Паб Голубой Маячок

– Вижу, – сказал я. «И писсуар», – подумал про себя.

– Все, что тебе будет нужно, находится здесь, под лестницей, – мы вышли из уборной в тот же темный, неуютный, чем-то отталкивающий коридор. Под лестницей была невысокая, совсем незаметная дверь в крохотную кладовку, откуда Айви вытащил ведро, швабру, перчатки, несколько рулонов туалетной бумаги и пакет с ароматизаторами для писсуара. – Воду мы набираем за барной стойкой, – сказал Айви и направился прямиком туда. Я последовал за ним в зал, не желая оставаться в этом жутком, неприятно пахнущем коридоре. Мэри уже доела свой штрудель и размеренно раскладывала на столы салфетки, вилки и ножи. Билл возился с кофемашиной. Пока Айви наполнял ведро, я вышел во двор, чтобы глотнуть свежего воздуха. Ступив на серый щебень, я присел на влажную деревянную лавку. На улице стояла пасмурная, сырая погода. Я поднял голову и посмотрел на темно-серые облака, пролетающие с невероятной скоростью на высоте, как мне виделось, пятиэтажного дома, и несущие в себе прохладу и мелкие, еле заметные капли дождя, начинающие редко накрапывать. Ох этот мелкий, моросящий, практически незаметный дождь, идущий порой сутки напролёт, – нагнетая лень и клоня в сон. Работать нет ни малейшего желания. Хочется сидеть дома, в тепле, пить горячий чай и читать что-нибудь.

– Алекс! – услышал я резкий голос Айви. – Пойдем! – мы снова зашли в этот гадкий коридор.

– Почему здесь нет света? – в конце концов спросил я. Айви остановился, развернулся, смотря своими хитрыми, увеличенными сквозь очки глазами, и тихо сказал:

– Том не хочет. Хочет, чтобы здесь было все время темно.

– Для чего? – тут же спросил я.

– Точнее, для кого… – с ухмылкой произнес Айви и открыл дверь в уборную, слегка осветив конец коридора и лестницу. Я быстро огляделся по сторонам – на тот случай, если что-нибудь понадобится, я уже буду помнить, что и где находится.

– В общем, здесь все просто, – начал Айви, развесив туалетную бумагу и надев резиновые перчатки. – Унитазы моет уборщица, которая приходит в субботу и воскресенье, поэтому наша задача упрощается: мы просто протираем пол. – он налил немного хлорки в ведро и, намочив швабру, выжал ее и стал быстро и интенсивно мыть пол.

– Готово! Теперь берем рулон туалетной бумаги, отрываем достаточное количество и тщательно протираем зеркало. – делал он все очень быстро, не желая здесь находиться ни одной лишней секунды, так же как и я. – Ну и в конце просто забрасываем ароматизатор в писсуар. Дело сделано. Завтра убирается Мэри, она намного тщательней это все сделает, сам увидишь, – ухмыляясь сказал Айви, снял перчатки и достал из кармана мятную жвачку. – Хочешь? – предложил он.

Я отказался. Он вылил воду в унитаз и сложил все обратно в крохотную кладовку. – Да! В холле нужно будет пылесосить ковролин: утром и уже после клиентов, во время перерыва.

– Какого перерыва? – поинтересовался я.

– Перерыва между ланчем и вечерними посетителями. Ланч заканчивается в 14:00, а в 16:00 уже приходят любители вечерних коктейлей и разных алкогольных напитков. Алкоголики, одним словом, – рассмеялся Айви.

– А еду вы тоже подаете вечером?

– Нет, вечером только дринки.

Я понимающе кивнул. Он пошел на кухню, перекинулся несколькими фразами с Абдуллой и вытащил оттуда громоздкий пылесос; включил и стал все вокруг пылесосить. Мэри сидела за барной стойкой и пила апельсиновый разведенный сок.

– Хочешь что-нибудь? – спросил меня Билл.

– А что у вас есть?

– «Кока-Кола», вода и разведенный апельсиновый сок, все остальное за деньги.

– Воды, пожалуйста.

Билл взял пинту, насыпал в нее льда, положил дольку лимона и, налив из крана воды, поставил передо мной. Я присел рядом с Мэри. Из кухни вышел “захлопотанный” Абдулла и тоже присел рядом с Мэри, но с другой стороны. Они по-свойски, оживленно стали о чем-то беседовать, я же, не вслушиваясь, о чём они говорят, смотрел, как Билл нарезал дольками лимон, высыпая его в глубокую жестяную тарелку. Наполнив ее до краев и накрыв сверху пищевой пленкой, поставил в холодильник.

– Билл, налей мне «Кока-Колы»! – сказал Айви проходя мимо, даже не взглянув в его сторону, неся пылесос обратно в кухню. Билл нехотя это сделал. В это время заскрипела лестница, и в темном коридоре показалась фигура Энтони. Он вышел полон энергии и энтузиазма; лицо его просто светилось позитивом.

– Ну, что ребята, – сказал он громко хлопнув в ладоши, – за работу! – и направился к входной двери, чтобы открыть ее; часы показывали десять часов утра. С момента открытия и до двух часов дня, когда Энтони снова закрыл дверь, нас посетило не больше двадцати человек, что, конечно же, было катастрофически мало. Все заказывали суп и сэндвичи, в основном из серого или белого хлеба, гораздо меньше заказывали итальянский чиабатта брэд, теплый и хрустящий, постепенно набирающий популярность в Ирландии на то время, а также чай, кофе и десерты. В первый день мне позволили обслужить всего три столика, что, в принципе, составило треть от наших сегодняшних посетителей. На чай я получил два ирландских паунда – это было даже меньше, чем билет на автобус до ближайшей к моему дому остановке, который обошелся бы мне в 2.50. Ну да ладно, начало было положено. Я заметил, что Мэри и Айви отлично уже знали посетителей, кто, и сколько даст на чай, бежа к ним навстречу наперегонки, толкая друг друга. Энтони все это время стоял в стороне, всех приветствовал, мило улыбался и контролировал Абдуллу, чтобы тот ничего не перепутал и подал именно то, что заказал клиент. Билл стоял на своем месте и наливал пиво или еще что-то покрепче, а также заваривал чай. Мэри занималась кофе, и горячим шоколадом, она лучше и быстрее Билла обращалась с кофемашиной. В основном заходили уже немолодые семейные пары. Дамы располагались поудобней на мягких диванах, а мужчины присаживались напротив на стульчиках. После обеда и чашечки чая или кофе дамы выпивали рюмочку ликера, а их половинки пили в основном «Гиннесс» или виски. Ровно в два часа все дневные посетители расходились, прекрасно зная график работы таких питейных заведений, а Эндрю закрывал за ними дверь, предварительно запустив одного пожилого джентльмена, лет семидесяти пяти. Как я узнал позже, этот джентльмен по имени Патрик, или Пади, как его все называли, приходился Биллу каким-то дальним родственником, от этого ему разрешалось во время нашего двухчасового неоплачиваемого перерыва там находиться. Пока мы все убирали, Пади сидел за стойкой, говорил со своим родственником и пил «Гиннесс». Выглядел он как настоящий старый ирландец: помятое морщинистое лицо, беззубый рот, старый заношенный светло-коричневый твидовый костюм с жилеткой и трость, без которой ему было бы сложно передвигаться. На голове у него была такая же твидовая темно-коричневая кепка. Понять Пади, что он говорит, было практически невозможно, мне по крайней мере: во-первых, жуткий, местный акцент, а во-вторых, нехватка зубов. За два часа он выпивал четыре пинты; и перед тем как Энтони снова откроет дверь, минут за пять, он уходил. Но пока мы убирали и обедали, Пади сидел за барной стойкой неподвижно, не спеша наслаждаясь своим излюбленным напитком и постоянно что-то бормоча Биллу, который просто качал головой.

– Кто и что будет на обед? – громко, с улыбкой на лице спросил Абдулла, выйдя из кухни, когда мы уже закончили уборку.

– Сэндвич с белым хлебом: хам и чиз, пожалуйста, – крикнул Айви. Абдулла кивнул в ответ.

– Я буду суп и BLT (bacon, lettuce, tomato), с серым хлебом, пожалуйста, – попросила сияющая Мэри. – Абдулла заулыбался в ответ.

– Алекс, а ты что хочешь? – спросил меня Энтони. Я посмотрел на яблочный штрудель:

– Штрудель и чай. Please. Энтони одобрительно кивнул.

– Отрежь себе сам, сколько хочешь, – сказал он. – Билл, сделай чай, пожалуйста, Алексу, и мне тоже. Билл с радостью отнесся к просьбе менеджера и тут же принялся заваривать чай.

– Билли, а ты что будешь? – спросил его Абдулла.

– Чиабатта брэд с ветчиной и салатными листьями, пожалуйста.

Абдулла кивнул и зашел обратно в кухню. После того как все пообедали, спустился Том и отвел меня в сторону:

– Алекс, ну как тебе первый день? – спросил он, пристально смотря на меня сквозь очки.

– Хорошо! – удовлетворенно ответил я.

– Ну и хорошо, – тут же сказал Том. – Тогда приходи завтра в девять утра, а сейчас иди домой. Сегодня понедельник – начало недели, поэтому вечером будет мало людей, ребята сами справятся, а вот в пятницу попрошу тебя остаться подольше, так как будет людно, и нужно будет собирать стаканы и относить их к барной стойке.

Я одобрительно кивнул, взял свою куртку, попрощался со всеми и направился к выходу.

Глава 4

Следующий день практически ничем не отличался от предыдущего – ну разве что Мэри выдраила уборную до блеска, и я обслужил уже не три столика, а четыре, заработав три паунда чаевых. Пообедал я грибным супом с хрустящей чиабаттой, в которой были кусочки жареной курицы и салатные листья. Собравшись уже уходить, в дверях услышал резкий голос Тома:

– Алекс, постой! Я тебя подвезу! Ты не против?

Я одобрительно кивнул. Том поехал другой дорогой, проезжая через центр Дублина. В пути мы все время молчали. Он был не очень разговорчивым человеком, что мне определенно нравилось – может быть, из-за моего слабого английского, а может потому, что я и сам был таким; говорить обо всем попало, как я заметил, не входило в его привычки. Остановившись недалеко от Графтон стрит – пешеходной магазинной улицы, – Том предложил пройтись. Мы вышли из машины и пошли не спеша; повсюду хаотично двигалась масса народа: доносились разные мелодии уличных музыкантов и их голоса; кое-где стояли жонглеры и развлекали проходящую публику. Пройдя по Графтон стрит, мы свернули в какой-то узкий переулок, где находилось совсем небольшое кафе, а сверху над ним магазин. Том, указав на него взглядом и махнув головой, последовал туда; я пошел за ним. Это был магазин мужской брендовой дорогой, как я увидел чуть позже, взглянув на ценник, качественной одежды. Том подозвал продавца и что-то ему сказал, указав на меня. Продавец, высокий худощавый мужчина средних лет, внимательно оглядел меня, понимающе кивнул и ушел; придя обратно минут через пять, держал в руках несколько вещей: три футболки, две черные и одну белую, черные джинсы, длинную темно-синюю ветровку и коробку с обувью; положив все передо мной на кушетку, попросил примерить. Все, что он принес, идеально подошло мне по размеру. Когда я стоял в раздевалке и мерил джинсы, Том, отодвинув слегка занавеску, смотрел, как я переодеваюсь. Меня это абсолютно не смущало – на том же пляже повсюду полуголые тела и тысячи глаз…

В коробке из-под обуви оказались черные кожаные осенние ботинки; очень удобные и мягкие. Все происходило как-то быстро и без особых разговоров. Том уговорил меня не снимать обновки, также попросил надевать их на работу; но только черную футболку, а белую оставить для праздников. Я попытался сказать ему, что я и сам мог бы купить себе все это с первой зарплаты, но он даже слушать не захотел, просто мотнул головой и отвернулся. Спустившись вниз по железной винтовой лестнице, Том тут же зашел в кафе, я последовал за ним.

– Алекс, ты желаешь что-нибудь? – я взглянул на ассортимент.

– Лимонный кекс и черный чай, пожалуйста. – Том мило улыбнулся, кивнув головой. Ему нравилось, что я не корчил из себя скромного молодого человека и меня не нужно было упрашивать… Я же, в свою очередь, прекрасно понимал, что Том всего-навсего хочет сделать мне приятное, не прося ничего взамен – это было написано у него на лице. Отказывать в таком случае было бы чрезвычайно неприлично. Наверное, у него было хорошее настроение в этот момент. Он взял поднос, поставил на него кофе эспрессо, стакан сырой воды, чай и кекс, и мы присели за столик. Том пил свой кофе, мечтательно устремив свой взгляд куда-то вдаль; голова его была немного наклонена набок. Я не спеша ел кекс, запивая его крепким чаем и рассматривая приходящую и уходящую публику.

– Том, ты веришь в Бога? – глядя на его отрешенное лицо спросил я. Он переключил свое внимание на меня, глубоко, лениво вздохнул, и, расплывшись в улыбке, медленно сказал:

– Нет, не верю.

– А в дьявола? – незамедлительно выпалил я.

– Тоже нет. Для меня это иллюзии… выдумка… народный фольклор, – все с той же улыбкой произнес он. Меня его ответ немного шокировал; ну ладно в Бога… многие люди, которых я встречал в последнее время, говорили, что не верят в Бога, но дьявол! Как можно не верить и в него? Ведь если же ты отказываешься от благодати, значит, автоматически переходишь на сторону темных сил. Этого я не понимал, ведь я считал себя очень верующим человеком, по крайней мере мне так представлялось. И все, что сказал Том, показалось мне очень странным, но я не стал заострять на этом внимание. Он подвез меня прямо к моему дому, очень настороженно осмотрелся по сторонам и сказал:

– Д-а-а-а… район, конечно, не самый лучший…

– Я знаю, – улыбнулся я. – Но пока вроде без сюрпризов.

Я не хотел ему рассказывать о нескольких камнях, прилетевших мне в спину не так давно. Том попрощался и быстро уехал. Долго ждать не пришлось, и уже следующее утро разбудило меня неожиданным «сюрпризом». Около шести утра раздался такой взрыв под окнами, что мне показалось, стекол больше в доме нет; и все-таки эти новые пластиковые рамы выдержали ударную волну. Мы с Русланом мгновенно проснулись и подошли к окну. Шагах в двадцати от нашего дома, прямо на дороге, горела машина неизвестной марки. Мы уже были наслышаны о таких выходках, совершаемых местными тинейджерами, которые угоняют машины, катаются на них всю ночь, а в конце своих приключений бросают примерно в таких же подворотнях, каким оказался и наш тупиковый переулок, и поджигают. На то время подобные поступки в Ирландии были не в новинку, сгоревшие машины в неблагоприятных районах можно было встретить довольно часто. Через пять минут с воем сирены примчалась пожарная. Из-за испорченного утреннего сна на работу я пришел раньше обычного.

Глава 5

Неделя пролетела незаметно; пришла долгожданная пятница. Я ждал оживленную работенку, которую обещал Том, говоря, что работы будет много и допоздна, так как мне уже за эти пять дней изрядно наскучило сервировать завтраки на пятнадцать-двадцать человек и томно ждать конца рабочего дня, от этого часов получалось немного, а с ними и низкая заработная плата. На улице вечерело. Часы показывали ровно 18:00, когда я подошел к, казалось бы, знакомому мне пабу, который не сразу-то и узнал, его экстерьер изменился – благодаря Айви. Он притащил из внутреннего двора два больших вазона с молодыми лавровыми деревьями, поставив их у входной двери, которая была открыта, а сверху, по углам, тускло светились два с виду старинных фонаря. Черные ворота, ведущие во внутренний дворик, тоже были нараспашку, а узкую дорожку освещали в ряд поставленные бамбуковые факелы, создавая этим необычную, романтическую, даже мистическую обстановку. Я не стал входить в дверь, а вошел в ворота, увидев там Айви, заливающего в небольшую колбу бензин и поджигающего последний факел.

– Здорово вы придумали! – сказал я ему, показывая глазами на горящие огни.

– Да! Это все Энтони. Он мастак на всякие выдумки, – ухмыльнулся Айви. – Заходи, он тебя уже ждет, хочет поговорить.

Я незамедлительно вошел внутрь со стороны двора. Энтони стоял у барной стойки и о чем-то серьезно беседовал с барменом, которым, к моему удивлению, оказался не Билл, а невысокий, среднего роста, в меру упитанный, с выпирающим животом, очень улыбчивый и разговорчивый парень лет тридцати, с тонкими очками на круглом, как картошка, носу и аккуратно подстриженными волосами, с чуть вьющейся челкой, окрашенной в желтоватый оттенок; его щеки с пухловатыми между ними губами немного свисали, но только тогда, когда он становился серьезным, как и сейчас, при разговоре с Энтони.

– Привет, Алекс! – радушно поприветствовал меня Энтони. – Познакомься, это наш вечерний бармен – Марк. – я подошел и протянул ему руку.

– Привет! – сказал Марк улыбнувшись, тем самым непроизвольно подтянув свои щеки кверху. – Очень приятно познакомиться, – добавил он, пожимая мне руку своей ватной ладонью.

– И мне, – коротко сказал я.

– Пойдем отойдем, я хочу с тобой кое о чем поговорить…

Энтони обнял по-дружески меня за плечо и подвел к дивану. Его лучезарная улыбка не сходила с лица. Энтони был таким человеком, который с легкостью мог бы расположить к себе кого угодно, и в то же время в нем присутствовал твердый мужской характер, который он не стеснялся применять при необходимости.

– Алекс, разговор серьезный… – начал он довольно уверенно. – Дело в том, что наше скромное, на первый взгляд, как ты уже успел заметить, нерентабельное по будням заведение, – ухмыльнулся он своей шутке (правде), – каждую пятницу, субботу и воскресенье после 21:00 превращается… как бы тебе понятней объяснить… – Энтони замолчал, смотря в сторону и подбирая правильные слова. Я смотрел на него в недоумении. «Ну паб и паб», – думал я про себя. – В общем, наше скромное заведение превращается в бар для людей с нетрадиционной ориентацией, – сказал он и замолчал, глядя на мою реакцию. – Что ты можешь сказать по этому поводу? – неожиданно спросил он. Я хотел моментально отказаться, начиная уже подниматься с дивана, но Энтони взял меня своей крепкой, жилистой рукой за запястье и сказал:

– Прежде чем ты примешь какое-либо решение, хочу тебе сказать, что я не гей, а такой же, как и ты.

– А Айви?

– И Айви тоже.

– А Марк? – возникла пауза.

– Марк – да! но он очень дружелюбный и добрый человек и сам не приветствует кое-кого из наших постояльцев, с которыми тебе предстоит познакомиться, если ты все-таки решишь остаться. Нет!.. Не подумай, что кто-то сможет тебя обидеть или даже к тебе прикоснуться без твоего позволения, нет! А вот какое-то неприятное словцо – это да… могут и сказануть… Но ты не переживай, я всегда буду рядом, говори мне, а я-то уже знаю, как с ними обходиться.

Пока Энтони говорил и уговаривал меня, я быстро прокручивал в голове, представляя этот балаган…

– К твоему сведению, Марка из-за этих, извиняюсь за выражение, fagots я также упрашиваю не покидать нас. Он отличный бармен; пока он соглашается, но все время говорит, что в последний раз… И все же пока с нами, – улыбнулся Энтони. – Заметь, что я говорю тебе все как есть, ничего не скрывая.

– Я даже не знаю… – мне стало как-то не по себе; к горлу подкатил ком, захотелось воды.

– Оплата двойная! – резко сказал Энтони. – И делать особо ничего не надо – просто собирать пустые пинты, стаканы, бокалы и относить за барную стойку. Ну а если уж вообще будет полно народа, тогда и помогать Марку, заполняя этими же стаканами моющую машину. Вот и все! – радостно закончил он.

– А еще три пинты бесплатного пива, – но только после работы! – послышался шутливый голос Айви из-за спины.

– Айви! Иди проверь бумагу в уборной, – серьезно сказал ему Энтони. Айви молча пошагал, подскакивая на носки.

– Я попробую одну ночь и дам вам знать, – решил я.

– По рукам! – радостно выпалил Энтони и протянул мне свою ладонь. – А сейчас я пойду извещу Тома, а то он там уже весь извелся, ожидая у себя в офисе твоего решения, – он встал и быстро пошел в сторону черного коридора, в котором в это время суток нужно было действовать на ощупь. Бар начинал медленно заполняться людьми. До 21:00 в него заходили абсолютно все – молодые пары, студенты, строители после смены, спешащие на работу в соседние заведения охранники, которые залпом проглатывали одну или две пинты и убегали, но никто из них не задерживался после 21:00, наверняка уже зная позднюю нетрадиционную публику этого заведения. Ну а если кто-то был не в курсе и, изрядно выпив, продолжал там находиться, таких, во избежание дальнейших недопониманий, вежливо просил покинуть помещение наш охранник Норман: высокий коренастый жгучий шатен со слегка выдвинутой вперед челюстью и зачесанными назад набриолиненными волосами. Норман был молодой, года на два старше меня. Местную публику он не переваривал, зато прекрасно переваривал двойную зарплату, как и все остальные. Том знал, что это единственный способ удержать здесь работников. Через несколько минут вышли Том и Энтони. Том весь сиял от счастья. Он подошел ко мне практически вплотную и с горящими глазами, подняв голову вверх, сказал, что признателен за то, что я согласился поработать в таких необычных для меня условиях, также попросил говорить ему все, что меня не будет устраивать. И ко всему этому еще попросил менять видеокассеты, лежавшие на полке в кухне, когда видео будет заканчиваться. В левом и правом крыле по углам висели большие, громоздкие телевизоры, а под ними находились видеомагнитофоны. Том подвел меня к одному из них и показал, как там все устроено… Я уже знал, как с ними нужно обращаться.

– Да! Алекс, и не забывай, пожалуйста, перематывать видеокассеты на начало, так как некоторые клиенты обожают пересматривать по несколько раз. – я понимающе кивнул. Он, умиленно улыбаясь, легко похлопал меня по плечу и вышел во внутренний дворик, где романтично горели факелы. А я отправился на кухню – посмотреть, какие же там все-таки фильмы, со страхом успев вообразить себе их репертуар.

Кассет было немного, около десяти, и, к моему большому счастью, я не нашел среди них ничего непристойного; там оказались старые английские комедийные сериалы и несколько мультипликационных фильмов; я выдохнул с облегчением. Взял две видеокассеты и разнес их по углам. Людей было еще немного, да и пили они не спеша. Поэтому я присел на стул возле бара и стал смотреть «Шоу Бенни Хилла», поглядывая изредка по сторонам, высматривая пустые стаканы; в другом углу зала горел «Король Лев». Марк тем временем снял поднос с оставшимся штруделем, чтобы он ему не мешал при обслуживании клиентов, и попросил меня спрятать его в холодильник. Холодильник, стоявший на кухне, был совсем маленьким и пустым, не считая нескольких банок «Ред Булла», поставленных туда ранее Айви. В это время в кухню вошли Том и Энтони. Том, увидев меня, спросил:

– Как дела, Алекс? – они могли произносить эту фразу по сто раз на день.

– Хорошо, – ответил я.

Энтони просто кивнул приветственно и открыл деревянную, не сразу приметную дверь в углу кухни, включив там свет. Увидев лестницу, ведущую вниз, я догадался, что там, в погребе, морозильная камера, где хранятся кеги с пивом. Они вошли туда и закрыли за собой дверь. В баре становилось людно; пустые стаканы, которые я сразу же заметил на столах, выйдя из кухни, моментально исчезли в руках Айви, который очень быстро передвигался, огибая столы, стулья и стоящих людей. Меня всегда это поражало: как посетители могут простоять весь вечер, выпивая одну за одной пинту даже не присев? Могут! И еще как…

В баре неожиданно приглушили свет; в дверь вошел охранник Норман. Часы показывали 21:00. Знающие посетители в течение пяти минут допили свои напитки и вышли, остались только пришедшие уже постояльцы и несколько случайно зашедших туристов, которых Норман вежливо попросил удалиться. Они возмущались, говорили, что им все равно… Но правила есть правила, по крайней мере в этом пабе. Том сам выдумывал для своего заведения свои правила. Иногда они приживались, иногда нет. К 22:00 паб был битком набит в основном пожилыми мужчинами, начиная от тридцати и выше. Самому старшему джентльмену, как мне поведал Айви, недавно исполнилось 84 года. С каждым часом, как я заметил, скорость выпиваемого увеличивалась: сначала все пьют не спеша, разговаривают, слушают друг друга, вежливо общаются, а позже складывалось такое впечатление, будто бы все присутствующие выпивали наперегонки. Горы стаканов вырастали сами собой за считанные секунды, я не успевал их в одиночку собирать; Айви стоял за барной стойкой и помогал Марку, так как тот просто-напросто не справлялся с таким количеством заказов. Энтони тоже стоял за барной стойкой, а еще выходил несколько раз в толпу и помогал мне. Было еще одно правило, придуманное Томом, и оно играло мне на руку. В пабе запрещалось курить; хотя во всех остальных питейных заведениях и ресторанах этот закон не действовал, это было ноу-хау Тома, и оно прекрасно работало. Ведь Том сам не курил и катастрофически не переносил сигаретный дым. Поэтому многие выходили во внутренний двор, куда выбегал и я, чтобы после душного, дурно пахнущего перегаром переполненного зала глотнуть свежего сырого воздуха, пропитанного каплями моросящего дождя и сигаретного дыма. Люди продолжали заполнять это довольно маленькое заведение до 24:00; затем постепенно начинали расходиться. Последних клиентов мы выпроваживали уже после двух часов ночи или утра. С ними же уходил и Норман. Первая ночь пролетела очень быстро, практически незаметно. У меня перед глазами мелькали только спины и стаканы, барная стойка и моющая машина, а также видеокассеты, которые я то и дело успевал перематывать и менять. Если даже кто-то и пытался со мной заговорить во время работы, это было совсем нереально осуществить в этом хаосе и шуме. В баре зажегся яркий свет, и стало тихо. Часы показывали 2:15.