Враг един. Книга первая. Слуга отречения

Верене показалось, что голос его чуть охрип. Алекс кашлянул и на несколько секунд снова замолчал, невидящими глазами глядя на опустившуюся на спинку скамейки крупную бабочку с длинным чёрным в красную полоску тельцем и большими серыми крыльями с ярко-жёлтой каймой. Потом он опять развернул упаковку, старательно разгладил её на колене и стал медленно рвать на мелкие кусочки.

– В общем, это уже история, давно канувшая в века, – продолжил Алекс пару секунд спустя уже нормальным тоном, в котором неожиданно послышались хорошо знакомые Верене лекторские нотки. – Но… понимаешь, проблема-то была в том, что эти… экспериментаторы на первых порах были слишком успешны. Они назвали себя новой расой, а всех, кто не хотел причислять себя к ней, объявили отступниками. Знакомый сценарий, правда?

– Наверное… – Верена чуть растерянно пожала плечами, не отводя глаз от бледных, желтовато-зелёных, похожих издалека на комки застывшей пены крон деревьев, виднеющихся в глубине парка. Она сейчас просто не могла смотреть Алексу в глаза.

– Знакомый, – убеждённо повторил мужчина. – Знакомый, вневременной и вечный. Наш мир разделился надвое, началась война, в которую оказалась втянута сотня с лишним поколений. На самом деле так очень часто бывает на грани гибели, ведь к гибели… к ней просто невозможно быть готовым. Особенно если гибнет целая планета. И, когда гибель пришла, мы тоже всё ещё не были к ней готовы, конечно.

Алекс снова ненадолго замолчал, зажмурившись и подставляя лицо солнцу, свет которого пробивался сквозь густую листву над головой.

– Эти кольца из реодия были последней попыткой сохранить остатки нашей цивилизации, – произнёс он, не открывая глаз. – Каждое из них настраивалось на определённую информационную волну и забрасывалось зондами через известные нам червячные переходы на те планеты, где, как мы предполагали, тоже могла существовать разумная жизнь. При волновом контакте с разумом реодий активировал канал, и разумный получал способности тули-па. Способности… и иногда, очень редко – память.

– Значит, эти браслеты с барахолки у музея Боде… – медленно проговорила Верена.

Алекс кивнул, перебирая пальцами острые стебли растущей около скамейки длинной пожелтевшей травы:

– Кольца были заброшены на Землю десятки тысяч лет назад, и теперь какие-то из них наверняка могут оказаться в музеях… в антикварных лавках… или, может быть, найтись на каких-нибудь археологических раскопках… Мы пытаемся отыскать их, но они ведь не подают никаких сигналов, пока не активированы. Это даже не иголка в стоге сена, это песчинки, крошечные песчинки в океане…

– Как же вы этого не предусмотрели? – недоверчиво спросила Верена.

– Пойми, это был жест отчаяния, сплошная теория, поэтому мы вообще очень многого не учли, – Алекс сложил руки на груди, глядя перед собой. – Мы не учли, например, что матрица может посчитать разумными некоторых ваших животных – просто потому, что в нашем мире не существовало ничего подобного. Мы не учли, что Плазмоид переживёт катастрофу и сохранит при этом осознанность.

– Подожди… подожди минутку… ты опять говоришь «мы»…

Алекс улыбнулся, впервые с начала разговора посмотрев ей в глаза.

– Я и мои друзья называем себя ни-шуур. Это означает «рождённые заново». Мы любим этот мир как свою новую родину и поклялись защищать его и его жителей. Но вот тули-па… Знаешь, мы всегда боялись, что их окажется слишком много в числе уцелевших. Долгие века они почти не показывались нам, и крупные столкновения наши на вашей земле тоже были очень редки. Кое-что, конечно, осталось в ваших легендах… на старинных гравюрах… Понимаешь, многие вообще не видят нас после окончательного перехода. Это связано с волновыми искажениями… они зачастую влияют на функционирование зрительных нервов у человека, – Алекс прервал себя, виновато улыбнувшись. – Прости, я не хочу опять вдаваться в детали.

– Но что им надо… этим… тули-па? Чего они хотят?

В кустах позади Верены внезапно раздалось невнятное шуршание, и мгновением позже прямо из-за её спины, заставив девушку вздрогнуть от неожиданности, вспорхнула какая-то птица, больше всего похожая на мелкого коршуна с опрятной белой грудкой.

Алекс едва заметно покачал головой.

– Это хороший вопрос, Верена, – медленно произнёс он, запуская пальцы обеих рук себе в волосы. – Очень хороший вопрос. Они хотят этот мир. Хотят сделать его своим, понимаешь? Ведь нашего мира больше нет… Им мало просто жить среди людей, как ни-шуур… Конечно, это всё не так просто. На Земле сейчас почти восемь миллиардов людей. Поэтому пока они ещё бьют точечно… расшатывают равновесие потихоньку. Последний их масштабный проект стартовал почти сотню лет назад… к счастью, нам удалось предотвратить катастрофу, но очень многих мы потеряли тогда… С тех пор они старались в основном действовать изнутри, чужими руками. Это вообще их любимый метод, – в голосе Алекса послышалось презрение. – Но вот то, что произошло вчера, – это уже объявление войны. Объявление новой войны или продолжение старой…

– То есть… теперь тули-па бросают вам вызов?

– Да. И нам придётся его принять.

* * *

Когда они вышли на плато, было раннее утро. Впереди, далеко внизу, раскинулся неспокойный океан, тёмно-сизый под первыми робкими солнечными лучами. Под ногами поскрипывал растрескавшийся песчаник с пробивающимися из трещин мелкими острыми травинками. Каждая песчинка на земле отбрасывала в сторону длинную острую тень. Тимку слегка знобило – то ли оттого, что его заправленная в джинсы рубашка совершенно не спасала от пробирающего утреннего бриза, то ли от слишком стремительного скачка.

Он, конечно, всё ещё не умел перемещаться сам, поэтому сегодня донья Милис просто взяла его за руку и коротко приказала: «Прими зверя, Аспид». А дальше всё было совсем как на компьютерных картах или в программе-навигаторе… только наяву. Они плавно и стремительно поднялись вверх, снова сквозь бесконечную толщу воды к мерцающей поверхности и дальше, в небо, так высоко, что Тим мог увидеть, как изгибается вдали линия горизонта. И снова, как во сне, не было холода и не закладывало уши от скорости перемещения, которая, должно быть, была чудовищно высока – только всё удалялся и удалялся раскинувшийся внизу бесконечный океан…

– Ты хоть понял, где мы? – шепнул он Кейру.

– Мне кажется, где-то в Южной Америке, бро, – также шёпотом ответил тот. – Я заметил по очертаниям континентов сверху, это же вроде как на карте, ага?

Рассветное небо светилось бледно-розовым, далеко вверху по нему были размазаны едва заметные полоски белых облаков, и Тим внезапно вспомнил, как они ныряли сквозь них, спускаясь, как всё его тело на мгновение окутала мутная водная взвесь, а потом он увидел, как приближается земля внизу, серая и коричневая, похожая с такой высоты на смятую упаковочную бумагу.

– А может быть, я всё-таки сплю, – еле слышно пробормотал Тим себе под нос.

Но Кейр услышал и тут же больно вывернул ему ухо.

– Эй! Пусти, урод! – возмутился Тим.

– Чувствуешь, ага? А?! Спишь, типа? Ну?! Соберись, твою мать…

…сначала Тиму показалось, что в небе появились две яркие, постепенно увеличивающиеся точки, и только когда они приблизились, он различил очертания огромных, широко раскинутых крыльев – у одной из фигур они на солнце отливали тёмным серебром, у другой медью.

Тули-па опустились на землю, пропахав её мощными, каждый в хороший кулак толщиной, когтями, и принимая зверя так стремительно, что у Тима зарябило в глазах. В человеческих фигурах они были похожи на две ожившие статуи, смутно вызывая в памяти иллюстрации к каким-то египетским легендам. Сидящие на мощных шеях огромные птичьи головы с широкими острыми клювами, похожими на орлиные, но с по-человечески узкими, поблёскивающими красным глазами – и с вытянутым, как у змеи, зрачком. Мускулистые руки, покрытые то ли жёстким оперением, то ли гибкой стальной чешуёй. Почти человеческие запястья и лодыжки, но с заострёнными, многосуставчатыми, отливающими на солнце сталью когтями вместо пальцев. Впрочем, это зрелище продлилось совсем недолго.

Оба тули-па – Тим успел прозвать их про себя «Стальным» и «Медным» – сделали по несколько шагов вперёд, одновременно и плавно опустились перед Сегуном и доньей Милис на одно колено и преклонили головы, касаясь земли правой ладонью-лапой, а потом скрещивая руки на груди. Снова мгновенная рябь будто бы раскалённого воздуха окутала две массивные фигуры – и вот уже перед Правителями склонились двое рослых мужчин.

Тима поразил тот факт, что оба они оказались одеты в совершенно обыкновенные джинсы и футболки – после экстравагантных нарядов Правителей и полного отсутствия вообще каких-либо нарядов на половине свиты Вельза он уже как-то отвык от мысли о том, что тули-па могут быть иногда и не чужды человеческой моде.

– Рад видеть тебя, Тео, рад видеть тебя, Вильф, – низким голосом нараспев сказал Сегун. – И очень рад представить вас вашим соратникам… которые пока не успели вас узнать, ибо миссия ваша была далеко.

– Рады видеть и знать, что дело тули-па продолжает жить, – явно ритуальной фразой ответил поджарый, крепко сбитый белокожий блондин с грубоватым обветренным лицом, которого Сегун назвал Тео, поднимаясь с колен.

– А это, значит, новые солдаты тули-па? – насмешливо протянул второй, с хищными заострёнными чертами лица и густыми рыжими кудрями, спадающими на плечи. – Как-то жидковато для воинов, как я посмотрю.

– А не придержать ли тебе длинный свой язык, пока я его… хр-р… тебе не вырвал? – угрожающе пророкотал Вельз, до этого момента молча топтавшийся за спинами у Правителей.

– О-о, это звучит очень страшно, жуткий монстр, – рыжий Вильф демонстративно взялся за сердце. – Интересно, а как на деле?

– Я не собираюсь с тобой драться, если мы на одной стороне, – злобно процедил Вельз, оглядываясь на Правителей.

– Да ну? А если я хочу посмотреть, на что ты способен, а, толстое брюхо? – задорно улыбнулся медноволосый.

– На что Я способен? Да ты… Ты… Человечишка! – это было явно первое оскорбление, пришедшее Вельзу на ум. – Человечишка, считающий себя тули-па! Я… хр-р… в отличие от тебя, уже давно забыл, каково это, пребывать в жалком человеческом теле!

– Нет, ну ты только посмотри, Тео, а ведь он всерьёз считает, что это заслу-уга…

Блондин по имени Тео рассмеялся – негромко, но очень обидно.

– А ты спроси его, Вильф, на каком человеческом языке он прежде говорил, пока не разучился возвращаться из зверя, – вполголоса посоветовал он, сложив руки на груди. – Такой оригинальный облик… что-нибудь африканское, надо полагать. Как ты думаешь?

– Не уверен, что хочу знать его прежнюю расу, Тео, – протянул Вильф. – Думаю, мне вполне достаточно того факта, что я здесь, в кругу соратников, где ещё никто не принял зверя, вдруг вижу перед собой довольно уродливую помесь крысы с летучей мышью… с обвислыми ушами и смердящей пастью…

– Да ты… у-у-убью! – взревел Вельз, бросаясь вперёд.

– Ну наконец-то, – отозвался Вильф.

Он не принимал ни одной из знакомых Тиму боевых стоек, только весь как-то подобрался и будто бы перетёк в сторону, освобождая Вельзу дорогу. Тот затормозил на полпути – что было, по совести говоря, довольно непросто, потому что весил он в своём двуногом обличье не меньше полутонны, – и попытался сцапать противника за загривок, но опять потерпел неудачу.

Первые пару минут медноволосый не покидал человеческого облика, но быстрота и текучесть его плавных, почти танцевальных движений говорили о том, что он чувствует себя вполне уверенно, даже не принимая зверя. Он явно использовал «стяжку» – одну из техник тули-па, меняющих материю, но делал это так стремительно, что за ним практически невозможно было уследить. Временами он оказывался у Вельза за спиной, каждый раз успевая нанести несколько кручёных ударов ногой под мощные узловатые колени, прежде чем зайти с другой стороны и на несколько мгновений остановиться, дразня и вновь провоцируя на атаку.

– Ну всё, ты допрыгался, урод! – монстр сгрёб его за грудки, притягивая к страшной, усыпанной крупными зубами морде и метя чёрными истрескавшимися когтями в шею.

– …нет, ну очень вонючая пасть, – поморщился тот и, сложив пальцы на правой руке в сложную фигуру, молниеносно метнул ладонь вперёд.

Пальцы чуть ли не до середины фаланги погрузились в мерцающую жёлтым глазницу. Монстр хрипло взвыл, разжимая когти и почти мгновенно перекидываясь, и рванул в высоту, и Вильф тут же вскинул вверх скрещенные запястья и свечой ушёл в небо вслед за противником.

– Приятно видеть, когда твои воины сохраняют боевой дух, – задумчиво произнесла донья Милис, наблюдая за двумя мечущимися между облаками стремительными силуэтами.

– Я думаю, это… вряд ли займёт много времени, – негромко заметил Тео, запрокинув голову и приложив руку козырьком к глазам.

Тим тоже посмотрел вверх. Видно было, как одна тёмная тень рванула в сторону, а потом косо пошла вниз, превращаясь в покрытую кровавыми кляксами фигуру гигантского животного с перепончатыми крыльями. Не успела фигура эта вновь коснуться земли, как сверху на неё рухнула вторая тень, бордово-медная, почти сразу же исчезнувшая в ряби перевоплощения.

– Ну что, как мы себя чувствуем? – получеловек-полуптица с перепачканным кровью хищным клювом и распоротой правой щекой устроился на своём противнике верхом, с видимым наслаждением запуская длинные стальные пальцы-когти тому глубоко в брюшину. Вельз пронзительно заскулил, судорожно колотя перепончатыми крыльями по земле. – Ну-ну, хватит хныкать. Забыл, что можешь регенерировать, да? М-м? И совсем-совсем некому тебе напомнить, так, бедняжка? А ты при этом ещё надеешься справиться хоть с одним ни-шуур?

Тим невольно опустил голову. Не то чтобы он как-то особенно симпатизировал Вельзу, но от вида того, как тот сейчас, глухо подвывая, корчится на земле, словно раздавленная лягушка, и как поднимающийся Вильф с тускло светящимися рубинами глаз длинным острым языком медленно слизывает кровь с когтей, прежде чем скрестить на груди жилистые лапы и отпустить наконец зверя, мальчишке делалось не по себе.

– Спасибо за зрелище, тэнгу, – одобрительно произнёс Сегун, и рыжеголовый, собирающий волосы на затылке в хвост, довольно заулыбался. – Ну же, хватит валяться, Вельз, не позорь меня. Настоящий воин не должен испытывать жалости не только к другим, но и к самому себе, – наставительно завершил он.

И донья Милис кивнула, соглашаясь.

Глава 6

Гайд-парк в восемь утра был немноголюден – большинство жителей Сиднея, видимо, либо всё ещё сладко спали, либо, что вероятнее, уже разъехались по своим офисным небоскрёбам. В прохладном сыром воздухе чувствовался тонкий запах незнакомых тропических цветов и – совсем немного – океанской соли. На соседней поляне какая-то девушка в купальнике, расстелив под собой ядовито-розовый полосатый пластиковый коврик, занималась йогой. Ещё две женщины в длинных шёлковых платьях и нарядных, расшитых цветастыми

узорами мусульманских платках сидели на скамейке в тени большого древовидного папоротника и с аппетитом ели деревянными вилками из одной огромной пластиковой миски какой-то салат, усыпанный крупными розовыми осьминожками.

Верена миновала их и пошла дальше, в густые заросли буйной пышной зелени с редкими проблесками солнечного света. Ей навстречу, сосредоточенно глядя перед собой, прошагал мускулистый, сплошь покрытый разноцветными татуировками парень, волокущий на себе тяжёлую доску для серфинга в блестящей картонной упаковке.

Вроде бы это должно быть здесь…

В цветущем кустарнике рядом с Вереной раскинулась сеточка необычно густой серовато-белой паутины. «Хочется надеяться, что в ней не водится никого чересчур ядовитого», – подумала девушка, набирая в оба кулака по пригоршне мелких желтоватых хлопьев из принесённого с собой большого бумажного пакета. Потом она встала под раскидистым мелколистным деревом, изогнутые угловатые ветви которого спускались до самой земли, раскинула руки в стороны и стала ждать.

Верена успела досчитать про себя до тридцати, когда над её головой послышалось шумное слитное хлопанье нескольких крыльев. Первый какаду, когтистый и тяжёлый, словно курица, опустился Верене на правую руку и тут же потянулся головой к её пригоршне. Девушка поднесла к широкому тёмному клюву вторую ладонь, и птица, тряхнув белоснежным хохолком, хрипло завопила, выражая, видимо, свою признательность. Второй попугай спикировал с ветвей прямиком ей на кепку и попытался примоститься там, распахивая крылья для равновесия и дисциплинированно ожидая своей очереди за завтраком. Верена засмеялась, пытаясь не шевелить головой, вытянула свободной ладонью из кармана платья мобильник и начала делать снимки с руки.

– Так и знал, что найду тебя здесь, – неожиданно раздалось у неё за спиной. – Папа рассказал, да? Он и меня сюда приводил…

Верена вздрогнула от неожиданности, расслабляя руки, и оба какаду, оскорблённо закричав, стремительно взмыли вверх, сели на ближайшую ветку и стали заинтересованно наблюдать за девушкой с высоты круглыми внимательными глазами.

– Извини, малыш… – Алекс чуть виновато улыбнулся. – Я не хотел тебя пугать. Просто решил, что, раз уж всё так получилось, нелишним будет тебе познакомиться ещё кое с кем из нас, – продолжил он, слегка разводя руками. – Это Навид, – Алекс кивнул на стоящего рядом с собой смуглого невысокого крепыша с широкими скулами, прямым носом и чёрной как смоль густой кудрявой шевелюрой, в которой проглядывала ранняя седина, и тот поднёс раскрытую ладонь к сердцу, чуть наклонив голову. – А это Искра…

– …или можно звать просто Дианой, – добавила стройная, спортивного вида женщина лет тридцати пяти с забранными на затылке в куцый хвостик светлыми, выгоревшими на солнце волосами. Её лицо с тонкими правильными чертами было розовато-бледным, того самого едва уловимого оттенка, по которому, как однажды объяснял Верене папа, всегда можно отличить людей, живущих в Австралии уже не первый десяток лет, – к ним уже больше не липнет никакой загар.

Оба улыбнулись Верене и, коротко переглянувшись, ненадолго скрестили на груди запястья.

В этот раз девушке не удалось разглядеть никакого явного перевоплощения – просто на одну картинку наложилась на несколько мгновений иная, совсем как те странные невесомые снежинки, которые иногда начинают плавать перед глазами, когда некоторое время смотришь на слишком яркий свет. Сквозь усыпанное бледными веснушками лицо женщины проступила крупная длинная звериная морда с острыми клыками, покрытая короткой блестящей жёсткой шерстью, как у кошки или у барсука. «Росомаха, – подумалось Верене, – вот кого она мне напоминает больше всего. Лесную росомаху…»

Звериная личина мужчины была похожа на полупризрачную то ли пуму, то ли пантеру, но с капюшоном, как у кобры, и со странно раскосыми широкими чёрными глазами, в которых практически невозможно было различить зрачки. Верена успела заметить, что грудь и плечи у этого существа покрыты тонкими узорчатыми хитиновыми пластинками с короткими шипами.

Женщина, назвавшая себя Дианой, первой опустила руки и снова улыбнулась; на щеках её обозначались маленькие ямочки.

– Мы очень рады познакомиться с тобой, Верена, – тепло сказала она. – Хаук мне столько про тебя рассказывал…

– Хаук? – растерянно переспросила та, переводя взгляд на Алекса. Диана невозмутимо кивнула:

– Так его зовут. Для своих. Хаук, любимец валькирий, – в её голосе послышалось лёгкое ехидство.

– Да ну тебя, – Алекс махнул на неё рукой. – Не путай ребёнка…

– Я-то раньше думала, что я уж точно своя… – пробормотала Верена себе под нос.

– Ну вот теперь ты, считай, совсем своя, – усмехнулся Алекс.

Какаду, видимо, наскучило ждать, и он снова безо всякого страха спорхнул с ветки Верене на плечо и разразился долгим протяжным воплем.

– На соседний пруд иногда прилетают даже пеликаны, – негромко заметила Диана, тоже зачерпывая из стоящего на земле пакета пригоршню корма и подставляя ладонь под большой изогнутый клюв. – Вообще-то они живут не здесь, а в местном зоопарке, но они всегда возвращаются туда по вечерам, поэтому их не сажают под сетку.

– А ещё можно сделать вот так, – неожиданно сказал Навид и коротко просвистел какую-то простенькую мелодию, глядя на соседнее дерево – явно мёртвое, очень высокое, с голыми белёсыми разлапистыми толстыми ветвями, увешанными непонятными экзотическими тёмными продолговатыми фруктами, каждый в пару ладоней длиной.

Внезапно один из фруктов стремительно сорвался с ветки, распахнул широкие кожистые крылья (Верена ахнула от неожиданности, невольно вскидывая в воздух ладони) и стремительно спланировал прямо на Навида, цепляясь когтями за его пёструю гавайскую рубашку. Мужчина достал из кармана маленький банан, надорвал кожуру и стал отщипывать от него кусочки, протягивая их остромордому зверьку на кончике пальца.

– Я жил в Таиланде пару десятков лет и научился этому трюку от одного приятеля, который разводил летучих лис, – с ухмылкой пояснил он, явно удовлетворённый произведённым впечатлением.

– Наверное, ты хорошо говоришь по-тайски? – с ноткой зависти протянула Верена, наблюдая за крыланом, который, блестя круглыми чёрными глазками и высунув маленький треугольный розовый язык на вытянутой мордочке, старательно упихивал угощение себе за щёки тонкими серыми коготками и выглядел очень довольным жизнью.

– Хаук разве ещё не объяснял тебе? Воля тули-па даёт тебе возможность понимать и быть при желании понятой на любом языке. Я, например, говорю с тобой сейчас на фарси, – Навид снова ухмыльнулся, закинул себе в рот остатки банана и снял с ворота рубашки огромные тёмные очки, неловко водружая их себе на нос. – Просто воля тули-па ориентируется сразу на код намерения, а не на акустический код.

– Ну не мучай ты человека терминами, – укоризненно проворчал Алекс, закатывая глаза.

– Хаук самый старший из нас, – пояснил Навид, растягиваясь на траве и закладывая руки под голову. – Считает, что это даёт ему право командовать.

– Не право, а обязанность, – парировал Алекс. И продолжил, обращаясь к Верене: – Способность понимать языки не всегда проявляется сразу. Обычно её осознаёшь тем позже, чем больше языков ты уже знаешь к моменту активации. Это связано с работой глубинных отделов памяти… Я думаю, если бы ты изначально говорила только на немецком, ты бы почувствовала неладное ещё в самолёте. Конечно, чтобы начать отделять свой слух от воли тули-па, необходимы определённые навыки…

– Тебе вообще ещё многому нужно будет научиться, хорошая моя, – вполголоса произнесла Диана, облокачиваясь спиной о мелкое деревце с мясистыми, крупными, пожелтевшими по краям листьями и доставая из кармана джинсов сигареты. – И лучше бы научиться поскорей…

Навид легонько щёлкнул по носу всё ещё сидящего у него на животе крылана – тот то ли тоненько гавкнул, то ли щёлкнул, как сверчок, и немедленно вспорхнул в высоту – и хмуро вздохнул, поворачивая голову к Алексу:

– Ты видел запись, Хаук?

Алекс помрачнел:

– Да… И ещё четыре случая по всему свету.

– Каких случая? – непонимающе переспросила Верена.

– Амок… – болезненно поморщился Алекс. – Стрельба. Сорок с лишним жертв. Две школы, супермаркет и церковь. Всё позавчера, всё в одно и то же время. Как раз тогда, когда они напали и на нас.

– Это всё… это всё тоже делают они?

– Это и ещё многое другое, – мрачно подтвердила Диана и щелчком стряхнула в урну сигаретный пепел, глядя на виднеющиеся сквозь деревья верхушки небоскрёбов и чуть щуря глаза от порывов тёплого влажноватого ветра. – Они сильны… сильнее, чем нам бы того хотелось.

– И это всегда те же самые… монстры?

– Если бы, – Навид отрицательно цокнул языком и угрюмо потёр растопыренной пятернёй щетинистый подбородок. – Монстры, особенно те, что пониже, – это так… насекомые. Некоторые из них даже разговаривать не умеют. С ними обычно не слишком сложно справиться. Правда, они очень любят нападать стаями. Берут количеством. Все эти массовые аварии, бедствия, затонувшие лайнеры… пожары в запертых зданиях… вот такие вот ураганы. Их цель – массовая паника, чтобы люди либо давили друг друга, либо просто потихоньку разучались сочувствовать… в конечном счёте тоже бы потом давили друг друга. Монстры просто готовят подходящую почву для тех, кто повыше.

– А те…

– А те уже занимаются людьми, Верена. – Диана затушила сигарету, по-турецки присела на испещрённую солнечными пятнами траву и задумчиво переплела длинные пальцы с коротко обстриженными ногтями. – Там, конечно, всё уже сложнее… намного сложнее. Человек – существо мыслящее… зачастую очень нестабильное эмоционально, ужасно восприимчивое к внушению, но всё-таки, всё-таки… мыслящее. Так что существует очень много разных техник… множество уровней. Ну… Например, когда пилот специально разбивает самолёт с пассажирами. Когда люди вдруг решают торговать людьми… Или когда один человек начинает зверски убивать других, сам не понимая – зачем, просто потому что ему доставляет удовольствие сам процесс убийства… а ему потом ещё до самой смерти пишут письма какие-нибудь влюблённые девчонки… Понимаешь? Когда иррациональная жестокость возводится в абсолют, бесчеловечность превращается в высшую доблесть, когда любой намёк на сопереживание начинает считаться признаком слабости…