Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза

Сесилия не слишком расстроилась. Она говорила Елизавете, что никогда не мечтала стать королевой шотландцев.

– Я выйду замуж за Ричмонда? – спросила девочка.

– Нет, вы станете супругой герцога Олбани, – сказал ей отец, принимая кубок вина от Хамфри Бреретона.

На лице Сесилии широким мазком нарисовалось смятение.

– Значит, я все-таки поеду в Шотландию, но не буду королевой.

Глаза отца засверкали.

– Я бы не был в этом так уверен. Олбани собирается оспорить шотландский трон, и он заверил меня в своей вечной дружбе. Я собираю армию, чтобы помочь ему добиться цели. Вы все равно сможете стать королевой, Сис.

Сесилия явно сомневалась.

– Мне остается верить в то, что это произойдет, – сказала она Елизавете, когда они поднимались по винтовой лестнице в Мейденс-Холл.

Король Александр (именно так теперь называл себя герцог Олбани) отправился на север, в Шотландию, во главе английской армии. С ним поехал дядя Глостер. В Вестминстере ликовали, когда стало известно, что они взяли в плен короля Якова, но затем пришла новость, что Олбани заключил соглашение с братом. В июле Глостер примирился с Яковом на условии, что шотландцы уступают Англии Бервик, и это стало большим триумфом, по словам отца, так как этот приграничный город уже десяток раз переходил из рук в руки между англичанами и шотландцами. Дядя Глостер вернулся героем, но не поехал на юг.

Сесилия снова была помолвлена с сыном короля Якова, но затем Олбани предпринял новую попытку захватить шотландский трон и опять обратился к Англии за поддержкой, заручившись по ходу дела обещанием руки принцессы. В октябре Эдуард наконец расторг помолвку Сесилии с шотландским наследником и заключил соглашение с Олбани.

– Все эти помолвки! – жаловалась Сесилия. – У меня голова идет кругом. Сомневаюсь, что хоть одна из них приведет к какому-то результату.

То же самое Елизавета думала о своем предполагаемом браке. В марте пришла ужасная новость, что Мария Бургундская упала с лошади и умерла, после чего ее фламандские подданные, которые никогда не принимали ее супруга Максимилиана, обратились к королю Людовику, чтобы тот помог им изгнать неугодного правителя. Отец был сам не свой.

– Это будет вполне в духе Людовика – не упустить свою выгоду, – ворчал он. – А потом мы можем распрощаться с французским альянсом.

Несмотря на неопределенность ситуации, король приказал устроить пышные рождественские празднества в Вестминстере.

– Мы блеснем великолепием, Бесси, и покажем всем, что с Англией нельзя не считаться! – заявил он, когда в канун Рождества они стояли в прекрасном Белом холле и наблюдали, как слуги украшают его остролистом, плющом и лавром.

Младшие братья и сестры Елизаветы резвились вокруг, даже двухлетняя Бриджит приплясывала с веточкой ягод в руках и засунула бы их в рот, если бы Елизавета не выхватила их у нее:

– Нет, дорогая, у тебя от них заболит живот.

На розовом личике Бриджит появилось трагическое выражение, но отец поднял малышку на руки и показал ей громадный поцелуйный сук, подвешенный к потолку. Воздух наполнял запах специй, вызывавший в памяти последний Йолетид, когда здесь с ними была Мария. Улыбка застыла на устах Елизаветы. Они будут ужасно скучать по ней весь год и во время всех праздников, которые еще впереди.

Король отпустил Бриджит, и девочка потопала к Сесилии – помогать той плести венок из остролиста. Елизавета не хотела, чтобы отец видел ее слезы, она не станет умножать его печали.

– Я пойду выберу себе платье к завтрашнему дню, – сказала принцесса.

Покидая холл, она размышляла, станет ли это Рождество для нее последним, проведенным в Англии. Ей уже почти семнадцать, она вполне созрела для брака и тем не менее не могла себе представить будущее во Франции. Может быть, ей все-таки не придется ехать туда.

Это было самое пышное Рождество за всю ее жизнь. Отец возглавлял великолепный двор, при котором собралось множество лордов и леди, и появился в роскошном наряде на мессе, за столом и когда вел процессию через дворец. Его огромная фигура затмевала всех, когда он восседал на троне перед благородным обществом. Блеск двора демонстрировал мощь королевства, он был полон богатств и людей почти всех наций, и Елизавета трепетала от гордости, радости, печали и страха, что скоро уедет отсюда.

– Самое прекрасное здесь – это дети, дарящие столько радости, – услышала она слова леди Стэнли, сказанные матери.

Женщины стояли рядом и угощались сластями у банкетных столов, накрытых по приказу короля вечером накануне Двенадцатой ночи. Мать, одетая в платье из зеленой тафты и золотой парчи, вся сияла; она улыбнулась Елизавете.

– Они действительно очень милые принцессы, – продолжила леди Стэнли, что заставило Елизавету задуматься, не ищет ли та по-прежнему невесту для своего сына. – А принц! Как он вырос!

Елизавета взглянула на брата, которому было уже двенадцать, одетого в сверкающий наряд из золотой парчи. Он жадно поедал конфеты и снисходительно разговаривал с Йорком, золотая тарелка которого была опасно нагружена горой сластей.

– Мы очень гордимся им, – сказала мать. – И он так хорошо учится.

– Вы наверняка будете скучать по нему, когда он отправится в Ладлоу, – продолжила разговор леди Стэнли. – Мне самой так не хватает Генриха. Я очень хочу, чтобы он послушался короля и вернулся в Англию. Тогда он смог бы занять подобающее ему место в мире.

Елизавета задумалась: «И какое же?»

Она подошла к отцу, который от души смеялся чему-то с лордом Гастингсом, дядей Риверсом и лордом Стэнли.

– Заткните уши, Бесси, эта шутка не для юной леди. – Отец улыбнулся ей.

Вдруг рядом появился Хамфри Бреретон:

– Ваша милость, ваш посол из Франции здесь, он хочет поговорить с вами. Говорит, это срочно.

Отец вздохнул:

– Что ж, джентльмены, долг зовет меня. Бесси, я скоро вернусь.

Король смешался с толпой гостей, которые кланялись и делали реверансы, когда он проходил мимо.

– Надеюсь, это не какие-нибудь дурные вести, – сказала Елизавета.

– Это могут быть хорошие вести, – отозвался Гастингс.

– Не беспокойтесь, Бесси, – утешил ее дядя Риверс. – Людовик и Максимилиан, вероятно, опять повздорили. Идемте, позвольте мне угостить вас кубком этого славного бордо.

Отец в тот вечер так и не появился, и, когда Гастингса, Дорсета, Стэнли и других лордов вызвали в его кабинет, мать забеспокоилась.

Елизавета подошла к ней:

– Что происходит?

– Я не знаю, – ответила королева, – но пренебрегать гостями не в обычае у вашего отца. Он любит шумные сборища. Я пошла бы искать его, но не могу уйти.

– Матушка, я побуду за хозяйку или могу найти отца.

– Идите, Бесси. Но если он заперся со своими лордами, лучше не беспокойте его.

Елизавета подобрала серебристые юбки и быстро пошла по галерее, которая вела в покои короля. У дверей стражники подняли алебарды, пропуская ее. Присутственная зала была пуста, и принцесса прошла в располагавшиеся за ней личные покои. Из-за дверей кабинета слышались крики. Кричал отец, Елизавета никогда еще не заставала его в таком гневе.

– Я не шучу – это война! – услышала она рев короля. – Я не потерплю такого оскорбления!

В ответ раздался говор мужских голосов.

Елизавета постучала. Ей нужно было знать, о чем идет речь. Крики прекратились, как только паж с испуганным лицом отпер дверь.

– Бесси! – воскликнул отец. Он был весь красный и тяжело дышал, лицо подобно грозовой туче.

Принцесса сглотнула, чувствуя, что ей здесь не место.

– Миледи матушка интересуется, куда вы пропали, – запинаясь, пролепетала она.

Стэнли, Риверс, Гастингс и Дорсет смотрели на нее с болезненным выражением на лицах.

– Бесси, – тяжело проговорил король, – это касается вас больше, чем кого бы то ни было другого. Людовик оставил нас. Вы не выйдете замуж за дофина. Этот мерзкий паук заключил союз с фламандцами и обручил дофина с дочерью Максимилиана Маргарет. По этому договору Людовик получает всю Бургундию, кроме Фландрии, которую уступил Максимилиану. Кроме того, он прекратил выплату мне пенсиона, только недавно восстановленную. – Король говорил сквозь сжатые зубы. Елизавета пыталась осознать услышанное, а Эдуард начал расхаживать взад-вперед по кабинету, продолжая яриться. – Этот договор разорвал в клочья всю мою продуманную международную политику, но больше всего меня задевает то, что вам, моя драгоценная принцесса, придется испытать унижение публично отвергнутой невесты.

Елизавета ничего не имела против расторжения помолвки, но облегчение оттого, что ей не придется ехать во Францию, внезапно было умерено жгучим чувством стыда. Все узнают, что от нее отказались. Люди, не имеющие понятия о приведших к этому обстоятельствах, могут решить, будто все произошло из-за какого-то дефекта в ней самой. Как она теперь появится на людях? Все станут смотреть на нее с жалостью или еще того хуже.

Принцесса не могла рта раскрыть. Стояла там столбом – никакая она теперь не будущая королева Франции – и чувствовала, что все на нее пялятся.

Отец направил яростный взгляд на своих советников:

– Я использую все возможные средства, чтобы отомстить! Пусть соберется парламент, пусть вся эта пустая болтовня и обман станут известны людям. Я пойду войной на Францию!

Когда лорды разошлись, король обнял Елизавету за плечи. Ее всю трясло, но она старалась не плакать.

– Я разберусь с Людовиком и после этого найду для вас другого супруга, Бесси, который будет еще лучше.

Елизавета кивнула, хотя какой супруг мог быть лучше этого? Да и что ей за дело? Она остается в Англии, чего всегда желала.

– А теперь идите и найдите себе какое-нибудь приятное занятие, чтобы ни о чем не думать, – велел ей отец. – И, Бесси, держите голову высоко. К этому привел не какой-то изъян в вас, а одно лишь вероломство старого паука. А я сейчас должен послать за вашей матерью и сообщить ей новости.

Когда позже Елизавете приказали явиться в покои королевы, она застала мать побледневшей от ярости. Леди Стэнли и тетя Риверс как могли старались успокоить ее, им помогала хрупкая миловидная женщина, в которой принцесса узнала свою тетушку и кузину Элис Фицльюис. Лорд Риверс и лорд Стэнли стояли у окна и сочувственно качали головой.

– Это жестоко! – кипятилась мать. – Столько лет растить дочь в сознании, что она будет королевой Франции, готовить ее к этому, а потом девочку так грубо отвергают. Это гнусно! Она должна была стать королевой…

– И еще может ею стать, мадам, – сказала леди Стэнли, беря ее за руки. – Есть другие королевства. Франция не самая великая монархия в христианском мире.

– Мы обе знаем, что она величайшая, – отрезала мать.

Леди Стэнли спокойно посмотрела на нее:

– Есть Испания. Наследник суверенов еще ни с кем не помолвлен.

– Он еще младенец, – отмахнулась мать и подняла взгляд. – Бесси!

Она раскрыла объятия, и Елизавета припала к ней. Вот теперь слезы покатились у нее по щекам. Странно было, что мать утешает ее, как дитя, королеве не пристало демонстрировать привязанность к кому бы то ни было. Елизавета чувствовала себя неловко, ведь она уже не ребенок, однако покорно позволила матери прижать свою голову щекой к ее затянутой в бархат груди и вывернулась из рук родительницы, когда посчитала, что снесла достаточно материнского утешения. Элис Фицльюис смотрела на нее с пониманием, а леди Стэнли, когда Елизавета утерла глаза, мягко сказала:

– Все это пройдет, леди Бесси. Господь, вероятно, приготовил для вас что-нибудь получше.

– По крайней мере, вам не придется иметь свекром этого Вселенского паука и недоростка-идиота мужем, – язвительно произнесла мать.

Елизавета уставилась на нее. Всего неделю назад королева превозносила добродетели дофина. Значит, это правда. Дофин действительно отвратительный и умственно отсталый. Неужели отца обманули? Он должен был знать или озаботиться тем, чтобы узнать о дофине все. Однако хороший пенсион и французская корона для дочери, вероятно, перевешивали недостатки жениха, с его точки зрения. Елизавета постаралась не впустить в свое сердце чувство горечи и обиды.

Леди Стэнли улыбнулась ей:

– Это не конец света, дитя. Помолвки расторгаются постоянно. Вам повезло, что в семнадцать лет вы остаетесь под родительским крылом. Меня выдали замуж в двенадцать за моего первого мужа, Эдмунда Тюдора. Он умер от чумы на следующий год, оставив меня беременной. Я родила своего любимого сына тринадцатилетней, и это мне дорого обошлось. Так что видите, леди Бесси, в жизни случаются вещи и похуже, чем расторгнутая помолвка.

– Да, я это понимаю, – сказала Елизавета. Не нужно впадать в крайности.

Дядя Риверс и лорд Стэнли присоединились к дамам у камина.

– Мы зададим этим бесчестным французам хорошую трепку, – заявил Риверс. – Им не сойдет с рук такое обращение с нашей Бесси. – Он похлопал принцессу по плечу.

Лорд Стэнли остановил на ней взгляд заботливого дядюшки и сказал:

– Если я когда-нибудь смогу быть чем-то вам полезен, леди Бесси, обращайтесь ко мне без колебаний.

Мать выглядела раздраженной. Елизавета отнесла это на счет ее недовольства Людовиком, но позже, лежа в постели, она задумалась: не ведут ли Стэнли дело к помолвке с нею своего сына Ричмонда? Не втираются ли они в доверие к королеве?

Мать этого не одобрит. Она хотела, чтобы отец не имел ничего общего с Ричмондом. Говорила, мол, тот не сто́ит ни одной из их дочерей, полагала, что он вполне может рассматривать брак с принцессой как способ получения короны. Ричмонд был честолюбив, и его мать тоже имела амбиции в отношении сына. По словам королевы, леди Стэнли теряла свою обычную рассудительность, когда речь заходила о нем.

– Я знаю, что такое – любить своих детей, – говорила мать, – но эта женщина просто одержима. Считает Ричмонда истинным наследником Ланкастеров. И это его-то, появившегося на свет в результате двойного адюльтера Джона Гонта и Екатерины Суинфорд! Такие бредни опасны, Бесси. Они угрожают нашему дому. Меньше всего нам нужно возобновление войны между Ланкастерами и Йорками. Мы должны быть настороже, когда у кого-то появляются подобные амбиции.

Елизавета считала, что брак между Ричмондом и одной из ее сестер немало поспособствует тому, чтобы связать Ланкастеров и Йорков. Но свои мысли она держала при себе.

В феврале отец вызвал старшую дочь в свой кабинет, поцеловал ее и предложил сесть.

– Вы, кажется, в последнее время повеселели, Бесси, – заметил он.

– Я чувствую себя лучше, – ответила Елизавета. – Мне помогает сознание того, что все королевство на моей стороне.

– Действительно, так и есть! – отозвался король. – Парламент осудил короля Людовика. Скоро мы начнем вооружаться, чтобы идти на него войной. Знаете, я думаю, старый паук побуждает шотландцев тоже разорвать помолвку Сесилии.

– Это ужасно.

– Ничего, скоро мы преподадим ему урок. Но я пригласил вас сюда не для того, чтобы беседовать о Людовике. Я хотел бы поговорить о вашем браке.

О ее браке? Неужели поступило какое-то новое предложение?

Отец, сидя за столом, задумчиво разглядывал дочь.

– Я серьезно рассматриваю возможность брака между вами и Ричмондом. Это станет эффективным средством удалить его из-под носа Людовика и заручиться его верностью.

Разумеется, в этом был смысл. Но Елизавета, которая прожила последние восемь лет в ожидании, что станет королевой, прежде всего подумала: «Эта партия ниже моего достоинства».

– Я поговорил с лордом и леди Стэнли, а также со своими епископами и сказал им, что хочу реально осуществить этот брак. Ваша мать, должен вас предупредить, не поддерживает мою идею. А что думаете вы, Бесси?

Принцесса замялась. Реакция матери была предсказуемой, и ее родительница вполне могла надавить на отца, чтобы тот оставил эту затею. Елизавета представляла, как безмерно обрадуется леди Стэнли, если ей удастся обеспечить своему сыну руку принцессы. Она попыталась вспомнить все, что слышала о Ричмонде, и пожалела о своей невнимательности – она мало включалась в разговоры о нем. Ей было известно только, что ему двадцать шесть лет, он живет изгнанником в Бретани и является образцом всяческих добродетелей; по крайней мере, так утверждала его мать.

– Ну? – произнес король, обрывая мысли Елизаветы.

– Я размышляла, отец. Для Англии это будет выгодно. – Перед мысленным взором у нее возникла картинка: корона откатывается от ее ног. – Я ваша покорная дочь и выполню вашу волю в этом случае, как и во всех прочих.

Эдуард заулыбался ей:

– Я знал, что могу положиться на вас и вы примете разумное решение, Бесси.

Ничего так и не было решено окончательно, когда на Пасху, которая в том, 1483 году выпала на 1 апреля, двор перебрался в Виндзор. Весна стояла холодная, и Елизавета испугалась, когда отец однажды вечером за ужином объявил, что собирается порыбачить на Темзе с лордом Гастингсом.

– Вы с ума сошли, милорд? – едко спросила мать. – На улице сыро и холодно.

– Я солдат, Бет, и не стану переживать из-за таких мелочей, как погода.

Елизавета вздрогнула, осознав, что он вовсе не похож на солдата. Отец был толст, узкие глаза его заплыли жиром. Он уже много лет не участвовал в сражениях.

Король оставил без внимания протесты матери и, несмотря ни на что, вышел на реку, лорд Гастингс составил ему компанию. Елизавета подумала: «Уж не предлог ли это для тайного свидания с мистресс Шор, которая по-прежнему регулярно появлялась при дворе?»

По возвращении в Вестминстер после Пасхи отец слег в постель с простудой, и мать сказала:

– Я вас предупреждала!

Елизавета пришла навестить отца и застала его за чтением бумаг. Однако на следующий день, по словам матери, ему стало хуже.

– Его трясет в лихорадке, – сообщила она детям. – Я вызвала врачей.

Все с тревогой и нетерпением ждали новостей в покоях королевы. Наконец явились доктора.

– Всё как вы и опасались, мадам, – сказали они. – Его милость позволил влажному холоду остудить его внутренности, и это привело к болезни. Мы прописали ему лекарство, но заболевание будет идти своим чередом. Мы не думаем, что есть серьезные причины для беспокойства. Ему мешает еще и то, что он до сих пор злится на короля Франции. Мы посоветовали ему не задерживаться на этих мыслях.

Елизавета предположила, что болезнь как раз дала отцу долгие часы для томительных раздумий. Она и не догадывалась, что он принял разрыв ее помолвки так близко к сердцу. И тем не менее доктора не казались сильно встревоженными. Отец скоро поправится. Должен поправиться, ведь скоро День святого Георгия и праздник ордена Подвязки. Принцесса с нетерпением ждала их.

Елизавета встала на колени у постели отца, рядом с нею стояли ее братья и сестры, даже двухлетняя Бриджит. Отсутствовал только Нэд, так как времени вызвать его из Ладлоу не было. Мать находилась с противоположной стороны, держала отца за руку. Исповедник совершал обряд миропомазания и читал молитвы. Елизавета понимала, что это означает. Вокруг собрались знатнейшие люди королевства, лица у всех были торжественно-серьезные.

Принцесса непрестанно дрожала начиная с самого утра, когда мать срочно вызвала старшую дочь в отцовскую спальню. Вид отца шокировал Елизавету. От пережитого апоплексического удара лицо у него было перекошено. Когда он пытался заговорить, слова звучали искаженно. Король был обречен. В этом ни у кого не оставалось сомнений.

Но такого не могло произойти. Елизавета стояла на коленях и желала отцу выздоровления. Господь творил чудеса, и она молилась так усердно, как только могла. Священник завершил обряд и, встав у изножья постели, продолжил молитвы.

Вдруг отец заговорил.

– Я умираю, – прохрипел он. – Лорд Гастингс.

Гастингс в два шага оказался у постели:

– Сир?

– Позаботьтесь… мой сын, моя жена и д-дети, мои вещи и все, что у меня было. Гл… Гл… Я из… изменил свое завещание. Гло… должен стать регентом. – Король закрыл глаза, утомившись от произнесения этих слов.

– Я позабочусь о принце и прослежу, чтобы желания вашей милости были выполнены, – со слезами на глазах промолвил Гастингс. – Вы можете положиться на меня.

– Я… благодарю вас, – пробормотал король. – Стэнли…

Лорд Стэнли приблизился к кровати и встал на колени:

– Ваша милость? – Как и Гастингс, он выглядел искренне тронутым тем, в каком тяжелом состоянии находится его суверен.

– Позаботьтесь о б-благополучии Бесси, – выдохнул король. – Б-будьте ей за отца.

Он пробормотал что-то еще, но Елизавета не расслышала. Стэнли склонил голову и поклялся исполнить просьбу короля, затем встал и остановился рядом с нею, словно для того, чтобы показать – его отеческая забота уже началась. Елизавета ощутила, как подкрепляет ее присутствие рядом этого искреннего, грубовато-добродушного человека, но она не хотела, чтобы он становился ее отцом; ей нужен был настоящий отец, который ускользал в вечность прямо перед ее полными слез глазами.

– Дорсет, подойдите, – прохрипел король. – Эта вражда между вами и Г-Гастингсом должна… закончиться. Я приказываю и прошу вас обоих, кого я люблю, примириться.

Голос его затих. Гастингс и Дорсет, стоявшие по разные стороны постели умирающего, украдкой переглянулись.

– Вот вам моя в том порука, – сказал Гастингс, подходя к Дорсету.

– И моя, – заявил тот.

Они пожали друг другу руки и обменялись поцелуями примирения, но глаза у обоих остались холодными. Елизавета удивилась: неужто они до сих пор соперничают за милости мистресс Шор?

Глаза короля закрылись, лицо посерело, губы стали сизыми. Постепенно его хриплое дыхание замедлилось, а потом наступила тишина. Дети начали громко всхлипывать. Елизавета повернулась к лорду Стэнли, тот обнял ее, привлек к себе и позволил плакать на своей груди, пока его дублет не вымок основательно.

– Теперь я буду вашим защитником, – пробормотал Стэнли. – Вы должны смотреть на меня как на второго отца.

Принцесса не могла оторвать глаз от неподвижной фигуры на постели. Там лежал ее любимый родитель – мертвый. В это просто не верилось.

Мать встала, ее прекрасное лицо опухло от слез. Она наклонилась, поцеловала бледный лоб покойника и тихо промолвила:

– Ему был всего сорок один. Почему, Господи, почему?

Священник смотрел на нее с состраданием:

– Мы не должны подвергать сомнению Его волю, дочь моя. Ваш супруг сейчас уже у Него в руках и надеется на святое благословение.

Лорд Гастингс подал руку королеве. Елизавету это удивило, ведь он никогда не выказывал к ее матери особой теплоты.

– Мадам, крепитесь, вы должны быть сильной. Вам нужно думать о сыне и о других своих детях.

– Да, – поддержал его лорд Стэнли. – Король умер. Да здравствует король! Мы все должны принести присягу на верность нашему новому суверену, королю Эдуарду Пятому.

Мать заметно приободрилась:

– Вы правы, господа. Мы должны обеспечить спокойный переход власти. Но это может подождать до завтра. Мы оставим бедного мальчика в неведении еще ненадолго. Ему всего двенадцать. Сегодня мы будем скорбеть по моему дорогому супругу. Подойдите ко мне, дети. – Она протянула к ним руки.

Глава 61483 год

На следующее утро, одетая в простое черное платье, Елизавета послушно пришла по зову королевы в ее покои и застала мать в утренней одежде, вимпле, почти как у монахини, и черной вуали. С нею сидели Дорсет и дядя Лайонел, который, по счастью, как раз приехал погостить при дворе в момент смерти отца и смог остаться, чтобы предложить духовное утешение.

– Садитесь, Бесси, – довольно спокойным голосом велела ей мать. – Мы как раз обсуждали ход заседания Совета сегодня утром. Завтра Нэда объявят королем. В церквах прочтут новую молитву, призывающую всех верных подданных молиться за него, за меня и за всех вас, детей. – (Елизавете было трудно представить своего брата королем. Он еще совсем юн. Как он сможет править?) – Мы прочли завещание вашего отца, – продолжила мать. – Он оставил вам десять тысяч марок приданого, при условии, что руководить выбором вашего супруга буду я.

Елизавету это не заботило. Будущее простиралось перед ней тусклое и печальное, потому что рядом не было отца. Прошлую ночь она почти не спала, а утром, когда встала, ноги едва держали ее.

– Миледи, вы будете руководить мною. Но кто станет регентом, пока Нэд не войдет в возраст?

– Королевский совет, – твердо заявила мать. – Мы, Вудвиллы, и наши последователи составляем в нем большинство. У нас сильные позиции. Ваш дядя Риверс контролирует короля. Дикон служит при нем, а ваш дядя Эдвард Вудвилл командует флотом. Лондонский Тауэр, королевская сокровищница и арсенал под нашим присмотром. Вы, Йорк и ваши сестры – под моей опекой. Слава богу, я позаботилась о том, чтобы совет принца в Ладлоу состоял из моих кровных родственников и свойственников.

«Такое ощущение, – в смятении подумала Елизавета, – что мать ожидала какого-то противостояния, которое вполне могло возникнуть, так как Вудвиллов всегда недолюбливали».