Тревожные воины. Гендер, память и поп-культура в японской армии

На нескольких базах я посетила дни открытых дверей и военные праздники. На ежегодном дне открытых дверей НАС, который, как и любой японский фестиваль, допускает весьма игривую обстановку, несмотря на жесткий характер учреждения во всех остальных аспектах, некоторые кадеты появились в униформе Императорской армии, другие – в немецкой форме частей СС (Schutzstaffel), а третьи прикрепили на доску объявлений свои фото в обнаженном виде вместе с кратким резюме в надежде познакомиться с кем-то из числа гостей праздника. Я исследовала кампус НАС, обедала в столовой, посещала классы и разговаривала со студентами и преподавателями в конференц-залах и учебных аудиториях. Все это дало мне представление о повседневной жизни кадетов на холмах над заливом Йокосука, в нескольких минутах ходьбы от американской базы и на том самом месте, где в первой половине ХХ века проходили обучение офицеры Императорской армии. Кроме того, я посетила кампусы НВМАС и Колледжа Генерального штаба в Эбису. Я присутствовала на ежегодном параде базы СССЯ в Асаке, где тогдашний премьер-министр Обути Кэйдзё говорил о необходимости жесткой подготовки Сил самообороны после северокорейского «ракетного инцидента» 1999 года (когда возникла прямая угроза территории Японии). Во время второй поездки на базу ВВСС Ирума вместе с тысячами посетителей я наблюдала, как над нашими головами пролетали самолеты разного типа. Там я внимательно следила за конкурсом «Мисс ВВСС». Женщина-офицер представила участниц, их поздравили представители различных компаний, а ветераны Сил самообороны в парадной форме вручали им подарки. Я провела невероятно жаркий день в начале августа 1999 года на фестивале ВВСС в Мацусиме, наблюдая за выступлением команды «Синий импульс»16, к которой после аплодисментов присоединилась девушка-модель для фотосессии с посетителями. Два раза по несколько дней, проведенных на грязном тренировочном полигоне на горе Фудзи и в Школе кандидатов в офицеры Фудзи (Фудзи Гаккё) в Готэмба, дали мне представление о последних манёврах старших курсантов перед выпуском (Рис. 1). Они немного поболтали со мной, окопались, подготовились к ночному переходу на 30 километров и совершили его, приветствовав меня утром уже после него. Я вернулась в школу Фудзи несколько лет спустя, в 2003 году, на фестиваль, посвященный ее сорок девятой годовщине.

Некоторые из моих собеседников были настороженными, некоторые оказались рады поговорить со мной17. Они часто брали на себя роль социально старшего, более опытного лица и/или военного эксперта, когда делились со мной уроками своей жизни и надеждами на будущее. Несмотря на довольно неоднозначную репутацию Сил самообороны и – весьма часто – индивидуальное неблагополучное социально-экономическое положение моих респондентов, многие из них с очевидной охотой рассказывали мне о своей карьере. Военнослужащие всех рангов удивлялись и радовались тому, что кто-то со стороны интересовался их бытом, отношениями, мнением об их работе и мире в целом. Некоторым из них я, похоже, предоставила первую возможность поговорить об их жизни с кем-то со стороны. Относительная открытость многих опрошенных, особенно тех, кто завершал службу, также может быть объяснена их ощущением того, что Силы самообороны не получают должного признания и оценки. Впервые им предоставился шанс рассказать все кому-то, кто готов это выслушать.

Рис. 1. Кадет Национальной академии самообороны на перерыве во время последних манёвров его выпускного года обучения у подножия горы Фудзи, 22–23 июля 1998 г. (фото автора)

Каждые два-три года офицеров переводили на новое место службы, поэтому контакты, которые я устанавливала, часто оказывались временными. С одной стороны, мне было трудно поддерживать связь и продолжать разговоры с определенным кругом лиц на протяжении многих лет. С другой стороны, эти обстоятельства открывали для меня новые возможности. Мне неоднократно удавалось взять интервью у ряда офицеров, которые перешли с офисных должностей в МОЯ на должности командиров баз в сельских районах Японии или с международных постов – обратно на офисные должности в МОЯ; как минимум один из таких офицеров в процессе перевода получил серьезное продвижение по службе. У меня также была возможность взять интервью у преемников прежних респондентов, занимающих различные должности, – таким образом, я могла фиксировать впечатляющий личностный диапазон и отмечать разницу амбиций и видения задач, которые привносит в должность каждый человек.

Другие важные контакты возникли в результате нескольких встреч – и формальных, и почти случайных. В одном случае официальный визит в МОЯ не увенчался успехом, но потом я буквально наткнулась на офицера, которого искала, на демонстрации учений с боевой стрельбой у подножия горы Фудзи. Он был взволнован тем, что только что добился серьезного повышения. Будучи в этом приподнятом настроении, он тут же заявил, что сможет организовать для меня посещение базы, во время которого я смогу взять интервью у десяти военнослужащих, только что вернувшихся из престижной международной командировки.

Еще один важный контакт удалось установить на прощальном приеме в честь военного атташе по иностранным делам в Токио. Там генерал ВВСС сказал мне, что я напоминаю ему его сына – социолога (который не собирался идти по стопам отца). Два дня спустя он прислал мне электронное письмо и пригласил на базу. Позже он организовал для меня участие в ежегодной демонстрации боевой стрельбы на полигоне горы Фудзи (Кита Фудзи Энсиидзё) и познакомил с командиром базы СССЯ, с которым дружил еще со времен работы в НАС. В другом случае молодая женщина – ветеран СССЯ, опубликовавшая комиксы о своем опыте службы в Силах самообороны, не только рассказала мне о своей военной карьере, но также познакомила меня с парой офицеров и сопровождала меня к ним домой, где я смогла проговорить с ними почти целый день. Я обнаружила, что чем чаще я возвращалась к полевым наблюдениям, тем меньше зависела от вышестоящих офицеров: каждый раз я знакомилась с людьми, которые знали кого-то служащего в Силах самообороны или имеющего отношение к Силам самообороны. Невестка моего друга, например, оказалась медсестрой в госпитале Сил самообороны, а советник товарища по работе – выпускником одной из школ Сил самообороны. Многие из них откровенно высказывались о Силах самообороны, причем и благосклонно, и критически.

Гораздо отчетливее, чем большинство других учреждений, военные заведения объединены четкой иерархией рангов, специализаций и родов войск. Иерархичность прививается военнослужащим со дня их поступления на службу и проявляется во всем, что они видят и носят: в форменных нагрудных карманах, рукавах, погонах, фуражках, знаменах частей определенного цвета, изображениях цветущей вишни, нашивках и множестве других символов. Учитывая довольно консервативные нормы, существующие в японских вооруженных силах (и консервативный характер японского общества в целом), я не была уверена в том, какой реакции следует ожидать от военнослужащих. Более того, на замкнутость системы указывают стены и заборы вокруг баз, присутствие охранников на въезде на базы и процедуры, принятые при ее посещении: необходимость предъявлять удостоверения личности, а в случае посетителей – заполнять специальные формы. Вооруженные силы в значительной степени закрыты для посторонних18. Если оставить в стороне относительную неловкость, которую испытывают многие японцы при общении с иностранцем, администрация Сил самообороны вполне могла заподозрить, что я могу доставить руководству базы неудобство, если не чрезмерное беспокойство. Меня часто приходилось сопровождать, подвозить и снова забирать, и таким образом я отнимала у кого-то из служащих базы много времени. Правило номер один Сил самообороны – безопасность – относилось и ко мне, и иногда мне приходилось держаться подальше от боевых действий и других полевых учений, где использовались имитационные боеприпасы. Мое здоровье и физическая форма также не воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Я не носила на себе тяжелую экипировку, сопровождая подразделения на различные полевые учения, однако часами терпела летнюю жару, необходимость идти пешком по высокой травой и неудобной почве, мне нередко приходилось уверять сержантов-инструкторов, что я в полном порядке. А если я оказывалась где-то единственной женщиной, отсутствие отдельной ванной комнаты становилось дополнительной проблемой.

Как и в любом другом учреждении [Douglas 1986], военные полагаются на высокую степень секретности, чтобы следить за своим имиджем и контролировать его. Это относилось и к Силам самообороны, и ко всей той информации, которую они о себе распространяют. Исследователи, занимавшиеся анализом таких организаций, как театральные труппы, спортивные команды и кондитерские фабрики, предположили, что японские учреждения и институты особенно негибки и закрыты для внешнего наблюдателя [Edwards 2003; Kondo 1990; Robertson 1998]. Но некоторые опасения по поводу секретности характерны именно для военных. Командиры, с которыми я разговаривала, считали, что база и ее подразделения являются основой их организации, и беспокоились, что и военнослужащие, которые разговаривали со мной, и я сама оказывались в какой-то степени вне их контроля. Их беспокоило, что я могу услышать и увидеть и как я это интерпретирую.

Моя роль также определялась многими факторами, не зависящими от меня лично. Возможно, истории, которые можно было бы рассказать военному профессионалу или мужчине, кто-то считал неуместными в разговоре со мной, исследователем, иностранкой и женщиной. Если бы я была кем-то другим, один капитан, вероятно, не стал бы извиняться передо мной, прежде чем разглагольствовать о том, как мешает армии интеграция женщин, потому что «они не могут мочиться в полевых условиях и берут выходные на период менструации». Возможно, те военнослужащие, которые участвовали в совместных учениях с вооруженными силами Соединенных Штатов в Японии, не стали бы так прямо критиковать своих американских противников, если бы у меня было гражданство США. Возможно, женщины-военнослужащие, которые рассказывали мне о случаях сексуальных домогательств, которые доводили их до слез, не вдавались бы в такие подробности, будь я ученым-мужчиной. Возможно, положительное отношение к гомосексуалистам и почти всеобщая уверенность моих собеседников в том, что они никогда не сталкивались с геем или лесбиянкой в рядах Сил самообороны, могло казаться более уместным при общении с иностранкой вроде меня, а не с мужчиной, с которым, возможно, было бы неудобно обсуждать ненормативную мужскую идентичность. Предположение, что я должна быть сочувствующим аутсайдером, основывалось как на моем общем интересе к жизни военнослужащих (а не исключительно на проблематичных аспектах вооруженных сил), так и на общем негативном восприятии военных, которое провоцирует у них постоянный самоанализ, контроль высказываний и попытки самоутверждения. Однако, как только выяснилось, что я не заинтересована в публикации результатов своих исследований в японских таблоидах, потребность в осторожности и секретности отпала. Меня стали воспринимать прежде всего как ученого, а эта профессия обладает в Японии высоким престижем – большинство военнослужащих, с которыми я разговаривала, выражали восхищение, когда узнавали, что я сотрудничаю с Токийским и Киотским университетами, двумя элитными учебными заведениями Японии.

Не следует недооценивать влияние на отобранный для интервью персонал руководства базы, но я проводила опрос большого количества людей с разными взглядами на их личную карьеру и на Силы самообороны как на организацию. Некоторые из опрошенных мной были выбраны администрацией, некоторые были спонтанно предложены полевым командиром во время учений, а некоторые представлены мне через третьих лиц, не связанных с военными напрямую. Иногда военнослужащие опасались, что их личный опыт не окажется репрезентативным, и мне приходилось убеждать их в том, что меня действительно интересуют их личные взгляды на жизнь внутри структуры Сил самообороны. Многие из них были очень красноречивы и рассказывали увлекательные истории. Например, один подполковник, с которым я беседовала, когда его командир работал за столом в том же кабинете, без колебаний отмахнулся от опасений своего начальника по поводу успешного выполнения полученной ими задачи. Несколько офицеров одного звания яростно спорили друг с другом по поводу того, как скажется миссия в Ираке на репутации Сил самообороны. Только что вернувшийся с миротворческой операции капитан подробно рассказывал мне, как абсурдно предположение, что военнослужащие воздерживаются от секса в течение шести месяцев пребывания за границей; он сообщил, что их снабжают на базе презервативами и информацией о «безопасных публичных домах» в районе развертывания. А однажды иностранный военный атташе, который, казалось, был сдержан и полон решимости сообщить мне официальную точку зрения его страны на Силы самообороны и «превосходное сотрудничество» между ними и вооруженными силами его страны, пришел в искреннее волнение, когда мы затронули тему вопиющего отсутствия у японских офицеров исторических знаний. В присутствии своих коллег – японских офицеров – корейский военный, посетивший Колледж Генерального штаба в Токио, уверенно заявил, что японские солдаты недотягивают до своих корейских коллег. Он вообще заявил в итоге, что японцы не были настоящими солдатами.

В целом, четкие границы между военнослужащими, в основном мужчинами, и мной, аутсайдером и женщиной, которые автоматически ставили некоторые аспекты организации моей работы за пределы моего контроля, были способны помешать исследованию, но тот же самый статус в других ситуациях способствовал интимным, неофициальным и критическим высказываниям военнослужащих, у которых я брала интервью.

ШТАБ-КВАРТИРА

После переодевания в форму первой моей остановкой был кабинет командира в штабном здании базы. В отличие от штаб-квартиры Сил самообороны в Итигая (Токио), сочетающей очарование постмодернистского правительственного учреждения из стекла и бетона с образом средневекового японского замка, местная штаб-квартира располагалась в простом прямоугольном строении. В вестибюле стояла стеклянная витрина со спортивными трофеями и свидетельством об участии в операции сил ООН по наблюдению за прекращением боевых действий (СООННР). Несколько человек с этой базы участвовали в первой миротворческой миссии Сил самообороны в Камбодже с июля 1992 по сентябрь 1993 года. Международные миссии – это знак престижа как для отдельных военнослужащих, так и для полка. Майор Оно объяснил мне, что неоднозначная репутация Сил самообороны улучшилась прежде всего благодаря успешным миротворческим миссиям и роли группы в операциях по спасению и оказанию помощи после землетрясения в Кобэ-Авадзи в 1995 году (несмотря на первоначальную критику за то, что Силы самообороны медленно мобилизовывались и были недостаточно эффективны).

Сам Оно не участвовал в мероприятиях по оказанию помощи при стихийных бедствиях в районе Кёбэ, но по своему опыту участия в аналогичной, хотя и меньшей по масштабам операции знал, что представляла собой такая работа для военнослужащих, которые в ней участвовали. В 1974 году, сразу после завершения базовой подготовки, его подразделение было мобилизовано для ликвидации лесного пожара. Это было ужасно, сказал он, признавшись, что думал о возможной гибели. «Тогда я опасался за свою жизнь, – с содроганием вспоминал он, – но, к счастью, никто из наших солдат не погиб».

Майор Оно Сун, мужчина лет пятидесяти, который очень серьезно относился к своей работе и редко улыбался, вступил в Силы самообороны в 1976 году. Он планировал выйти в отставку через несколько лет, чтобы принять от отца строительный бизнес, но служба ему так понравилась, что он остался в вооруженных силах. Его отцу было пятнадцать лет, когда закончилась Азиатско-Тихоокеанская война (1941–1945), и он решительно выступал против решения сына присоединиться к новым войскам, поскольку приравнивал Силы самообороны к Императорской армии. Дедушка Оно, не призванный в армию во время войны, напротив, поощрял внука в его намерениях. Многие военнослужащие, подобно Оно, дорожат своей профессией, потому что им нравится ритм жизни на базе и вокруг нее, полевые тренировки на открытом воздухе и почти исключительно мужская компания. Отвечая на вопрос о занимаемой им на базе более года нынешней должности начальника отдела по связям с общественностью, Оно сказал, что он бы предпочел снова стать командиром взвода. Однако поскольку, по его собственной оценке, он был слишком стар и не мог служить наравне с молодыми мужчинами (а возможно, и женщинами) в полевых условиях, Оно понимал, что уже не вернется к прежней должности.

В кабинете командира за тяжелым деревянным столом нас ждал полковник Като Сэйго*, высокий мужчина лет сорока. В просторном помещении стоял диван и было обустроено место для переговоров, в качестве дополнений там находились витрина с памятными предметами и красная ковровая дорожка, тянущаяся от двери до стола. Полковник Като поздравил меня с прибытием на базу, рекомендовал обращаться к Оно во время моего недельного визита, как к настоящему отцу, и выразил надежду, что я извлеку из своего пребывания на базе пользу. Меня познакомил с полковником один из его бывших подчиненных в НАС, с которым я общалась последние три года и который находился в самом центре моей сети контактов в вооруженных силах. Иногда командиры баз, позволявшие мне брать на их базе интервью, или военнослужащие, с которыми я беседовала за пределами базы, объясняли, что считали себя обязанными согласиться на мою просьбу, потому что были в долгу перед моим контактным лицом. Однако в некоторых случаях поддержка, которую я получила от военнослужащих, была явно мотивирована любопытством и, возможно, моей лестью. В других случаях согласие на разговор со мной становилось следствием взаимных обязательств между офицерами, бывшими однокурсниками в НАС, коллегами по офицерскому курсу на раннем этапе карьеры или просто друзьями. Один командир базы едва скрывал свое нежелание уступить моему контактному лицу, но чувствовал себя обязанным сделать это по причинам, которые так и остались для меня загадкой. Командир Като, однако, не дал понять, было ли его гостеприимство ответом на давно оказанную ему услугу, или он сам оказывал этим гостеприимством моему контактному лицу услугу.

После короткой встречи с командиром базы Оно проводил меня в отдел по связям с общественностью, расположенный на первом этаже штабного здания. Под руководством Оно работали четыре военнослужащих, в том числе рядовая первого класса Тама Кэйко. Когда мы вошли, все они сидели за письменными столами, занятые канцелярской работой. У меня было несколько минут, чтобы заглянуть в газетный киоск с набором газетных и журнальных публикаций, в которых были представлены основные факты о трех составных частях Сил самообороны, материалы по вербовке и связям с общественностью и собственные периодические издания Сил самообороны, таких как «Секуритариан», «Асагумо» и «Соло». Там же я заметила видео с маневров, тренировок спецназа, ежегодной демонстрации боевой стрельбы и других публичных мероприятий, которые доступны в магазинах базы и крупных книжных магазинах. Видеоролики снимаются операторами Сил самообороны и, как правило, демонстрируются сочувствующим не из числа военнослужащих, в том числе представителям компаний, поддерживающих те или иные мероприятия или направляющих своих новых сотрудников на недельную стажировку и программу обучения на базе, и сотрудникам школ, которые приглашают офицеров по набору рекрутов для информирования учеников средних и старших классов о Силах самообороны, а также находящимся по соседству с базами организациям, с которыми Силы самообороны стараются развивать и поддерживать хорошие отношения.

Офицеры по связям с общественностью обслуживают не только офицеров и рядовой состав, но также журналистов и фотографов, которые работают в журналах и газетах, издаваемых МОЯ, а также в информационных бюллетенях, которые производятся и издаются отдельными базами Сил самообороны. Основные обязанности этого подразделения заключаются в создании, распределении и контроле информации, доходящей до широкой общественности, включая усилия по почти полному сокрытию такой информации об инцидентах, которые могут нанести ущерб имиджу Сил самообороны: несчастных случаях, самоубийствах и уголовных преступлениях, совершенных военнослужащими. Отдел по связям с общественностью каждой базы проводит непременные ежегодные мероприятия, например празднование дня основания базы, фестиваль цветения сакуры, праздник Обон19 или спортивные соревнования, открытые для публики, – всё это делается во имя создания образа Сил самообороны как открытой, доступной (хиракарэта дзиэтай) организации.

Помимо праздников на базе, Оно и его сотрудники затрачивали много времени, организуя участие военнослужащих в местных общественных мероприятиях и их активное сотрудничество с жителями окрестных поселений. Майор сказал мне, что их полк часто вызывали для того, что Силы самообороны называют «деятельностью на общее благо», – под этим подразумевается работа с населением, призванная «углублять взаимопонимание Сил самообороны и местного населения». Только за один предыдущий год военнослужащие полка в Кибите помогли провести 11 крупных местных мероприятий, от фестивалей до спортивных соревнований. Во время праздников военнослужащие надевали традиционные костюмы и участвовали в шествиях; другие военнослужащие в официальной форме готовили игровое поле для спортивных акций. Аппарат по связям с общественностью МОЯ с энтузиазмом использует эти возможности, чтобы представить войска с лучшей стороны, то есть как организованную, дружелюбную и сильную группу мужчин и женщин. Отдельные военнослужащие на этой и многих других базах, которые я посещала, были настроены не так восторженно. Несмотря на то что за время, потраченное на общественную деятельность, военные получают компенсацию в виде отгулов, по словам Оно, они, как правило, не любят эти акции, потому что приходится работать вне обычного графика, часто по субботам и воскресеньям [Terada 2001; Ishikawa 1995b].

В КАЗАРМАХ

Казармы базы СССЯ Кибита для военнослужащих-мужчин представляют собой одно- или трехэтажные здания. За каждый этаж отвечает один сержант. «Начальник комнаты» (хэйа-то) – обычно тот, кто прожил на базе дольше всех, – отвечает за решение проблем своих соседей. В одной комнате размещают четырех военнослужащих одного ранга. На некоторых базах есть двухъярусные кровати и иное количество проживающих в комнате. На базе СССЯ Кибита переход к четырехместным комнатам произошел совсем недавно ради того, чтобы сделать жизнь в Силах самообороны более привлекательной, особенно для тех мужчин, которые находятся далеко от удобного семейного дома. Сокращение числа проживающих в комнате лишь один из способов привлечь и удержать на службе больше молодых людей. НАС, например, опробовало различные модели проживания, пока число кадетов в комнате не достигло всего двух. Помимо уединения, которое помогает отдохнуть, причиной тому была надежда, что меньшее количество соседей в комнате снизит уровень преследования новичков старшими кадетами. Однако в конце 1990-х годов НАС пришлось вернуться к заселению по четыре человека на комнату, так как меньшее количество привело к «дисциплинарным проблемам». У каждого военнослужащего базы СССЯ Кибита есть железная кровать и небольшой шкафчик для личных принадлежностей, часть вещей сложены под кроватью, на маленьком столе или на стуле. «В их комнатах у них не должно быть ничего ценного», – объяснил мне сержант этажа, однако стереосистемы и телевизоры допускаются, чтобы «создавать чувство уединения и индивидуальности». Сержант рассказал, что, когда он пришел на базу в 1970-х годах, в каждой комнате жило не менее десяти человек и никакие личные вещи не разрешались. Вместо дверей в комнатах были занавески, так что уединение было принципиально невозможно. За пределами комнат, в коридорах казарм Кибиты, на деревянных ручках висят форменные фуражки. Стены голые, если не считать плакатов, прославляющих «доблесть военнослужащих». Полы из линолеума блестят. Зеркало в полный рост висит возле лестницы на стене на каждого этажа.

Женские казармы существенно отличаются от мужских. На других базах женщины-военнослужащие жаловались на то, что их размещают в самых старых, ветхих и неудобно расположенных зданиях, но здесь, в Кибите, казармы для женщин-военнослужащих были недавно отремонтированы [Fukukawa 1995]. В то время как в старых мужских казармах преобладают серый и зеленый цвета, в помещениях для женщин повсюду ярко-желтый, оранжевый и бледно-розовый. Пол в общей комнате частично покрыт соломенными циновками и только частично – линолеумом. Выделены специальные места общего пользования для стирки и сушки белья. Небольшая комната с кондиционером отведена для курения. Там я впервые беседовала с Сёкэй Руми* и Тамой, которые оказались важнейшим источником информации о тонкостях повседневной жизни на базе применительно к женскому персоналу. Часть здания занимали мужчины, но двери в женские помещения казармы были заперты, а на входе незваных гостей предупреждала табличка: «Вход мужчинам запрещен». Тама подчеркнула, что любой мужчина, обнаруженный в женской части казармы, будет уволен из Сил самообороны.