Тайна Земли

– Ты выставил себя на посмешище! – воскликнул я, когда он бросился на большой персидский диван, чтобы докурить сигару перед уходом.

– Каким образом? – спросил он, совершенно невинно.

– Выбросив свои деньги на ветер среди кучи проходимцев, которые не одолжат тебе и медяка, чтобы спасти твою душу!

Торренс расхохотался, как будто посчитал это лучшей шуткой, какую только можно себе представить.

– Послушай, старина, – сказал он еще через минуту, – не теряй самообладания, потому что это не оплачивается. Для чего нужны деньги, если не для того, чтобы доставлять удовольствие? Это мой способ получать удовольствие, и я не прошу и не жду никаких одолжений взамен. Как видишь, чтобы приобрести мое удовольствие, нужно много денег, но я могу себе это позволить!

– Если у тебя такой доход, что ты не можешь его потратить, – ответила я, – лучше отдай немного мне. Возможно, в один прекрасный день ты обрадуешься, обнаружив, что я сэкономил для тебя несколько фунтов!

Эта речь была бы достойна презрения, учитывая сумму, которую Торренс уже дал мне, если бы не тот факт, что я хотел сделать это для его блага, а также для своего собственного, надеясь спасти хотя бы часть состояния, которое так позорно растрачивалось у меня на глазах.

– Конечно, конечно, – добродушно ответил он, наполовину поднявшись с кресла, – сколько ты хочешь?

– Все, что у тебя есть!

Без лишних слов он встал и, подойдя к письменному столу, подписал чистый банковский чек и протянул его мне.

– Вот! Заполни его сам! – воскликнул он.

– На какую сумму?

– На какую угодно, – ответил он с видом полнейшего безразличия.

– Но ты должен сказать, – упорствовал я.

– Мне все равно, Гурт, – ответил он, чиркнув спичкой, чтобы снова зажечь сигару. – Мои банкиры оплатят все, что ты выставишь, как мне кажется.

– У тебя имеется тысяча фунтов в банке этих людей?

Он откровенно рассмеялся.

– Надеюсь, что да! – воскликнул он, – но если это все, что тебе нужно, то у меня, пожалуй, найдется еще столько же, ведь ты должен помнить, что я теперь деловой человек и провожу дорогостоящие эксперименты по созданию воздушного корабля, который, по моему замыслу, должен стать самой совершенной вещью на земле!

– Полагаю, что в таком случае он обойдется тебе дороже, чем те двадцать тысяч долларов, о которых ты предполагал?

– Да, пожалуй! Если я отделаюсь суммой в столько же фунтов, я буду счастливчиком!

Я вздохнул, но ничего не сказал.

– Почему бы тебе не заполнить чек? – продолжал он, заметив, что я безучастно стою у стола с открытым от удивления ртом.

– Мне записать тысячу? – спросил я, не зная, что ответить.

– Да, хоть две, если хочешь. Мне действительно все равно.

Я заполнил чек на тысячу, не в силах побороть ужас при мысли о большей сумме, поскольку, несмотря на все доказательства обратного, я не мог преодолеть страх, что чек могут не принять. Я показал его Торренсу, который заметил только, что не понимает, почему я не удвоил сумму. Я твердо решил отложить эту сумму на черный день и решил сразу же пойти к банкиру, когда мой брат вернется в Грейвсенд, и обналичить ее. Я также решил по возможности разузнать что-нибудь о его делах, поскольку тайна этого внезапного богатства не давала мне покоя. Я совсем потерял надежду узнать что-либо от самого Торренса и теперь должен был обратиться к другим источникам.

В тот вечер мы рано легли спать, так как брат сказал, что устал за день, и, не зная, чем еще заняться, я последовал его примеру, твердо решив обналичить чек и выяснить все на следующий день.

После нескольких часов беспокойного отдыха и из-за невозможности заснуть я встал, чтобы пойти в соседнюю комнату и выпить стакан воды. Я не взял фонарик, прекрасно зная, где его искать, но представьте мое удивление, когда на полпути через весь наш салон я увидел, что свет в комнате моего брата все еще ярко горит и светит через замочную скважину и под нижней частью двери. Едва я успел заметить это, как из комнаты донеслись негромкие голоса, как будто двое разговаривали вполголоса. Я бесшумно подошел к двери и прислушался.

– Опасности нет, он спит! – сказал один из голосов, который, как мне показалось, принадлежал Торри, затем последовал какой-то шепот, который невозможно было разобрать. В этот момент меня посетила ужасная мысль. Неужели Торренс совершил какое-то преступление, которое он пытался скрыть? От одного только подозрения меня передернуло. Я не мог в это поверить.

– Это тебе решать, – заметил другой, – а мне, со своей стороны, наплевать, кто об этом узнает, лишь бы новости не исходили от меня. А теперь взгляните на это.

Я услышал шелест бумаг.

– И это, и это. Общество никогда больше не увидит ни одной из них – пусть сначала они сгниют.

Затем раздался голос Торри.

– Конечно, если это так, то мой брат Гуртри скоро обо всем узнает. Только я пока не хочу ему говорить. Дело не в том, что я не доверяю тебе, Меррик, но, само собой, ты сам видишь, каким посмешищем я стану, если окажется, что это какая-то ошибка.

– Разве я не понимаю этого? И никакой ошибки не будет, – ответил другой.

– Совершенно верно; и в этом случае я предпочитаю подождать, пока все не будет доказано моими собственными чувствами, прежде чем объявлять кому-либо об этом самом потрясающем факте истории.

Я почувствовал облегчение. И в тоне, и в словах было нечто такое, что убедило меня в отсутствии криминала. И все же тайна стала еще глубже, чем прежде. Не было никакого объяснения, как появились деньги, что было очевидным фактом, но были темные намеки на нерешенные проблемы. Я продолжал слушать, с интересом впитывая услышанное.

– Что касается зверей и птиц, то, не будучи ученым, я не могу ничего доказать. Это вы должны изучить сами и сделать собственные выводы относительно них. Я не могу объяснить, как и почему возникает свет, но он все равно там, и вы это увидите. Я мог бы изложить свои соображения членам общества, но эти проклятые дураки ничего не станут слушать, и пусть они сами посмотрят, если захотят, прежде чем я скажу им еще хоть слово. Не упускай это из виду, потому что ты – единственный настоящий мужчина, перед Богом всемогущим!

– Теперь об этом поясе, – сказал Торренс, – какой он ширины, ты сказал?

По звуку мне показалось, что он постукивает карандашом по столу, но последующие слова расслышать было невозможно, затем мужчины, очевидно, собрались с мыслями и стали изучать какой-то документ или бумагу, которую я не мог увидеть. Вдруг мне пришло в голову наклониться и заглянуть в замочную скважину. Несомненно, это было недостойно, но разве это более недостойно, чем подслушивать? "Подслушивающий – это плохо, но подглядывающий – еще хуже", – подумал я, и все же мое любопытство было настолько сильным, что я ничего не мог с этим поделать, и я оправдывал себя отчасти тем, что неплохо быть во всеоружии, если не желаю, чтобы меня вслепую повели как соучастника возможного преступления. И вот я решился и, прильнув глазом к отверстию, получил ограниченный обзор комнаты моего брата. К своему изумлению, я сразу узнал в незнакомце человека, которого мы встретили на пароходе на Темзе, а затем в ресторане. Это был тот же грязный, небритый моряк, по крайней мере, его внешний вид указывал на то, что он зарабатывал на жизнь морем, и я не сомневался, что так оно и было. Мужчины сидели по разные стороны стола, на котором в беспорядке была разложена стопка бумаг, насколько я мог судить, некоторые из них были теми самыми, что пришли с дневной почтой.

– Дайте ему столько времени, сколько он захочет! – сказал моряк, снова заговорив. – Сначала он не поверит, и это не совсем разумно, но постепенно это дойдет до него. Он обязательно поверит, если будет заниматься этим – другого шанса нет.

– Нет, если это так, – ответил Торренс, – и его будет не так трудно убедить, как ты предполагаешь, возможно, не труднее, чем меня, потому что я сам уже давно в это верил и рассуждал об этом. Вы сочли меня способным ученым, не так ли?

– Единственный здравомыслящий человек, которого я когда-либо знал, – проворчал мужчина. – Но теперь мне все равно, – продолжал он, – жить мне осталось недолго, но я не хотел умирать с этим секретом, потому что может пройти еще миллион лет, прежде чем он будет раскрыт. Я спокоен, что вы знаете его, потому что мир обязательно его получит. Но что касается этих проклятых дураков…!

Мужчина стукнул по столу своим сжатым кулаком.

– Тише! – сказал Торренс, – вы можете его разбудить!

Моряк усмехнулся и почесал голову.

– Полагаю, ничего страшного не произойдет, если я это сделаю, – ответил он.

– Нет, но я же сказал вам, почему я хранил молчание!

– Именно так, я внимателен к вашим словам. А доказательства, вы нашли их все верными?

– Совершенно верными, но скажите, вам самому они не нужны?

– Черт, нет. Завтра я пришлю вам полный сундук. У меня есть все, что нужно, – хорошая кровать, большая компания и место, где можно умереть, потому что, говорю тебе, я долго не протяну. Это выбило из меня все силы, но секрет… секрет… слава Богу, я не умру с ним, и это все, чего я хотел.

Конечно, этот разговор мог вестись и на хиндостанском языке, если бы я только мог понять, о чем идет речь. В один момент мой страх перед злом был доведен до ужаса, в другой – я не чувствовал ничего, кроме праздного любопытства. Однако я был удивлен, что в том, что я услышал, было так мало вразумительного. Вскоре мужчины начали переворачивать пачки бумаг, и Торри, сдвинув стул так, что мне было его не разглядеть, что он делает, и этот факт, возможно, способствовал возникновению ужасного подозрения, внезапно охватившего меня; мысль, которая, я уверен, никогда бы не возникла ни при каких других обстоятельствах, кроме тех обескураживающих, в которые я был так безоглядно ввергнут. Может ли быть, что деньги, которые мой брат так свободно разбрасывал, были фальшивыми? Минутное размышление убедило меня, что это невозможно, и все же ужасное недоверие овладело мной. На мгновение я заколебался. Моим первым побуждением было окликнуть и спросить, в чем дело. Это было бы откровенным и естественным поступком, если бы мои подозрения не были вызваны, но, несмотря на это, я чувствовал, что такая процедура была бы глупой и бесплодной. Жгучее желание узнать обо всем поглотило меня, и я ходил по комнате в мучительном волнении. Я снова заглянул в замочную скважину и с облегчением увидел, что там нет ни пластин, ни печатей, ни штампов, ни каких-либо механизмов. Я сделал длинный вздох. Затем я вспомнил, что в разговоре не было ничего такого, что указывало бы на подобные дела, и снова перевел дыхание. Наконец, не найдя ни малейшего ключа к разгадке тайны, я вернулся в свою комнату и лег спать в очень неприятном расположении духа.

Глава VI

На следующее утро я проснулся рано и решил сразу же пойти в комнату Торренса и попросить его одолжить мне пятифунтовую банкноту. Я хотел, чтобы банкир в городе проверил ее на подлинность, надеясь таким образом снять тревогу, которая так мучила меня всю ночь. Хотя мой рассудок противился версии о фальшивке как неправдоподобной, все же трудно было побороть мысль, что она может быть верна. По правде говоря, я был вынужден искать какое-то правдоподобное объяснение этой тайны. Я не мог быть спокойным получателем средств, которые не имели очевидного источника, и особенно когда было так много оснований сомневаться в их законности.

Торренс уже встал, готовясь к раннему отъезду, когда я вошел к нему в комнату.

– Кстати, старина, – сказал я, – нет ли у тебя при себе пятерки? Думаю, я мог бы использовать его с пользой, пока не доберусь до банка с твоим чеком.

Он достал из кармана пачку банкнот и вместо одной пятерки бросил мне пару десяток.

– Пусть это будет на удачу! – воскликнул он, торопливо выходя из комнаты по своим делам.

Мы редко завтракали вместе – Торри был настолько увлечен своей работой, что не терпел задержек, и поэтому было решено, что мы не будем видеться до его возвращения из Грейвсенда. По этому случаю, когда он оставил меня и позавтракал в одиночестве, я распорядился о карете и поехал в город. Сразу же отнеся свой чек банкиру, на которого он был выписан, я поинтересовался, все ли в порядке. Кассир улыбнулся и просто спросил, как я хочу получить деньги. Я сказал ему, что они мне вовсе не нужны, но я хотел бы записать их на свой счет.

– О! – сказал мужчина, глядя вверх, – я думал, вы мистер Этлбридж.

– Так и есть, – ответил я, – но не Торренс. Я его брат-близнец. Мы очень похожи.

– Понятно! – воскликнул он, несколько удивленный. Затем он взял с меня подпись и выдал мне книжку с кредитом на тысячу фунтов. В этом не было никакой ошибки. Это был настоящий перевод кредита от Торренса ко мне. Я хотел задать ему несколько вопросов о сумме, которую Торренс держал в банке, но не решался, опасаясь, что это может вызвать подозрение, что я сомневаюсь в его действиях. Вскоре, продолжая беспечно болтать, я достал одну из десяток, которые дал мне брат, и спросил, все ли с ней в порядке, притворившись, что получил ее в месте, в котором не был уверен. Мужчина внимательно осмотрел ее и сказал, что она в полном порядке, и мои сомнения развеялись. Я уже собирался проститься, когда кассир заметил:

– Мы будем очень рады, мистер Этлбридж, если вы и ваш брат оставите свой основной счет у нас, полагая, что мы можем предложить особые условия и…

Это было то, чего я хотел. Он открыл тему.

– Кстати! – перебил я, – не могли бы вы сказать мне, какой основной банковский дом моего брата в настоящее время?

– К сожалению, – ответил мужчина, – он не сообщил нам его название, хотя я полагаю, что это один из крупнейших банков в городе. Все депозиты мистера Этлбриджа у нас сделаны через американскую фирму.

Я собирался выразить удивление, но вовремя опомнился, поэтому просто улыбнулся и постарался выглядеть так, как будто я и раньше это знал.

– А почему вы полагаете, что мой брат держит еще один счет в Лондоне? – спросил я. спросил я.

– Просто потому – ответил тот, пожав плечами, – что однажды я слышал, как он упоминался как покупатель очень крупной партии зарубежных акций в одном из наших городских банков. Ничего более, уверяю вас.

– И вы не помните название этого концерна? – спросил я, заинтересовавшись.

– Нет, – ответил кассир, – не помню. Вполне возможно даже, что я никогда его не слышал. Это был лишь один из тех случайных обрывков разговора, которые больше относятся к бизнесу в целом, чем к какому-либо конкретному банкиру.

Я услышал достаточно, чтобы получить подсказку, хотя, признаюсь, небольшую. Торренс, очевидно, имел дела с другим банком, а также располагал средствами в Америке, о которых я никогда не слышал и не мог понять. У меня мелькнула мысль. Я пойду на разные банковские ряды и узнаю, где находится второй счет, по возможности представившись своим братом. Несомненно, меня примут за него, как только я войду в нужное заведение, как это было здесь. Пожелав кассиру "доброго дня", я вышел, полностью отдавшись своему новому предприятию. Это был смелый план, но мне все больше хотелось узнать что-нибудь о делах Торри, кроме того, я чувствовал себя более независимым, имея в кармане кредит в тысячу фунтов и банковскую книжку, которую время от времени сжимал в пальцах, когда нуждался в ободрении.

Как и следовало ожидать, первое место, куда я вошел, оказалось правильным, и, как я и предполагал, служащие сразу же узнали во мне Торренса. Я уже решил, как себя вести и что говорить, пока шел по улице, отказавшись от кареты как от ненужной вещи, и был полностью готов к тому, что ко мне обратятся как к мистеру Этлбриджу.

– Кстати, – начал я довольно небрежно. – Что это было за последнее… э-э-э… последнее…

Я намеренно остановился, чтобы дать кассиру шанс помочь мне. Он так и сделал, но я был совершенно не готов к этому слову. Я ожидал услышать "депозит" или "чек", но когда мужчина пришел мне на помощь со словом "кабель", я был ошарашен. Неужели Торренс пытался повеситься? Однако здравый смысл вернулся ко мне, и я ответил, словно внезапно вспомнив о своем поручении:

– О, да, это было оно. Не могли бы вы дать мне посмотреть его еще раз, если у вас есть копия?

Я не имел ни малейшего представления, о чем была эта кабельная телеграмма, но знал, что копии важных сообщений всегда сохраняются, и подумал, что мог бы посмотреть и эту. Через минуту появился клерк с копией, и кассир, взглянув на нее на секунду, чтобы убедиться, что она правильная, передал ее мне для ознакомления, и я прочитал следующее.

"Лондон, декабрь, 1894.

Компании "Дидвуд и Бейтс", банкирам, Нью-Йорк.

Зачислить в кредит Торренса Этлбриджа шестьдесят три тысячи восемьсот сорок фунтов стерлингов и отнести их на наш счет.

"УАЙТХАУС, МОРС И ПЛАНКЕТ".

Я чуть не поперхнулся от изумления. Здесь был всего один депозит на сумму, значительно превышающую триста тысяч долларов. Неудивительно, что он мог так легко позволить себе дать мне чек на тысячу фунтов. Мне было досадно, что я не попросил в десять раз больше. Но откуда вообще взялись эти деньги? Я продолжал изумленно смотреть на послание, не зная, что сказать, а затем, взяв себя в руки, заметил, все еще как бы пытаясь освежить память:

– И позвольте мне посмотреть, я дал вам за это вексель на…

– Вы запамятовали, мистер Этлбридж, – быстро ответил тот, – вы просто воспользовались нашим кредитом, уменьшив свой счет на эту сумму!

– Так и было, – ответил я, на вид вполне удовлетворенный. – Моя память иногда так ужасающе плоха, что я забываю не только суммы, но и способ оплаты.

Затем, вспомнив, что у Торренса, несомненно, есть здесь еще один счет, я решил сделать еще одну попытку выяснить его размер перед отъездом. Вопрос оказался не таким сложным, как другие.

– Кстати, будьте добры, скажите мне, каков мой баланс на сегодняшний день, здесь, у вас.

Перелистали большие книги, и через минуту мне сообщили, что у моего брата еще более ста тысяч фунтов стерлингов в банке этой компании "Уайтхаус, Морс и Планкет". Я был поражен. Вместо того чтобы разгадать тайну, я только еще глубже погрузился в трясину. Здесь был практически безграничный кредит. Банковский счет, достойный короля. Я не мог показать своего изумления, поэтому на минуту отвернулся, пытаясь собраться с мыслями. Смогу ли я покинуть это место, не задав еще один вопрос? Я решил рискнуть и добавил:

– Извините, что снова беспокою вас, но будьте добры, расскажите мне, как был сделан мой последний депозит у вас.

– Большой партией ваших собственных векселей, мистер Этлбридж, на известных банкиров в Париже, Берлине, Вене, Санкт-Петербурге, Константинополе, Мюнхене, Риме, Неаполе, Нью-Йорке, Чикаго, Бостоне, Филадельфии, Сан-Франциско и других городах. У нас здесь есть полный список банкиров, если вы захотите с ним ознакомиться; кстати, я забыл упомянуть, что несколько векселей были выставлены на лондонские компании, о чем вы, несомненно, помните. Кроме того, нельзя забывать, что несколько тысяч фунтов были выплачены нами наличными!

– Верно! – сказал я и, поспешно повернувшись, покинул это место, радуясь возможности уйти. Очевидно, все векселя моего брата были оплачены, иначе остаток не прошел бы по его кредиту.

Я бродил по улице, как во сне. Я не видел ни малейшего шанса решить эту проблему, кроме как через самого Торренса; но я не мог спросить его, а если бы и спросил, то не имел оснований ожидать ответа. Нет, я должен ждать дальнейшего развития событий. Что-то обязательно должно было выясниться. Насколько мне было известно, у моего брата был почти миллион долларов на счету в Нью-Йорке и Лондоне, и, судя по тому, что я слышал, было вполне вероятно, что у него есть еще много денег в других местах.

Глава VII

По истечении шести недель воздушный корабль был еще далек от завершения. Подрядчики разочаровали, заказы на материалы не были выполнены, и было установлено только два элемента корпуса. Поскольку Торренс относился ко всему добродушно, он не испытывал серьезного беспокойства, хотя считал своим долгом продвигать работу как можно быстрее, надеясь совершить пробный полет в начале весны. Задуманное было сложно в исполнении, более деликатные части механизма требовали труда самых искусных рабочих и постоянного контроля моего брата. Он проводил в Грейвсенде весь день, а иногда и ночь, тем временем наши расходы у Мустафы продолжали оставаться на прежнем непомерном уровне. Апартаменты были сняты на неопределенный срок, и хозяин не мог не пожалеть о том, что потеряет нас, поскольку мы, вероятно, тратили вдвое больше денег, чем десяток его лучших гостей. Конечно, главным бенефициаром всей этой роскоши была я, поскольку Торренс очень редко бывал здесь, но этот факт его ничуть не беспокоил.

По истечении двух месяцев не было никаких перспектив достроить судно в течение ближайшего времени, поскольку возникли новые сложности и новые технические трудности; тем не менее, все шло хорошо, и первые теплые весенние дни, вероятно, позволят подготовить его к старту.

В мои планы не входит описывать нашу жизнь в течение этой зимы и последующей весны в большом мегаполисе. Для вышеупомянутых целей достаточно сказать, что это был период исключительной расточительности и несколько двусмысленных удовольствий, если учесть, каких огромных сумм стоили эти удовольствия. Куда бы мы ни поехали, на нас смотрели как на крупных американских миллионеров; людей, чьи карманы не имели дна, а банковские счета были бездонны. Мои попытки вычислить гусыню, несущую золотые яйца, оставались бесплодными, и если я все еще сомневался в правильности выбранных правил, то, насколько я мог судить, никто другой в этом не усомнился. Время шло, и Торренс иногда проявлял раздражение по поводу вынужденных задержек, хотя то, что он собирался делать с судном после завершения работ, было тайной. В то время я смотрел на него как на средство достижения богатства, если не славы, но теперь, когда в нашем распоряжении было огромное состояние, он казался еще более озабоченным этой машиной, чем когда-либо. Не раз я всерьез подумывал о том, чтобы покинуть его, опасаясь какого-то ужасного развития наших дел, в котором я мог бы оказаться замешанным, но когда я заговаривал о расставании, он выглядел обиженным, и я оставался.

Все это время мы находились в самом центре модной жизни, постоянно развлекаясь и веселясь. Если Торренс и играл в азартные игры, то не очень активно, так что он никогда не выигрывал и не проигрывал значительных сумм. Все усилия были направлены на то, чтобы сохранить замысел воздушного корабля в тайне, и рабочие были так тщательно заморочены, что когда наступила весна, было очень сомнительно, что кто-нибудь из них знал, что это такое, и, к счастью, старый мистер Уэтерби был так измучен ревматизмом, что не выходил из дома. Думаю, общее впечатление было таково, что это новый вид торпедного катера, хотя некоторые считали, что это пассажирская подводная лодка. В рабочее время сарай держали наглухо закрытым, и у внешнего мира было мало шансов догадаться, что в нем находится.

К середине мая все было почти завершено, и по возросшему беспокойству брата я видел, что его надежды скоро либо оправдаются, либо пойдут прахом. Когда я невинно поинтересовался, уверен ли он в том, что судно поднимется, это было неудачное замечание. Он ответил утвердительно, но сразу после этого стал угрюмым и не в духе. В нескольких случаях я был уверен, что слышал, как он разговаривал с матросом в поздний час, хотя больше никогда не смотрел в замочную скважину. Однажды, когда разговор был особенно оживленным, я, признаться, прислушался, но всего на несколько минут, и с неудачным результатом, так как мало что понял из сказанного. Именно в ответ на какое-то замечание моего брата мужчина ответил:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.