где раздавался треск горящих сучьев, не согревало его, и он почувствовал дрожь по всему телу. Аргий может быть в опасности, но как пастух может помочь ему, даже не зная, где сейчас его друг? Тепло костра сделало свое дело и Флавиана сморило в глубокую дрёму.

***

Когда Галарий нашел лошадей в том месте, где и ожидал их увидеть, а именно у мельника, неподалеку от города, где не состоялась казнь, то Флавиану стало понятно, что этот побег был отчасти продуман самим рыжебородым и тем, кто ему помогал. Причем в этот сговор были включены и некоторые из стражников, что открыли ворота товарищам Галария, и перерезали горло лучникам на башнях. Получается, что и мельник, чья мельница находилась в окрестностях, близ протекающей реки, знал о том, что случится в тот день. Флавиан не решался все это время задать вопрос своему спасителю, кто он такой и за что его приговорили к казне. Мальчишка мог был быть уверен только в том, что Галарий могучий воин, который словно бы сошел со страниц древних сказаний. Но кем являлся рыжий на самом деле, Флавиан даже не догадывался.

– Просыпайся, – тяжелая рука Галария легла на плечо пастуха.

Когда Флавиан открыл глаза, он увидел, как через кроны деревьев с трудом пробивается золотистая утренняя зарница. Костер ярко горел, видимо воин не сомкнул и глаза за всю ночь. Одежда Флавиана теперь на воняла месячным потом, а полностью пропахла дымом от костра. Но было холодно, не прогревшееся земля забирала у своих гостей их тепло. Сетьюд смог кое-как встать на ноги и подошел к костру почти вплотную. Тем временем, Галарий занимался с лошадьми, отвязывая их от деревьев.

– Куда мы направляемся? – решил задать вопрос пастух, потирая свои слипшиеся глаза.

– В Верхние Руды, – ответил рыжий воин, не оглядываясь на спутника.

Он снял со своей лошади махровую суму и бросил ее Флавиану. Тот неуклюже поймал ее. Увесистая сума была с потертостями и несколько раз штопалась.

– Что это?

Галарий вновь не обернулся и продолжал заниматься своей лошадью. Обе кобылицы были чем-то напуганы или встревожены, переступаясь с ноги на ногу. Рыжий пытался их успокоить.

– Провиант, – ответил Галарий. – В золе от костра лежит репа и гуснус, положи их в суму. В суме есть вяленая крольчатина.

От одной только мысли о том, что лежит в этом махровом мешке, у Флавина потекли слюни, он теребил в руках заветную сумку с нормальной едой.

«Боги, всемилостивые!», – взмолился Флавиан, чувствуя, как скручивает об голода его живот. «Сколько же я не ел?»

Тогда ему казалось, что он самый счастливый человек на земле. А что еще надо человеку, кроме как поесть и дышать вольным воздухом, пусть даже пропитанным болотной вонью? Он проклял свое тюремное заключения, вспоминая куски засохшего хлеба и чашу мутной, отдающей тиной воды. Пастух уже хотел было приступать к трапезе, однако, всю эту идиллию развеял рыжебородый.

– Запрыгивай на лошадь, поешь по дороге, – ответил он и кивнул головой в сторону ездовых животных. – Что-то пугает их.

Флавиану пришлось отсрочить свой скромный пир, он не стал возражать своему спасителю. Почему-то ему казалось, что если Галарий говорит сделать так, то сделать это необходимо. Кажется, он начал доверять этому человеку. После того, что случилось в Диньере, после того, как Галарий показал свое мастерство владения мечом, он казался Флавиану настоящей глыбой и авторитетом.

Путники тронулись в путь. Рыжебородый по-прежнему был немногословен, однако сумел обрисовать блеклыми грязными красками картину того, через какую местность они должны проехать, чтобы попасть в Верхние Руды. Им предстоит преодолеть густой низменный лес, растущий в болотистых топях, где водятся только лягушки и пробужденные от зимней спячки комары. Галарий сказал, что большая часть снежного покрова растаяла, и поэтому может быть, что некоторые тропы могло затопить. Флавиан понимал, что в этом случае, им придется бросить лошадей, и искренне не желал этого. Почему-то он привязался к своей лошади. Она чем-то напоминала ему Звездочку, скорее всего своим мягким характером и любопытством к окружающему миру.