Переразводной ключ

Юрий Баранов

Переразводной ключ

ГЛАВА 1

Что такое любовь? Многие задают себе этот кажущийся легким вопрос, не зная точного ответа на него, пытаясь дать верное определение этому простому и одновременно сложному слову.

Для кого-то любовь – это проживать жизнь с дорогими сердцу родными людьми, веселиться в клубе или греться у костра с лучшими друзьями. Для кого-то любовь – это уйти с головой в работу, отдаться ей, раствориться в ней, понимая, что она приносит истинное удовольствие в жизни. Кто-то любит вкусно поесть и сладко поспать, кто-то не представляет жизнь без приключений, а кто-то предпочитает провести время с книгой, закутавшись в теплый плед и попивая сладкий чай или горячий шоколад.

Кто-то скажет, что любовь – это самое главное преступление, совершаемое человеком в жизни, ведь фразу «ТЫ НАВЕКИ МОЯ/МОЙ» можно интерпретировать как добровольное «рабство». Что ждет там, за поворотом тех, кто отдал свое сердце в рабство? Но всегда найдутся те, кто скажет, что именно такое «рабство» сродни наслаждению.

Любовь губительна, но спасительна; разрушительна, но созидательна; она заставляет страдать, но радует. Без нее жизнь была бы скучной и пресной. Без любви к человеку не было бы настоящего и чистого счастья. Счастья, что может длиться миг, час, неделю, или месяцы, а может и долгие годы.

Однако есть и болезненная любовь. Та, что перечеркивает разом все описанное выше, заставляя страдать, изнывать, мучиться. Любовь, что сжигает тебя дотла, «пережевывает» так, словно ты находишься в пасти страшного чудовища. Такая любовь, словно не зная пощады, разбивает жизни на мелкие осколки, делает некогда родных и близких людей абсолютно чужими, приводя любовные отношения к тому, к чему влюбленным приходить не хочется. Ибо это…

– Ну что, осталась неделя? – вывел меня из раздумий голос жены Иры, сидевшей в кресле, поджав ноги под себя и державшей в руках книгу.

– Что, прости? – не сразу понял я, подняв взгляд на нее.

– Игорь, ты, как всегда, в своих мыслях. Прямо банально, достало уже, – ответила она и слегка улыбнулась, словно подшучивая надо мной.

– Так что ты спрашивала? – уточнил я, переключая каналы на стареньком телевизоре.

– Я говорю, осталась неделя.

– До чего? – мои мысли явно убежали далеко и надолго.

– До дня нашего развода.

– Вроде как, – произнес я, посмотрев на календарь в коридоре, который можно было увидеть через комнату. – Вроде 16?

– А мне кажется 15, – уточнила она и слегка, ноготком, постучала по подбородку.

– Вряд ли. У меня 15-го футбол с друзьями.

– У тебя просмотр футбола, а не сам футбол. Был бы футболистом, стоял бы на воротах только.

– С чего это?

– С того, что ты своим пузом заслонял бы ворота целиком, мяч не залетал бы.

– Уж лучше бы ты залетела.

– От кого, не скажешь?

Тут я осекся. И правда слишком грубо ответил жене, с которой через неделю развожусь.

Наверное, не стоит особо расписывать, как мы познакомились, сколько гуляли до свадьбы… Наверное могу лишь сказать: жизнь без Иры была лучше. Говорили друзья по офису, чтобы я не женился. Лучше сауна с девочками или стрип-клуб, но не жена. Она сразу отрубает мирские потребности мужчины, связывает его по рукам и ногам.

Да, конечно, я не могу сказать, что Ира – исчадие ада в юбке, из которой торчат две аппетитные ножки. Но от понимания, что надо приходить домой и всякий раз слушать, как прошел ее день в маникюрном салоне, хочется застрелится. Это были 10 лет совместной жизни, в течение которых я так сильно потолстел, что лучше бы послушал друзей и не женился. Хотя признаюсь – Ира готовит божественно. А цыпленок табака в ее фирменном соусе – просто шедевр.

– Вот черт! – воскликнула жена, вперив взгляд в книгу.

– Что там? Слиплись страницы, потому что ты ешь варенье в процессе чтения? – спросил я и засмеялся.

Она сощурилась, словно пыталась испепелить меня взглядом. Наверное, если бы она была ведьмой, то сожгла бы меня на месте сразу. Тем более, вроде как, у всех ведьм зеленые глаза, да?

– Я молчу, что ты оставляешь, когда смотришь свои журналы, – едко заметила она.

– Какие?

– Да, дорогой, я нашла пять в туалете, один на антресоли, восемь в ванной комнате и пятьдесят шесть под матрацем. Я все гадала, почему так жестко спать, а оказывается это журналы мне спину выпрямляют.

– Это не мои.

– Ага. Друзья дали почитать? А ты не возвращаешь, потому что жалко?

– Ой все.

– Вообще-то это моя фраза, – она снова «испепелила» меня взглядом, да так, что был бы я пеплом, превратился бы в него повторно.

– Ладно, забей. Что ты там нашла?

– Вот.

Она продемонстрировала два продолговатых, плотных длинных прямоугольника, на которых было что-то написано.

– И что это? – вяло спросил я.

– Мой подарок на нашу годовщину.

– 11 лет – это не годовщина.

– Ты дурак? Нам в этом году исполняется десять лет совместной жизни. И самое радостное, что это будет за два дня до развода.

– Что ты нам подарила?

– Я заказала отдых в домике в лесу. Мы должны прибыть туда через два дня.

– Ну сдай билеты.

– Кому? Ты меня слышишь? Два дня, и они не действительны, дурак.

– Хватит обзываться, дурная баба.

– Ах вот как ты меня благодаришь за то, что я потратила на наш отдых кругленькую сумму?

– Сколько? – спросил я, перестав щелкать пультом, так как по телевизору ничего путного не нашлось.

– Какая разница, я же дурная баба, – фыркнула Ира, резко отвернувшись и надув губки, что меня сильно бесило.

– Ну ладно, не дурная.

– А какая?

– Ну пусть будет хорошая.

– «Пусть будет»? «Пусть будет»? Иванов, ты совсем офонарел.

– Что я такого сказал?

– А то, что я для тебя уже не такая хорошая как прежде.

– Я же сказал, ты хорошая.

– По интонации понятно, что вообще толстая.

– Господи, как это связано?

– Ты меня никогда не ценил. А я ведь тебе массаж ступней делала.

– Один раз, и то, когда была не трезвая. Да и массаж больших пальцев я бы не назвал массажем ступней.

– Нечего было меня спаивать.

– Это ты заказала две бутылки красного, сама же их выдула, дура.

– Ах так? Вот как ты заговорил? Зажал мне две бутылки, в то время как я покупала нам отдых вне города? Вот твоя благодарность за десять лет? Права была мама, что велела выйти за комбайнера.

– Он же пил постоянно.

– Зато…зато…зато…ой все.

Она кинула билеты и убежала в ванну, хлюпая носом.

«Как девчонка!» – подумал я и поднял билеты с пола. Вот такие у нас разговоры на протяжении девяти лет. Да, один год был просто прекрасным. Мы точно знали, что любим друг друга. А потом я понял, что женился на мантикоре и цербере в одном лице.

Я посмотрел на билеты: она отдала аж сто тысяч рублей. Зная ее работу, где клиентов было мало, да и начальница зажимала зарплату, говоря Ире, будто та плохо красит ногти, эти деньги были просто неподъемной суммой.

Мне стало жалко потраченных денег, если мы не поедем в эту хижину. Поймите меня правильно: жить рядом с человеком, у которого мысли могут меняться раз пять за десять минут, – тут просто не до жалости. Самому бы выжить.

– Неужели ты нашла такие деньги? – крикнул я, зная, что она сейчас наиграно плачет.

Вместо ответа Ира вышла из ванны, прошла на свое кресло и гордо села, словно фотомодель, позирующая для фотографа. Жаль у меня нет фотоаппарата… и фотографа, что забрал бы ее к себе.

Она молчала, глядя поверх телевизора, словно протестуя: мол, смотри свой телевизор, а я просто буду сверлить тебя взглядом.

– Ладно. Я думаю, стоит поехать, – наконец сдался я.

Она посмотрела на меня, снова испепелив взглядом, затем улыбнулась и дерзко сказала:

– Я знала, что ты согласишься.

ГЛАВА 2

Утро следующего дня было солнечным и приятным. Если бы я не согласился поехать с женой на уик-энд в хижину, то проспал бы до восьми часов и потом с удовольствием отправился бы в свою строительную компанию. Наверное, это единственное, что придает жизни смысл. Получать деньги и видеть, как люди идут на контакт, подписывая контракты по застройке – лучшее в моей работе. Поэтому лишь благодаря мне мы с Ирой живем в пятикомнатной квартире, имеем две машины (одна из которых ее, – на ней жена не ездит, поскольку не собрала полный однотонный прикид под «Тойоту» цвета индиго), можем отдохнуть в любом отеле мира и при этом не переживать, что деньги закончатся.

Это утро началось в шесть утра с торнадо в квартире под именем ИРА. Она бегала по комнатам и собирала вещи. Посмотрев на три огромных чемодана, я решил, что она собирается на год на курорт, а не на выходные в хижину, где платья и кардиганы с сумочками и клатчами увижу только я.

– Ты бы тоже собирался, – сообщила Ира, пробегая мимо с феном и утюгом в руках.

– Одежда, что я хочу взять, на мне.

– Я всегда знала, слово «гигиена» для тебя сравни ветру, – она уперла руки в бока и злобно смотрела на меня.

На самом деле Ира была красивой. Даже в ее 30 лет, когда мы и поженились, она давала фору другим девчонкам. Я гордился, что на мою жену оборачиваются другие мужчины. Значит, я выбрал отличную спутницу жизни. Но, как говорится, показалось. Красота скрывалась за ее вниманием и контролем, звонками мне на фирму и вопросами, почему я не отвечаю и где я. Она однажды приехала на стройплощадку, где я проверял фронт работы, в одном махровом халате, сказав, что я прячу на работе любовниц. Забавная она в такие моменты. Хотя, если честно, я ни разу не изменял. Работа высасывает столько соков, что на походы на сторону-то времени нет. Добраться бы до постели и, проспав полтора часа, снова ехать трудиться.

– Ну и зачем тебе маникюрный набор? – спросил я, вставая с кровати.

– Светлана Евгеньевна сказала, что нужно тренироваться даже в отпуске.

– Лучше бы твоя Светлана Евгеньевна отобрала у тебя все эти ваши женские штучки и заперла их подальше.

– Иванов! Ты точно дурак! Знаешь, я счастлива, что эта поездка будет последней в нашей совместной жизни.

– И я счастлив, что наконец-то стану высыпаться по утрам, – ответил я, скинул трусы и, не подняв их, прошел в ванну.

– Какая же ты свинья! – закричала Ира, перебивая шум воды из-под крана.

– И я тебя люблю – произнес я, не передавая в этих словах ни толики нежности и любви.

– Козел! – снова крикнула она.

«Какая у нее необычная способность – пробивать голосом все то, из-за чего ее не должно быть слышно» – подумал я и улыбнулся.

Я мылся около полутора часов. Нет, я не из любителей принимать ванну, скорее из тех, кто любит взбесить жену. Но одного я не учел: хотя дверь и закрыта на задвижку, жена достанет меня везде, даже если я спрячусь под землей. Она выкопает, наорет, и снова закопает. Так и сейчас. Задвижку Ира вскрыла «невидимкой», что часто скрывала под черными, как смоль, волосами. И теперь стояла передо мной, распахнув занавеску. Я прикрыл свои интимные места, точнее одно, но очень важное.

– Ты охренел? – строго спросила она, несмотря на мое смущение, как бы странно это ни звучало.

– А что я такого сделал? – спросил я, роняя от неожиданности мыло.

– Время выезжать, а ты тут стоишь намываешься. Даже если бы ты был Богом, которому надо натирать огромный живот, чтобы получить удачу на всю жизнь, я бы не стала. – Тут она задумалась и продолжила, – ну или терла бы только своими шершавыми ногами, которые специально не скрабировала бы ради такого случая.

– Может уйдешь отсюда? – я пытался смыть с головы шампунь одной рукой.

– Ой, было бы что скрывать, – сказала она, смотря на мою вторую «защитную» руку.

– В смысле? – спросил я, убирая ее.

Делая шаг, я забыл, что мыло упало в ванну и лежало где-то у моих ступней. Но через секунду почувствовал, где оно: поскользнувшись, я пятой точкой приземлился на эмалевую поверхность, однако сама пятая точка смягчила болевые ощущения. Иногда хорошо быть жирным.

Вот только душ, который я держал в руках, начал поливать всю ванную комнату, пока я падал. Огромное количество воды вылилось прямо на красивое черное платье Иры.

Я кое-как встал на четвереньки и выключил кран. Жена стояла мокрая и злая. И даже стекающие с ее глаз тени говорили о том, что они меня ненавидят. Зато сейчас Ира могла бы спокойно выступать в какой-нибудь рок-группе, ибо грим уже готов.

– Иванов, я тебя ненавижу! Я эту косметику наносила целый час. Подбирала тени, помаду, румяна. Подбирала нужную жесткость кисточки для ресниц, ровный цвет под мою кожу. А ты… теперь из-за тебя мне нужно еще два часа, чтобы привести себя в порядок.

– Может просто не краситься?

– Ты всегда был слеп к моей красоте. Правильно говорила мама – надо было выйти за дизайнера.

– Она же про комбайнера так говорила.

– Это после того, как наш Петька целовался по пьяни с телкой.

– В смысле с девушкой?

– В смысле, с коровой. Иванов, я тебя ненавижу.

– Рад за тебя. Теперь могу я немного помыться?

Она снова сузила глаза, заскрежетала зубами и вышла, хлопнув дверью, отчего упало несколько бутылочек с шампунем.

Я продолжал сидеть в ванне и размышлял только об одном – это будет самый долгий отдых в отдалении от города.

– Господь, дай мне терпения, – сказал я и снова включил душ.

ГЛАВА 3

В мой «Додж RAM» мы погрузились, когда было два часа дня. Сказать, что Ира не сдержала свое слово насчет «краситься два часа», значит соврать, – она делала это все три. Я успел посмотреть какой-то фильм по телевизору полностью, а потом и сладко поспать полтора часа.

Теперь жена сидела рядом, надев короткое, переливающееся красное платье, доходящее до колен. На ровном, красивом, загорелом лице были огромные черные очки, которые скрывали половину его. Губы, сложенные в тонкую струну, «говорили» о том, что для разговора они сейчас вообще не предназначены. Глаза, которые я видел (потому что очки расположились на носу), смотрели строго вперед. Ни один мускул на лице не дернулся.

– Интересно, если бы тебе сейчас делали татуировку, ты бы кричала от боли или сидела с таким же строгим выражением, как сейчас? – спросил я и засмеялся.

Ира посмотрела на меня. Я понял: стекла очков начинают нагреваться, и замолчал.

Путь к хижине в лесу занимал около восьми часов. Но зная нашу дорогу, я смогу добраться туда только глубокой ночью или, если поспать, припарковавшись на обочине, к утру. Спасибо моей без пяти минут бывшей жене, что не сдерживает обещания даже в раскраске своего лица.

Дорога тянулась через поля. Я решил немного разбавить тишину в машине.

– Красивое платье. Новое? Или нечего было надеть, и ты решила его нацепить во второй раз? Ведь второй раз надетое платья приравнивается к «бывшему в употреблении»?

Она посмотрела на меня и сжала губы еще сильнее, отчего они вообще исчезли с ее лица. На это было даже страшно смотреть.

Чтобы не «ловить тишину» я включил радио. Но стоило убрал руку с кнопок, Ира тут же выключила его, в очередной раз погружая нас в тишине. Я понимал: это бойкот. Но за что конкретно не знал. Недолго думая, я снова включил радио и довольный убрал руку. Ира сняла очки и смотрела на меня. Она опять отключила радио, и уже я посмотрел на нее. После исчезнувших губ она так сузила глаза, что издалека походила бы на японку.

– Ладно, я извиняюсь.

Ира вернула губы и глаза в нормальное состояние и, надев очки, произнесла:

– Останови у обочины.

– Зачем? – не понял я.

– Останови у обочины, – повторила она.

Я съехал на обочину и затормозил. Открыв дверь, Ира вышла. Проследовав к капоту, она сложила руки так, словно молится, и принялась кланяться прямо перед моей машиной, не касаясь капота. Затем вернулась на прежнее место.

– Это что было? – спросил я.

– Благодарила Бога, что он дал тебе частичку ума, и ты сообразил передо мной извиниться.

– И все ради этого?

– Ну а как дать понять, что ты провинился, не унизив тебя?

– В чем?

– Сам знаешь.

– За сегодня? В ванне?

– Не только.

– Тогда не знаю.

– Нет, ты нормальный? Я всячески намекаю на то, на что обиделась, а ты даже не понимаешь.

– На то, что использую твой шампунь для роста волос?

– Что? Так это ты налил в бутылку воды, чтобы я подумала, будто там еще много.

– Нет, это я к слову.

Она вперила в меня свой постоянный «взгляд пепла».

– Еще вариант, почему я обиделась?

– Потому что не даю тебе смотреть сериалы?

– Нет.

– Потому что не купил тебе лысую кошку?

– И да, и нет.

– Потому что ты перестала мне готовить?

– Возможно, но нет.

– Потому что сегодня день обиды?

– Какой же ты козел, Иванов. Так и не сообразил?

– Ну хоть в чем-то угадал?

– Вообще ни в чем.

– Тогда сдаюсь.

– Как ты мог не предложить заехать к моей маме, раз дорога на наш отдых проходит мимо ее города?

– Ты из-за этого обиделась? – недоуменно спросил я.

– Ну а из-за чего еще? Ты вообще меня не знаешь.

– Откуда я мог знать, что у тебя в голове.

– Все мужики одинаковые. Считаете, что мы, женщины, думаем об одном, а говорим о другом.

– Ну это неоспоримый факт.

– Неоспоримый факт, что ты меня так и не изучил за десять лет жизни вместе.

– Знаешь, дорогая, я тебя прекрасно изучил, и теперь понимаю, что с меня хватит. Ты прочитанная книга.

– Ты еще авторов не прочитал.

– Ты о любовниках своих сейчас?

– Вот ты придурок. Я про родителей. Они мои «авторы». Тебе точно пора перестать работать. Начинаешь деградировать.

– А ты? Дома сидишь больше, чем я. Кто из нас деградирует.

– Давай не будем о доме, и кто где сидит. Я уже промолчу о твоей сестре.

– А с ней что не так?

– Она вообще мне не звонит.

– А должна?

– Конечно! Кому я буду говорить, что Игорь Иванов настоявший козел?

– Своим подругам, не?

– Они уже знают. В общем, вези меня к родителям.

– Так этот подарок, что ты мне подготовила, лишь причина заехать к твоим родителям?

Она лукаво улыбнулась. Если честно от этой улыбки у меня екнуло сердце. Я помню последний раз, когда она так улыбалась. Правда это не было поводом ехать к родителям, скорее своего рода игра, что я ЕЕ не поцелую, стоя в самом центре пешеходного перехода, даже когда загорится красный свет светофора. Но Ира тогда плохо знала Игоря Игоревича Иванова, что страстно объяснялся с водителем грузовика, который не смог проехать из-за нас по своим делам.

Может зря разводимся?

– Поехали. Хватит витать в облаках, Иванов, – раздался голос жены, дерзко вырвавший меня из размышлений.

Нет, все же развестись стоит. Ради моего спокойствия.

ГЛАВА 4

Мы познакомились десять лет назад. Я начинал строить карьеру и делал первые шаги к успеху. В тот летний день мне нужно было поехать в деревню к дедушке и помочь ему посадить позднюю картошку. По дороге на автобусной остановке я встретил Иру, державшую в руках картонную коробку с рассадой. Она тоже везла ее в деревню, но к родителям, которые ждали там.

Я начал разговор о том, какой сорт помидоров Ира везет. Она, улыбаясь сказала: «Бычьи глазки», и мы вместе, как дети засмеялись. Ямочки на ее щечках придавали такую поразительную изюминку, что я понял: влюбился. Сначала в ямочки, а потом в Иру. И если честно мне не хотелось с ней прощаться, хотя это означало встречу с ее родителями. Мне было наплевать. Тогда весь мир принадлежал девушке в простом, цветастом, легком и нежном платье, смеющейся звонко, словно маленький колокольчик. Я смотрел на нее и думал, что мы будем жить вместе....

– …Еще семь дней, и вздохну с облегчением, – прервала мои размышления Ира.

– Неужто ты прямо рада этому событию? – спросил я, не веря, что она хочет развода больше, чем я.

– Представь себе.

– У тебя кто-то есть?

– Есть. Один козел, что через неделю станет не моим козлом.

– А вообще был кто? – спросил я, и пальцы впились в кожаный руль.

– Иванов, с чего такие вопросы? – слегка улыбаясь спросила Ира.

– Просто…

– Ой, неужели тебе стало интересно, почему мы разводимся? Ведь я первая предложила разойтись.

– Да, мне интересно.

– Но ты же согласился?

– Да! А что я мог еще сказать?

– Например просто спросить о причине такого к тебе отношения, разве нет?

– Я.… я не подумал.

– Теперь ничего не вернешь. Мне хочется быть свободной. К тому же нас ничего не связывает.

– А квартира?

Она рассмеялась так, что у меня на приборной доске запрыгали иконки Святой Троицы.

– Иванов, давай закончим этот разговор. Хочу встретиться с родителями в хорошем расположении духа, а ты только портишь его.

Я замолчал. Обида кольнула сердце. И почему я сразу не спросил причину развода? Наверное, совсем вымотался, когда она заговорила об этом. А я взял и ляпнул, что согласен, лишь бы не слышать ее голос каждый день. Конечно, ее это обидело. Кого бы не обидело? Пожалуй, только меня, поскольку я считал правильным, что она решила за нас обоих. Я верил: если Ира что-то хочет, значит, так и надо делать.

– В общем будь паинькой, постарайся не скандалить с моим отцом, – заметила она, крася губы блестками.

– Он же будет предлагать выпить и сходить на рыбалку.

– Ну так выполни просьбу. Когда еще они тебя увидят? А, точно! Уже никогда.

– Мы с ночевкой? – спросил я, испугавшись, что еду в логово к врагу на всю ночь.

– Нет, буквально на пару часиков, – она посмотрела на наручные часы и добавила, – хотя нет, на ночь останемся, уже поздно, – а потом, улыбнувшись, повернулась ко мне, отправив губами воздушный поцелуй.

– Если бы ты не красилась три часа, мы бы к вечеру успели в хижину.

– Если бы ты меня не облил водой, мы бы раньше выехали. К тому же у нас есть завтрашний день в запасе. И я хочу, чтобы мы навестили родителей.

– А когда навестим моих? – спросил я.

– Ну думаю никогда. У меня нет визы в Бостон, где они живут. Еще твоя мать называет меня «вороной» из-за моих волос. К тому же мы разводимся.

– Когда она тебя так называла? – спросил я.

– Вороной? Да всегда, когда тебя нет рядом. Ах да, я и забыла, тебя постоянно не было рядом.

– Я старался приехать пораньше.

– Ну не всегда, дорогой Экс-супруг.

Мы замолчали, каждый задумался о своем. Наверняка я насолил жене, раз она злится на меня так, что каждое слово сродни яду. Я такого не заслужил.

– Значит к маме и папе относишься уважительно. Они у меня в возрасте.

– Им по шестьдесят пять.

– Ау, это и есть возраст.

– Как знаешь. Только я не буду есть пирог из сливы.

– Мама никогда такой не делала.

– Ага. В тот день, когда мы познакомились, и в последующие дни делала этот проклятый пирог.

– С чего это он «проклятый»? – резко спросила Ира.

– У меня аллергия на сливы.

– Да?

– А ты не знаешь?

– Не, не помню такого.

– Что-то с памятью моей стало, все, что было не со мной – помню, так получается?

– Ну зато маму порадовал. Это ли не чудо?

– Чудо было на следующее утро, когда я пятнами пошел по всему лицу.

– Это потница. В доме печку топили.

– Летом?

– А как бы мама сделала фирменный пирог?

– И не поспоришь. Но с твоим отцом я пить не буду.

– Он обидится.

– А когда он срезал «язычок» на моих кроссовках, чтобы ловить рыбу, думаешь, я не обиделся?

– Это просто кроссовки.

– Тогда были особенные.

– Тебя никто не просил их покупать.

– Мне подарили.

– Мог отказаться.

– Отказаться, когда их дарит твой отец, которого я хотел уважить, чтобы он понял, что выдает за достойного человека свою дочь?