Войны за становление Российского государства. 1460–1730

Члены великокняжеской семьи, такие как четверо младших братьев Ивана III, занимали особое место в московской политической системе. До Василия II (годы правления 1425–1462) московский престол в течение нескольких поколений наследовался от отца к старшему сыну, по вертикали. Это отличало Москву от прочих русских княжеств, где престолонаследие обычно происходило по лествичному праву, то есть от брата к брату, по горизонтали. Изначально такая необычная ситуация в Москве возникла благодаря случаю – после смерти одного из великих князей не осталось наследников-братьев или дядьев. Однако у отца Ивана III Василия II были живые дядья, и в 1430 году они оспорили его право на московский престол. Победив в последовавшей династической войне, Василий назначил сына Ивана своим соправителем за 15 лет до собственной смерти, чтобы упрочить его права как наследника трона. Исполняя завещание Василия II, его вдова и четверо младших сыновей в 1462 году присягнули на верность Ивану как московскому князю. Однако при этом Василий оставил в наследство каждому из своих сыновей по уделу. Удел представлял собой значительную территорию в границах Московского княжества, которая передавалась мужским представителям великокняжеской семьи, чтобы те располагали подобающими их положению политическими, экономическими и военными ресурсами. Удел был неотчуждаемым владением, которое возвращалось великому князю в том случае, если семья удельного князя прекращала существовать. Однако вплоть до того момента вдова и сыновья удельного князя были практически независимыми правителями в своих землях. Как и в случае с боярами, хаос, пережитый в годы междоусобицы, а также воля, выраженная Василием II, побудили братьев Ивана III поддерживать его в вопросах войны и внешней политики. Между ними и Иваном с его двором существовало взаимопонимание, суть которого была в том, что влияние братьев на процессы принятия решений, их положение при дворе и границы собственной независимости будут зависеть от успешности проводимого великим князем курса [Howes 1967: 137–142].

Увеличение количества знати при московском дворе после междоусобной войны имело еще одно важное вторичное последствие. Двор великого князя Московского стал пристанищем не только бояр и служилых князей; та местная знать со своими собственными приближенными, которая ранее состояла при дворе своего прежнего князя, волей-неволей последовала за своими предводителями в Москву. Некоторые присягнули на верность великому князю Московскому вынужденно в результате соглашения, заключенного с их побежденным правителем; другие добровольно перешли на службу к Ивану в надежде на высокие награды; третьи проводили бо́льшую часть времени при прежних хозяевах. Однако в результате всего этого двор Ивана III трещал по швам не только от московской знати, но и от бояр, дворян и детей боярских из других княжеств. Все эти люди неопределенного подданства вместе с равными им по положению местными жителями, наводнили двор московского государя.

С 1462 года Иван III был не имеющим соперников правителем Московского княжества, однако его двор представлял собой непредсказуемую и трудноуправляемую смесь различных элит: бояр, вассалов, союзников, служилых князей и родных братьев. Взаимные ожидания Ивана и его двора друг от друга имели очень личный и зачастую своеобразный характер и основывались на исторически сложившихся отношениях и индивидуальных заслугах, текущей ситуации, традиции, местной специфике и некоторых обоюдных обязательствах, а также на подобающем уважении к власти московского князя. После разрушительной междоусобной войны эти люди в целом готовы были поддерживать своего государя и действовать заодно. Нередко эта преданность подкреплялась обеднением, поражением в войне или страхом. Тем не менее в 1460-е годы, когда число людей при дворе Ивана существенно увеличилось, возникла необходимость в какой-то опоре для этих новых связей. Ни великий князь, ни знать не могли более взаимодействовать, руководствуясь прежними обычаями, принципами службы и cложившимися привязанностями. Для того чтобы Московское княжество могло продолжать свою военную и политическую экспансию, необходимо было преобразовать политическое устройство и стабилизировать положение дел при дворе.

Вооруженные силы Московского княжества

В начале XV века московская армия представляла собой трудноуправляемое сборище независимых вооруженных отрядов. Главную роль в ней играло постоянно увеличивающееся личное войско великого князя, состоявшее из бояр, придворных и провинциальных служилых людей. Однако бояре, призванные для выполнения своих обязанностей, прибывали в сопровождении собственной вооруженной свиты, которая была преданной прежде всего своему командиру. Члены правящей московской династии и служилые князья тоже приводили с собой личные армии – бояр, придворных и провинциальных служилых людей из своих уделов. Кроме того, всегда существовала вероятность того, что такой призыв к оружию останется без ответа. Далее эти независимые отряды получали каждый свое задание, которое и выполняли в течение всего срока военной кампании. Относительная важность этого задания и место, занимаемое отрядом на поле боя, напрямую зависели от положения его командира при дворе великого князя. Вместе с тем проявленная на поле боя доблесть могла обеспечить тому или иному командиру более высокое положение при дворе после возвращения из похода. Таким образом, взаимосвязь между военными навыками и местом в политической иерархии становилась только крепче.

К середине XV века в устройстве московского войска не произошло каких-либо существенных изменений. Оно не обладало какими-либо новыми технологическими или организационными преимуществами относительно своих непосредственных конкурентов; в то время технологические инновации были сравнительно редки. Насколько известно, в 1460 году московская армия мало отличалась от своих предшественников, если не считать того, что количество людей, находившихся в распоряжении московского князя, его бояр, союзников, вассалов и подчинявшихся ему удельных князей, увеличилось вместе с ростом его двора. Однако до тех пор, пока не были созданы и внедрены принципы и навыки несения военной службы, для организации этого разнородного войска под командованием бояр и других претендентов на политическую власть при московском дворе правителю приходилось прибегать к сложной дипломатии.

В ту эпоху и в этом регионе вооруженные силы состояли в основном из конных лучников, снаряженных по монгольскому образцу: стеганые куртки или иногда легкие кольчуги, мечи или сабли и, безусловно, могучие составные луки. Эта амуниция вместе с конем, которого каждый воин приводил с собой, стоила сравнительно недорого, но все это позволяло организовать очень мобильное войско, одинаково эффективное как в степи, так и против оседлого населения. Обучение военному искусству требовало прилежания и ежедневных тренировок. В результате конница состояла по большей части из людей относительно высокого положения, окруженных родственниками, челядью и боевыми холопами. Конные силы использовались в мелких набегах, приграничных стычках и более крупных военных кампаниях.

В походе московское войско имело более-менее упорядоченный вид. Конница обычно была разделена на так называемые полки, которые затем разбивались на сотни, полусотни и десятки, у каждого из которых был свой командир. Большая часть двора великого князя, состоявшая из бояр, служилых князей, союзников и дворян более низкого происхождения, числилась в центральном или большом полку. Это было самое элитное подразделение московского войска, кроме тех случаев, когда великий князь сам принимал участие в бою во главе своего государева полка. Когда на поле боя выходила сравнительно небольшая рать, она состояла из трех полков: большого, передового и сторожевого – так называемого «малого разряда»7. Судя по описаниям XVI века, большой полк обычно принимал на себя главный удар неприятеля, в то время как полк правой руки и полк левой руки пытались быстро совершить окружные маневры. Более крупное войско помимо трех полков «малого разряда» включало в себя полк правой руки и полк левой руки, совместно составляющих «большой разряд».

В таких разрядах московские дворяне объединялись с конными дворянами, которые состояли на службе у великого князя, но не были у него при дворе, а также с отрядами и свитами родственников, вассалов и союзников московского государя. Ценным и надежным союзником Москвы мог быть и находящийся у нее на службе татарский военачальник, такой как Касим-хан, в чьем распоряжении была собственная превосходная конница. Также в походе основное войско могло сопровождать и ополчение; правда, неизвестно, были ли у него какие-то особые военные обязанности. Кроме того, поскольку каждый конник обязан был сам обеспечивать себя всем необходимым, войсковой обоз представлял собой скопление принадлежащих отдельным дворянам телег, где слуги и челядинцы охраняли припасы своего хозяина – все это вносило хаос и сумятицу в организацию этой в целом очень мобильной армии.

До середины XV века порох, огнестрельное оружие и тактика ведения боя с его использованием не играли важной роли ни для московского войска, ни, если брать шире, для тех военных действий, в которых оно участвовало. Дело было не только в неведении: в Московском государстве знали о порохе и о том, как его применять. Еще сто с лишним лет назад русские стреляли из небольшой пушки по монгольскому войску, и сами монголы тоже обладали огнестрельным оружием. В начале XV века пушки – вероятно, привезенные из Европы – встречались во всех русских землях. Недавняя междоусобица и враждебные отношения между Московским княжеством и соседним Великим княжеством Литовским, вероятно, замедлили процесс получения информации о последних инновациях в сфере использования огнестрельного оружия. В середине XV века пушки в московских землях были по большей части непередвижными и в основном использовались для защиты крепостных стен. Поскольку артиллерийские орудия были ненадежны и с трудом поддавались транспортировке, их редко задействовали даже при осаде или штурме крепостей. Более того, из-за особенностей евразийского ландшафта, малой плотности населения и специфических методов ведения войны на этой территории захват крепостей в середине XV века не являлся главной военной задачей. Другие виды огнестрельного оружия, в частности ручное, получили распространение уже позже. При Иване III в московском войске стали изредка использовать заряжаемые с дула ружья с фитильным замком. В Московском княжестве, так же как и их противники-татары, считали, что огнестрельное оружие того времени ни стратегически, ни тактически не подходит для вооружения войска, в котором главную ударную силу составляла мобильная конница [Чернов 1954: 28, 33–35, 38, 40; Hellie 1972: 152–1538].

В 1450-х годах московское войско было не очень большим, несмотря на то что число людей, которых великий князь мог призвать под свои знамена, все время росло. Крупные силы, о которых говорится в некоторых источниках, по всей видимости, никогда не существовали. Представляется вероятным, что из-за трудностей в управлении войсками, логистики и прочих ограничений, связанных с организацией, размер этого войска составлял около 35 тыс. человек, не считая вспомогательных сил и обоза [Davies 1999: 148]. Вероятно, в Московском княжестве наличие большого числа готовых сражаться людей давало возможность чаще устраивать военные походы, а не собирать более крупную армию для какой-то конкретной кампании.

Великий князь с осторожностью относился к присоединению новых отрядов из недавно присоединенных земель в состав своего войска. Так, например, в 1462 году он отдал приказ о проведении приграничных набегов на севере и северо-востоке русских территорий. Этой операцией руководил боярин, много лет служивший Москве, однако большая часть конницы была родом из княжеств, граничащих с Казанским ханством, – Устюжского, Вологодского и Галицкого, – чья преданность московскому государю имела не такой давний характер. Позднее тем же самым людям было приказано защищать московские (и их собственные) земли, когда татары нанесли ответный удар. Некоторые из них участвовали потом в более крупных военных кампаниях против Казани. Сбор таких отрядов осуществлялся либо московским наместником, либо их же собственным князем, присягнувшим на верность Москве. У жителей северо-восточных земель были веские причины вставать под московские знамена. Враг, против которого они сражались, был и их врагом тоже, и в случае победы добыча тоже доставалась им. Однажды Москва даже предложила им еду, обмундирование и стрелы в обмен на защиту границы в течение зимы [Alef 1973: 77]9. Однако в некоторых других землях на сотрудничество с Москвой шли с куда меньшей охотой. Вятка и Пермь были полунезависимыми территориями, зажатыми между Московским княжеством и Казанским ханством, и их правители отказывались действовать заодно с Москвой из страха перед ответным нападением татар после ухода московского войска. Как демонстрируют эти примеры, к середине XV века власть московского князя и его способность призвать под своим знамена войска из окрестных земель выросли, однако этот механизм еще не был отлажен до конца.

Москва использовала каждую возможность для того, чтобы теснее привязать к себе тех князей, которые либо поступили к ней на службу совсем недавно, либо имели особо высокое происхождение. Военные обязательства, существовавшие между великим князем и его союзниками и вассалами, далеко не всегда были закреплены договором. Нередко случалось так, что некоторые из них не прибывали на сбор войска, несмотря на то что приказ об этом исходил от их сюзерена, или даже уходили вместе со своими людьми посреди военной кампании. Таким образом, для того чтобы собрать вокруг себя всех своих союзников и вассалов, московскому князю все еще приходилось прибегать к сложной дипломатии. Брату Ивана, Юрию, сначала было поручено руководить от имени московского князя обороной земель, находившихся рядом с его собственным уделом, а затем уже он командовал объединенной русской конницей в военных походах. Члены великокняжеского семейства Ярослава возглавляли московское войско в 1467 и 1469 годах. В военных кампаниях, не связанных с защитой их собственных земель, братьев великого князя (и других его вассалов и союзников, чья преданность и надежность вызывали сомнение) зачастую сопровождали приближенные к Ивану бояре, состоявшие при его дворе [Alef 1973: 88; Чернов 1998: 307; Crosky 1990: 59; Алексеев 1991: 67–68]10. Московский государь весьма успешно манипулировал членами своей новой военной элиты, однако его взаимоотношения с ними не были ни стабильными (упорядоченными), ни предсказуемыми. На важность такого взаимодействия великого князя с его приближенными в военных вопросах указывает то, что в сохранившихся источниках этому аспекту уделяется исключительное внимание.

Помимо вопросов, связанных с управлением войсками и логистикой, успешный сбор людей и ресурсов для проведения военной кампании зависел от работы централизованного административного аппарата. Историки часто пишут о том, что к середине XV века в администрации Московского княжества должны были сформироваться различные ведомства, поскольку это было необходимо для ведения воинского учета, сбора налогов и всего прочего. Однако имеющиеся в наличии архивные данные, относящиеся к этому времени, содержат очень мало информации как по этой теме, так и по многим другим. Само по себе это может ничего не значить, так как пожары и войны уничтожили большую часть старых московских архивов. Тем не менее некоторые книги с данными о военных назначениях сохранились. В них записаны имена и должности командиров, участвовавших в конкретных военных походах; там указано, что такой-то воевода вел «людей из Вятки» или «людей из Владимира», однако ничего не говорится ни о конкретной численности этих отрядов, ни о том, какие задачи они выполняли11. Сейчас историки полагают, что эти разрядные книги служили прежде всего для того, чтобы вносить в них сведения о положении дворян и занимаемых ими должностях, а не для ведения записей военного характера. В нашем распоряжении даже нет информации о письменных приказах, полученных наместниками. Общие налоги тоже играли менее важную роль, чем можно было предположить, поскольку войско поддерживало само себя за счет поместий. Прочие налоги были, судя по всему, местными, и их сбор был децентрализованным. Все это наводит на мысль о том, что развитие административного аппарата и делопроизводства не имело такого прямого влияния на военную деятельность Московского княжества, как это считалось ранее12.

В 1450 году Московское княжество обладало большим потенциалом для того, чтобы стать чем-то бо́льшим, чем влиятельной региональной силой на окраине евразийской степи. Действительно, когда Москва начала выстраивать из разнородных политических и военных элементов единый централизованный механизм – процесс, занявший 150 лет, – вокруг нее уже стали сформировываться новые, соперничающие между собой государства. На севере объединение скандинавских королевств, пусть и непрочное в XV веке, заложило основу для создания огромной империи к северо-западу от Новгорода. Ливонский орден на Балтике тоже представлял существенную угрозу трем экспансионистским державам, окружавшим его. Далекие и могущественные Габсбурги и Сефевиды вскоре тоже стали играть важную роль в делах Русского государства, так же как и турки-османы, чьи взаимоотношения с Москвой зачастую проистекали при посредничестве крымских татар.

При Иване III (годы правления 1462–1505), Василии III (годы правления 1505–1533) и, наконец, Иване IV (годы правления 1533–1584) территория Московского княжества (с 1478 года – Русского государства) увеличилась более чем в три раза. Более того, к концу XVI века Москва подчинила себе восточные русские княжества, победила Казанское и Астраханское ханства и в конце концов присоединила Сибирь. После этого русские торговцы и солдаты отправились дальше на восток к Тихому океану. Продолжая экспансию на юго-восток, Русское государство начало затяжное противостояние за Кавказ с Османской империей. Крымское ханство на юге поначалу было союзником Москвы, но к 1520-м годам стало ее противником и вассалом Константинополя. Москва присоединила Новгород и Псков на западе, и ее притязания на западные приграничные территории привели к нескончаемым войнам, которые в итоге подорвали мощь Великого княжества Литовского. Упадок и крах Ливонского ордена тоже обрек окружающие его государства на постоянные вооруженные конфликты. Однако ближе к концу XVI века экспансия Москвы в этом направлении остановилась. Зато стали активно развиваться коммерческие, дипломатические и военные связи с империей Мин, Сефевидами, турками-османами и королевствами Центральной и Западной Европы. Русское государство в XVI веке постепенно становилось большой, хотя и несколько необычной бюрократической империей, и его политика все теснее была связана с политикой других больших империй.

Вместе с экспансией происходили и перемены в военном устройстве. Во многом этот процесс носил скрытый характер. Так, в 1580-х годах бо́льшую часть русского войска составляла конница, разбитая на три или пять полков. Как и раньше, она по большей части состояла из конных лучников благородного происхождения, на чье содержание почти не расходовались средства государственной казны и которых можно было призвать как для защиты от вражеских набегов, так и для участия в наступательных походах. Служба в этом войске по-прежнему имела очень важное социальное и политическое значение, так как положение при дворе все еще сильно зависело от проявленной воинской доблести.

Однако за этим прежним фасадом скрывались очень важные изменения. В отличие от войска конца XV века, русская армия XVI столетия функционировала, опираясь не на «устные договоренности» и «обычаи», а на установленный порядок, и имела в своем распоряжении намного больше хорошо обученных людей, привыкших сражаться под единым и централизованным командованием. За этой армией стояли могущественный двор и множество ведомств и правил. В 1590-х годах служилые князья и братья государя почти не влияли на формирование армии и ее командование. Высшая знать Русского государства воспринимала себя, скорее, как правящее сословие внутри могущественной автократической системы, где от каждого помещика ожидалось, что он будет верно нести военную службу до конца жизни. Хотя конница по-прежнему по большей части сама обеспечивала себя всем необходимым, многие другие вопросы тщательно контролировались и документировались государственными чиновниками: например, количество всадников и сроки их службы. Военная деятельность Русского государства оказалась неразрывно связанной с развитием его административной системы.

Благодаря росту бюрократического аппарата Москва могла не только реагировать на перемены в своем международном статусе, но и постепенно осуществлять военные преобразования. Быстро ударной силой стала артиллерия. Появились люди, обладающие навыками ведения осадной войны, а в XVI веке, так же как Европа и Османская империя, Русское государство обзавелось полками обученной и находящейся на казенном довольствии пехоты, состоящей из вооруженных ручными пищалями стрельцов13. Эти пищальники и стрельцы, некоторые из которых несли службу круглый год, не принадлежали к знатному сословию. С учетом этих новых умений произошли изменения в стратегии и тактике ведения войны в условиях осады и открытого боя. Возник налоговый механизм, позволяющий содержать все это новое военное устройство. Хотя в Русском государстве и продолжали функционировать старые принципы придворной политики с ее упором на дворянскую конницу, к 1580-м годам русская армия была уже тесно связана с новой бюрократической системой, благодаря чему Москва могла добавлять новые элементы в свое военное устройство и приобрела статус мощной региональной державы.

Эти инновации позволяли Русскому государству решать военные задачи в той сложной геополитической обстановке, в которой оно находилось. Примерно с 1513 года враждебно настроенные крымские татары нередко совершали масштабные и опустошительные набеги на южные окраины русских земель, где процветало сельское хозяйство. Защита этих территорий и выкуп пленных требовали от Москвы огромных военных усилий и больших затрат. Организация эффективной обороны, которая могла сосуществовать и взаимодействовать с армией в период ведения боевых действий, стала большим достижением для Русского государства в XVI веке, имевшим далеко идущие последствия. По мере того, как росла русская империя, увеличивалась и ее бюрократическая система, благодаря которой правительству удавалось мобилизовать людей и ресурсы, необходимые для захвата и защиты новых территорий.

Однако к концу XVI века даже эти значительные успехи не смогли сделать военное устройство Русского государства менее обременительным. В Европе к тому моменту уже была поставлена под сомнение эффективность полупрофессиональных армий, находящихся на самообеспечении. Неудачи русского войска в недавней Ливонской войне заставили задуматься об этом и в Москве, поскольку эта война разорила русское крестьянство и остановила раздачу новых земель помещикам, которые служили в коннице. Некоторые из противников Русского государства при помощи муштры развили навыки ведения огнестрельного боя, в то время как необузданное поведение Ивана IV убило в его приближенных желание настаивать на дальнейших реформах. Оглядываясь назад, ясно видно, как успехи Русского государства в XV и XVI веках разрушили границы его традиционных устоев. О том, как это произошло, будет рассказано в последующих главах.

Глава вторая

Создание армии Русского государства (1462–1533)

Обзор

В 1485 году началось строительство мощных стен Московского Кремля из красного кирпича. Одиннадцать лет спустя итальянские и русские зодчие, инженеры и мастера почти закончили возведение величественной новой крепости треугольной формы на месте впадения реки Неглинной в Москву-реку. Вдоль внешних стен протяженностью свыше 2 км и толщиной от 3,5 до 6,5 м были построены 19 высоких башен (венчающие их шатры были сооружены в XVII веке). В самом уязвимом месте – напротив Красной площади – высота стен достигает 19 м. Эта новая крепость, построенная на месте пришедших в негодность укреплений из местного белого камня, возведенных во второй половине XIV века, является прекрасным образцом кватроченто. Внутри образованного стенами треугольника возник комплекс храмовых и дворцовых сооружений (тоже в итальянском стиле), среди которых необходимо отметить Грановитую палату и Успенский собор. При Иване III (годы правления 1462–1505) и его сыне Василии III (годы правления 1505–1533) вплоть до 1513 года в Кремле продолжали возводиться новые укрепления и постройки. При всей значимости Кремля как фортификационного сооружения в начале XVI века и подданные русского государя, и его враги воспринимали эту крепость в первую очередь как символ московской консолидации и экспансии [Анисимов 2003: 62; Brumfield 1993: 99; Ramelli 1976: 130–138].