Книга трипов. Странствия и перемены

Две парикмахерши, колдуя надо мной, увлеченно что-то обсуждают. Интересуюсь, что именно. Оказывается, свою коллегу, которая вечно занимает у них то машинку, то ножницы, то гель… Подстриженный раза в два короче, чем мне того хотелось (тема беседы, очевидно, крайне увлекла парикмахерш), я вхожу, наконец, в Люксембургский сад. На улице жарко, и многие здесь по пояс обнажены. Они с деловым видом сидят вокруг фонтана на пластмассовых стульях и охлаждаются. Статуи, француженки, фонтан, дворец, деревья, газоны, лето! «Это просто рай!» – вспоминаю я анонс с обложки какого-то глянцевого журнала…

В ожидании Насти и Нади принимаю счастливое решение: купить бутылку вина в ближайшем супермаркете. Задуманное осуществляется немедленно. Возвращаюсь в сад, встречаю девочек. Насте и Наде по 21 году. Они приехали сюда три года назад из Костромы. Учиться. На самом деле они давно уже не учатся. Работают бебиситтерами во французских семьях, а по ночам пропадают в парижских клубах и знакомятся с местными байкерами (они фанатки мотоциклов). В общем, сказала Настя, «прожигаем молодость в Париже, чтобы потом вернуться в Россию, выйти там замуж и родить детей».

Через двадцать минут бутылка кончена, и девочки везут меня на Елисейские Поля.

Я в первый раз вхожу в парижское метро. Настя вставляет билетик в турникет, проталкивает меня вперед и, обняв сзади, протискивается вместе со мной. По пути девы по-русски поливают грязью всех вокруг, орут, поют и всячески эпатируют метрополитеновскую публику. Меня забавляет их живость… И в то же время я начинаю понимать, почему во всем мире на русских смотрят косо. «Зачем?» – интересуюсь я. «Нам нравится! Иначе здесь очень скучно. Все эти французы – такие лохи, если б ты знал».

Кончается все тем, что Надя ставит подножку какому-то мужчине, тот падает, Надя на чистейшем французском обвиняет его в том, что он облапал ее, придурок, и что она этого так не оставит. Мужчинка спешит скрыться, а мы выходим на улицу и сквозь какие-то парки входим на начало Елисейских Полей. Где на траве выпиваем еще одну бутылку вина.

Мы прощаемся, и я еду на метро в сторону Булонского леса. Что меня туда потянуло – не знаю. Моя память просто подсказывала мне, что это какое-то достопримечательное и важное историческое место, а поскольку времени было навалом (про поиски отеля я и думать забыл), то почему бы не в Булонский лес… Станция «Порт Дафине». Я направляюсь в сторону показавшихся недалеко зеленых насаждений (наверное, это и есть «лес»).

Огромное обшарпанное, явно заброшенное здание, с виду напоминающее то ли бывший супермаркет, то ли бывший же ночной клуб. Влезаю внутрь через дыру в заграждении. Полуразбитые зеркала на стенах, огромные залы и маленькие кабинки, несколько этажей, связанных узкой винтовой лестницей… Когда-то – игорный дом. А теперь – сквот. Сковородки, старенький музыкальный центр, стираные футболки. Делаю несколько кадров и иду назад к выходу. На пути мне попадаются «хозяева». Два бомжа средних лет, потрепанные, но интеллигентного вида. С собакой.

Они о чем-то спрашивают меня, я догадываюсь, что им, наверное, интересно, что я тут делаю. Я отвечаю по-английски в том духе, что, мол, да так, гуляю я здесь просто. Бомжи понимающе кивают и идут дальше, внутрь своего жилища. Я выхожу снова на улицу, ведущую в лес, и краем глаза успеваю заметить, как во двор прошмыгивает маленький серый заяц.

В Булонском лесу меня сразу захватывает романтическая атмосфера. Птицы поют так пронзительно и изощренно, как я никогда не слышал, чтобы они пели, например, в России. Воздух свежайший, зелень, деревья, трава, ручьи, солнышко. И к тому же начинает накрапывать легонький теплый грибной дождик. Увлеченный своими поэтическими мыслями, я углубляюсь все дальше и дальше в лес, схожу в сторону с тропинки и… понимаю, что вляпался в говно. Дальше я иду, уже пристально глядя себе под ноги. То и дело приходится перешагивать через говно и использованные презервативы. «Да, – думаю я. – Действительно, очень романтическая атмосфера! Такая, что люди просто не выдерживают и тут же начинают совокупляться. Причем, кажется, очень многие». Я даже уже вижу кого-то из тех, кто не сдержался… Там, за кустами.

Тщательно вытираю кеды о траву, выхожу на дорогу и сажусь на лавочку. Откуда-то появляется некто похожий на индуса, подсаживается ко мне и тихонько спрашивает: «Сава?» Индус мне почему-то сразу становится неприятен, я отвечаю: «Сава», – и отворачиваюсь от него. Через минуту он опять за свое: «Сава?» «Да сава-сава! Сава бьен!» – говорю я с досадой, поднимаюсь и иду в сторону большой дороги.

У обочины – странного вида высокая и полная женщина климактерического возраста. В цветастом сарафане с открытыми плечами. Вроде бы это ее я видел с кем-то в лесу минут десять назад. Она сидит на стуле. Я понимаю, что это проститутка. Смотреть противно – очень непривлекательная.

Иду дальше. И встречаю колоритную латиноамериканскую мамбу в кожаных штанах. У нее огромные сиськи и, кажется, не только сиськи: ниже пояса у нее явственно выпирает НЕЧТО! Я вдруг с легким ужасом вспоминаю, чем именно знаменит Булонский лес. Мамба в этот момент подмигивает мне и кивает в сторону леса. Мол, пойдем, что ль…

Прочь, как можно скорее прочь!!! Спрашиваю у очередного транса, где тут метро. Он недовольно показывает мне направление. По пути сталкиваюсь с негром. У него в руке бутылка пива, он пьян, от него воняет, а по подбородку и щекам у него стекает плесень… Он пытается влезть в мой пакет, я по-русски очень внушительно посылаю его на хуй, отталкиваю в сторону и еще быстрее двигаюсь к метро…

Доехав на метро до центра, сверившись с атласом, иду по течению Сены в направлении Нотр-Дама. Как кошка, неудачно упавшая из окна и разбившая лапу, выползает в центр самого людного места в надежде, что ее кто-нибудь заметит и подберет, так и я – сажусь на перекрестке трех больших улиц и Сены на каменную ограду. И смотрю вдаль, на уходящие в синее небо ряды зеленых каштанов. Вокруг ревут моторы и снуют туристы, а я уже просто не могу и не хочу идти дальше. Передо мной Площадь Шатле, а сзади, на том берегу Сены – Дворец Юстиции (Palais de Justice).

Вскоре я все же превозмогаю себя, нахожу в переулке продуктовую лавку, покупаю за три евро бутылку бордо и пол багета и двигаюсь к Нотр-Даму. Там в садике под стенами собора я пью из горла. В песочнице напротив дети делают куличики. «Зачем они делают куличики?» – думаю я, и вместо ответа на Нотр-Даме раздаются первые удары колокола. Уже четыре. Я довольно пьян и размышляю примерно так: «Зачем жить дальше? Вот она, прозвенела моя жизнь колоколом на Нотр-Даме, и только легкий ветерок по моим закрытым глазам размывает оранжевый цвет в солнечную теплую улыбку. Зачем еще что-то будет дальше?» Я застегиваю карман пиджака, где лежат деньги и карточка Visa, и поднимаюсь…

На бульваре Монпарнас нищие говорят «мерси» и мило улыбаются, даже если ты им ничего не даешь. Но на Монпарнасе мне делать нечего… Мне уже нужно к Монмартру – там, у его подножия мы должны-таки встретиться с Настей Меланхолик, дабы вместе поужинать.

«Вот здесь снимался фильм „Амели“, – говорит Настя, указывая на какую-то забегаловку, а вот в этих кафе часто бывают всякие кинозвезды». Мы входим на улицу Абас. Выбираем кафе, садимся, заказываем еду. В ожидании разглядываю какую-то бабу за соседним столиком. У нее ободранный свитер и коричневая потертая кожаная куртка откуда-то из 60-х прошлого века. Выхожу в туалет. Вернувшись, застаю суету возле нашего столика. Кто-то сует мне в руки мыльницу и просит сфотографировать с бабой в драном свитере. В глазке вижу вполне глянцевый кадр и нажимаю на спуск. «А кто это, простите?» – спрашивает Настя девушку с мыльницей. «Ну как же! Это же певица Pink!» – отвечает та.

Я еду назад в «Идеал». Уже час как я должен был забрать свои вещи… В парижском метро душно, и постоянно трясет. Ступеньки в переходах со станции на станцию исписаны маркером, на платформе черный чувак курит сигарету и разговаривает сам с собой. В вагон входит молодая француженка и, включив караоке-бумбокс, начинает петь песню группы «Озон»…

Париж – это эффектный когда-то юноша, превратившийся в красивого молодящегося энергетического вампира. А метро – щупальца этого гигантского и на самом деле безобразного спрута. Метро – пышет жаром Парижа. Метро это его чрево, нутро, грязная потная сущность… Большинство посетителей парижского метро в московском смотрелись бы натуральными фриками… Тут – на них никто не обращает внимания (точнее, они не обращают внимания друг на друга).

Я заблудился. Переходя с одной линии на другую, я оказываюсь на какой-то очень странной полузаброшенной станции. Капли с потолка, разломанные сиденья, по пустому полутемному перрону летают пожелтевшие газеты, тишина, тусклый свет, вместо тоннеля в конце станции темнеет улица, над которой звезды… Чувство дыры в матрице. Стою минут пять в надежде, что все же придет откуда-то нужный мне поезд. Внезапный мужской голос из громкоговорителя выводит меня из оцепенения.

Наконец добираюсь до нужной мне станции, выхожу на темную улицу и иду к отелю. Преодолевая на каждом шагу маленькие препятствия в виде ручейков, ветвящихся из углов и от стен домов – французы обожают ссать на улице.

Я забираю свои вещи у китаянки, укоризненно качнувшей своей сонной фарфоровой головкой, и тащусь по темному теплому Парижу. В каждом отеле сидящие на реcепшн арабы сообщают мне одно и то же: «Ви арь фуль!» Я устал, мне хочется спать, мой чемодан нестерпимо тяжел. Свободны только комнаты за сто с лишним евро, но я не хочу тратить так много за одну ночь. В очередном четырехзвездочном я развожу какого-то алжирца на 80 и вселяюсь в двухместный номер с телевизором и ванной…

И почему-то всю ночь мне не спится. Я вспоминаю мимолетом встреченную сегодня на Монпарнасе студентку Сорбонны по имени Клеменс, которая убеждала меня, что Париж на самом деле – совершенно неромантичный город. «Романтичность Парижа – это миф, историческая аура, не больше», – говорила она и, глядя в небо своими прозрачными голубыми глазами, поправляла русые кудряшки… «Видела бы ты себя со стороны, детка. Ты отлично вписываешься в этот миф», – ответил я. Она улыбнулась и скрутила самокрутку… Я ворочался на широкой постели. Этой ночью в Париже шел град.

Весна 2005 г.Фото: Alejandro Díaz-Caro

ИТАЛИЯ. РИМ Проводы Папы

Это был особенный Папа. Его уважали даже враги католической церкви. А похороны его стали самой массовой церемонией в истории. Четыре миллиона человек съехались на них в Рим; и еще несколько миллиардов наблюдали за действом в прямом эфире. В этот момент я, совсем не думая о Папе и его похоронах, тоже оказался в Риме.

Французский панк Поль ехал из Парижа в Рим. Он почти не говорил по-английски, понятно было только, что он едет на похороны Папы Римского Иоанна Павла II и собирается спать на улице, потому что денег на отель у него нет, да и отели все давно уже заняты, так как почтить память Папы в Рим съехались чуть ли не десять миллионов верующих, сочувствующих и просто интересующихся. Я тоже ехал в Рим, точнее через Рим – в маленький городок Больсена. Но, естественно, планы мои были скорректированы: похороны Папы Римского – великое историческое событие, мимо которого, находясь недалеко от Рима, просто нереально было пройти или проехать.

В Милане мы сделали пересадку, и уже в девять вечера подъезжали к Вечному городу. Поль хотя и был панк, но выглядел вполне цивильным, сильным и здоровым человеком, и никаких признаков болезненности или религиозного фанатизма в его облике заметно не было. Но… собирается спать на улице… – это было мне решительно непонятно. Он всю дорогу пытался поговорить со мной о музыке, а когда у него это не получалось, включал сидиплеер и увлеченно глядел в окно поезда на попутные пейзажи.

На платформе центральной станции в Риме мы простились и разошлись в разные стороны: ему предстояло найти подходящую скамейку или мост для ночлега, а я должен был встретиться с итальянцем по имени Витторио – другом моего отца.

Витторио привез меня в полутемный особняк, принадлежащий одному из многочисленных в Италии католических орденов Сестер. Во дворе, среди пальм и лимонных деревьев, нас приветствовал священник Дон Паоло. Ближе к утру мы в составе четырех человек собирались пройти к Собору святого Петра, на площади перед которым стоял гроб Папы. А пока, часов до трех мы намерены были поспать…

…Мы шли по ночному Риму – мимо Колизея, форума и многочисленных римских дворцов – античных, средневековых, барочных… Обычно ночью все это ярко освещено. Но сейчас в знак траура подсветку выключили, и во тьме были различимы только чудовищно огромные силуэты зданий. Иногда только тусклый желтый свет фонарей выхватывал у ночи кое-какие детали типа статуи богини на фасаде здания или ордера колонны – ощущение мистической торжественности момента накрывало еще задолго до достижения нами цели. Целью был гроб, но мы вынуждены были, конечно, остановиться гораздо раньше.

Вот множество спящих: небольшое поле перед Собором Сан Джованни ин Латерано сплошь покрыто уснувшими паломниками – кто-то лежит на подстилке, плотно укутавшись в шерстяное одеяло, кто-то просто обессилено распластался на траве, подложив под голову рюкзак. И так – через каждые десять метров, люди, спящие на скамейках и на земле.

Перед входом на Площадь святого Петра, на Виа делла Кончилиационе («Это улица „Умиротворения“, построенная Муссолини и названная в честь водворения мира между Италией и католической Церковью», – объяснял мне на ходу Витторио) уже собралась огромная толпа. Здесь даже ночью было несколько сотен тысяч людей. Мы остановились среди португальцев, которые, чтобы согреться и не уснуть, пели под гитару португальские религиозные песни. Звучало психоделично – как последний трек с альбома Pink Floyd «Obscured by clouds». На бампере кем-то опрометчиво оставленной здесь легковушки расположились поляки – две или три семьи, и пили чай, глядя вокруг красными от бессонницы глазами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.