Босиком по звёздам

–Ну, что ты ржёшь, давай помогай. Я ждала тебя, но ты прилично задержалась и я решила начать сама. Но ты же знаешь, как я ненавижу готовить. Домработница в отпуске, а нанимать новую, мама не захотела.

Миссис Джонс, в отличие от дочери была бесподобной хозяйкой. Она не вылезает из кухни, постоянно что-то печёт, готовит. Разумеется кроме тех дней, когда она в разъездах по работе,

Я мою руки и подхожу к столу. Убираю лишний мусор, пока Келли даёт мне задание:

– Нарезай сыр и ветчину и делай канопе, а я пока займусь баром.

– Скажи, к чему весь этот кипишь? Достаточно было купить напитки для бара и подобрать хорошую музыку. В конце концов, это же не твоё день рождение.

– Ты забыла кто я? У меня всё должно быть лучше других, понимаешь? Так что хватит доставать меня этим.

***

Бар и закуски были готовы. Ещё мы сделали место для танцев, отодвинув мебель в центральной комнате, и место где люди могли просто посидеть.

– Нет, и всё-таки это чересчур,– говорю, запыхавшись, отодвигая кресло к стене.

– Ничуть,– Келли заметно бесится, из-за нашего со Стивов непонимания, такой суматохи.

– Ну, думаю всё. Теперь пора заняться собой. Пошли готовиться, – слова Келли пробегают мимо ушей. В дом заходи перепачканный в саже Стив, с куском гирлянды в руке. Смотрю на него с вытаращенными глазами, и, наконец, Келли замечает, что я не слушаю её и поворачивается, чтобы посмотреть, что так завлекло меня. – Элиан, я с тобой…Боже, Стив!– она подбегает к нему и хватает в руку обгорелый провод.

–Я решил, что и трех гирлянд хватит, – Стив начинает жутко кашлять, я же больше не могу сдерживать смеха.

– Сам решил? Что ж, ты же настоящий мужчина, сам принимаешь решения,– Келли тоже не сдерживает смех, и мы вместе смеёмся.

– Ой, да идите вы! Я пошёл в душ.

***

Келли выделила мне отдельную комнату, для того, чтобы я могла спокойно собраться. Комната не очень большая, сохранены всё те же лаконичность и вкус. Большая кровать, чёрный шкаф, широкий мягкий ковёр, две чёрные тумбы – ничего лишнего.

Я никак не могла собраться с мыслями, Тревога, посетившая меня утром, вернулась. Запихнув себя в платье, приступила к макияжу, но дело всё не шло. Стрелки не получались, тушь постоянно пачкала верхнее веко.

– Да, чтоб тебя! – бросаю тушь на пол после попытки пятой.

Смотрю в зеркало. Бред какой-то. Столько шума, ради чего? Келли всегда важно, что о ней подумают люди. Ради пары замечаний, вроде « Вау, Келли!» или «Это лучшая вечеринка!», а она вон из кожи лезет, а я не такая. Я люблю спокойствие и тишину. Читать, заниматься танцами, гулять – вот развлечения для меня.

Дверь отворяется и заходит Келли.

– Лиа! Почему ты не собрана?! Хочешь испортить мою первую вечеринку? – Келли на взводе, по ней видно. – Нет, вы со Стивом сговорились меня вывести.

– Келли, прости. Просто какое-то странное чувство тревоги, будто что-то должно произойти, понимаешь?

– Прости, что наехала на тебя, но я не могу отменить всё, сделав столько.

– Нет, конечно, не нужно. Я просто…

– Ты просто нервничаешь. Давай так: я сделаю тебе причёску, время ещё есть, а ты поможешь мне. Хорошо? – Келли подходи ко мне, я и представить не могу, чем ей нужно помочь. Причёска и макияж – всё идеально.

– Чем я могу помочь тебе? – я недоумении смотрю на подругу.

– Советом. Как лучше: оставить шлейф, или без него?

– Шутишь что ли? Прятать такие ноги – преступление!

Келли обнимает меня, и я успокаиваюсь. Отбрасываю все дурные мысли и заканчиваю с косметикой.

Спустя час, я была готова. Келли помогла с причёской. Ничего особенного: выпрямила мои волосы и убрала пару прядей у лица назад, закрепив заколкой. Не сказать, что я сильно кудрявая, кудри крупные, но частые, и ниспадают ниже пояса. Келли часто сравнивала меня Викторией, вампиршей из фильма «Сумерки». Но если бы это было так, я бы сама от себя с ума сошла.

Келли ушла минут семь назад. Время было уже много. На низу во всю веселились, но всё не решалась выйти.

Дверь вновь открывается, но теперь не Келли заходит в комнату.

– Алан?

– О, извини. Я Рэйчел искал, – что-то внутри разбивается. За три года я привыкла к этому чувству, но каждый раз также неприятно, как в первый.

– Как видишь, – я обвожу комнату руками,– её здесь нет, – скрыть злость плохо выходит, но Алан ничего не замечает.

– Да. Извини ещё раз, – он уже было хотел выйти, но встал в дверях. – Элиан, ты очень красивая, хорошо провести время.

Дверь закрывается, и тысячи бабочек оживают внутри меня.

***

Вечеринка была в самом разгаре, когда я решилась спуститься. Почти все были пьяные, а вот закуски почти не тронуты; наши старания валялись на полу, но людям было весело – они смеялись, танцевали.

Келли и Стива нигде не было видно, без них я чувствую себя не в своей тарелке. Настроение вновь уходит. Не понимаю людей, которые могут веселиться ни о чём не думая, в доме девушки, которую практически не знают. Я знакома с Келли полжизни, и всё равно чувствую себя некомфортно.

Направляюсь на кухню. Алан стоит возле бара, Келли и Стива нет.

– Алан, ты не видел моих друзей? Куда он делись?– Я сажусь на стул возле стойки, и прошу Эрика налить мне сока.

– Нет. Они вроде выходили на улицу, но это не точно.

Алан стоит, облокотившись на стойку правой рукой, а левой – держит стаканчик с напитком.

– Понятно, спасибо. Почему без Рэйчел? – киваю Эрику в знак благодарности и делаю глоток освежающего сока.

– Она занята. Готовит что-то с Чаком. Прощальную речь или что-то вроде того.

Чак – парень из её класса. Он бегает за ней с начальной школы и всегда во всём помогает, лишь получить хоть словечко в свой адрес. Сестра пользуется этим, и Чак постоянно помогает ей подшутить над кем-нибудь или что похуже, делая самую грязную работу за неё.

Делаю ещё глоток. Разом, наше внимание привлекает утихшая музыка. Оглянувшись друг на друга, мы прислушиваемся.

– Пойдём, посмотрим, что там, – Алан тащит меня за руку, в центральную комнату.

–Дорогие мои, рада вас видеть! – Рэйчел стоит в центре, перед огромной плазменной панелью. На ней короткое, серебристое платье в паедках и метровые каблуки.

– Что она задумала?

– Я же сказал, что речь. Попрощаться хочет перед выпускным.

– Для этого, дают слово на выпускном,– тревога нарастает. Что-то мне это не нравится

– Во-первых, хочу сказать вам, что я так не хочу уезжать и прощаться с вами. Помню, свою первую вечеринку, она была не столь роскошна, однако я задрала планку. – Люди в зале начинаю свистеть и хлопать.

– Что же, Келли, теперь самые грандиозные вечера, у тебя и только у тебя! – она поднимает бокал, и все повторяют этот жест. – Ну, а во-вторых, не могу же я вот так попрощаться, без сюрприза. Чак любезно согласился помочь мне, всё ради ваших улыбок.

Чак включает телевизор позади неё.

– Приятного просмотра! Чак, запускай.

Чак покорно выполняет приказ. Запускает какое-то видео, и в ту же секунду я вижу на заставке себя.

Видео

– Мишка, я хочу тебе кое-что рассказать. К нам в город приехал новый мальчик. Его зовут Алан Морисс и он очень красивый.

Видео встаёт на паузу и Рэйчел продолжает свою речь.

– Бедная Элиан, не знала, что игрушки не разговаривают.

Боже, откуда у неё это видео? Это было почти семь лет назад. Подруга у меня всегда была одна, поэтому то, что я не рассказывала ей, я доверяла своему плюшевому мишке. Какая же я была глупая.

После очередной реплики сестры, толпа вновь смеётся и начинает тыкать в меня пальцем. Я оступаюсь, но удерживаюсь на месте. В комнате образовалась уже два круга: в одном стоит Рэйчел и Чак, а в другом я и чуть подальше, но ближе остальных стоит Алан.

Чак вновь запускает видео, Рэйчел отходит в сторону, чтобы все могли видеть этот позор.

Видео

– Я влюбилась в него. Я каждый день мечтаю, чтобы он подружился со мной. Кажется, он не замечает меня, и мне так от этого грустно. Из нас бы вышла не плохая пара. Элиан Мэй и Алан Мориссы – звучит!

Плазма гаснет. Рэйчел вновь выходит в центр. Я уже почти ничего не вижу. Всё мутно, лицо горит, голова начинает кружиться.

– Дорогая моя сестра. Алан мой, поняла? Я знаю, что ты до сих пор влюблена в него, – я поворачиваюсь, Алан смотрит на меня.

– Забудь, тебе ничего не светит здесь, – мерзкий голос Чака врезается в голову. Дальше всё, как в тумане.

Когда Чак, уже было, открыл рот, чтобы что-то добавить, кулак Стива врезался в его челюсть. Я по-прежнему не вижу Келли. Она так мне нужна сейчас.

Я расталкиваю толпу, кричавшую мне в след, кучу гадостей, тупых шуток. Выбегаю на улицу. Людей здесь не меньше, все в стельку пьяные. Ко мне начинают лезть, толкать меня, я теряю равновесие и падаю в бассейн. Шлейф путает мои ноги, у меня не получается выбраться. Я беспомощно барахтаюсь в воде, пока чьи-то руки не помогают мне выбраться.

– Алан?

– Элиан, успокойся, п…

– Успокоится? Ты с ума сошёл? Она опозорила меня на всю школу! Меня снимали и фотографировали, а ты хочешь, чтобы я успокоилась? Отстань от меня!

Я вырываю и стоящего рядом молодого парня бутылку спиртного и делаю несколько больших глотков. Напиток обжигает горло. Алан вырывает у меня бутылку и продолжает молчать смотреть на меня. Я смотрю на него, и во мне просыпается ненависть. Он стоял и ничего не сделал. Просто смотрел, как и все! А теперь пытается меня успокоить.

Слёзы вырываются наружу. Я больше не могу здесь находиться. Я открываю ворота и выбегаю на дорогу.

Я бегу очень долго. Ноги очень устали и болят. Я бегу босиком, туфли слетели, когда я упала в бассейн. Перед лицом всё- то стоят лица смеявшихся людей, злое лицо сестры и улыбка Чака. Слёзы скатываются по моим щекам, хочется выть от боли. Голова кружится от ударившего в голову алкоголя.

Асфальт тёплый и влажный. Я бегу, даже не думая куда. Машины стремглав пролетают, и я сворачиваю с дороги на тропинку. Перед глазами пелена, с каждым метром боль усиливается. Слёзы льются, и я не вижу ничего. Ещё секунда, и я лечу. Удар и тишина…

Глава 3

«Диагноз-неудачник»

Яркий белый свет болезненно бьёт даже по закрытым глазам. Веки кажутся настолько тяжёлыми, что не поднимаются. Мерзкий запах лекарств, вперемешку с хлоркой ударяет в нос, и я окончательно прихожу в себя. Тело безумно ноет, кажется, что каждая его клеточка медленно отмирает. Ноги затекли, и я не могу ими пошевелить. Рядом стоит капельница, на лице маска для кислорода. Надоедливое пиканье аппарата раздражает уши.

Полностью открываю глаза. Вокруг никого нет. Оглядываюсь вокруг себя: белая тумба с цветами; за кроватью стол, на котором лежит что-то чёрное и блестящее; в углу комнаты кресло, на нём мамина чёрная сумка. Что я тут делаю?

Я делаю попытку встать, но она не обвенчалась успехом: резкая острая боль пронзает спину и голову, и я падаю обратно.

Спустя какое-то время в палату заходит мама. Не сразу замечая меня в сознание, она ставит ещё букет цветов. Красивые белые цветы теперь делят тумбы с бледно-розовыми пионами. Я срываю с лица маску, но слова не сразу сходя с губ.

– Ма…Мама,– горло пересохло, говорить очень больно. Мама вздрагивает и поворачивается ко мне.

–Доченька, как ты?– мама подбегает к кровати, её голос дрожит от подступивших слёз, – Тебе больно?

Силы не сразу находятся, чтобы ответить.

–Норм…Нормально,– голос хриплый, каждое слово даётся с большим трудом.

– Ты упала с заброшенного моста четыре дня назад, и всё это время пролежала без сознания. Тебя Алан увидел, ему нужно было съездить до дома зачем-то, он проезжал мимо, увидел тебя и… И привёз в больницу.

Алан? В голове начинают постепенно всплывать воспоминания. Вечеринка у Келли, всем весело. Что произошло? Я смотрю на маму в надежде услышать ответ. Она делает несколько нервных вздохов.

–Он увидел, как ты стояла на мосту, а потом,– мама поднимает голову вверх и вытирает слезы платком,– зачем ты сделала это?

– Что? – я ничего не понимаю. Я не помню никакого моста, и что я откуда-то прыгала.

Мама набирает воздуха в грудь, перед тем, как сказать эти страшные для неё слова.

–Ты хотела покончить с собой? – внутри что-то ёкает. Мне больно смотреть на маму. Видимо, что все эти дни она просидела рядом со мной и не спала. Её глаза красные от слёз, кофта мятая, волосы небрежно спрятаны за уши. Мне становится стыдно, я не могу ей сказать, что она права. Пусть я и не помню, как было.

–Я … Я не хотела, я-вообще-ничего-не-помню, – в горле сухо, как в пустыне.

Мама обнимает меня и уходит за врачом. В голове все больше воспоминаний: я бегу босиком по теплому асфальту и снимаю шлейф. Бегу очень долго, а потом пустота. Что было до этого? Вечеринка, я ищу Келли, вновь пустота… Все смеются, смотрят на кого-то, на кого? На меня? Как в эту историю замешался Алан?

В палату заходит врач и мама.

–Мисс Дэвис, – врач довольно молодой. У него стриженные светлые волосы, небольшая щетина.

– Можно просто Элиан.

– Вы пролежали в коме четыре дня. Как вы себя чувствуете?– у него довольно приятный голос. Он светит фонариком мне в глаза.

– Я не чувствую ног, – голос дрожит. Мама наклоняется к врачу и что-то шепчет.

– Элиан, всё хорошо, ходить вы будете. Вы долго пролежали, ноги должно быть затекли. Ничего страшного в этом нет. Скорее всего, вы упали с небольшой высоты. Серьёзных повреждений не обнаружено: пару синяков, вывих правой лодыжки. Мы её вправили, сейчас она может вызывать неприятные ощущения при движениях, но вскоре это пройдёт. И ещё…– врач замолкает и, словно спрашивая разрешения, смотрит на маму. Она чуть заметно машет головой, и тогда врач продолжает:

– Элиан, Вы ударились головой обо что-то тяжелое, камень или что-то вроде того, и серьёзно повредили голову. Мы сделали вам компьютерную томографию мозга, пока вы были без сознания. Результаты не утешительные.

Сейчас нужно назначить лечение. Думаю, пару недель вы побудите у нас. Так будет лучше и безопаснее для вас.

– И, какой диагноз? Что со мной? – врач не отвечает. Мама опережает его реплику:

– Доченька, тебе нужно отдохнуть. Не стоит сразу перегружать себя. Мистер Эндрюс, вы согласны со мной? – мама укоризненно смотрит на доктора и тот кивает в знак согласия. Затем пожелав мне хорошего отдыха, выходит из палаты.

– Я съезжу до дома. Хочу переодеться, я приготовлю тебе что-нибудь вкусненькое. Ты же не против?

– Конечно, поезжай! – мама целует меня в макушку и, взяв с кресла сумку, уходит. Палата наполняется тишиной.

***

Битый час я стараюсь вспомнить, что произошло на вечеринке, но всё без толку. Хочется кричать от этой неизвестности. Тело ноет, хочется встать, но боль в спине не позволяет.

Я пытаюсь сконцентрироваться, сосредоточится на вечере у Келли, но боль в голове сбивает все мысли. Я помню, как помогала ей, как что-то всех рассмешило; помню, как бежала очень долго, сначала по дороге, потом по какой-то тропинке, но дальше сплошная чёрная дыра. Неизвестность душит, я чувствую подступившую истерику, но стараюсь сдержаться.

Я бью по койке. Руки бессильны, кожа на них саднит от царапин и порезов. Слёзы скатываются на подушку. Я бью по кровати, пока последние силы не уходят от меня. Я продолжаю плакать. Так я засыпаю.

– Мисс Дэвис, проснитесь, – меня будет молодой женский голос.

Медленно открываю глаза: передо мной стоит медсестра, в руках у неё поднос с какими-то инструментами и препаратами.

– Здравствуйте.

Растерянно смотрю по сторонам, пытаясь опомниться после сна.

– Я поставлю Вам укол, а потом можете дальше спать. Если после укола будет хуже, обязательно сообщите. Я сейчас уйду, но сменщицу я предупрежу, – медсестра очень вежливая, у неё приятный заботливый голос.

– Что за препарат, – с трудом переворачиваюсь на живот. Боль пронзает всё тело. Голова «раскалывается».

– Ноотроп. Обычное дело. Лекарства этой группы прописывают для более быстрого восстановления после черепно-мозговых травм или нарушений мозгового кровообращения, а также поможет Вам с концентрацией, – ничего не понимаю. Травма, нарушения. Врач мне толком ничего не сказал. Я даже не знаю, что стало последствием падения.

– Черепно-мозговой травмой? – медсестра аккуратно вводит лекарство. Резкая и неприятная боль, нога отнимается.

– Ну да. Не волнуйтесь. Я видела Вашу карту и всё, что вам назначено. Всё по назначению Вашего лечащего врача.

Сестра вынимает иглу, сгладывает мусор в небольшой контейнер и уходит из палаты. Я остаюсь одна в глубокой тишине. Вопросов не стало меньше, наоборот: их ещё больше. Почему от меня скрывают диагноз? А если всё хорошо, то почему не скажут об этом?

Возвращаюсь на спину. Кажется, я скоро сойду с ума.

Мама и отец приезжают ко мне через час, после того, как мою палату покинула медсестра. В руках у папы большой синий пакет и пиджак: по костюму было видно, что они приехали сразу, как папа вернулся с работы. Мне так стыдно… Я всегда думала, как им безразлична моя жизнь, а теперь по их красным глазам, понимаю, какими страшными для них были эти четыре дня. Четыре дня они плакали, не теряя надежду, что их дочь придёт в себя.

– Я испекла твой любимый пирог с клубникой, – мама ставит пакет на тумбу возле кровати и целует меня.

– Привет, дочка, – папа подходит ко мне и берёт за руку, – ты не представляешь, как я рад, что могу снова видеть тебя!

– Мы привезли тебе ноутбук. Сможешь что-нибудь посмотреть, когда тебе будет лучше. Ещё тут фрукты, сок и…– мама начала всё доставать из пакета. – Майк, мы забыли апельсины. Ей же нужны витамины, Майк, – мама в секунду становится нервной, её голос дрожит. Вот-вот она заплачет.

–Мама, всё в порядке,– я пытаюсь привстать, но спину пронзает боль, и я сильно жмурюсь. – Мама и папа… прошу, не нужно так загонять себя. Всё… всё хорошо.

Мама всё в той же мятой чёрной кофте. Она не потратила на себя и секунды.

– Спасибо за всё, я очень рада вас видеть, – мама тихо выдыхает, папа встаёт и подходит к ней. Он обнимает её, и внутри меня разливается тепло. Я так рада видеть их такими близкими.

Мама и папа вместе тридцать лет, с самой школы. Я никогда не спрашивала, как они познакомились и стали парой. Но я готова спорить с каждым, что они любят друг друга, как никто не может любить. Папа во всём поддерживает маму, с ним она кажется такой хрупкой. Мама же сильно забоится об отце, и без неё он и дня не продержится.

Мама вздрагивает в объятьях папы, когда в тишине звучит мой голос:

– Мама, я хочу поговорить с моим доктором.

–Я, я не думаю, что это хорошая идея.

– Мама, ты не можешь скрывать от меня, что со мной. Я хочу знать, – мои глаза наполняются слезами. Я пытаюсь их скрыть, чтобы не делать больно родителям.

– Дакота, она права.

– Нет! – мама вырывается из рук папы, – Ной, ты не можешь, она ещё не готова, – мама пытается сдержаться и не перейти на крик.

Я набираюсь сил.

– Мама, пожалуйста! Мне плохо от этой неизвестности, – я плачу, мама отрицательно машет головой и тоже начинает плакать, – прошу. Пожалуйста.

Мама сдаётся. Она выходит из палаты, а папа бежит за ней. Через пару минут в палату заходит доктор Эндрюс. Один. Я моментально напрягаюсь.

– Элиан, Вы хотели меня видеть?

–Что со мной?– перебив врача, спросила я. Мне становится неловко. Я виновато опускаю глаза, но не извиняюсь, слова застревают в горле.

–У Вас ушиб головного мозга, тяжелой степени, – доктор выдыхает и садится рядом на стуле. – Я говорил, что, скорее всего, произошёл удар обо что-то очень твёрдое. Камень, балка от моста – это не важно. Травма серьёзная. Справой стороны затылочной зоны у Вас гематома, отсюда резкие боли. Я настаивал миссис Дэвис, сообщить Вам сразу, но она категорически была против этого, и настояла на том, чтобы я Вам не говорил.

Я машинально дотрагиваюсь рукой, до головы. Ноющая боль вызывает чувство тошноты. Гематома оказалась небольшой, но вызывала жуткую боль, при каждом резком движении, волосы на том месте слиплись в крови.

–И, что дальше? – Почему-то я чувствую абсолютное безразличие к себе. Я злюсь на себя за всю эту ситуацию. Мне безумно стыдно перед родителями, и перед теми, кто был на вечеринки у Келли. Келли…. Как же мне хочется увидеть её и всё у неё узнать. Она – единственный шанс, во всём разобраться.

– Я повторю, что это очень серьёзная травма, теперь вся Ваша жизнь – сплошной риск. Куча противопоказаний, долгое лечение. Вы должны быть счастливы, что та легко отделались.

– Легко? – а врач то шутник. Начинаю психовать, но доктор Эндрюс сохраняет полное спокойствие.

– Да, только представьте. Вы могли бы погибнуть, или лишится возможности ходить. Параплегия, полная потеря памяти, долгая кома. Вам же стоит лишь соблюдать противопоказания и лечение. Ваша жизнь почти не изменится.

– Что, что мне нельзя? – я вновь перебиваю доктора, но сейчас мне не до манер. Я на полном взводе.

– Вам нежелательно долго находиться на солнце, все нагрузки категорически исключить. Любой спорт, йога, танцы – опасны для Вашей новой жизни.

Доктор Эндрюс продолжал перечислять запреты, но я его уже не слышу. Я словно поместилась в вакуум. Уши заложило, боль ушла на второй план. Весь мой мир, вся моя дальнейшая жизнь, разрушились прямо сейчас. Я закрываю глаза, в надежде мгновенно уснуть. Убраться из этого кошмара. Я больше не сдерживаю слёзы. Они льются быстрым ручьём на подушку. Сквозь гул в ушах я слышу крик, и не сразу понимаю, что это я кричу. В палату забегает мама, за ней отец и медсестра. Я бью бессильными руками, плачу, и не могу ничего сказать. Мне ставят укол, но я дёргаю рукой, и маленькая струйка крови, стекает по руке, из новой ранки. Через пару секунд, а может это были и минуты, десятки минут, я отрубаюсь.

***

Я первый раз стою на пуантах, которые мне подарили на Рождество родители. Хореограф хвалит меня, не первый раз за занятие и я расплываюсь в улыбке. Мне пять лет…

Мама уже пришла за мной и стоит в дверях. Я вся вспотевшая и красная от жары, не смотрю в её сторону, чтобы не сбиться.

«Раз-два-три», – повторяю у себя в голове.

Мама улыбается, когда я подпрыгиваю возле станка.

Урок заканчивается, миссис Рокковски, грозно смотрит на нас, говоря домашние задание. Я слушаю её, как заворожённая. Впитываю каждое слово.

Одиннадцать лет спустя.

Играет громкая музыка. Я прилично разбегаюсь, отталкиваюсь от пола и взмываю верх, как птица. Выгибаю спину, вытягиваю ноги. Плавно приземляюсь. Мы ставим мюзикл « Ромео и Джульетта», в современной интерпретации… Моя первая ведущая роль.

– Зря ты ушла из классического балета, – Миссис Рокковски появляется из неоткуда, вовремя перерыва.

– Здравствуйте. Я рад Вас видеть,– она прекрасная. Высокая, статная. Волосы чёрные, затянуты в шишку. Длинное чёрное платье подчёркивает тончайшую талию.

– Не жалеешь? – она кивает в сторону сцены, – Современный балет люди воспринимают совершенно по-другому. Мы с группой ставим «Сон в летнюю ночь», ты бы идеально подошла на роль Титании.

– Ого, это серьёзное произведение. Мне приятно, что вы верите в меня, но я хочу накопить достаточно опыта в разных направлениях, перед тем, как буду поступать в академию. Современный балет – ещё один этап в моей жизни!

– Что ж, у тебя ещё достаточно времени подумать, чего ты хочешь. Не советую часто метаться от одного к другому. Но знаешь, ты можешь попробовать пройти кастинг, в какую-нибудь труппу или мюзикл, и всё пойдёт куда быстрее.

– Я люблю учиться.

Настоящее время.

Я мечтала стать хореографом. Профессионально заниматься балетом. Практически каждый день я упорно тренировалась по пять часов. Танцы были огромной частью моей жизни, и занимали приличное место в моём сердце. Неужели мне придется бросить всё это? Оставить танцы – равносильно для меня, что отрезать и выбросить на мусорку часть своего сердца. Столько сил, слёз и нервов были потрачены, по пути к своей цели. Теперь мне придётся оставить всё это.

Когда у меня случилась истерика, мне вкололи укол успокоительного, и спустя время, я уснула. Я проспала несколько часов, и проснулась, когда отец уехал. С огромным трудом я заставила маму вспомнить о себе и съездить домой, отдохнуть. Ей было необходимо поспать, принять душ – отвлечься от меня.

Ко мне заходила медсестра, молодая, лет двадцати пяти, с огромными губами, накрашенными бледно розовым блеском. У нее был противный, писклявый голосок. Она сказала мне, что я пролежу здесь ещё, не меньше недели, и принесла мне ужин. Есть мне естественно не хотелось, и через некоторое время поднос с нетронутой едой забрали.

Я смогла, наконец, встать. Мои ноги сильно отекли, но я могла их чувствовать. Прошла я не много, шагов пять до раковины. Зеркала в палате не было, и до сих пор я не видела, как выгляжу.