Над синим небом

Я нахмурилась. Видит Вселенная, с какой тоской я вспоминала о доме и родных людях, и как невыносимо сильно мне хотелось вернуться в беззаботное прошлое, забыв хотя бы о части проблем. Чтобы передать им послание мне придется работать еще очень долго, ведь любая связь со сторонними территориями здесь происходила лишь по нелегальным каналам, просившим слишком большое вознаграждение.

– Эндо не продается, – покачала головой я. – Он и… не совсем робот. Эндо сам определяет свою жизнь, он может покинуть меня, если захочет.

– Чудная ты… – заулыбался Фил, отчего в его глазах заискрились воображаемые искорки. – Разве можно давать свободу роботу?

– Он стал очень близок мне, – ответила я серьезно. – Ты можешь смеяться сколько угодно, но я это чувствую так. А самая большая любовь к близкому – это дать ему свободу.

– Ты говоришь странные вещи, – заметил мальчик, а я вздохнула. И правда, не слишком ли сложные идеи я возвучиваю для столь юного возраста?..

– Свобода самоопределения – это то, что позволяет нам быть самими собой, не притворяясь, не надевая маски. Когда мы любим кого-то, мы не можем требовать любовь взамен. Мы не можем, не должны распоряжаться жизнью этого человека. Единственное, что мы способны – дать ему свободу самому решать и делать выбор. Разве наши близкие этого недостойны?

– Может, и достойны… Но робот… – зеленые глаза смотрели недоверчиво.

– Я тоже не могу поверить в это, Фил. И все-таки это так. Знакомство с Эндо перевернуло мои представления о робототехнике, одного лишь я не знаю, что это за удивительная технология… – пожала я плечами.

– Лэкваэр! – уверенно донеслось из-за перегородки.

– Эндо! Так я и знала, что ты нас подслушиваешь! – в голос рассмеялась я. И, обращаясь к Филу, добавила: – И все же я преувеличила свою роль в жизни Эндо. Иногда мне кажется, что это именно он управляет всеми нами. А что такое Лэк…, как там?

– Жидкостный способ передачи информации. По поводу всего остального я лишь руководствуюсь вероятностными расчетами.

– Он всегда так говорит, – махнула я рукой в сторону невидимого за ограждением шара. – Мы все с удовольствием послушаем о твоей технологии, Эндо, на вечерних посиделках. А вот вероятностные расчеты я попрошу тебя применить к возможным способам поменять наш образ жизни.

– Это приведет к избытку нервной активности Альтареи… – тут же подал голос упрямый шар. Разве можно его после этого считать управляемым роботом?

– Я справлюсь, Эндо, будь уверен, – как всегда заспорила я. – Я уже привыкла к повышенной нервной активности.

Робот недоверчиво зажужжал, но ничего не ответил. Некоторое время в нашем общем пространстве висела тишина, каждый погрузился в свои мысли, но внезапно Фил произнес чуть слышно:

– А моим самым близким человеком была мать… – слова моментально утяжелили пространство и мальчик замолчал.

– Я понимаю, Фил, как тебе непросто говорить об этом, – я вздохнула, подбирая нужные слова. Он кивнул и, подумав, словно сомневаясь, поделился:

– Она тоже боролась. Верила и хотела нам другой жизни.

– И это правильно, Фил! – я постаралась поддержать мальчика, но он внезапно выдернул свою руку из моей.

– Ты не понимаешь! – его губы зло искривились. – Она сделала это из-за меня. Лучше бы я ей не давал свободы! Я должен был удержать ее, удержать любой ценой…

– О чем ты! – воскликнула я, поддавшись вперед и пытаясь дотронуться до худой спины подростка, но он успешно уклонился вбок. – Твоя мама была обязана заботиться о тебе, поэтому она и отправилась искать лацерсы в период дождей. То, что с ней произошло – случай, несчастливое стечение обстоятельств…

– Нет… – тело мальчика вдруг резко обмякло и он опустил голову. – Она искала не лацерс…

– А что же? – взбудоражилась я.

– Это все книги, – торопливо сказал подросток. – К нам попали в руки старые исследования растительных видов. Там было сказано… впрочем, местные легенды тоже это утверждают. Лацерс – очень выносливое растение. Но он цветет раз в несколько сотен лет, отдавая ветру тысячи новых семян, рассеивающихся по большой территории и благодаря внутренним пустотам, не тонущим в почве, как камни. Так вот, почти никто не видел цветок лацерса, хотя говорят, он удивительно красив, и его можно продать за баснословную цену Дродам. За такую, которая позволит добраться до ближайшего космопорта.

– Твоя мама искала цветок!.. – осенило меня.

– Именно! – оживленный голос мальчика резко наполнился нотами отчаяния. – Она хотела иного будущего для меня. Но, не успела… Ее так и не нашли.

Мои глаза непроизвольно увлажнились. Можно понять горечь мальчика, потерявшего не только самого близкого человека, но и надежду на новую, радостную жизнь. Не каждый взрослый выдержит такое, не говоря о ребенке.

– Вы, наверное, были очень близки, – только и вымолвила я, – раз вместе читали книги и строили счастливые планы.

Ответом мне было молчание и я на время тоже погрузилась в свои мысли, скользя взглядом по согнутой худощавой фигуре, обтянутой в выцветшие старые ткани землянистого оттенка. На Апхокетоле все было такого цвета – оранжево-коричневого и желтовато-серого. Краски жизни словно покинули наказанную планету.

– Спасибо, что поделился, Фил, – мне удалось, наконец, дотронуться ладонью до спины с выступающим позвоночником. – Мне очень важно твое доверие. Я… сопереживаю твоему горю. Однако, ты должен понять, что ты вовсе не виноват в сложившейся ситуации.

Он хмыкнул, криво усмехаясь. Мальчик успел убедить себя в том, что теперь тяжким бременем лежало на всей его жизни.

– Да, Фил, да! – воскликнула я, уже с негодованием. – Ты не виноват! Твоя мама совершила поступок, достойный самого чуткого сердца. Она любила тебя. И она сделала все возможное, чтобы дать своей любви бороться со сложными жизненными обстоятельствами. Она – как храбрый воин, сражалась до конца. Она отстаивала свое право дать тебе максимум своей любви, пытаясь найти способ изменить твое будущее к лучшему. Да, она проиграла. Такое бывает. Но ты – не должен. Ты не имеешь права сдаваться. Сила ее любви к жизни теперь перешла к тебе.

– Может, ты и права, – через некоторое время раздался ломающийся голос подростка. – У меня получится сделать то, что не вышло у нее.

– Конечно! – я широко улыбнулась. – Я теперь понимаю, зачем ты выращиваешь в таком количестве лацерсы. Наверное, ты надеешься, что один из них однажды зацветет.

– Пустые мечты, – мальчик развел руками. – Я выгляжу глупо. В этих условиях лацерсы не зацветут никогда.

Я понимала, что мечты ребенка действительно наивны, но когда, как не в детстве, предаваться фантазиям?

– Зацветут, если у тебя в запасе есть пара-тройка сотен лет, – игриво улыбнулась я. – Только не смей считать себя глупым! Мечты, идущие от чистого сердца, никогда не могут быть глупыми!..

– Скажешь еще… – Фил повернулся ко мне, заглядывая в глаза.

– Правда, у меня столько времени нет, поэтому я буду действовать другими методами. Я уже старая, мне ждать цветок неохота.

– Брось! Ты такая же старая, как я… инопланетный захватчик! – окончательно развеселился мальчик, а я поняла, что баланс этого утра восстановлен и мы приступим к работе в хорошем настроении.

***

Я перебирала сухие камни отстраненно и почти автоматически обращая внимание на проблески ценного минерала. Мои мысли были устремлены внутрь, в середину моих глубинных чувств, не столь безоблачных, как я хотела бы думать. Я вела себя подчеркнуто весело и оптимистично с ребенком, понимая, как важна для него сейчас поддержка. Если я раскисну, то где мальчишке, и так страдающему чувством вины, взять пример другого отношения к жизни? Я была обязана давать ему ту связь, которая так необходима неокрепшему уму, нуждающемуся в поддержке взрослого.

А вот я сама…

Сама я отчаянно нуждалась в дельном совете, однако, по иронии судьбы за помощью обратиться было не к кому. Разве к самой себе, ведь я сама должна была разобраться в хаосе мыслей, накрывавшем меня с головой день ото дня.

Стоило мне почувствовать себя в безопасности и условиях относительной стабильности на наказанной планете, как я мигом начала сомневаться в верности моих действий. Апхокетоль дал мне укрытие и верных друзей в лице Фила и Терезии, и даже сильный Акрес частенько делал недвусмысленные намеки, показывая мужской интерес. Его не смущало даже мое будущее материнство.

Но, самое главное – я ощутила себя свободной, несмотря на многообразие внешних ограничений. Разрушительный климат планеты и невозможность прикоснуться к современным технологиям не сломили меня. В условиях отсутствия принуждения я начала дышать заново, а сердце согрелось теплотой и радушием окружавших меня людей. Только сейчас я ощутила, насколько заледеневшей была моя душа последнее время и скованным тело. Я вновь училась искренне смеяться и… доверять. Однако, ворчливая старуха, столь явно переживающая за мою судьбу, и подросток, сохранивший детскую наивность, не оставили мне шанса на угрюмое поведение. Я привязалась к ним так сильно, словно знала их всегда.

Сами жители нередко величали свою планету затерянным местом, никому не нужным поселением на краю галактики, что было близко к истине. Но исключительно размеренный и мирный образ жизни населения Апхокетоля дал мне возможность вернуть душевное равновесие и вновь ощутить себя… живой. Прежней. Без страха встающей по утрам и возвращающейся в дом, где меня ждут и волнуются… Такой, какой я была до встречи с Ним. Человеком, использовавшим мое тело и вывернувшим мою душу наизнанку. Каждый раз, когда мои мысли возвращались к дальтерийцу, я ощущала себя так, словно меня пережевал и выплюнул огромный ашер. Он даже не посмотрел в мою сторону, а отправился дальше по своим делам! Дрод его дери…

Было и еще нечто, что не позволяло мне впасть в уныние и неизменно поддерживало мои мысли в тонусе. Но для начала, будет несправедливо, если я не вспомню Эндо, бесконечно подбадривающего меня, да и всех окружающих, задорными шутками. Маленький робот, как я и сказала Филу, превратился не просто в компаньона по путешествию. Его, казалось бы, механический ум странным образом проник мне в сердце, словно бы машина сама обладала не просто разумом, но и настоящими живыми чувствами и, не побоюсь сказать, душой. Возможно, так оно и было…

Но я бы хотела упомянуть о другом… Я замирала с содроганием, стоило мне вспомнить, что когда-то я хотела избавиться от своего малыша. Сейчас мне было сложно понять, какими чувствами я руководствовалась в тот момент. Неужели мой разум был поражен болью и страхом до такой степени, что я готова была излить это на ребенка, разрушив его жизнь? Я не могла поверить тому, что с легкостью смогла превратиться в монстра. В настоящего монстра, несмотря на свое внешнее добродушие и мягкосердечность, ведь только настоящее чудовище, не раздумывая, сможет уничтожить судьбу, которая только зародилась.

Теперь же благодаря всевидящему экрану Эндо я регулярно наблюдала, как развивается мой малыш, и полюбила его искренне и беззаветно. Пока ребенок во мне рос медленно и был еще слишком мал, но уже вполне напоминал крохотного активного человечка. Я не представляла, как сложится наша жизнь, стоит ему появиться на свет, но уже знала, что буду, как и мать Фила, биться до конца за его самое счастливое будущее. Только что сделает его самым счастливым, даже если мы сумеем справиться с простыми сложностями быта, я тоже не знала.

Точнее… знала. И если раньше я была уверена, что взросление рядом с Зэлдаром не принесет ребенку ничего хорошего, то теперь червь сомнения усердствовал прогрызть во мне огромную дыру. Стоило ли отрывать ребенка от отца, который показал себя с разных сторон, но так и остался для меня неразрешимой загадкой? Я старалась думать об этом как можно меньше, поскольку подобные размышления стремили превратиться в непроходящую, зудящую боль. Боль, которую нельзя было унять ни одним средством, кроме как вытеснить из сознания, уйдя с головой в работу.

Наивно было бы полагать, что Апхокетоль избавит меня от ран на сердце. Как бы я ни закрывалась от переживаний, но безумное приключение на черном аюстере, так и норовило проникнуть в сознание и завладеть моим вниманием целиком. Я с содроганием прислушивалась к пересудам местных жителей, силясь понять, что стало с Зэлдаром, желая знать это отчаянно, но с такой же силой пугаясь плохих новостей. Однако информация была скудной, известно было лишь о продолжающихся боевых действиях с норканнами и больших потерях с обеих сторон. Я смогла признаться себе, что остро желаю лишь того, чтобы отец моего ребенка остался жив. Стоило мне представить Зэлдара, как я мысленно переносилась обратно, в комнату, ставшую нашим общим местом на несколько недель. Странная грусть завладевала мной, будто бы нечто важное так и осталось там, в помещении, разрушенном во время крушения аюстера.

Вот и сейчас, задумавшись, я ощутила, как непроизвольно увлажнились глаза и опустила голову, чтобы Фил или крутившаяся поблизости Терезия, случайным образом не заметили мое состояние. Оно было настолько глубоко личным, что я не могла поделиться им ни с кем. Боль, которую я старалась запечатать в своем сердце, то и дело проскальзывала наружу, показывая мои истинные надежды и безумные ожидания. Как ни старалась я оправдать свои действия, жизнь чувств подчинить порядку мне было не под силу.

Привыкнув к размеренной жизни на Апхокетоле, я смогла переосмыслить все мои предшествующие заточению на планете приключения. Теперь похождения не казались мне столь пугающими и неприятными, как прежде. Прав был Фил, говоря, что мне посчастливилось познакомиться с совершенно невообразимыми природными местами. Когда я вспоминала холодную, пронзительную своим кровавым рассветом, Катарию, пышную тропическую Сальдери с гигантскими насекомыми, ядовитую красавицу Антинорию, вводящую разум в безумие, и жаркую планету Синей Руды, подарившей мне самое большое разочарование, мое сердце сжималось с сожалением в легкой ностальгии. Но я знала, грусть вызвана не только необычными местами. Я скучала… по нему. И никак не могла принять этот факт.

Странный человек, скрывающий лицо, зародил в моей душе бурю сомнений. Подчиняясь спокойному и скучному ритму Апхокетоля, мое негодование улетучилось и я осознала, что мои отношения с Зэлдаром внезапно потеряли трагический оттенок. Быть может, это была всего лишь игра памяти, желавшей вычеркнуть неприятные эпизоды из поля видимости. А может… характер дальтерийца был не так уж страшен? В конечном счете он не нанес мне никакого физического урона, за исключением нашей первой судьбоносной встречи. У него было много возможностей избавиться от меня, но мы словно интуитивно избегали причинять явный вред друг другу, несмотря на очевидное военное противостояние между нашими народами.

Да, дальтериец был груб и нелюдим, но последний разговор показал, что его отгороженность связана отнюдь не с равнодушием или эмоциональным холодом. Он дал понять, что слишком хорошо познал меня, застал врасплох и обезоружил мысли, проникнув в глубины моего разума и переживаний, достать на поверхность которые я долго не решалась. Невероятно было признавать, но Зэлдар смог понять обо мне нечто такое, что было не по силам никому другому, и даже мне…

Это влекло меня как сильнейший магнит и пугало одновременно. Я жаждала продолжить наш последний разговор, как канатоходец, мучительно застрявший на середине пути. Я хотела сделать рискованные шаги вглубь, раскрывая наготу своей души, словно в ней притаилась мучительная чернота, которую никто, кроме дальтерийца, не смог достать на поверхность.

Временами я вспоминала его лицо, искаженное мучительной гримасой, пугающее и… красивое несмотря ни на что. Желтые глаза словно и сейчас продолжали следить за мной, а внутри росло желание упасть снова в раскаленный песок на их дне. Изнуряюще и медленно меня затягивало на их глубину, несмотря на расстояние и дефицит информации. Человек с маской вместо лица посеял внутри меня не только свое семя, он проник в мое сознание целиком, по крупицам захватывая его против моей воли. Быть может, я страдала редкой формой мазохизма, но сейчас все, что между нами происходило, перестало казаться столь отвратительным. И даже его замершее в немом крике лицо не выглядело безобразным, а, наоборот, влекло к себе невероятной и необъяснимой силой.

– Вот и сошла Аля с ума… – пробурчала я себе под нос.

– Провести диагностику умственного состояния? – тут же раздался тонкий голос Эндо сбоку. Робот помогал мне искать карцезиты и делал это куда быстрее меня.

Я обиженно насупилась и больше не рисковала показывать свои мысли. Мысли, к которым я никак не могла привыкнуть, подсказывающие, что путешествуя на смертоносном аюстере, я упустила нечто важное. То, что вспышками странных образов проносилось ночью, и навязчиво расцветало в моей голове днем.

– Что же делать?.. – через некоторое время, задумавшись, вновь спросила я вслух.

– Для начала необходимо оценить травматичность предполагаемых действий, – моментально отзывался Эндо.

– Ты себе не изменяешь, Эндо, – покачала головой я. – Только как оценить травму сердца?

– Сердечной мышцы? – всполошился робот.

– Нет-нет! – замахала я руками, улыбаясь. – Я имела в виду, души.

– Хммм… – совсем натурально задумался робот. – Для восстановления души от травмы необходимо заполнить ее до краев! – изрек Эндо после обращения к внутренней базе данных.

– Не получается, Эндо, заполнить, – с грустью изрекла я. – Не хватает важного элемента.

– Необходимо добыть минеральное соединение? – Эндо несколько раз моргнул гигантскими черными глазами.

– Ты, явно, издеваешься? – вспыхнула я, оторвавшись от работы и возмущенно взирая на друга. Но тот, как всегда, был невозмутим. – Ты же знаешь, что такое душа?

– Знаю, – согласился негодяй, явно решивший вывести меня из равновесия. – Душа – это слепок чувств. Для полноты души необходимо дополнить ее другим слепком, идеально подходящим по форме первому.

Я хотела вновь возмутиться наглым советам робота, но внезапно перевела глаза вниз, на слегка выступающий живот. Интересно, сможет ли новый человек дополнить мои чувства до необходимой целостности? Сможем ли мы быть счастливы, имея лишь друг друга?

Я прислушалась к своим чувствам настолько, что начисто забыла про перебор камней и застыла на месте. Внутри шевельнулось, или я просто фантазировала, впечатленная цветными съемками жизни моего живота, которые регулярно демонстрировал робот.

Ответ, пришедший мне в голову, ошеломил и испугал одновременно. Нет, я не могла быть счастлива, проведя всю жизнь наедине с собственным ребенком. И я, и он отчаянно желали увидеть виновника всей этой ситуации.

– Не думаю, что ему есть до этого дело. Кого-то дополнять. – Невольно проговорилась я.

– «Думать» – не слишком надежный источник информации, – мигом отозвался дерзкий шар, но я впала в задумчивость окончательно.

Еще одно чувство, в котором мне следовало признаться – обида. Если с Зэлдаром все в порядке, то почему за два месяца так и не вспомнил, не пытался разыскать меня? Неужели я все-таки не вызвала в нем искренний интерес? Я тут же заверила себя, что эти мысли глупы и смысл моего пребывания с дальтерийцем был вполне ясен, и стоит лишь благодарить судьбу за то, что я не превратилась в предмет повышенного внимания. И все же внутри разливалась горечь, от которой я никак не могла избавиться.

Глава 4

Дни мелькали один за другим, укутывая приторной патокой мнимого благополучия. Я себя прекрасно чувствовала несмотря на скудный рацион и была спокойна, как дрод, но вместе с тем замечала, что все больше и больше погружаюсь в собственные мысли. Это бросалось в глаза не только мне. То и дело я обращала внимание, что Фил направляет в мою сторону сочувственные взгляды. Обычно я сразу же улыбалась, желая показать, что все в порядке, но пытливый ум мальчишки все равно настигал меня.

– Ты слишком скучаешь по родным? – спросил подросток, стараясь заглянуть мне в глаза, которые я непроизвольно отводила.

– Конечно! – согласилась я. – Ты даже себе представить не можешь, насколько бы я желала проснуться снова в своей кровати и поговорить с родными. То, что я раньше считала скучным и обыденным, теперь превратилось в несбыточную мечту. Ты прав, я грущу без привычных мне дел.

– Но теперь у тебя есть я и что же, ты жалеешь… – начал мальчик, но осекся, обиженно отстраняясь.

– Что ты! – воскликнула я, хватая его тонкие пальцы с неровными ногтями, темными из-за постоянной работы с землей. – Конечно ты есть у меня! И я очень рада, что мы с тобой встретились! Теперь ясно, что все мои приключения были не зря, будь уверен!

– То есть… ты не жалеешь, что все так сложилось? – робко продолжил мальчишка.

– Я вижу, что в этом есть смысл, – покачала я головой. – Ведь при других обстоятельствах вряд ли бы наши пути пересеклись. Но теперь наши жизни связаны. – Я притянула и прижала мальчика к себе. Я понимала, что несмотря на возраст, он остро нуждается в родительской заботе, которую не получал уже много лет. Более того, я неосознанно начала ассоциировать себя с этой ролью. Я словно специально старалась говорить такие слова, которые ребенок должен был услышать от самого близкого человека. Я и сама привязалась к Филу искренне и беззаветно той связью, которая ничем не обусловлена и ни от чего не зависит. Которая бывает лишь между самыми близкими людьми.

– А что если у тебя получится вернуться домой? – внезапно нарушил ход моих мыслей мальчик. – Тогда… тогда ты заберешь меня? – его голос дрогнул и я заметила, что он волнуется.

– Я сделаю все возможное, чтобы ты был счастлив. Где бы это место ни находилось, – я наблюдала, как в зеленых глазах расцветает надежда. – Если у меня появится возможность попасть домой, я без колебаний возьму и тебя. Но… я не буду лишний раз подвергать твою жизнь опасности. Я должна о тебе позаботиться.

– Хорошо, – Фил кивнул, по всей видимости, ответ его устроил. – Но я и сам могу решить, когда мне стоит рисковать, а когда лучше отсидеться.

Я улыбнулась, глупый мальчишка сам не знает, о чем говорит. Мне следовало бы всерьез задуматься о его словах, но по неопытности я пропустила важный сигнал. Очень скоро об этом пришлось пожалеть.

***

Сезон дождей начался внезапно, когда небеса неожиданно разверзлись и на сухую землю хлынули потоки долгожданной воды. Грунт увлажнился, превращаясь то ли в студень, то ли в клей по виду, создавая скользкие ложбины с текущей влагой. Впрочем, ручьи впитывались в почву, едва успевая появиться на свет. Везде и всюду появлялись всходы лацерсов, чьи семена, притаившись, караулили подходящий сезон. Мы не стремились достать все лацерсы сразу, давая им время подрасти, а растения, словно отвечая нашим желаниям, торопились быстрее набрать вес, чтобы пережить следующий засушливый период.

Каждый вечер усталые и изможденные, но гордые собранным урожаем, жители собирались в знакомом мне баре, чтобы прихвастнуть друг перед другом успехами по поиску новых клубней. Обычно я не ходила на эти сборища, предпочитая тихо коротать вечера дома, в окружении заботливой Терезии и любознательного Фила. Вместе с мальчиком я пристрастилась к чтению доисторических книг, с интересом понимая, что люди в те времена-то и не очень отличались от нас. Те же страсти, те же трудности, только вот техническое оснащение иное. Но разве это главное?

Я так и застыла с толстой энциклопедией в руках, когда неожиданно раздался стук в дверь. Донеслись голоса и я поняла, что Терезия переговаривается с Акресом.

– Альтарея! – дружно позвали они меня и, когда я вышла навстречу, я они оба сияли, как начищенные до блеска аюстеры. – Сегодня праздник по случаю выдающегося урожая. Все веселятся, собирайся!

– Нет, нет, – я устало улыбнулась. – Я собиралась этот вечер провести дома. У Фила замечательный набор старинных книг.

– Алия! – Терезия демонстративно выпучила глаза, скосив их в сторону мужчины, чтобы тот не видел. – Акрес зовет тебя, не зря же он пришел!

– Да, Альтарея, не отказывайся, – мужчина склонил голову набок в просьбе. При этом он загадочно улыбался. – Могу положиться, там будет весело!

Я помотала головой. Акрес был необычайно привлекателен собой: спортивная фигура, вьющиеся волосы и умный внимательный взгляд, и в любой другой ситуации мало кто смог бы устоять перед его просьбой, но у меня совершенно не было желания веселиться, да и просто поддерживать разговор. Мне не хотелось отказывать людям, проявившим ко мне доброе отношение, но и переступать через себя я была не готова.

– Прошу меня извинить, я не слишком хорошо себя чувствую, – сказала я почти правду. – В любой другой раз с удовольствием составлю компанию.

– Вот именно! – мигом взвилась седовласая женщина. – Совсем на себя стала не похожа! Акрес, посмотри на нее, только и грустит целыми днями, как маринованный ашер! Тебе немедленно надо развеяться! Другого ответа я не приму! – отчеканила старуха, победоносно глядя на меня.