Полная версия
Dragon Age. Украденный трон
Дэвид Гейдер
Dragon Age. Украденный трон
Моей Оме
David Gaider
DRAGON AGE: THE STOLEN THRONE
Text Copyright © 2009 by Electronic Arts, Inc.
Published by arrangement with Tom Doherty Associates.
All rights reserved
Перевод с английского Татьяны Кухта
Оформление обложки Виктории Манацковой
Выражаем признательность Анастасии Фадеевой за деятельное участие в подготовке книги.
© Т. Кухта, перевод, 2011
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2018 Издательство АЗБУКА®
Благодарности
Прежде всего я хочу выразить большую признательность вам, моя группа поддержки, – Джордан, Стеф, Даниэль и Синди. Без вас я никогда не добился бы своего.
Спасибо и вам, мои родители, пусть вы были твердо убеждены, что от всех этих игр никогда не будет проку, но все же разрешали в них играть. Вы поощряли мое воображение, а это самое важное. Я всегда буду благодарен вам обоим.
Невозможно не вспомнить добрым словом тот тяжкий труд, который команда «Dragon Age» вложила в создание этого мира. Каждый день, который я провожу в обществе этих фантазеров и творцов, прибавляет гордости за наше общее детище. Вы, ребята, изрядно облегчили мне работу.
И напоследок хочу поблагодарить компанию «BioWare» за то, что предоставила мне такой фантастический шанс, и за то, что относится к тем компаниям-разработчикам, которые верят, что в книгу стоит вкладывать средства.
Глава 1
Беги, Мэрик! Беги!
И Мэрик побежал. Предсмертный крик матери подхлестнул его, словно кнутом. Яркая и страшная картина ее гибели еще стояла перед глазами Мэрика, когда он развернулся и опрометью бросился в лес, окаймлявший прогалину. Не замечая, как ветки хлещут по лицу, цепляются за плащ, он почти вслепую продирался через чащу.
Чьи-то сильные руки обхватили его сзади. Кто-то из соратников матери или один из предателей, которые только что убили ее? Скорее всего, второе. Застонав от натуги, Мэрик двинул локтем за спину, чтобы освободиться от вражьей хватки. Не вышло – лишь очередная ветка хлестнула по лицу. Напавший потащил было Мэрика назад, к прогалине, и тогда юноша уперся ногами в землю, удачно зацепившись сапогом за узловатые древесные корни. И снова изо всей силы ударил. На сей раз локоть угодил во что-то твердое, оно тут же подалось, влажно хрустнуло – и Мэрик услышал сдавленный крик боли.
Руки, обхватившие его, разжались, и Мэрик бросился в глубину леса. И тут же его дернуло назад – это длинный кожаный плащ, зацепившись за что-то, натянулся до предела. Мэрик извернулся, забился неистово, словно дикий зверь, угодивший в западню, и в конце концов вырвался, разодрав плащ о сучковатую ветку. Хватая ртом воздух, не рискуя оглядываться, юноша метнулся в темноту между деревьями. Лес был старый, дикий, и кроны деревьев сплетались так тесно, что сквозь лесной полог проникали лишь едва заметные лучики лунного света. Разглядеть что-либо было почти невозможно, лес предстал перед глазами Мэрика зловещим лабиринтом причудливых теней и устрашающих очертаний. Огромные корявые дубы высились, словно мрачные стражи лесного царства, а в непроглядной черноте густого подлеска могло таиться что угодно.
Мэрик понятия не имел, куда бежит, – его направляло только неистовое стремление спастись. Он спотыкался о корни, перепрыгивал через поваленные деревья, которые то и дело возникали на его пути, словно ниоткуда. Под ногами было сыро и предательски скользко; Мэрик оступался, пошатывался, и тогда ему казалось, что земля вот-вот расступится и поглотит его. Сбиться с пути в этих лесах было проще простого – можно бежать по кругу хоть целый день и ничего не заподозрить. Юноша слышал, как далеко позади перекрикиваются преследователи, а еще он отчетливо различал звуки боя. Сталь лязгала о сталь, кричали перед смертью люди – сподвижники матери Мэрика. Многих из них он знал всю свою жизнь.
Юноша бежал и бежал, не разбирая пути, и мысли его лихорадочно метались. Всего лишь несколько минут назад Мэрик ежился от холода на стылой лесной прогалине, глубоко убежденный, что его присутствие на этой тайной встрече не более чем дань ненужной формальности. И почти не обращал внимания на то, что происходит вокруг. Незадолго до этого мать сказала, что с поддержкой новых сторонников мятеж наконец-то обретет подлинный размах. Эти люди, сказала мать, готовы выступить против своих орлесианских хозяев, а это шанс, который она упускать не желает и не упустит, после того как они столько лет были вынуждены прятаться, спасаться бегством и принимать бой, только когда наверняка могли выиграть. Мэрик не стал возражать против этой встречи. Ему даже в голову не пришло, что это может быть опасно. Мать была знаменитой Мятежной Королевой – именно она подняла это восстание, именно она командовала армией. Это была ее война – ее, а не Мэрика. Сам он никогда не видел трона своего деда, не понимал, какой властью обладал его род, до того как орлесианцы вторглись в Ферелден. Все восемнадцать лет своей жизни он провел в лагерях мятежников либо отдаленных замках, в бесконечных переходах и маршах, неизменно в свите матери. Он даже представить не мог, что можно жить как-то по-другому, – сама мысль об этом была Мэрику совершенно чужда.
А теперь его мать мертва. Юноша споткнулся, потерял равновесие и кубарем покатился в темноту по влажному склону низкого холма. Неуклюже скользя по листьям, Мэрик ударился головой о камень и вскрикнул от боли. В глазах у него помутилось.
Преследователи его услышали – издалека приглушенно донесся ответный крик.
Распластавшись в пронизанной лунным светом темноте, Мэрик обхватил руками голову. Ушиб горел огнем, адским пламенем боли, сводящей с ума. Какой же он дурак! Просто чудом, иначе не скажешь, ему удалось оторваться от погони, и вот – он выдал себя нечаянным криком. Пальцы стали влажными и липкими от крови. Кровь засыхала на волосах, ручейками стекала по шее. В стылом, промозглом воздухе она казалась особенно теплой.
Мэрик вздрогнул, и с губ его сорвался один-единственный всхлип. Может, так и лежать тут? Пусть приходят, пусть уничтожат и его? Мать они уже убили, заработали щедрую награду, которую, вне всякого сомнения, посулил узурпатор. Кто он такой – всего лишь еще одна жертва, которую прикончат вместе с немногочисленной свитой матери? И тут Мэрик оцепенел, как громом пораженный мыслью, которая мелькнула на самом краю сознания.
Он – король.
Нелепо. Конечно же нелепо. Король? Мальчишка, удостоившийся стольких обеспокоенных взглядов и досадливых вздохов? Сопляк, за которого матери так часто приходилось оправдываться? Она вечно твердила, что Мэрик, когда подрастет, научится командовать людьми так же хорошо, как это получалось у нее самой. Вот только ничего подобного так и не произошло. Мэрик, правда, не особенно огорчался, поскольку в глубине души не верил, что с матерью может что-то случиться. Она казалась неуязвимой, непостижимой, вечной. То, что она тоже смертна, лишь досужий вымысел, не имеющий ничего общего с реальностью.
А теперь ее нет – и он должен стать королем? Он, Мэрик, должен возглавить и продолжить мятеж против орлесианцев?
Легко представить, как узурпатор, восседающий на денеримском троне, покатится со смеху, узнав, кто стал преемником Мятежной Королевы. Нет уж, подумал Мэрик, лучше остаться здесь и умереть. Лучше быть убитым, чем стать посмешищем для всего Ферелдена. Может, сторонники матери отыщут какого-нибудь дальнего родственника, который сумеет подхватить знамя восстания. А если не сыщут – пусть род Каленхада Великого прервется здесь и сейчас. Пусть этот мятеж закончится с Мятежной Королевой, погибшей буквально в шаге от желанной цели, а не выдохнется окончательно под водительством ее никуда не годного сынка.
В самой этой мысли было что-то умиротворяющее. Мэрик лежал навзничь на влажных листьях, и сырость, холодившая кожу, казалась почти приятной. Голоса преследователей, то и дело перекликавшихся друг с другом, неумолимо приближались, но юноша ухитрялся их не слышать – почти не слышать. Он старался вслушиваться только в шорох ветра, перебиравшего листву в высоких кронах. Рослые деревья обступали его со всех сторон, словно тени гигантов, пренебрежительно взирающих на ничтожного карлика, рухнувшего к их ногам. Мэрик чуял смолистый запах хвои, пряный аромат древесного сока. Эти лесные стражи станут единственными свидетелями его гибели.
Так он лежал, чувствуя, как боль уже не пылает, а настойчиво пульсирует в голове, лежал – и одна мысль неотвязно мучила его. Люди, которые обещанием помощи заманили мать в ловушку, были ферелденскими аристократами – из тех, кто предпочел покориться орлесианцам, чтобы сохранить владения. Вместо того чтобы остаться верными древней присяге, они предали законную королеву. И если никто из спутников матери не сумеет спастись, если некому будет рассказать уцелевшим вождям мятежного войска о том, что на самом деле произошло на прогалине, они так никогда и не узнают правды. Догадаться-то догадаются, но где доказательства? И предатели никогда не заплатят за преступление.
Мэрик резко сел, и разбитая голова тут же протестующе загудела от боли. Ноющее тело сотрясала дрожь – юноша промок и продрог до костей. Определить, где он находится, было сложно, но Мэрик прикинул, что отсюда не так уж и далеко до лесной опушки. Он успел пробежать совсем немного, и преследователи тоже ненамного отстали – слышно, как они перекрикиваются, обшаривая лес. Голоса их, впрочем, становились все тише. Может, ему и не стоит никуда бежать? Мэрик свалился на дно какой-то лощины, и, если затаится, преследователи, вполне вероятно, пройдут мимо, а у него будет шанс отдышаться и прийти в себя. Может быть, он даже сумеет пробраться незамеченным назад на прогалину и проверить, все ли спутники матери погибли.
Резко хрустнули сухие ветки – и Мэрик вновь замер. Мгновение – мучительно долгое мгновение – он напряженно вслушивался, но из темноты больше не донеслось ни звука. И все же ветки хрустнули под чьей-то ногой – в этом юноша был совершенно уверен. Он выжидал, не смея шелохнуться, и наконец снова услышал хруст. Только на этот раз он прозвучал тише. Кто-то явно подкрадывался.
Мэрик огляделся. Дальний край лощины, в которой он затаился, переходил в пологий склон. Лунный свет так скудно сочился сквозь густую листву, что разобрать, насколько ровная там земля, было нелегко. И в той стороне тоже были деревья, корни, густой кустарник.
Среди приглушенных криков погони и шепота деревьев Мэрик сумел различить едва уловимый звук шагов. Совсем близко чавкнули под тяжелой ногой влажные листья. Мэрик распластался на земле, почти перестав дышать. Быть может, враги не заметят его? Но рассчитывать на такое сказочное везение было глупо. У юноши не оставалось выбора – надо выбираться, уходить как можно дальше от предателей. Прочь от мрачной поляны, где осталось тело матери.
Мэрик осторожно попытался подняться. Тотчас колени и плечи пронзила острая боль. Ныли ссадины на лице и руках, исхлестанных ветками, ныл разбитый до крови затылок, но все это казалось далеким, о чем можно будет подумать потом. Юноша изо всех сил старался двигаться медленно и тихо. И все время, до боли прикусив нижнюю губу, вслушивался, не раздастся ли звук чужих шагов. Но ничего не мог различить – сердце колотилось бешено и так громко, что, казалось, его стук слышен даже на самом далеком краю леса. Быть может, враги уже сейчас, в эту самую минуту, подкрадываются ближе и потешаются над его страхом.
Обливаясь потом, несмотря на сырость и холод, Мэрик понемногу выпрямился. И тут же правое колено скрутила судорога, ударившая болью вверх по бедру. Мэрик от неожиданности зашипел сквозь стиснутые зубы и поспешно зажал рот ладонью, зажмурился, мысленно понося себя за глупость. Замерев на месте, он напряженно вслушивался в темноту. Чужие шаги стихли. Из-за деревьев донесся окрик. Слов юноша не мог различить, но это явно был вопрос: ну как, мол, нашли что-нибудь? Ответа не последовало. Тот, кто подбирался к Мэрику, не хотел выдавать себя.
Мэрик осторожно пополз вверх по склону. Щурясь до рези в глазах, он всматривался в темноту, пытаясь разглядеть хоть какое-то подобие человеческого силуэта. И представлял, как его невидимый враг проделывает то же самое. Странная и смертельно опасная игра в кошки-мышки: кто первым увидит другого – тот и выиграл. Мэрик вдруг запоздало сообразил, что, даже если первым обнаружит преследователя, вряд ли от этого будет толк. Он безоружен. На поясе болтаются пустые ножны, а кинжал юноша пару часов назад одолжил Хирэму – одному из самых доверенных командиров матери. Славный малый, которого Мэрик знал всю свою жизнь, теперь, скорее всего, валяется мертвым у ног своей королевы, и кровь их, смешавшись, застывает в промозглой полуночи… Мэрик мысленно отругал себя за глупость и постарался выбросить из головы эту картину.
Тогда-то он и заметил, как в темноте что-то блеснуло. В густой тени рассмотреть человека было невозможно, но стальной меч отразил слабый лунный свет. Теперь Мэрик точно знал, где находится противник.
Не отводя взгляда от того участка темноты, Мэрик поднял руки и, ухватившись за скользкий корень, бесшумно подтянулся. Руки и плечи отозвались страшной болью, но юноша не обратил на нее внимания. В тот самый миг, когда он выбрался на ровную поверхность, клинок в руке незнакомца пришел в движение. Черная тень крадучись двинулась к нему, с угрожающим ворчанием занося меч.
Не задумываясь Мэрик метнулся вперед. Вражеский меч свистнул у него над ухом, едва не задев плечо. Мэрик с разгону врезался головой в противника, ударил под дых. Голова взорвалась нестерпимой болью – кольчуги в Ферелдене делать умели. С тем же успехом он мог бы боднуть ствол дерева. Мир перед глазами завертелся колесом. Мэрик потерял равновесие, но и его противник тоже не удержался на ногах. Они разом повалились на твердую бугристую землю. Падая, мечник помимо воли откинул правую руку, и клинок, вывернувшись из пальцев, отлетел в темноту.
Полуослепший от боли, почти обезумевший, Мэрик обеими руками схватил противника за голову. Пальцы его впились в толстую, поросшую жесткой щетиной щеку. Мужчина неистово махал руками, пытаясь оттолкнуть Мэрика. Попробовал закричать, чтобы позвать на помощь сообщников, но из горла вырвался только сдавленный рев. Юноша с силой ударил противника головой о корень. Мечник застонал.
– Сволочь! – прошипел Мэрик.
Противник сопротивлялся, бил, пытаясь дотянуться до лица. Не обращая внимания на ушибы и ссадины, Мэрик изо всей силы приложил врага затылком о корень еще раз. Тот взвыл от боли, попытался оттолкнуть юношу, но тяжелая кольчуга сковывала движения. Он отчаянно извивался, но Мэрик не собирался сдаваться.
Голова Мэрика раскалывалась от мучительной боли, ныла от напряжения вытянутая до предела шея. На секунду он расслабился, и бородатый мечник не упустил такого шанса. Тяжелый кулак врезался в скулу с такой силой, что из глаз у Мэрика брызнули звезды, голова пошла кругом. Борясь с подступающим беспамятством, он в третий раз ударил противника. Изо всей силы.
– Вы ее убили! – кричал он. – Вы убили ее, сволочи!
Удар, еще удар. Он снова и снова бил врага, не в силах остановиться. В глазах Мэрика стояли слезы, и каждое слово давалось ему с трудом.
– Она была ваша королева, а вы убили ее!
Наконец мечник затих. Руки Мэрика были липкими от крови – чужой крови. Юноша скатился с обмякшего тела, неуклюже отполз назад. Окровавленные ладони скользили по палой листве, боль в ногах вспыхнула с новой силой. Он ожидал, что враг сейчас вскочит и снова набросится на него. Но неподвижное, едва видное в темноте тело так и валялось на земле, неловко распластавшись на выпирающих из земли корнях. Огромный дуб высился над лежащим, словно великанское надгробие.
Мэрику было дурно, все тело сотрясала дрожь. Он поднес руки к лицу и, не сдержавшись, согнулся в три погибели. К окровавленным ладоням прилипли клочки волос и кожи. Этого юноша не выдержал, и его вырвало на вязкую землю остатками сегодняшнего скудного завтрака. Отчаяние, казалось, вот-вот поглотит его с головой.
«Ты король», – напомнил себе Мэрик.
Королева Мойра, мать Мэрика, была сильной, способной вести армию к победе. До кончиков ногтей она была истинной дочерью своего отца – так говорили все. Она вдохновляла мятежников, и те ни на минуту не сомневались в незыблемости ее прав.
«А теперь ее нет, и король – ты», – вновь и вновь твердил себе Мэрик. И по-прежнему все никак не мог в это поверить.
Отдаленная перекличка преследователей снова зазвучала громче. Быть может, предатели все же услышали шум драки. Надо уходить. Бежать, бежать, не останавливаясь. Вот только Мэрик никак не мог заставить ноги двигаться. Он сидел в темноте ночного леса, держа перед собой выпачканные кровью руки, будто понятия не имел, что еще с ними сделать.
Сейчас юноша был способен думать только об одном – о дне последней битвы. На матери были доспехи, она была с ног до головы покрыта кровью, и на губах ее играла отчаянная ухмылка. Наставник Мэрика приволок его пред материнские очи за драку с мальчишкой-простолюдином. С матерью был эрл Рендорн, который спросил, сумел ли Мэрик по крайней мере одержать победу. Сгорая от стыда, юноша сознался, что потерпел сокрушительное поражение, и тогда эрл, презрительно фыркнув, осведомился: и какой же, мол, в таком случае выйдет из него король?
А мать разразилась веселым смехом – смехом, который мог развеять любую беду. Она взяла Мэрика за подбородок и, глядя ему в глаза, ласковым голосом сказала: «Ты зеница моего ока, и я в тебя верю».
От горя Мэрик готов был разрыдаться. Мать в него верила, а он ухитрился за какие-то полчаса безнадежно заблудиться в лесу. Даже если он сумеет ускользнуть от погони, выбраться из леса и добыть себе другого коня – как найти мятежную армию? Он так привык, что его все время куда-то ведут, говорят, куда надо ехать, что совсем не обращал внимания на дорогу. Он просто делал то, что велели, и только. А теперь он даже не представлял, где находится.
«Так встретил свой конец последний истинный король Ферелдена, – с угрюмым весельем подумал Мэрик. – Он хотел быть хорошим королем, но не мог отличить задницу от дырки в земле».
С огромным трудом Мэрик заставил себя собраться. Не самое подходящее время размышлять о прошлом или горевать. Он только что голыми руками убил человека, и другие враги неподалеку. Надо бежать. Мэрик глубоко вдохнул и зажмурился. Нужно успокоиться и собраться хотя бы ненадолго.
Он открыл глаза и понял, что готов.
Мэрик хладнокровно огляделся в поисках меча, но ничего не мог рассмотреть. Из темноты донесся еще один оклик – и на сей раз он прозвучал гораздо ближе. Надо было спешить.
Мэрик осторожно поднялся на ноги, вслушался, пытаясь понять, откуда доносятся голоса, и решительно двинулся в противоположном направлении. Ноги, покрытые синяками, то и дело скручивала судорога, и вполне вероятно, что пара-другая костей была сломана, но юноша не обращал внимания на боль. Напрягая силы, хватаясь за низко растущие ветки, он волок свое измученное тело все дальше и дальше в темноту.
Они за все заплатят, за все. Если Мэрик станет королем, он заставит их расплатиться за все.
– Что-то там происходит, – хмурясь, пробормотал Логейн.
Он стоял на опушке леса, рассеянно стирая грязь с кожаных штанов. Напрасный труд – одежда браконьеров никогда не бывает чистой. У орлесианцев, само собой, были для Логейна и ему подобных другие прозвища: преступники, воры, разбойники. Но этих людей мало заботило, кем их считают захватчики.
Орлесианцы были твердо убеждены, что владеть землей могут только их спесивые разряженные дворянчики, и неудивительно, что они не слишком благосклонно отнеслись к вольным землепашцам Ферелдена. Заполучив трон, император Орлея изобрел добавочный «налог». Отец Логейна в первый год как-то исхитрился наскрести денег, а потом захватчики, ясное дело, решили, что грабительская сумма должна быть увеличена. Семья Логейна оказала сопротивление – и вот теперь они живут в глуши ферелденских лесов с другими такими же изгоями, пытаясь кое-как выжить.
Логейна, может, и не заботило, что именно думают о нем орлесианцы, но зато он весьма усердно заботился о том, чтобы не угодить под стражу. Местный констебль в Лотеринге был ферелденец, а потому до сей поры относился к шайке терпимо. Пока они не нападали на путников и воровали только по мелочи, констебль делал вид, что старается их изничтожить. Логейн, однако, понимал, что рано или поздно этот человек будет вынужден взяться за них всерьез, и надеялся только, что у констебля хватит благородства предупредить об этом заранее. Тогда они переберутся в другое место, как уже поступали не единожды. В конце концов, в Ферелдене лесов и холмов предостаточно, чтобы укрыть целую армию, – это знает даже Мятежная Королева. Но что, если констебль не станет их ни о чем предупреждать? Именно эта мысль сейчас грызла Логейна, именно она вынуждала вглядываться в темноту леса. Люди далеко не всегда могут поступать так, как им хочется.
С поля подул промозглый ветер, и Логейн зябко поежился. Стемнело уже давно, и в ясном ночном небе сияла луна. Он отбросил с глаз пряди черных волос, с отвращением подумав, что волосы у него немногим чище одежды, и натянул на голову капюшон. Весна в этом году больше смахивала на затянувшуюся зиму. Холодными ночами Логейн и его товарищи мерзли в самодельных палатках, но и такое жилье уютнее тюремной камеры.
К Логейну подошел Дэннон – верзила подозрительной наружности. Логейн догадывался, что в прошлом тот был вором – из тех любителей чужого добра, что промышляют в больших городах, шаря по карманам и грабя неосторожных путников, – и что оказался он в шайке изгоев потому, что карманник и грабитель из него вышел никудышный. Впрочем, не Логейну было его судить. Все они трудились, как могли, и Дэннон вполне добросовестно исполнял свою долю работы. Но это вовсе не значило, что Логейн должен приязненно к нему относиться.
– Ты что это там бормочешь? Увидел чего?
Дэннон почесал крючковатый нос, поправил висевшие на плече тушки. Нынче на ужин у них три кролика, добытые в угодьях некоего лорда. Охотиться в темноте нелегко, особенно когда все время думаешь не столько об охоте, сколько о том, как бы никому не попасться на глаза, но все-таки на этот раз им повезло.
– Я сказал – что-то там происходит, – повторил Логейн с раздражением. Развернувшись, он вперил гневный взгляд в Дэннона, и тот отступил на шаг. Такое Логейну было не в диковинку. Ему не раз говорили, что взгляд его холодных светло-голубых глаз точно отталкивает людей. Юношу это вполне устраивало. Большинство изгоев, и особенно Дэннон, до сих пор считали его желторотым юнцом, и он не хотел, чтобы этому типу взбрело в голову отдавать ему приказания. – Хочешь сказать, что ничего не заметил?
Дэннон пожал плечами:
– Видел я кой-какие следы. Сдается мне, по округе шастают солдаты.
– И тебе не пришло в голову, что это может быть важно?
– Ха! – Дэннон закатил глаза. – Так ведь Каролин в деревне говорила уже насчет солдат. Мол, она сама вот только нынче утром видела, как по северному полю проехал с малым отрядом банн Сеорлик.
Услышав это имя, Логейн нахмурился:
– Сеорлик – лизоблюд. Всем известно, что он душу запродаст, только бы получить объедки с императорского стола.
– Ну да, так вот, Каролин видела, как он ехал прямиком через поле, подальше от дороги и даже в трактир не завернул. Не хотел, чтобы его заметили, – точь-в-точь как мы. – Дэннон указал на тушки кроликов, которые нес на плече. – Слушай, что бы там ни затеял Сеорлик, нас это точно не касается. Никто не видел, как мы охотились. Мы молодцы, а теперь пора уходить. – Он улыбнулся нервно и с неискренним дружелюбием, явно стараясь убедить Логейна.
Дэннон его боялся. И юношу это вполне устраивало.
Он снова перевел взгляд в глубину леса, рукой нашарил эфес висевшего на поясе меча. Дэннон заметил это движение и скорчил гримасу. С кинжалом он управлялся недурно, но клинки покрупнее были ему не по плечу.
– Ай, да пойдем уже! – проворчал он. – Нечего нарываться.
– Я не намерен искать неприятностей, – жестко сказал Логейн. – Я намерен их избежать. Ты не хуже меня знаешь, что мы проторчали на этом месте слишком долго.
– Это уж не тебе решать, – буркнул Дэннон, но тем не менее прикусил язык и двинулся вслед за Логейном.
Решать, в конце концов, предстояло Логейнову отцу, но даже такой тип, как Дэннон, прекрасно знал, что отец и сын редко расходились во мнении. Как и должно быть.
Браконьеры углубились в ночной лес, лишь ненадолго остановившись, чтобы глаза привыкли к скудному лунному свету. Дэннон все сильнее злился, оступаясь и поскальзываясь, но, по крайней мере, у него хватало ума злиться молча. В свою очередь, Логейн все больше склонялся к тому, что его неуклюжий напарник, возможно, был прав.
