Дети Духов. Часть 2

– Ты б их помыл что ли! – хмыкнул темник, задумчиво разглядывая оцепеневших дев – Куда мне столько рабов… Пусть в этот день это будет мой подарок гостям! – воскликнул вдруг – Утолите свои желания! – и уже тише добавив – А коли понесут, так ещё рабов прибавится…

У Грома тоже возникло желание. Особенно когда ближайшую к нему деву, плавными обводами ягодиц которой он любовался, схватил сосед и, повалив на ковер под смешки и вскрики, грубо лишил девичества. Пришлось даже несколько раз рукой у себя в портах поправлять, но что-то его останавливало. Заплаканных дев брали по очереди. Однако, как Гром заметил, ни темник, ни приближённые к нему из числа кромешей, участия в этом не принимали. Лишь презрительно смотрели на вождей других племён. В какой-то момент он встретился глазами с темником, и тот вдруг спросил со своим обычным хитрым прищуром:

– Что же ты, молодой княжич салавский? Неужто не разгорелось в чреслах?

– Разгорелось… – промямлил Гром покраснев, и тут же поправился – Прости темник, я не привык брать насильно, да и детей своих рабами видеть не желаю.

Как ни странно, темник на его слова не обиделся, а одобрительно улыбнулся:

– Правильно. Что ты за воин, коли не можешь обойтись в походе без женщины, и как ты дорожишь кровью своих благородных предков, коли даришь своё семя первой встречной девке?!

Когда Гром вернулся, то с изумлением увидел странную картину. Кромеши во всю помогали Босому, показывая новые приёмы, что-то объясняли и о чём-то спорили. Босой вообще каким-то образом быстро научился общаться с ними, будто не просто выучил какие-то слова, а уже прекрасно понимал, да и они его. И уже вечером, сидя у обложенного камнями очага, все они вместе смеялись, шутили, болтали и распивали кумыс.

Грому это было несколько странно и необычно, ведь это те самые враги, с которыми ещё совсем недавно они воевали. Хоть он и сам был вынужден проводить время с темником. По неведомой причине тот считал нужным постоянно приглашать его на пиры и прогулки, где подолгу беседовал, расспрашивая о Салавии да окружающих её странах, землях и народах. Особенно любил держать возле себя во время перекочёвки тумена на новую ставку. Такое переселение на десятки вёрст, вроде неспешное, но упорное, вместе с рабами, юртами и стадами, происходило каждые несколько дней, и ставка постепенно смещалась всё южнее и южнее. Но темник лишь загадочно улыбался, и Грому оставалось только догадываться о конечной точке этого путешествия.

Впрочем, полководец и сам много чего рассказывал и с охотой отвечал на другие вопросы:

– Есть только два божества, что породили всех остальных: и божеств, и духов, и людей. Отец Небо и Мать Земля. Именно им мы и поклоняемся, а потому непобедимы. Они нам дали власть над степью и велели покорить все прочие народы – объяснял Дайчин. Его конь взошёл на холм и остановился, Черныш встал рядом, а перед всадниками открылась чудная картина.

Живу здесь было и не узнать. Огромная река, в устье ещё шире раздавалась в стороны, разделяясь на множество рукавов, меж двумя самыми толстыми образуя большой остров, а вокруг несколько поменьше. Так что где начинается море, а где кончается река, и не понять совсем. А на островах этих будто город раскинулся, без каких-либо стен и ворот, но с домами и не сотней ли кораблей у причалов, отсюда не разглядеть толком и не сосчитать.

Ну да, он самый, легендарный остров Алатырь, о котором Гром только в сказках и слышал. Отсюда торговые пути во все стороны лежат: через степи, в дальние и непонятные восточные страны, или в западные; на север, по реке в Забугар и лесную Салавию; через горные тропы в Арах можно пройти, от куда и в само Визайской царство добраться; а Южным морем в богатые города Сарахара и другие дальние земли. Правда тогда он его себе совсем по-другому представлял, в разноцветном блеске и золотой роскоши, а тут, какие-то глиняные мазанки по несколько этажей, с камышовыми крышами друг на друга заходящими. И так плотно стоят, что отсюда кажется, будто единый огромный дворец над рекой раскинулся.

А от корабля, что стоит на этом берегу, словно бы их поджидая, на холм уже взбирается несколько человек. Все в разной необычной одежде и смуглыми лицами, один так совсем чёрный, таких Гром и не видал никогда. Остановились перед конём темника, поклонились, да главный и говорит:

– Купцы Сарахарских городов приветствуют великого полководца Дайчина! Давно поджидаем тебя, так-как знаем, что после побед славных, много добычи у непобедимых Кромешей скопилось. Готовы купить её и избавить твоё войско от ненужной обузы.

– Поджидаете?! А не боитесь, что и ваш город разграблю, имущество ваше себе возьму, а вас самих в рабство обращу? – перевёл его ответ Гнол Мун.

Многие из них заулыбались, а кое-кто так и усмехнулся даже, глава же ответил:

– Тёплые и солёные воды Южного моря смешиваются здесь с рекой, потому вода никогда не замерзает, а твоя конница вряд ли сможет переправиться через холодные бурные потоки в версту шириной. Что же касается нас самих, то трюмы кораблей наших пусты, а склады забиты ненужным товаром, потому как из-за войны не пришли купцы с севера и востока, да и в западных поганских землях неспокойно. По разумению нашему, нет тебе нужды воевать с нами, а лучше принести пользу и прибыток друг-другу.

И они торговали. Множество купцов прибыло с острова, расставили шатры торговые и ходили по раскинувшемуся стану, предлагая свой товар и скупая рабов сотнями. Лишь Грому, Бурьке и Босому предложить было нечего, и потому, одной оставалось просто любоваться удивительными харасарскими клинками, а другому мечтательно вдыхать запахи заморских вин.

А вечером самую большую юрту разобрали, открыв взорам широкий, обтянутый кожей помост, высотой с человеческий рост, и недвижимо сидевшую на нём, замотанную в разноцветные ленты, фигуру. И всем троим, за одно со знакомыми нукерами, удалось пробиться сквозь, обступившую помост, разноплемённую толпу, к самому краю. В какой-то момент, как по волшебству, все замерли в ожидании, и даже шумные торговцы притихли, надеясь на необычное зрелище.

Кажется, что сам воздух остановился и сгустился. Тишина всё явственнее, такая, что аж в ушах зазвенело. И в этой тишине, фигура на помосте плавно выпрямляется, приподнимаясь. И вдруг крутанулась, ленты взметнулись, красивые руки вскинулись вверх, босая ножка топнула по помосту, и весь мир взорвался грохотом. Так что Гром чуть не оглох, а затем и… почти ослеп. Шаманка, в каком-то странном танце, всё вертелась на этом огромном барабане, вплетённые в её волосы ленты широким куполом расправились вокруг неё. И серебристые бисерины на концах тех лент тоненько застучали, создавая мелодию, согласную с ударами гулкими. Всё быстрее и быстрее, ленты всё выше и выше, открывая её мелькающие ножки, бёдра, попу, живот, грудки и наконец личико. И всё это ловкое, молодое и красивое тело, покрыто знаками, расплывающимися от быстрого вращения и потому непонятными. Гром всё вглядывался и вглядывался и только под конец, когда дева, вдруг сомкнув ноги и опустив руки резко остановилась, и прежде, чем ленты снова полностью обмотали её в несколько слоёв, укрыв от взоров, в это самое мгновение он успел разглядеть. От лица, по плечам, животу, спине, ногам, сверху вниз, её смугловатое тело золотом перечёркивали тонкие ломанные грозовые молнии.

Она снова села и недвижимо застыла, а вокруг аж воздух заискрился от неожиданно спустившегося с небес холода. Люди стали расходиться, рабы начали заново устанавливать юрту над помостом. А Гром всё стоял напротив этой фигуры сам замерев, не замечая, как парок от дыхания осаживается на лицо инеем, и пялился на то место, где должно быть её лицо. И непонятно, видит ли она сквозь эти ленты, знает ли вообще, что он тут стоит, смотрит ли на него?

– Ну ты чего застыл? – толкнула его в бок Бурька – И не дозовёшься, встал как вкопанный…

– Уходить надобно… – добавил с другой стороны Босой, с опаской поглядывая на недобро посматривающую в их сторону, стражу.

– Это моя суженная – прохрипел, пришедший наконец в себя, Гром.

– Аккуратнее княжич – откуда-то возник Гнол Мун – истинные Кромеши покорили множество народов, но очень редко когда смешивают свою кровь с другими, дабы только в их роду рождались великие воины и великие шаманки.

– Шаманка, слышишь меня? – не обращая ни на что внимания, Гром вплотную приблизился к барабану, чуть не хватаясь за него и смотря только на эту застывшую статую – Ответь, мне надо с тобой поговорить…

– Она всё равно не понимает твоего языка…

– Видишь, даже Гнол предупреждает – схватил его за руку Босой – опасно рядом с ней находиться…

– Научишь меня? – попросил Гром переводчика, когда Босой с Бурькой уже потащили его прочь.

А чуть в стороне, сидя на своём коне, в окружении своих тысячников и нукеров, за этой сценой молча наблюдал Дайчин, и по лицу темника совсем непонять было, что он об этом думает.

Всю ночь Гром не мог уснуть, ворочался и вздыхал, тем самым не давая спать и Бурьке с Босым, перед глазами всё стояла ветвистая молния, а в ушах слышался небесный гром. Лишь чуть закемарил под утро, как тут же «БУМ» этот гром снова разбудил его. Открыв глаза, увидал как нукеры спешно снаряжаются.

– Что случилось – спросил спросонок.

– Вставай! – рявкнула в ответ Бурька, напяливая свою бронь.

И словно подтверждая её слова, вновь пророкотал гулкий удар «БУМ». Выскочил вместе со всеми в яркое морозное утро и, снаряжая в общей толпе нетерпеливо топающего ногой Черныша, опять прозвучало «БУМ». Вскочили на коней и всем отрядом поскакали, и только тут Гром увидал, что огромная юрта опять разобрана, а на барабане стоит одинокая шаманка в свободно опавших лентах, и по их шевелению заметно: вот она чуть подняла ногу и резко опустила «БУМ» разнеслось по всей степи. А чуть дальше, на вершине холма, на своём коне восседает темник, глядя в сторону реки. К нему-то отряд нукеров и подскакал. Гром пробился вперёд, и перед ним открылся весь вид неожиданно замёрзшей реки, вмёрзшие в лёд корабли возле островов. И даже отсюда чувствуется страх готовящихся к битве людей на островах. А здесь, вдоль берега, уже выстроился готовый к бою тумен. «БУМ».

– Глупцы, они думают, что богатство даёт им безопасность и власть, но вскоре сами присоединятся к тем рабам, которых вчера скупали – лицо Дайчина повернулось к Грому, и он договорил – городов не должно быть, не для того существует открытая для всех Мать Земля, чтобы её стенами перегораживали и на части делили. Себе присваивали, и плату с других за проход требовали.

– Почему же ты не захватил Забугар, после того как разгромил войско на Бредянке?

– Потому что осада долгое и нудное занятие, а зимой людям и лошадям надо что-то есть. Великий хан не поручал мне захватывать всё подряд. Он мне поручил лишь собрать сведения, покорить мелкие племена да проложить путь для Великой Орды. Под копыта коней которой и лягут все страны, большие и малые. И твоя Салавия тоже…

– Ну, может захватить вы и сможете, но как удержите? Многие народы поднимут восстания и будут бороться против чужеродных правителей с чужими обычаями и законами. Неужто столько войск везде содержать?

– Зачем? Править народами пусть свои будут, а нам достаточно править правителями.

– Ха… Государыня Ярка никогда не согласится на власть над собой…

– Она не согласится, другие найдутся… Вот ты например… – и так испытующе глянул, что Гром посчитал за лучшее промолчать – Ну что, уже почувствовал музыку воина в душе?

«БУМ» и действительно его сердце наполнилось неутомим желанием битвы.

Дайчин дал сигнал, и сотня нукеров, как и весь тумен, устремилась вперёд. И Гром, сам того не ожидая, помчался с ними. Топот Черныша слился с топотом сотни лошадей и боем шаманки в единую музыку. И он сам влился в единый организм сотни. Пришло новое чувство, чувство какой-то общности, возвышающее, поднимающее вверх и дающее всемогущество. Он откуда-то знал, где его место, куда повернёт сотня, когда вздеть щит прикрывая товарища, а когда лук с натянутой тетивой, ощущая, что ничьи стрелы при этом не достигнут его. Понимая самим нутром, в котором отдавался приказ барабана шаманки, что все вместе они неуязвимы. И весь отряд, одновременно, вздел мечи, как единый клинок, и сам собой изо рта вырвался общий крик:

– ОРДА-А-А… – и многорукое непобедимое чудовище, обрушилось на беспомощного врага…

17. Сговоры и обманы

Лошадь шагала неспешно, и Пытун её не торопил. На дороге отчётливо проглядывали следы двух повозок и медведя, так что никуда не денутся и можно следовать из далека, потому как лишний раз попадаться на глаза скоморохов совершенно не обязательно.

Однако один из них вышел из придорожных кустов неожиданно. С мечом, и голый весь, хоть бы срам прикрыл чем, как обычно они это делают. Подошёл, да лошадку под узды взял:

– Куда следуешь, мил человек? Не скоморохов ли высматриваешь часом?

– Именно – усмехнулся Пытун прищурив левый глаз, с отпечатком волчьей лапы под ним, знак следопыта. Да положил руку на тесак, торчащий из-за пояса – для празднеств в Староторже требуются очень.

– Что ж там, своих не хватает?

– Хватает, да таких нету. Особливо чёрных девок, по всей Салавии не сыскать… – похлопал по кошелю с намёком – Боярину моему очень посмотреть охота… – и шёпотом, чуть пригнувшись с лошади – Слух ходит, будто княжна она, Наследная… Так за такое известие приплатит столько, что не в жизнь более по дорогам скитаться не понадобится.

– А боярин-то твой не из золотых поясов случаем? Жадуном кличут? Знать права она – получив утвердительную ухмылку, проговорил скоморох непонятно – враги на нашу Наследную княжну действительно клюют, как рыба на червя. Не видят только, что этот чёрный, уродливый, очень гибкий и длинный, ловко извивающейся червяк, на самом деле, насаженная на крючок пиявка – и похлопал мечом по бедру противника.

– Кто ты? – потянул тот свой длинный тесак из-за пояса, вмиг став серьёзным.

– Скоморох.

– Что-то слишком благородно для скомороха… – и изогнувшись с лошади, нанёс удар, быстро, неожиданно, да мимо. Каким-то чудом тот успел увернуться, проскользнув под головой лошади, а в следующий миг Пытун почувствовал, как клинок, поддев кольчугу, глубоко вошёл под пояс с другого бока. И завалился, рухнув на обочину.

Прикончив соглядатая, Чароплёт оттащил тело подальше в кусты – «Похоронить бы… Да ладно, авось найдут скоро…» – тяжко вздохнул оглядев, но ничего не взял, только кошель срезал.

– Кыш! Пшла вон! – замахав руками прогнал лошадь в сторону. Затем развернулся и быстрым шагом пошёл по следам, оставленными повозками скоморохов.

– Моё поместье – отворив дверцу возка, кивнул Жадун на высокий терем, перед которым склонили головы поместные холопы и толпа деревенских. Впереди девка с караваем, а по бокам от неё ключник и староста деревни – В Староторже тебе пока лучше не показываться, не дай злой дух прознает кто? – тихо объяснил, перед тем как вылезти с помощью услужливо подскочивших слуг – А здесь будь как дома и ни о чём не тревожься.

– Госпожа Смеяна здесь – с поклоном предупредил ключник.

– Виляй – кивнул боярин и приказал, поведя головой в сторону Мяты – устрой мою племянницу как следует, девок ей в служанки подбери, и чтоб ни в чём отказу она не знала.

И тот немедленно, со всем уважением и предупредительностью, подал руку брюхатой «сродственнице» господина, о которой прежде никогда и не слыхивал даже.

Мята и тому была рада, что хоть куда-то наконец прибыли. И так уж всю растрясло, так ещё и живот растёт, так что скоро как у самого Жадуна будет. Она устала, стала раздражительной и нервной, а на глазах то и дело появлялись слёзы. Но на боярина голос повышать остерегалась, стараясь держать себя в руках и быть послушной. Уже хорошо знала, что этот, с виду добрый и покладистый человек, может быть очень жёстким, за его хитрыми мыслями не получится уследить, а действия невозможно предугадать. Зато можно оторваться на слугах, которых раньше у неё никогда не было.

А вот хоть на этой, Жуле – «Имя-то какое-то не салавское…» – что к ней приставили. Красивая, чем-то на саму Мяту похожая, только волосы по светлее, как солома выгоревшая, да знаков духов у ней нет никаких – «Ха, неудачница, а туда же…» – но зато хвастливая и мнит о себе не весь что. Пока новую госпожу в бане отмывала, а потом к ужину обряжала, все уши прожужжала. Про то, что любимица господина Жадуна. Что нашёл то он её якобы в Ритагалине, у таннов, нищенкой маленькой, пожалел да с к себе взял, в поместье это привёз и здесь вырастил. И что подарки он ей каждый раз привозит разные, да балует по-всякому…

– Ай! – Мята воскликнула – Не умеешь косы плести?! – да по щеке влепила служанке. Звонко получилось, прям как Лунка учила – Волос не напасёшься на тебя… – хоть не очень-то и больно та дёрнула, но надо же сразу показать, кто тут хозяин, а то сядет на шею – Ну что встала колом?! Уж ужин подали небось, проводи давай… – ничего, уж она-то ей спуску не даст, поставит на место холопку безродную, научит как вести себя с господами…

– Что ж такого случилось, что посадник собственную дочь прислал? – вопросил Жадун гостью за ужином – По здорову ли батюшка? Как сестра старшая твоя, Горделина, да конунги, мужья ваши?

– Благодарствую. Мужья наши, как и договаривались, привели из Варгота дружины свои. Сестрица на сносях нынче – отвечала боярыня Смеяна, подозрительно стрельнув красивыми тёмными глазами на, молчаливо поедающую уху, Мяту – Батюшка бодр, хоть и стар зело. Беспокоится, давно вестей от вас не было. В справе ли дело наше? К тому ж и совет ваш надобен. Война. Порыж предался таннам, а Государыня рать свою послала… Во главе её Храбора Черсалава поставив. И со Староторжа ополчение требует. Ещё старшина купеческая неспокойна, народ баламутит. То войско требовали Забугарии в подмогу, теперича недовольны, что варги на Староторжских землях стоят.

– Вести добрые, пущай бьют друг друга. Да и то, что Черсалав здесь, очень удачно. Надобно его в гости зазвать – также на, ничего не понимающую из этого разговора, Мяту глянул – опосля, как родишь. Да покажем ребёнка, и коснуться попросим. Коль он родственник, так дух Рода обязательно должен передаться твоему сыну. Вот где у нас все эти Черсалавы окажутся! – сжал боярин пухлый кулак. Заново к Смеяне повернулся – К Храбору я сам съезжу, от ополчения Варгами отговорюсь, а заодно и приглашу. А купцы пущай пока бузят себе, у нас сила есть. Хошь Государыне жалуются. Ей не до них нынче, а будет и ещё хуже. Враги так и подбираются со всех сторон, хоть саму убить не получается, так всё одно войск мало, а казна пуста. – задумался – Они все империи строят, земли под власть свою силой берут – проговорил непонятно о ком – не понимают, что другими управлять можно не токмо мечами одними, но и деньгами… И пускай мнят, что у них власть, коли все в долгах и без слова твоего шагу ступить не могут… Сколь проще было бы, ежели б у нас в долг взяла, а за то властью чуток поделилась… – посетовал – Ну коль не хочет, сама виновата. Так батюшке и передай.

Утром гостья уехала, а через несколько дней и Жадун, оставив Мяту в окружении слуг, роскоши и постоянном беспокойстве да страхе. Во что это она такое вляпалась, и что-то дальше будет? Только и оставалось, что Жулу эту воспитывать. Это отвлекало и успокаивало. А ещё историю ей свою пересказывать, малость приукрашивая, конечно, чтоб не зазнавалась служанка излишне, с собой сравнивая…

Ритагален, тяжёлый мрачный замок, высившийся на краю выступающей в море скалы, казался неприступным. И возможно токовым и являлся, ведь с самого возведения так никто и не отважился проверить. Ни местные дикие язычники, до тех пор, пока их огнём и мечом не обратили к свету Двоебога. Ни Варги, что ещё издали замечали выступающие из моря высоченные стены, и проплывали мимо. Даже Староторж, с которым чаще всего приходилось сталкиваться ордену таннов, да и другие салавские княжества, ограничивались лишь ответными походами с разорением земель.

Это сердце, откуда танны когда-то начали свою экспансию, а сам город возник позже, как база для закованного в металл войска. С крепкими стенами, за которые запрещено заходить местным вассам, и удобной бухтой, над которой и возвышался замок, хоть и ставший одним из форпостов городской стены, но так и оставшийся главной резиденцией. Отсюда видно как весь город, пока ещё не заполненный рыцарями, так и окрестности, также вовсе не разукрашенные разноцветными шатрами с кнехтами. А ещё бурное море, тяжело разбивающее свои волны о скалы внизу. Из-за осенне-зимней непогоды вовсе не заполненное парусами кораблей, которые должны привезти доблестных рыцарей из разных земель, что решили встать под знамёна Падшего, откликнувшись на призыв ордена Таннов к священному походу, благословлённому самим Архижрецом. Кто ради благородного спасения душ язычников, кто ради славы, а кто и ради богатства, которые сулил захват салавских городов и ограбление их земель.

Это всё не очень радовало магистра, ведь ранее весны великую армию собрать не удастся. Великий комтур, поддавшись уговорам легата Аккуса, подвёл его, начав слишком рано. А вот и результат:

– Их было слишком много, целая рать, никакой возможности удержать – высказывал рыцарь свои жалкие оправдания – а Виль был захвачен обманом. Моего оруженосца…

Великий магистр был старым и опытным воином, и прекрасно понимал, что глупо собирать армию вторжения, чтобы потом её морозить, отбивая собственные земли. Сколько будет потерь, раненых, убитых, обмороженных? Потрачено припасов? И самое главное, время?! Надолго ли хватит рыцарей в таких условиях? Ведь они собираются вовсе не за этим…

– Это ловушка – тихо бормотал он, глядя в окно – они специально заманивают нас, хотят наше войско сковать на наших же, разорённых ими землях, и томить, заставляя с великим трудом отбивать мелкие рыцарские замки, да страдать от холода и голода… – раздумывая, магистр не особо-то вслушивался в разговоры за спиной:

– По слухам воеводой у них сын того самого Рата Черсалава? – вопросил ландкомтур – Говорят молодой и неопытный совсем, шестнадцати лет будто нет ещё. Небось хочет славу Бешенного получить?

– Молодой, но как показалось без гордыни особой, и воин хороший – возразил де Эпи – а правой рукой у него Бронь Одноглазый – кулак его сжался – этот опытен и очень хитёр.

– Наслышаны – произнёс верховный жрец Ритагалена – в былые времена, вместе с князем Миром, много крови попортил Пакии. Там его до сих пор проклинают, ха-ха… – пухлое и добродушное лицо исказила хитрая улыбка – Возможно именно поэтому они так смело ждут, когда мы их разобьём. И такому человеку вы поклялись не воевать с Салавией? – весёлое выражение сменилось благостной укоризной.

– Не ему, а княжичу Храбору Черсалавскому…

– Не важно – настаивал жрец – Падший не признаёт клятв данных мерзким язычникам…

– Мы не пойдём на Порыж! – оборотив лицо от окна, наконец решил магистр и тем самым прервал эти рассуждения о всяких глупостях – Великая армия пойдёт вдоль моря, мимо Долгого мыса, прямо на Староторж! Ландкомтур Карриер, соберите отряд и выдвигайтесь к Вилю. По возможности отбивайте замки, но не рискуйте. Главное сдержите салавов…

– Но магистр… – удивился де Эпи – Как же отряд великого комтура в Порыже?

– Ничего не поделаешь – вступился ландкомтур – они хотя бы отвлекут на себя салавскую рать.

– Бросить своих братьев?! Их надо предупредить! Рыцарская честь…

– Именно вы, де Эпи, и должны восстановить её, эту самую честь! – перебил Магистр – Именно вам великий комтур Рюст поручил держать Друговраг, и именно вы не справились с этой задачей! Отдали крепость и впустили салавов на земли ордена. Где они теперь бесчинствуют и захватывают замки, и даже города, к чему, кстати, и ваш погибший оруженосец причастен. Ещё и вышли из плена, дав странное обещание, не поднимать руки на салавов… Молчите! – снова прервал, попытавшегося было возразить, рыцаря. И уже спокойней приказал – Выберите наконец какая клятва вам дороже: данная салавскому воеводе или ордену Падшего? Отправляйтесь с ландкомтуром и попытайтесь искупить свою вину! – де Эпи прикусил побледневшие губы, сдерживая резкие слова, молча поклонился и вышел. А магистр тихо проговорил, обращаясь к ландкомтуру – справишься и, возможно, станешь следующим великим комтуром…

С седла коня Ночки, чуть покачиваясь, свешивался мешок. Выделанная кожа, вышитая бисером и золотыми нитями. Ветер, едущий рядом с хатун, всю дорогу поглядывал на него, и вот, только теперь, решился высказать:

– Многие поганы не поймут этого, а родичи кагана Кирюка затаят злобу.

Ночка даже глазом не повела, однако ехавший чуть позади Тол Мун перевёл её молчание:

– Он сам согласился на это.

– Всё одно. Мёртвый поган, тем более каган, должен принадлежать степи, а не быть украшением…

Далее он не договорил, впереди показалось стойбище кромешей.