Две квартиры

Вопрос: Какой ваш любимый цвет?

Ответ: Зеленый.

Вопрос: Вы – вспыльчивый человек?

Ответ: Скорее нет.

Вопрос: Вы часто ощущаете усталость?

Ответ: Постоянно.

Вопрос: Вы часто попадаете в неловкие ситуации?

Ответ: Бывает.

Вопрос: Расскажите о последнем случае.

Ответ: На прошлой неделе я увидел грустную женщину в магазине. Она была старой, толстой и безнадежной. Я решил «пофлиртовать», ну, чтоб показать этой кикиморе в кашне, что кто-то еще может желать ее. Я сказал что-то вроде: «Простите, вы не подскажите: если мужчина, который вспыхнул, – пыш, то женщина, получается, – пышка? Вы пышка? Вы очень похожи на пышку…» Она дала мне пощечину и отвернулась.

Вопрос: Какие ассоциации у вас вызывает красный цвет?

Ответ: Кетчуп.

Вопрос: Как думаете, наша жизнь – это повесть или пьеса? Драма или трагедия?

Ответ: Лично моя жизнь – безвкусная фантазия безвкусного человека. Быть может, моя собственная, но мой мозг способен на большее.

Вопрос: Выберите «жанр», пожалуйста.

Ответ: (Задумывается, трет правое ухо.) Новелла.

Вопрос: Объясните выбор.

Ответ: Она короткая, с интересной завязкой, но завязка слишком туго закрученная, и к концу, который наступает скорее, чем хочется, ее невозможно внятно развязать и оставить читателя удовлетворенным.

Вопрос: Как часто вы…

Ответ: Или пьеса! Драма!

Вопрос: Вы изменили решение?

Ответ: Не изменил. Я не уверен.

Вопрос: Скажите, почему драма.

Ответ: Для прозы мы слишком много говорим. Действия нет совсем. С-о-в-с-е-м. Для прозы слишком много болтовни, для пьесы – в самый раз. К тому же, за окном чертов конец света, обезумивший мир, а мы сидим и болтаем о жанрах. Вы спрашиваете у меня про любимый цвет, сон и, небось, скоро перейдем к детским воспоминаниям. И таким образом вы надеетесь понять Вспышку и предотвратить новые жертвы?.. Хороший прозаик окунул бы нас в гущу событий, а не затолкал в тесную комнатушку, в которой пахнет больницей.

Вопрос: У вас были питомцы?

Ответ: В детстве кошка Мурка, в браке – пес Жорка.

Вопрос: Вас часто одолевают мрачные мысли?

Ответ: Каждый день.

Вопрос: В случае неудачи вам трудно начать новое дело?

Ответ: Скорее согласен.

Вопрос: Вам везет по жизни?

Ответ: (Смеется.) Точно нет.

Вопрос: У вас бывают приступы неудержимого смеха?

Ответ: Нет.

Вопрос: Как вы считаете: человек, который оставляет дорогие вещи без присмотра, виноват в том, что его обокрали?

Ответ: Частично.

Вопрос: Вам часто кажется, что обстоятельства, в которых вы оказались, несправедливы?

Ответ: Я сам несправедлив, так что пойдет.

Вырезанная сцена №1. Катюша

Районы страдали от «текучки пышей». Не то чтобы прямо-таки страдали, конечно, но сменяемость в квартирках районов достигла особенно высоких показателей за последние несколько месяцев. Видимо, зима так действовала на убийц, загнанных за колючую проволоку.

Сосед сверху как-то раз вышел в магазин и не вернулся.

Первым это заметил Вагон. Пропала музыка, соседский заводной хип-хоп, под который Вагон и обитатель квартиры сверху (вроде его звали Сережей, но не факт) делали уборку.

Вагон, забеспокоившись, поднялся на пятый этаж, постучался. Ему никто не ответил. Из щели у пола и замочной скважины несло тухлятиной. Вечером они с Вьюком вышибли дверь.

Благо, трупа не было. Только погибшие продукты.

Вьюка вырвало.

На следующий день он после шести пар поехал к Башне смерти – там с недавних пор располагалось Управление дел Вспышки. За какие грехи из венца Комсомольского проспекта вытеснили краевое УВД, Вьюк не знал, но искренне наделялся, что сделала это Администрация ради смеха и оправдания «страшного» названия здания.

Поговаривали, будто строители были замурованы в стенах величественного светло-голубого сталинского ампира. Будто с сорокаметровой башни сбрасывали неугодных советских граждан. Будто там их пытали.

В общем, немало ходило городских легенд. Вьюка они не трогали.

Однако идея того, что Управление по делам Вспышки заседало в здании, в названии которого затесалось слово «смерть», очень смешила пыша-доцента.

От университета пешком не дойти – пришлось брать машину.

Пышам запрещалось садиться в общественный транспорт – их перевозили в специальных машинах с пуленепробиваемым стеклом, отделяющим водителя от пассажиров.

Закончив преподавательские делишки, Вьюк обратился к Игорю Петровичу – главе охранного пропускного поста. В былые времена на территорию университета зайти мог любой желающий. В корпуса пройти было сложнее – либо со студенческим, либо по магнитному пропуску.

Когда Вьюк учился на первом курсе, случился теракт – какой-то парень принес оружие в университет и начал стрелять.

Вьюк отделался испугом – он впервые в жизни опоздал.

Шел от остановки, когда услышал выстрелы. Через черные прутья забора увидел бегущих в панике людей. О том, что произошло, узнал от одногруппников и их знакомых, прочитал в СМИ.

Молоденький Вьюк был, бесспорно, поражен, и, как ни странно, посчитал трагическое происшествие добрым знаком – в буре страха и боли он остался невредимым.

Эгоизму Вьюка не было предела еще до Вспышки.

Тогда на неделю отменили занятия. Установили мемориал с цветами.

Сейчас всем как-то плевать. Не на сентябрьских жертв стрельбы, конечно, нет. О них вспоминали с сожалением до сих пор.

Некоторые даже считали тот день «началом конца».

Всплеска чувств не вызывали те, кто становился жертвами Вспышки.

Каждый месяц Вспышка отнимала у университета столько же студентов, что и теракт. Одни вспыхивали и оказывались в районах, другие провоцировали Вспышку и становились мертвыми.

Государственный университет имени Такого-то делал все, чтобы обезопасить своих подопечных, однако сложно оградиться от опасности, которая исходит изнутри.

Вооруженная охрана на территорию кампуса. Где гарантия, что сами охранники не вспыхнут?

Обязательные психологические проверки по рекомендации Клиники №19. И откуда берется уверенность в верности слов ученых из Клиники? Они даже не знают, чем отличается воз от пыша!

Заменили изысканные прутья забора литым железом. И как это защитит от студента, который решил вспыхнуть уже в аудитории?

В любом случае Вьюк уважал людские попытки защититься.

Иногда он гадал: страшился бы он пышей, если бы сам не вспыхнул, обходил бы он стороной людей в шокерах-ошейниках или тянулся к ним?

Игорь Петрович, глава КПП западного входа, каждый день осматривал Вьюка, ощупывал его карманы, проводил вдоль тела металлоискателем и проверял, в порядке ли ошейник, не сломался ли.

Иногда они обменивались любезностями. Иногда обсуждали новости, свежие сплетенки. Вьюк умел быть душкой. Ради выгоды.

Он ежедневно улыбался охранникам и желал им доброго дня.

На КПП он возвращался вечером для очередной проверки и вызова машины. Иногда Вьюк шел домой пешком. Путь занимает час, но под настроение – самое то. Вьюк каждый раз бесился от того, что мог бы дойти до дома всего за двадцать пять минут, если бы не заборы, ограждения и отсутствие прохода в район с северной стены.

– Вам куда машинку? – спросил Игорь Петрович.

– До Башни смерти, пожалуйста.

Людям с оружием Вьюк не забывал говорить «пожалуйста».

Точнее, людям с оружием ВНЕ района В1. Не имея на шее ошейника, бьющего током при выбросе адреналина или «помышлений Вспышки», он не страшился никого.

Игорь Петрович позвонил, заказал.

– А что у вас, случилось чего, раз в УДВ едете?

– Сосед скончался. Надо заявление написать.

– Зачем?

– Чтоб новенького заселили. Квартира пустая, а пышей этой зимой многовато.

Игорь Петрович понимающе (неискренне) угукнул. Услышал подъезжающую машину, глянул на мониторчик камеры. Поставил печать в отчетной книжечке Вьюка (время от времени УДВ проверяло регулярность посещений рабочих мест пышей, за которыми остались закреплены прежние довспышечные должности) и отпустил с богом.

В Башне смерти Вьюк отстоял очередь, заполнил заявление, описался, заполнил заявление заново, поставил какие-то подписи, попил воды со странным привкусом из кулера (до того он отчаялся), попросил вызвать ему машину до района В1 и, только сев на липкое сидение за защитным стеклом, вздрогнув от защелки дверцы, вдруг осознал, что мог поселиться сам в опустевшей квартире.

Жил бы в том же доме – вещи переносить недалеко, география и знакомые те же.

Только без тесного сожительства Вагона.

На вопрос Софии, мол, а по какой такой причине его милордство предпочли ютиться в сорок шестой квартире, а не перебраться в собственные владения, возвысившись аж на целых два с половиной этажных метра над простыми смертными, Софией и Вагоном, Вьюк ответил коротко:

– Затупил.

***

Квартира досталась девице. Она заселилась спустя пару дней.

Совсем молоденькая. Видная.

Вагон из соседского милосердия поднялся поприветствовать нового жильца района В1. Девушка ему понравилась – скромненькая, напуганная. С большими грустными глазами.

Мило поболтали.

Катюша – Вагон с первого дня называл ее Катюшей – задавала вопросы. Много вопросов. Первый день в районе!

Вагон помог ей разобрать коробки с вещами. Не мог не отметить приятный факт того, что теперь пышам давали возможность забрать хоть что-то из прошлой жизни. По словам Катюши, после задержания и определения в район ее отвезли домой и разрешили собрать необходимые вещи – до семи килограмм.

Вагону позволили сохранить лишь те вещи, что были при нем в момент ареста. То бишь его одежду, обувь, полпачки жвачки, ключи от квартиры, порог которой он уже не переступит, бумажные салфетки, наушники и кошелек.

Изъяли только мобильник и банковские карточки.

Из налички – двести рублей. Негусто, но хоть что-то. Администрация выдавала авансом полторы тысячи до первой зарплаты. Итого у новенького в районе набралось тысяча семьсот. Одежда есть, за квартиру платить не надо (ну, только коммуналку, но и это больше по совести).

Сокровище – фотографии из кошелька. Две штучки. Жена с пуделем у новогодней елки (разорвана на шестнадцать частей, склеена скотчем). Пятнадцатилетняя София в легоньком платье на бретельках у фонтана на Эспланаде. Струи, торчащие из площади, ей не особо нравились, но от фотографии она не могла отказаться.

Не сфоткаться у фонтана на площади в центре города, не пробежать с визгом среди водяных столбов в жаркий день, не идти домой, мокрой до белья, довольной, как дети в плавках у драматического театра, – это кощунство по отношению к своему городу! Потеря городской идентичности!

У Софии тогда волосы доставали до копчика. У Софии тогда щечки были круглее шанежки. Загореленькая, скромненькая, миленькая, она широко улыбалась на мыльницу Вагона.

Он потом распечатал все кадры с того лета.

Один носил в кошельке. И никогда не показывал Софии. Она не любила себя прошлую. И ей стало бы обидно, что у Вагона есть материальная память, а у нее – нет.

София вспыхнула в первой волне. Ее вещи сожгли в психбольнице на улице Грачей.

Нравы меняются, органы власти стали лояльнее к вспыхнувшим.

Катюше только-только стукнуло двадцать.

Мордочка у нее сохранилась совсем детская. Смыть косметику – вылитая мышка-первоклашка!

Половозрелость выдавала фигура.

Вагон держался душкой.

Он пригласил девушку на небольшую прогулку-экскурсию, чтобы показать, где продуктовый, где аптека, шмотошные и так далее.

Спускаясь на четвертый, они услышали смех из закутка между лестницей и жилым блоком. На подоконнике сидела София, прислонившись спиной к окну с решетками. Возле нее стоял Вьюк, рассмешивший ее чем-то до хрюканья.

Вагон давно не слышал, чтобы София ТАК смеялась.

– Ребята!

Вьюк скептически поднял брови – он не переносил обобщающие «дружелюбные» обращения – народ, мальчики/девочки, друзья, коллеги, дорогие и т.п.

Софии новая соседка не понравилась сразу. Женщина брезгливо скривилась, осматривая Катюшу.

Расстегнутость пуховичка облегчала задачу рассмотрения тела новоприбывшей. Катюша имела фигуру песочных часов, аккуратные бедра и довольно-таки впечатляющий бюст.

– У нас новая соседочка! Это Катя. Вы пока познакомьтесь, я сбегаю за курткой.

Девушка выдавила улыбку, неуверенно помахала ручкой в знак приветствия.

Знакомство не задалось. София даже не пыталась говорить. Вьюк проявил такт.

– Рад познакомиться, – кивнул он. Холодно, но хоть как-то. – Значит, вы теперь будете жить над нами с Алексеем?

Вопрос риторический, призванный заполнить неловкую пустоту.

Девушка начала расхвалить себя в качестве соседки:

– Я не шумная, если это вас беспокоит. Гостей водить вряд ли буду, за чистотой слежу. Вы меня даже не заметите!

– Такую фряшку сложно не заметить, – съязвила София.

Катюша лишь похлопала глазами. Она не поняла.

– София Викторовна, не смущайте девочку.

– Девочку? – возмутилась София. – Да я не намного старше!

Вьюк на секунду задумался, посчитал, понял, что да, не намного.

Выглядела София гораздо хуже. Сложное детство, год насильственного удержания в психиатрической лечебнице и жизнь в районе Вспышки не жалеют внешность. Хотя, справедливости ради, исходные данные у Софии были слабее.

Появился Вагон, застегивая куртку и похлопывая себя по карманам.

– Извиняюсь, что долго – составил список продуктов, закуплюсь сразу. А, и я сотку взял из твоего кошелька, – информировал он Вьюка. – Идем?

– Еще увидимся! – попрощалась Катя.

Вьюк сделал улыбку, София лишь угукнула.

Катя всматривалась в каждую мелкую ступеньку, каждую трещинку краски на стенах. Линия пересечения стен и пола выведена толстой ядовито-зеленой полосой. Назначения ее Катя так и не поняла. Складывалось ощущение, будто купили недостаточно краски, ее хватило бы лишь на стены одного этажа, и ведерко размазали «по справедливости» – обвели дорогу от двери подъезда до крыши.

О жителях дома можно судить по подъезду. По чистоте ступеней, наличию замков на электрощитках и почтовых ящиках, по тому, что служит пепельницей – пол, консервная банка или все-таки пепельница.

Катюше дом №17 не понравился.

Зато акустика подъезда продемонстрировала себя.

Катя будет иметь в виду, что слова, сказанные в курилке четвертого этажа, отлично слышны на втором.

– Вот это сиськи! – только и сказала София.

– Монументальный бюст, – согласился Вьюк. Тише, но все же слышно. Язвительно, жестоко.

Вагон покраснел. Болтовней о районе постарался сгладить впечатление, но Катюша осознала, что придется ей нелегко.

Так, в общем-то, и вышло.

Коммуникации она редко налаживала самостоятельно – обычно в новые компании ее вводили бойфренды или подруги.

В районе пришлось начинать с чистого листа.

При первой встрече она никому не нравилась. Слишком уж яркая, наполняющая комнату своей энергетикой и сладкими духами.

Впоследствии очарование брало верх. Из куска свежего мяса, в который так и хочется вонзиться зубами, разорвать его на части, она становилась смешной резиновой косточкой, с которой можно поиграть. Ее принимали. Однако порог перейти нелегко.

***

Катюша относилась к числу тех девушек, которые, оказавшись в изоляции с преступниками, подвергнутыми психической эпидемии, переживают не из-за нового кровожадного окружения, а из-за малого количества достойной косметики в магазинах.

Районам Вспышки давались в распоряжение обычные спальные районы, обнесенные стеной.

Если в подъездах домов находились косметические или магазины одежды, они оставались и продолжали торговлю с вспыхнувшими. Если таковых в районе не было – пышам приходилось смириться.

Коммерцию заводить в районах – риск.

Во-первых, продавцы. Сложно контролировать персонал, если ты прячешься в «нормальной» части города и ни за что на свете не зайдешь за забор района. Продавцы могли тащить столько выручки, сколько им позволяла наглость.

Во-вторых, вандалы. Часто по ночам пыши крушили все вокруг. Если выдался не лучший день.

Те магазины, что уже имели точки в районах, остались. Риск, но деньги пышей – тоже прибыль.

Катюша купила на пробу тональный крем с рук. От него пошла мелкая сыпь на щеках. Этот опыт ее расстроил.

Нашла в хозяйственном палетку с ядреными цветами. Просроченную на два года, продавщица клялась, что ничего страшного.

Что ж, глаза у Катюши не выпали, даже не воспалились, только тени сыпались при нанесении и скатывались в жирные блестящие колбаски на веках в течение часа.

Она привыкла.

Привыкла к новой косметике. К урезанному гардеробу, из которого исключила без права на возвращение декольте и мини. Эффектно она смотрелась и в джинсах и свитере, а провокации – лишнее. Причем боялась Катюша не мужчин, как в прошлой «до-районной» жизни, а женщин – таких, как София. Завистливых, злобных, безнаказанных. Катюша с юности привыкла ощущать их ненавидящие взгляды, слышать или даже читать по губам комментарии относительно приписываемой ей профессии (абсолютно необоснованные, Катюша – приличная девочка).

Катя привыкла к новому дому, соседям.

Привыкла к новой работе. Первой работе в ее жизни. Об этом чуть позже.

Разумеется, в одиночку с переменами в жизни девушка не справилась бы.

У нее был Вагон. Заботливый. Чуткий. К нему она не стеснялась обращаться. За помощью и за советом.

Не понимаешь слэнг района В1? Ничего страшного, Вагон все объяснит!

Не знаешь, как пройти в магазинчик Лиды Петровской? Вагон тут же тебе подробно расскажет, как туда пройти, или еще лучше – проводит за ручку!

Не можешь донести тяжелый пакет с продуктами до квартиры? Вагон тут как тут!

Ему было в радость помогать наивной беззащитной Катюше. Желанной гостье в сорок шестой квартире. Во время отсутствия Вьюка, конечно. Он гостей не переносил.

К Вагону она прибегала по любому поводу. Иногда без повода.

В первый раз волновалась и смущалась:

– Привет… – Катя робко заглянула в открытую дверь. Вытяжка сломалась, пар выходил со сквозняком в подъезд. – Ты один?

– Приветик! Ага, один. Один одинешенек! – Вагон помешивал суп насколько драматично, насколько это возможно.

– Можно я посижу здесь немного? – смущенно спросила Катя.

– Без проблем! – бодро ответил Вагон, внутренне напрягаясь: не каждый день соседи просились в гости. В районе так не принято!

Катерина осматривалась.

Всегда интересно поглядеть, как другие люди устроились в таких же условиях. Катерина жила ровно над Вьюком и Вагоном, ровно в такой же квартире.

И у нее все не так!

Во-первых, кухонный гарнитур из пластмассы, а не светлого дерева.

Во-вторых, обои желтые, а не серые.

В-третьих, в ее квартире дальнюю стену занимала кровать. Вагон и Вьюк спали на старых раскладных диванах, стоящих друг напротив друга. Между ними из советского еще ковра торчал столик, его они каждую ночь оттаскивали к двери, чтобы расправить диваны. Вьюк часто ругался и предлагал выбросить стол и не заправлять диваны каждое утро. При всей педантичности, нервы от постоянных складываний и укладывание были на пределе. Но Вагону нравился вид их гостиной с «модными» коричным и желтым диванами и столом на кремовом ковре с узором.

Так их комната чем-то напоминала квартиру Чендлера и Джо.

Мысли о ситкоме переносили Вагона в те далекие времена, когда он был счастлив. Ну, более-менее.

– У тебя что-то случилось? – спросил он.

Катя очнулась от его голоса. Присела на край коричневого дивана. Кожа скрипнула.

– Не хочу оставаться одна.

Вагон кивнул. Он не проверил ей. Слишком уж запуганной выглядела девушка.

– Не можешь привыкнуть к новому месту?

– Типа того… – Она слабо улыбнулась.

– Я тоже долго не мог смириться. Да и нервно это все – переезд, переустройство… Новая жизнь, новые люди.

Вагон погрузился в воспоминания.

– И как ты справился? – Катя громко проглотила слюну. Громко и заразительно.

Вагон сглотнул сам. Не насытился одной слюной. Подозрительно глядя на картошку, булькающую в воде, отошел к графину, налил воды в стакан. Предложил жестом гостье, та отказалась. Вагон с облегчением выдохнул – в графине осталось немного, с осадком, неловко таким гостей потчевать.

Мужчина сунул чайник под маленький краник фильтра, наполнил, поставил на свободную конфорку.

– У меня была София, – наконец ответил он. – Мы дружим с детства. Во дворе познакомились – уже не помню, как это так произошло. Помню только, как дружили. Пока она не пошла в десятый, а я не женился. Соня совсем замкнулась, а меня жена, Маринка, ревновала к ней, общаться запрещала, скандалила… В общем, не по тому месту все пошло. А потом мы здесь снова встретились. В один дом поселили, в соседние квартиры. Прикинь, как повезло! До сих пор не верю в такую удачу. Боюсь, что мне причудилась она. Что я спятил совсем и чужую девицу за Софию принимаю! Она не та совсем, что раньше, это еще больше смущает… София – ярый пыш, ей в районе даже нравится, а я по дому скучаю. По жизни прошлой. По собаке своей – пудель у меня был…

Вагон замолчал. Задумался. Достал из пачки вермишель, утопил.

– Я тоже скучаю по прошлому, – подала голос Катя. – У меня был кот Вася.

Вагон умильно улыбнулся. Нечасто удавалось поговорить на такой волне – теплой, хоть и печальной, такой… домашней, что ли.

Они долго молчали, предаваясь воспоминаниям о прошлом.

Катя поправила рукав кофточки – шов немного сполз. Ворот черного трикотажа доходил щитовидки.

– Знаешь, ты – единственный, кто не пристает ко мне, – смущенно проговорила девушка. – И ты никак не комментируешь мою внешность. Спасибо.

Вагон снял кастрюлю с плиты.

Стоять на кухне смысла уже не было. Он стеснялся садиться напротив гостьи или, тем более, рядом с ней. Стоять комфортнее. Безопаснее.

– Неужели и мой сосед к тебе приставал? – удивился он, наморщив лоб. На Вьюка непохоже!

– Не приставал. Но… он так смотрит на меня, будто я дерьмом политая. Мне кажется, его воротит меня.

– Не только от тебя, – заверил Вагон. Вряд ли девушке стало от этого легче.

– Еще я случайно подслушала их разговор. Я еще вчера хотела навестить тебя, но… Когда вышла в подъезд услышала их голоса. Они курили у лестницы, на этаж всего ниже, я просто не могла не слушать, – оправдывалась она.

– Бывает такое, да.

Катюша благодарно посмотрела на него – ей и вправду было одиноко в эти дни.

Она продолжила рассказ:

– София что-то говорила обо мне. Сплетничала, видимо, сучка… Прости, я не хотела ее так называть, но я не могу… Она меня ненавидит! И я не понимаю, что я ей сделала!

У Вагона были предположения, но делиться ими с запуганной девушкой он не собирался.

– София любит позлословить. Так что сделал мой сосед? – подтолкнул разговор Вагон.

– Он… он просто тихо сказал: «Да не думайте о ней, ее через пару дней либо взрежут, либо так совокупят, что она сама взрежется». Сказал он так спокойно и буднично, что мне выть захотелось. А что, если он прав? Если у меня только два варианта? Я не знаю, как мне быть, мне страшно!..

Катя разревелась. Ее лицо налилось цветом помидора, раздулось, опухло.

Вагон быстренько вытер руки полотенцем, сел рядом и аккуратно обнял ее за плечи.

Он ничего не говорил, только слушал бессвязные причитания и молился, чтобы Вьюк не вернулся раньше с работы. Плачущей девицы на своем спальном месте он не перенес бы.

Спустя полчала завываний, плаксивых похрюкиваний Кати и ритмичных похлопываний и поглаживаний по плечам и голове Вагона, девушка, наконец, стихла.

– Прости, что устроила сцену… – жалобно всхлипнула она.

– Ничего. Мне приятно знать, что в этом мире еще есть эмоции. Настоящие и не злые.

Катя размазала потекшую тушь рукавом. Кофточка могла это пережить – черные пятна на черном, щеки отмыть тяжелее. Мицеллярка кончилась.

– Скажи, – начал, покашляв, Вагон. – А во время Вспышки ты… ты убила человека?

Катя удивленно посмотрела на него, но противиться расспросам не стала – ей и без того было неловко.

– Да.

– А тебе… понравилось?

Катя отсела. Насторожилась.

– Да нет. А почему ты вдруг спрашиваешь?

Вагон встал. Подошел к окну. Постоял секунд десять, теребя тюль. Снова сел – уже на свой диван, напротив Кати.

– Во-первых, никогда и никому не признавайся, что тебе НЕ понравилось, – серьезно сказал он, опираясь локтями на колени. – Ты поняла?