Люфтваффе во Второй мировой войне. Победы и поражения германских военно-воздушных сил. 1939–1945 гг.

Все это выглядело очень внушительно и пугающе. Геринг громогласно похвалялся; в воздухе мелькали новые машины; повсюду возникали новые аэродромы; были агрессивные, уверенные в себе молодые люди в новой униформе и элегантные, с непроницаемыми лицами генералы, командовавшие ими. Но взгляд, брошенный за кулисы, показал бы совершенно иную картину.

И прежде всего в руководстве люфтваффе. В целом это была смешанная и совсем неоднородная команда. Наверху пирамиды находился Геринг. Абсолютно верно, что он многое сделал, чтобы создать военно-воздушные силы Германии, но его восприятие было ограничено кругозором летчика-истребителя Первой мировой войны. Он вообще ничего не знал о технической стороне полетов, об аэродинамике, а современная воздушная стратегия, о которой он и его товарищи когда-то мечтали, оставалась для него закрытой книгой. Его интеллектуальный кругозор был кругозором летчика-истребителя, и притом устаревшим. Все его решения принимались на основе эмоций и во многом зависели от его настроения в тот момент. Фактически из-за него руководство люфтваффе пребывало в хаотическом состоянии. Он позволял своим прихотям и капризам руководить собой, но даже тогда нельзя было полагаться на то, что он будет продолжать стоять на собственных решениях. Было вероятно, что он мог отказаться от того, в чем клялся накануне.

В то же время он окружил себя старыми друзьями времен Первой мировой войны. Приятный компаньон в офицерской столовой мог быть уверен в блестящей карьере в новых люфтваффе. И все эти люди, подобно Герингу, были летчиками-истребителями, и их кругозор, как у него, был очень узким. Но теперь они составляли Генеральный штаб современных военно-воздушных сил. Эта работа была вне способностей большинства из них. Они были хорошими летчиками-истребителями, храбрыми, мужественными и изобретательными людьми в своих узких пределах, но ни один из них не был авиационным стратегом или даже тактиком, и ни один из них не понимал больше в технических вопросах, чем сам Геринг.

Прошло немного времени, чтобы стало ясно, что эти старые товарищи не выполняют работу должным образом, и были привлечены другие офицеры – из армии и флота. Но эти вновь прибывшие уволились с действительной службы еще в 1918 году, и они никогда в своей жизни не сидели в боевом самолете. Кроме того, они имели устаревшие идеи о стратегии и тактике военно-морского флота и армии. Для них военно-воздушные силы были лишь вспомогательным родом войск, и большинство из них разделяли невежество своих коллег, экс-летчиков, в части заинтересованности в современной технике. И все они, летавшие и нелетавшие, все еще думали понятиями Первой мировой войны.

Несмотря на то что командные посты в люфтваффе заняли подобные люди, Германия самостоятельно создала современные военно-воздушные силы, однако людьми, которых она должна была благодарить за это, были ее конструкторы, инженеры и изобретатели. На своих чертежных досках, в своих лабораториях и цехах эти люди заложили прочную основу для производства современных самолетов и современных авиадвигателей с высокими характеристиками.

С самого начала ситуация была очень запутанной из-за разницы во мнениях, как внутри рейхсминистерства авиации, Верховного командования и промышленности, так и между ними. Победителями из споров и интриг неизменно выходили те, кто состоял в хороших отношениях с Герингом или имел влиятельных друзей в окружении Гитлера. Как раз перед войной Верховное командование люфтваффе было реорганизовано, и, когда война началась, оно включало Эрхарда Мильха, генерального инспектора люфтваффе55; генерала Штумпфа56; Эрнста Удета, начальника технического управления и одновременно начальника управления планирования; генерала Кюла57, начальника управления подготовки, и Ешоннека, начальника Генерального штаба люфтваффе.

О Мильхе высказывались разные мнения, но он, конечно, был человеком, который стремительно менял свои взгляды. Ешоннек был слишком молод для важного поста, который он занимал58, и, помимо недостающего опыта, был человеком не очень больших способностей или моральной устойчивости. Он очень немного знал о технической стороне авиации и, в частности, абсолютно не замечал того очевидного факта, что Германии, из-за ее расположения, необходима сильная противовоздушная оборона, чтобы быть защищенной от бомбежек. Он придерживался наступательных взглядов, и, лишь когда города Германии начали разрушаться мощными бомбардировочными ударами, он осознал потребность в сильной противовоздушной обороне. Но тогда уже было слишком поздно.

Руководство часто действовало из соображений престижа и наперекор своему же собственному опыту. Например, Геринг всегда расценивал люфтваффе как политический инструмент в борьбе против своих соперников, каких было немало. С начала и до конца войны действия немцев затруднялись соперничеством между различными службами, каждый род войск настойчиво боролся за собственные интересы, к большому ущербу для всей Германии в целом. В чем она срочно нуждалась, так это в координационном и командном органе, подобном британскому Имперскому генеральному штабу, который управлял бы всеми родами войск и использовал бы их в координации друг с другом для более эффективного ведения войны.

Естественно, авиационная промышленность страдала от нехватки планирования, целеустремленности и единства в Верховном командовании люфтваффе. Блестящих конструкторов, таких как Мессершмитт, Хейнкель, Дорнье, Танк59 и Липпиш, просили сделать такие вещи, которые очень ясно демонстрировали им, что те, кто отдавал им распоряжения, знали немного или совсем ничего о технических возможностях. Это была работа Геринга – соотносить запросы его люфтваффе с техническими возможностями авиапромышленности, но он потерпел полную неудачу в этом, прежде всего потому, что сам ничего об этом не знал. Не было никакого согласия даже в основополагающих принципах, и ответственные за это долгое время не могли сделать выбор, хотят ли они иметь в люфтваффе наступательное или оборонительное вооружение.

Прежде всего, они не смогли учесть тот факт, что авиапромышленность зависела от поставок сырья в Германию. Последняя испытывала недостаток горючего, а некоторые очень важные металлы могли быть получены только из-за границы. Это в любом случае создавало бы трудности, но ситуация еще более ухудшилась из-за нерешительной линии поведения командования люфтваффе. Не имелось никакого долговременного системного планирования, что обусловило ужасные потери обученного персонала и материальной части, которых можно было избежать. Проблемы, которые можно было предвидеть, игнорировались до тех пор, пока они не становились неотложными и должны были решаться импровизацией, означавшей внезапные новые требования, которые расстраивали работу промышленности и делали невозможным удовлетворительное планирование на будущее. Когда какая-то специфическая потребность становилась срочной, часто предпринимались попытки сделать что-то такое, что одно могло выполнять сразу две задачи, – например, истребитель-бомбардировщик. Обычным результатом было то, что это «что-то» должным образом не выполняло ни одну из задач и о по-настоящему высоких характеристиках речи не шло.

Многие из немецких инженеров и конструкторов очень ясно понимали, что требовалось, но были не способны пойти против вышестоящего начальства. Они видели, что расходуют свою энергию расточительно и неэффективно, пытаясь удовлетворить каждую прихоть и идя навстречу пожеланиям устранять все малозначительные дефекты. Они понимали, что первоочередная текущая потребность состояла в том, чтобы сосредоточиться на нескольких стандартных первоклассных моделях, но вместо этого они должны были постоянно изменять и пересматривать свои планы, урезая и изменяя их, – часто из-за отдельного пожелания какого-то старшего боевого офицера. Долгосрочные предписания для промышленности были редкостью, и когда они появлялись, то часто отменяли предыдущие.

За производство и исследовательские работы отвечал Удет. Это была яркая, богемная личность, в общем и целом порядочный человек и потому всегда склонный верить в общую благопристойность других, что было большой ошибкой на его высоком посту. В ходе Первой мировой войны он стал выдающимся летчиком-истребителем. Он мастерски управлял маленьким самолетом, так же как в прежние дни блестящий кавалерист своей лошадью. Но его мастерство было скорее вопросом таланта, чем знаний, и он всегда весьма охотно признавал, что знает немного или вовсе ничего о технической стороне полетов. В ходе Первой мировой войны он был очень популярен в Германии как ас-истребитель, а после войны сделал карьеру как воздушный трюкач, демонстрируя высший пилотаж, от которого волосы вставали дыбом, на различных авиашоу и т. п. и сделался популярным за пределами Германии60.

Удет был среди тех, к кому обратился Геринг, который особенно стремился использовать его популярность в интересах люфтваффе. Именно поэтому он убедил Удета, во многом против его желания, надеть форму оберста и принять назначение инспектором штурмовой и истребительной авиации61. Пока все шло нормально. Это была работа, которую Удет умел выполнять очень хорошо, и фактически развитие и появление «Штук» было многим обязано ему, и первоначально, когда он прибыл, свежий ветер начал дуть через кабинеты технического управления. Однако вскоре он столкнулся с трудностями, с которыми не мог справиться, и был вынужден обратиться к Герингу. После этого Геринг уладил проблему, – во всяком случае, он так думал, – назначив его начальником технического управления.

– Все это не для меня, – возразил Удет. – Я летчик, и никто иной. Я ничего не знаю о проектировании и производстве.

– Как и я, – весело парировал Геринг. – Но когда я объявляю, что вы глава технического управления, все должны быть довольны.

Это было типично для поверхностных и удалых методов, которыми определялась судьба крайне важного оружия, бывшего в руках Геринга, и это ни в коем случае не было худшим примером.

О новом назначении Удета объявили 10 июня 1936 года, и с этого момента он отвечал за авиационные вооружения Германии. Внешне его жизнь была блестящим успехом. Теперь он был генералом, но оставался несчастным и неудовлетворенным человеком. Он все еще летал и даже установил несколько новых рекордов, но, правда, на самолетах со специально подготовленными двигателями. В воздухе он находился в своей стихии и был счастлив; когда же работал в кабинете, то был несчастен. Его первоначальные возражения против этой работы были обоснованными, и вскоре он был поглощен аппаратной борьбой, в которой ничего не понимал. Его втянули в постоянные сражения между различными конкурирующими интересами и разными соперничающими фирмами. Со всех сторон на него оказывали давление и часто вовлекали в принятие решений, которые впоследствии оказывались роковыми. Он потерял контроль до такой степени, что даже представил Гитлеру и Герингу некоторые модели как готовые к серийному производству, когда они были всего лишь прототипами62.

Его жизнь теперь казалась блестящей, но это было обманчивое впечатление. Удет был несчастным человеком. Справляться со всем этим ему было трудно, и он начал сильно пить, чтобы залить свою внутреннюю неуверенность. Пока не было никакой войны, фасад будет держаться, и все может идти по-старому, но, если когда-нибудь начнется война, фасад рухнет и покажет позади себя неразбериху, дезорганизацию, противоречивую политику, конкуренцию, пороки и ложь63.

Одного взгляда на карту Европы было достаточно, чтобы любой мог понять, как уязвима Германия с воздуха. На востоке плотная концентрация промышленности имелась в Верхней Силезии, второе компактное скопление – в Центральной Германии, а третье – в Руре и Сааре. И, кроме этого, одна за другой шли плотно заселенные области, легко уязвимые из-за границы. Враги Германии могли по прямой в пределах нескольких часов долететь до всех ее жизненно важных пунктов и сбросить бомбы, – им даже не требовалось прицеливаться; при такой концентрации промышленности каждая бомба нашла бы свою цель, даже если это были бы лишь дома.

В чем Германия, несомненно, нуждалась, так это в сильной авиации ПВО. Первоначально командование авиации действительно думало об обороне, но затем оно было ослеплено перспективой молниеносной войны на один фронт. В этой мечте не было никакого места для оборонительных люфтваффе. Оно хотело стратегических люфтваффе и думало, что это будет козырной туз. Под руководством генерала Вефера должен был быть создан флот бомбардировщиков, достаточно сильный, чтобы разрушить индустриальное сердце любого врага, но в те дни это могло быть достигнуто с легкими и средними бомбардировщиками.

Все – прежде всего Ешоннек, но также Мильх и Удет – были убеждены, что найдено идеальное решение, и никто не думал о потребности Германии в собственной обороне. Они все стали безрассудными игроками. Они были уверены в том, что выиграют и быстро победят, и закрывали уши от всех неприятных вопросов. Например: что случится, если стратегические люфтваффе не смогут парализовать индустриальные центры своего противника? Не могла ли столь оптимистически оцениваемая стратегическая авиация стать смертельным бумерангом? Но руководство Германии отбрасывало все подобные неприятные мысли с поспешной самоуверенностью: «Люфтваффе обладают преимуществом по отношению ко всем возможным врагам и делают все, чтобы это преимущество сохранить».

И все же даже среди окружения Геринга были некоторые, кто не был склонен игнорировать другие страны. Например, они знали производственные возможности Великобритании и Соединенных Штатов и знали, что обе эти страны имели неистощимые запасы сырья, с которыми Германия никогда не сможет конкурировать. И они также знали одаренность и изобретательность англичан и американцев. Но они держали свои рты на замке. При Гитлере неприятные истины были непопулярны и человек не осмеливался высказывать свое мнение, если он хотел сохранить свою работу, а возможно, и голову.

Было правдой, что Великобритания и Франция и, конечно, Соединенные Штаты были далеко позади Германии в гонке вооружений, – но Великобритания и Соединенные Штаты могли себе это позволить. Они всегда могли надеяться получить время, чтобы догнать ее. Но даже превосходство Германии в вооружениях не было достаточным, чтобы соответствовать ее агрессивным целям, и навсегда останется тайной, как это произошло, что страна, чья политика бросила вызов остальному миру, так немного сделала, чтобы усилить свои позиции. Например, Германия вступила в войну с запасом жидкого топлива всего лишь в 200 тысяч тонн. Кажется, что ее руководство так много хвасталось, запугивая других, что в конце концов само утратило понимание, где проходит линия раздела между правдой и вымыслом.

Когда началась война и первые британские бомбардировщики совершили набеги на немецкую территорию, стало очевидно, что Германия имеет неадекватную защиту с воздуха. Тогда еще было время, чтобы создать подвижную оборону. Но этой задачей пренебрегли. Ошибка стоила крови и слез.

Глава 5

ЧЕРНЫЙ ЧАС БРИТАНИИ

В июне 1940 года французская армия была разгромлена, казалось, что конец уже очень близок. Едкий запах тлеющих руин Дюнкерка все еще витал над симпатичными графствами64 Южной Англии, но, как и прежде, в живых изгородях щедро цвели дикие розы, а сельская местность была мирной и радушной. И все же каждый мужчина и каждая женщина в стране знали, что положение было критическим. Великобритания осталась одна – без ресурсов и почти без оружия. Доминионы65, конечно, помогали, но это требовало времени. Тем временем британское правительство скупало американские запасы винтовок 1914—1918 годов, но было сомнительно, что даже они прибудут вовремя. Спешно создавалась береговая оборона, но боевой техники было очень мало. Были бригады, имевшие не более пары противотанковых пушек и не больше шести снарядов на пушку. Современной полевой артиллерии практически не существовало.

Над Ла-Маншем, казалось, Германия становилась все более сильной, чем когда-либо. Итальянский диктатор только ожидал своего часа. Советская Россия поставляла нацистской Германии зерно и военное сырье. И еще был Франко. Он был обязан Германии, и лучшее, что мог сделать, чтобы отблагодарить ее, – это позволить ее войскам пройти через свою территорию, чтобы напасть на Гибралтар. Даже позиция Соединенных Штатов была неопределенной – достаточно дружественной, но у нее на заднем плане, несмотря ни на что, всегда была Япония. Разве Америка, опасаясь, что может ослабить собственную оборону, не могла решить сохранить свои вооружения и ресурсы? Возможно, Америка полагала, что Великобритания уже потеряна?

В высших британских кругах витали мрачные опасения. Даже если страна напряжет до предела все свои ресурсы, ей потребуется много месяцев, чтобы восполнить материальные потери, понесенные в Дюнкерке. А если тем временем Германия вторгнется, что можно будет ей противопоставить? Весьма немногое. Конечно, были войска местной самообороны, численностью в миллион, но плохо обученные и плохо вооруженные. Многие из людей не имели ни формы, ни оружия, ни даже винтовок. Отставные офицеры были заняты чисткой и смазкой своих старых испытанных «веблеев»66. Готовились даже пики и дробовики. Какого сорта сопротивление можно было оказать отлично обученным и опытным немецким парашютно-десантным и перебрасываемым по воздуху частям, если бы они появились?

Но чем более отчаянной становилась ситуация, тем большей была потребность в действиях, граждане страны сплотились перед лицом опасности. Чтобы исключить любые возможности приземления врага, в землю вбивались столбы. Нагромождались груды камней. Сооружались бетонные блоки. Устанавливалась колючая проволока. Во всех районах страны были убраны столбы с указателями. Даже прекрасные английские поля для гольфа были перекопаны, а сельские дома с помощью мешков с песком превращены в маленькие крепости. Все имевшиеся пушки были выдвинуты на позиции, и точки бетонных бункеров усыпали страну. Матери с детьми были эвакуированы, а рабочие на предприятиях, мужчины и женщины, работали по двенадцать и четырнадцать часов в день, выпуская оружие, в котором срочно нуждалась страна. Франция была разгромлена. Теперь немцы могли появиться в любой день – и они не должны были одержать легкую победу…

В воздухе стали слышаться звуки самолетов, особые и все более зловещие звуки, и периодически начали завывать предупреждающие сирены. Рабочие на фермах, однако, продолжали свою работу на полях, а в городах рабочие на заводах оставались у своих станков.

Постепенно система обороны начала приобретать форму. Вдоль южного и юго-восточного побережья возникли оборонительные сооружения, тянувшиеся в глубь страны до полутораста километров. Затем была создана противотанковая оборона, а позади располагались основные британские резервы – все еще мало отвечающие требованиям, – которые можно было перебросить в любую угрожающую точку. Месяцы тяжелой работы превратили английскую сельскую местность в сносное подобие ежа.

В те ужасные недели июля британский Кабинет67 и Имперский генеральный штаб поняли, что теперь только военно-воздушные силы могли вести боевые действия. Эйр-маршал Доудинг68, глава истребительного командования69, произвел расчеты, которые вызывали беспокойство. Только за один-единственный день в мае Королевские ВВС потеряли 67 самолетов. Это было во время отчаянной попытки остановить немецкий прорыв около Седана70. Всего же из 474 машины уже было потеряно 268. Если бы так продолжалось и далее, английская истребительная авиация была бы значительно ослаблена. Подобная мысль была подобна глыбе льда в животе. И тем не менее французы требовали все больше английских истребителей и бомбардировщиков. Это было понятно, но… Доудинга спросили, сколько ему нужно истребительных эскадрилий, чтобы защитить Великобританию от люфтваффе. «По крайней мере двадцать пять, – ответил он. – С меньшим количеством мы потерпим поражение».

Тогда британский Военный кабинет решил, что независимо от того, что произойдет, и независимо от того, как отчаянно будут просить французы, эти двадцать пять эскадрилий должны держаться в резерве для собственной обороны Англии. Это было решение, которое казалось французам эгоистичным, близоруким и почти предательским, малопонятное им решение, которое всегда осуждалось во Франции. Но последующий ход войны показал, что оно было дальновидным и правильным.

Затем на материке были тягостные встречи с французами. Фоном всех переговоров стал невысказанный упрек: «Вы имеете самолеты и могли бы помочь нам. Но вы не будете. Вы покидаете нас в беде в критический момент».

16 мая во Францию были посланы десять эскадрилий, каждая из двенадцати самолетов, но едва прошел месяц, как французы потребовали еще больше. 11 июня в замке Бриар около Орлеана состоялась наводившая тоску конференция. От Англии были сам Черчилль, Иден71, генерал Дилл, начальник Имперского генерального штаба, и генерал Исмей, Францию же представляли Рейно72, маршал Петен73, французский главнокомандующий Вейган, генерал Вильмен и молодой генерал по фамилии де Голль74. Немцы уже были у ворот Парижа. То, что говорил Черчилль, звучало ужасно для ушей французов. В сущности, это было то, что он позже должен был сказать своим соотечественникам. Париж необходимо оборонять, район за районом, улицу за улицей, дом за домом. Он процитировал Клемансо75: «Я буду сражаться перед Парижем, в Париже и позади Парижа».

– Да, – грустно согласился Петен, – он говорил это.

Но он заметил, что в те дни Франция имела в резерве шестьдесят дивизий. Сегодня же она не имела ни одной. И тогда на линии фронта были еще шестьдесят британских дивизий. Сегодня же, даже если бы Париж превратился в руины, это не имело бы никакого значения для результата всей кампании.

А затем генерал Вейган решительно затронул болезненную проблему: Франция нуждалась в самолетах, английских истребителях, и нуждалась в них немедленно. Это был главный вопрос, и теперь наступил решающий момент. Было бы ошибкой оставить в бездействии в Англии даже одну эскадрилью, когда она могла сражаться во Франции.

Все глаза обратились к Черчиллю, но тот никак не отреагировал. Для него этот момент не был решающим. Он наступит, когда Гитлер решит бросить люфтваффе против Англии. Если то сражение будет выиграно, тогда все, что теперь казалось потерянным, могло быть отыграно. Но оно не могло быть выиграно без тех минимальных 25 эскадрилий, затребованных Доудингом. Англия должна держать их наготове, несмотря ни на что.

Между тем он предложил, чтобы Франция продолжала сражаться. За исключением де Голля, все остальные неопределенно пожали плечами. Вейган был особенно настроен против бесполезного кровопролития, и его голос дрожал, когда он рассказывал о тяжелом положении французов на дорогах в зоне боев.

На следующий день конференция продолжилась. Рейно вернулся к наступательной тактике и потребовал по крайней мере еще пять английских эскадрилий. Вейган потребовал бомбардировщики. На все это Черчилль с готовностью пообещал, что Военный кабинет рассмотрит этот вопрос. Затем британская делегация улетела назад в Лондон. На следующий день она снова встретилась с Рейно, на сей раз в Туре. За двадцать четыре часа ситуация приняла еще худший оборот; было бесполезно отрицать факт: французские вооруженные силы полностью развалились. Пять английских эскадрилий, затребованных Рейно, так никогда и не прибыли во Францию.

Когда в начале июня все английские самолеты вернулись назад на свои базы, Доудинг сообщил, что на аэродромах в Англии находятся 54 эскадрильи с 656 самолетами, готовые встретить немецкое нападение, когда оно начнется. Само существование Великобритании теперь висело на тонкой нити. Она должна была доказать свою прочность.

Пока Гитлер впустую тратил время, принимая приветствия на бессмысленных победных парадах, Англия получила драгоценную передышку, которую она использовала с толком. Только 2 июля Гитлер отдал распоряжения о том, что необходимо собрать «информацию» относительно возможного вторжения в Англию.

На этот раз немецкие военачальники были застигнуты врасплох. Быстрая победа над Францией и Англией в Западной Европе чрезмерно поразила их, и они пока еще даже серьезно не рассматривали возможность вторжения в Англию. 11 июля Гитлер провел важную беседу с адмиралом Редером, главнокомандующим военно-морским флотом Германии. Редер был моряком и ясно видел огромное превосходство британского военно-морского флота над его силами. Как следствие, он расценивал перспективы вторжения без энтузиазма и упорно утверждал, что если и предпринять такую попытку, то сначала люфтваффе должны завоевать господство в воздухе над английским побережьем. Только в этом случае высадка могла иметь какой-то шанс на успех. Гитлер согласился.

16 июля Гитлер выпустил оперативную директиву номер 16, в которой объявил: «Поскольку Англия, несмотря на ее безнадежное военное положение, не показывает никаких признаков готовности к переговорам о заключении мира, я решил, что десантная операция должна быть подготовлена и, если будет необходимо, осуществлена. Цель этой операции будет состоять в том, чтобы предотвратить использование английской территории в качестве базы, с которой может быть продолжена война против Германии. Если будет необходимо, мы оккупируем всю страну».