Неясные часы

Ольга Кунавина

Неясные часы

Чаепитие

В жемчужных отблесках прекрасная Камея… 

Пусть образ тайной неразгаданной увит -

В ней кто-то видит нежный профиль Галатеи, 

А кто-то омут чар губительных Лилит… 1

Красивые строки, не правда ли? Я работала по заказу издательства над книгой о камеях. Близился срок ее сдачи, и мною были описаны все сколько-нибудь значимые коллекции гемм, имеющиеся в России, от Эрмитажа до калининградского Музея Мирового океана, однако я все никак не могла закончить рукопись. Мне казалось, что ей чего-то недостает, еще одной главы, что ли.

Неожиданно позвонила Алиса, мой литературный агент, и сообщила, что одному музею неким лицом передано в дар уникальное собрание камей и инталий2. Это известие меня заинтересовало – не так уж часто в наше время музеям дарят по-настоящему ценные вещи. Мне захотелось познакомиться с коллекцией и с ее бывшим хозяином. Прежде чем купить билет на поезд, я решила забронировать номер в гостинице, которую мне порекомендовала Алиса. Было опасение, что свободных мест в ней не окажется, ведь стояло лето, а город, в который я направлялась, располагался на берегу моря, но, к моей радости, номер для меня нашелся.

Накануне моего приезда прошел шторм, и поэтому на побережье было довольно прохладно, что не могло не обрадовать меня, так как я с трудом переношу жару. Гостиница, где я собиралась поселиться, тоже не разочаровала меня ни своим месторасположением (она находилась в довольно тихом уголке, удаленном от набережной), ни теми услугами, которые она предлагала своим постояльцам. Меня встретили поздно ночью на вокзале и вместе с багажом препроводили прямо до входных дверей. К моему восторгу, номер оказался чудесным, с небольшим балкончиком, выходившим на море.

Утром я отправилась в краеведческий музей, где тоже не испытала разочарования: как заверили меня сотрудники музея, занимавшиеся составлением передачи, коллекция оказалась действительно прекрасной и включала в себя редкие экземпляры, выполненные зарубежными и русскими мастерами восемнадцатого-девятнадцатого веков. Оставалось подождать пару дней до окончания оформления, и тогда я своими глазами смогла бы увидеть это собрание и даже подержать его в руках. Эти два дня я решила потратить на хозяина драгоценных гемм (им оказался местный житель), чтобы поподробнее узнать о его сокровище и о том, что подтолкнуло его на такой благородный поступок. Сотрудники музея были столь любезны, что дали мне его телефон, и я, дозвонившись до него, договорилась о встрече на завтрашний полдень.

Возвращаясь из музея в гостиницу, я прошла через всю набережную и в самом ее конце, на открытой террасе одного из кафе, с удовольствием выпила чашку кофе, приготовленного по-восточному, Было очень тихо, лишь только слышался шум волн, набегавших на берег и гулко обрушивавшихся на мелкую гальку. Я сидела и смотрела то на море, то на небо, в котором были перемешаны все оттенки синего, серого и жемчужного, бесцельно вглядываясь вдаль и ни о чем не думая. В таком расслабленном состоянии я вернулась в свой номер.

Перед сном я всегда читаю, поэтому с книгой в руках, как обычно, я прилегла на кровать, но через некоторое время почувствовала, что у меня неудержимо слипаются глаза. «Здешний воздух так действует на приезжающих, что они первые дни сонные ходят и спят до обеда», – вспомнились мне слова хозяйки гостиницы, с которой я познакомилась в гостиничном холле.

Я положила книгу на прикроватную тумбочку и обвела взглядом свой номер. В светлых пастельных тонах и довольно просторный, он мне очень нравился.

 Взгляд мой остановился на противоположной стене: там висела большая черно-белая фотография, единственное украшение номера, не считая двух медных бра над кроватью. Почему-то на это фото я не обратила внимания, когда обживала свой номер. Я встала с кровати и подошла ближе, чтобы лучше рассмотреть фотографию. На ней была снята группа молодых людей, расположившихся за круглым столом, покрытым белой скатертью и уставленным чайной посудой. В правом нижнем углу снимка стояли цифры: 1916.

Это был довольно оригинальный снимок. Люди были не просто сфотографированы. Они с неподдельным интересом взирали на меня с фотографии. Их было шестеро. Две барышни и четыре молодых человека. У девушки, сидевшей за столом слева и одетой в черное платье, ворот платья украшала брошь-камея. «Затянутая в черный шелк, с крупным овалом камеи у пояса, выплывала Ахматова», – невольно вспомнились мне слова Бенедикта Лившица, процитированные в моей предыдущей книге: она была посвящена украшениям, которые носили в эпоху Серебряного века. Эту девушку тоже можно было назвать поэтической особой. Ее пепельные волосы мягкими волнами обрамляли лицо с большими темными глазами, а на красивых чувственных губах стыла слабая полуулыбка.

Вторая барышня, улыбавшаяся более радостно, сидела за столом по другую сторону от девушки в черном платье и была одета в белую блузку и светлую юбку с вышитым узором по подолу. Украшений на ней не было, зато у нее было круглое лицо с ямочками на щеках и коротко стриженные пышные белокурые волосы. «Довольно смелая прическа для того времени», – подумала я.

Что касается мужчин, то, несомненно, это были снобы. Они были одеты в серые костюмы с жилетами, белоснежные рубашки и галстуки. По тогдашней моде их волосы были тщательно разделены пробором, а лица украшали ухоженные усы и маленькие аккуратные бородки. Правда, внешность одного из молодых людей, единственного кто не сидел за столом, а стоял, разглядеть было невозможно, так как в момент фотографирования его то ли окликнули, то ли он сам отвлекся на что-то, повернув голову.

«Какая замечательная компания, – улыбнулась я. – Было бы здорово оказаться в ней». Мне всегда нравились подобные фотографии, вроде тех, что делали когда-то Бахрушин, Наппельбаум или Эберлинг. Их снимки отличает какая-то особая притягательность.

Я вернулась к кровати, легла и выключила свет. «Спать сегодня, наверное, буду без задних ног», – подумала я, закрывая глаза.

Действительно, сон пришел ко мне сразу. Сначала мне снились липовые аллеи, поляны с красивыми, просто сказочными цветами, вроде тех, что встречаются в моем любимом мультфильме «Тайна третьей планеты». Затем я увидела кусты сочной зелени, возле которой стояли какие-то мужчины и о чем-то оживленно разговаривали. Одеты они были так, как одевались в начале прошлого века. Подстегиваемая любопытством, я медленно подошла к ним. Они стояли полукругом и смотрели на то, что лежало перед ними на траве. Слева от них суетился фотограф с громоздким фотоаппаратом на треноге. Время от времени раздавались вспышки. Я встала на цыпочки, заглянула через чье-то плечо и…вскрикнула. Там, на траве, лежала я, вернее, мое тело. Причем я сразу же поняла, что мертва, так как из моей груди торчала длинная рукоятка ножа, а в левом уголке рта застыла струйка крови. «Труп молодой женщины, – неожиданно громко прозвучал над моим ухом незнакомый мужской голос, – смерть наступила от удара ножом в сердце». Мне стало дурно, все поплыло у меня перед глазами, и я, падая в темноту, проснулась.

Сердце мое бешено колотилось. Мне не хватало воздуха, хотя окно в комнате было открыто. Я выскочила на балкон и сделала несколько глубоких вздохов. Что это? Предупреждение? Но о чем? Я вспомнила, как несколько лет тому назад уехала в отпуск и как через три дня мне приснились родители. «Все. Пора домой», – ласковым голосом произнесла мама, на что я возмущенно ответила: «Как домой? Да ведь я только приехала. Не вы ли сами уговорили меня поехать отдохнуть, утверждая, что каждую книгу я пишу, как последнюю?». «Пора, пора», – повторил отец. На следующий день мне позвонила сестра и сообщила, что родители попали в автокатастрофу.

Утренняя прогулка по набережной и осмотр собора конца девятнадцатого века постепенно изгладили из моей памяти ночной кошмар, так что на встречу с владельцем коллекции я пришла в приподнятом настроении. Я ожидала увидеть пожилого человека, какими обычно и бывают серьезные коллекционеры и собиратели, но меня встретил еще довольно молодой мужчина, лет тридцати пяти, невысокого роста, с весьма привлекательной внешностью.

– Вообще-то к этой коллекции я не имею никакого отношения, – улыбнувшись, сказал он, выслушав мои восторженные восклицания по поводу его благородного поступка. – Ее собрал мой родственник. Он умер прошлым летом. Прямых наследников после него не осталось, а я не слишком силен в этой теме. К тому же собираюсь в самое ближайшее время уехать в другую страну.

– Вы намерены эмигрировать? – спросила я.

Он снова улыбнулся:

– Моя вторая половина, с которой я хочу соединить свою жизнь, итальянка.

– Это другое дело, – засмеялась я. – Надеюсь, ваша избранница по достоинству оценит ваш поступок. Простите, а кто вы по профессии?

– Психолог.

– Неужели люди, живущие в таком райском месте, нуждаются в психологах? – не удержалась от легкой насмешки я. – Мне кажется, здесь уже сама атмосфера лечит. Один воздух чего стоит.

– Да, наверное, это кажется странным и нелепым, – ответил он, – но, поверьте, местным жителям психологическая помощь так же необходима, как и обитателям мегаполисов. Только представьте, в летний сезон количество людей в нашем городе увеличивается в несколько раз. Толпы народа заполоняют улицы и переулки. Местные жители, чтобы заработать, сдают каждый угол, даже сарай. Это касается и тех, кто живет в квартирах. Нередко хозяевам приходится спать на лоджии, так как комнаты заняты постояльцами. Не всегда человеческая психика способна выдержать подобные обстоятельства.

Да, его объяснения прозвучали убедительно, так что мне оставалось только принести извинения за свой насмешливый тон. Простившись с психологом, я еще долго гуляла по городу и поздно вечером вернулась в свой номер. «Надеюсь, эта ночь пройдет без кошмаров», – подумала я, закрывая глаза, но мои надежды не оправдались.

Во сне я увидела длинный светлый коридор, в который выходило множество одинаковых деревянных дверей. Я брела по этому коридору, пока не дошла до последней двери. Потянув на себя ручку, я оказалась в ванной комнате. В ней стояла белоснежная ванна на изогнутых ножках, наполненная чистой водой. Подобрав полу кружевной ночной рубашки, в которую я была одета, я осторожно ступила одной ногой в воду, потом другой, а затем опустилась в нее полностью. Блаженное состояние постепенно охватило меня. Я лежала в ванне и время от времени перебирала руками воду, как вдруг напротив меня возникло белое лицо с темными, невероятно огромными зрачками и ярко-красными губами. От неожиданности я уставилась на это лицо, пока не поняла, что это эластичная белая маска с прорезями для глаз и рта. И тут меня охватил страх. Я настолько оцепенела, что была не в состоянии издать ни единого звука, пока тот, кто прятался под маской, не улыбнулся мне зловещей улыбкой и не схватил руками мои лодыжки. Я обратила внимание на ногти, выкрашенные красным лаком. Маска перехватила мой взгляд, снова улыбнулась и резко дернула на себя мои ноги. Я с головой погрузилась в воду. Я пыталась вырваться, но у меня ничего не получалось, и я начала захлебываться. «Причина смерти – утопление», – внезапно произнес чей-то незнакомый мужской голос мне в ухо. Я прерывисто вздохнула и… проснулась.

Сердце опять было готово выскочить из груди. Я встала с кровати, подошла к окну и простояла возле него, пока не рассвело. Мне еще никогда не снились такие жуткие кошмары.   «Неужели это реакция моего организма на акклиматизацию?» – подумала я, вглядываясь в синеву моря. Утро обещало чудесный день.

– Ну вот и погода устанавливается, – сказала хозяйка гостиницы, когда я спустилась вниз, чтобы выпить чашку кофе в кафе, расположенном на первом этаже. – Сегодня уже можно смело отправляться на пляж.

Но я отправилась не на пляж, а в музей, где и провела почти целый день, изучая коллекцию гемм и восхищаясь красотой тех предметов, что ее составляли. Это занятие постепенно сгладило тяжесть моего ночного кошмара. Укладываясь спать, я старалась ничего себе не желать, а только вновь и вновь вспоминала те превосходные камеи, что наиболее впечатлили меня. «Они побеждают столетья», – вспомнила я, засыпая, слова Рейнака31 о геммах.

На третью ночь я увидела себя в комнате, обставленной мебелью в стиле эпохи Людовика Пятнадцатого. Одетая в длинный розовый пеньюар с широкими рукавами, я сидела за круглым столиком и раскладывала пасьянс. Неожиданно по моей спине пробежал легкий холодок. Я обернулась в сторону окна, которое было чуть приоткрыто, но увидела лишь, как едва колыхнулись легкие полупрозрачные шторы. Я вновь вернулась к картам, как вдруг мою шею обхватило что-то похожее на веревку и начало медленно сдавливать горло. Мне стало нечем дышать, глаза мои закатились. Я чувствовала, что теряю сознание. Перед тем, как окончательно погрузиться в темноту, я услышала, как кто-то громко произнес: «Асфиксия». Через некоторое время темнота стала рассеиваться, и первое, что я увидела, было мое тело, которое висело прямо над столом с завершенным пасьянсом, а рядом со столом стояли мужчины, одетые в кожаные тужурки и галифе, заправленные в сапоги. Все они с любопытством смотрели на меня, точнее, на мое тело.

Утром, обзвонив все гостиницы в поисках свободного номера и поучив отрицательный ответ, я как бы невзначай поинтересовалась у горничной, пришедшей убрать комнату, не было ли в моем номере несчастных случаев.

– Несчастных случаев? – удивилась она. – Что вы имеете в виду?

– Ну, может быть, кому-то внезапно тало плохо с сердцем, и… этот человек скончался, – запинаясь, объяснила я.

– На вашей кровати еще никто не умирал, – покачала головой горничная. – Да и вообще гостиница наша новая. Всего только третий год как открылись.

Я задумалась. Чем же тогда можно было объяснить мои ночные кошмары? Книг детективной тематики я уже давно не читала. В последние годы интерес для меня представляли либо мемуары, либо специальная литература.

Мой очередной ночной кошмар был связан с высотой. Мне приснился догорающий осенний вечер. Желтые и красные листья устилали землю и тихо шуршали под ногами. Я шла одна по какой-то незнакомой мне улице, пока дорога не вывела меня на небольшой, перекинутый через речку мост. Медленно я брела по мосту, пока не остановилась и, облокотившись о перила, не посмотрела вниз. Вдруг кто-то крепко схватил меня сзади, а затем стремительно перебросил через перила. Последнее, что я увидела перед тем, как закричала, была темная гладь воды.

Когда я проснулась, то не сразу поняла, где нахожусь. Лишь немного придя в себя и присмотревшись, я поняла, что лежу на кровати в гостиничном номере и что за окном стоит глубокая ночь. «Еще один такой кошмар – и я умру прямо во сне от разрыва сердца», – невольно подумалось мне.

Дождавшись утра, я весь день бродила по городу, переходя из одного парка в другой и таким образом скрываясь от жары, пока под самый вечер не оказалась на железнодорожном вокзале. Шумный и переполненный днем людьми, он, к моему удивлению, оказался совершенно пуст. Я заглянула в зал ожидания: там тоже не было ни души. Встав у окна, я бесцельно смотрела на пустой перрон. И вдруг мимо окна прошла, точнее, проплыла, высокая стройная дама, одетая в изящный дорожный костюм начала двадцатого века, который состоял из длинной юбки и приталенного жакета светло-серого сукна. Руки незнакомки были спрятаны в крошечную муфту, а на голове красовалась маленькая шапочка с опущенной на глаза черной вуалью, доходившей до переносицы и не скрывавшей остальные безупречные черты лица. Я остолбенела от неожиданности, а когда пришла в себя, то выбежала на платформу. Никого! Незнакомка как будто в воду канула.

«Ну не привиделась же она! Только этого мне еще не хватало», – подумала я.

Я вернулась в номер, включила свет и присела в кресло. Мой рассеянный взгляд скользил по стенам, пока не остановился на фотографии. «Хорошо вам там чаи распивать, – вздохнув, подумала я, глядя на тех, кто смотрел на меня со снимка.  – Могли бы и мне предложить чашечку».

Я встала, подошла к письменному столу и стала бесцельно перебирать бумаги, лежавшие на нем. Неожиданно мои пальцы коснулись плотного прямоугольничка. Это была визитка психолога, которую он дал мне на прощание. «Садков Глеб Николаевич. Семейный психолог», – прочитали мои глаза. Дальше шел номер мобильного телефона. Не знаю почему, но я набрала его.

– Вот уже несколько дней, как я плохо сплю, – сказала я. – Меня одолевают самые разные кошмары, а ведь раньше я этим не страдала. Я даже на кровать боюсь прилечь, хотя мне еще ни разу в жизни не попадались такие замечательные кровати. Но как меня только во сне на ней не убивали: и душили, и топили, и даже с моста прошлой ночью сбросили. Не представляю, какие еще существуют способы убийства. Помогите мне понять, почему мне все это снится. – Про даму в вокзальном окне я решила промолчать.

– А это не может быть связано с вашей книгой? – спросил психолог, выслушав меня. – У вас может быть элементарное переутомление.

– Но я же не над эпопеей работаю, вроде «Войны и мира», – возразила я. – Я пишу о совершенно простых вещах – о камеях. Я пишу о красоте, о мастерстве тех, кто их создал. Конечно, я касаюсь каких-то античных историй или известных исторических личностей, но стараюсь не упоминать ни о насилии, ни о преступлениях, с ними связанных.

– А как же камея Гонзаго? – в голосе психолога послышалась легкая насмешка. – В  скольких руках она успела побывать. Да и сами герои, чьи портреты изображены на ней, благонравием при жизни не отличались.

– А утверждали, что не в теме, – укоризненно произнесла я.

– Ну, хорошо, – примирительно сказал он. –  Попробуем выяснить причину ваших ночных кошмаров. Я зайду к вам завтра, после работы.

Садков пришел, как и обещал, вечером. Видимо, выглядела я настолько неважно, потому что в его глазах промелькнуло удивление.

– Неужели так плохо?

В ответ я только молча кивнула.

– У вас довольно уютный номер, – сказал он, войдя в комнату. – Но, может быть, вам стоит переехать в другой?

– Увы, это невозможно. Сезон в самом разгаре, – сухо произнесла я.  – Все номера заняты. И не только в этой гостинице. Я уже узнавала.

– Что же мне с вами делать? – произнес Садков, разглядывая меня. – А давайте-ка куда-нибудь сходим, – неожиданно предложил он. – Не хотите посидеть в летнем кафе на свежем воздухе и полюбоваться ночным морем?

 Я отрицательно покачала головой.

– Я так и думал, – улыбнулся он. – Тогда давайте просто погуляем. Я покажу вам одно чудесное место.

Я согласилась и попросила подождать его в холле, чтобы переодеться для вечерней прогулки. Когда я уже спускалась вниз по лестнице, то увидела, как Садков весело переговаривается о чем-то с хозяйкой гостиницы.

– Неужели и Эмма – ваша клиентка? – шутливо спросила я, когда мы направлялись к выходу.

Он недоуменно взглянул на меня. Я кивнула в сторону хозяйки гостиницы.

– Ах, вот вы о ком, – засмеялся он. – Нет, я просто поинтересовался, правда ли, что здесь варят очень вкусный кофе.

Мы все время шли какими-то улочками, так что мне казалось, что мы поднимаемся куда-то вверх по нескончаемому серпантину, но, когда Садков подвел меня к низкой каменной балюстраде, оказалось, что передо мной, как на ладони, лежит весь город. Это было действительно чудесное зрелище. Город переливался, но огни мерцали также и в небе, отчего казалось, что небесные стразы плавно перетекают в земные.

– Ну как вам? – поинтересовался мой спутник.

– Замечательно, – сказала я, присаживаясь на край балюстрады. –  Кажется, протяни руку – и коснешься пальцами звезд.

– А если встать, то они покажутся совсем близко. Не хотите попробовать?

Я покачала головой.

– Боитесь высоты?

– Боюсь. К тому же я еще не закончила книгу.

– Я вас подстрахую. Ну же.

Не люблю, когда меня подзадоривают, поэтому я вздохнула и встала на узкую каменную поверхность. Действительно, звезды показались еще ближе, однако, когда я посмотрела вниз, у меня тут же закружилась голова. Я покачнулась, но Садков успел поддержать меня, а затем помог спуститься. Ухватившись за его левую руку, я обратила внимание на перстень, надетый на безымянный палец. Чувство профессионального любопытства, как всегда, взяло вверх, и я на мгновение задержала руку психолога, чтобы рассмотреть перстень. Это была инталия на аметисте с изображением листика плюща.

– Единственное, что я оставил себе из коллекции на память, – объяснил Садков.

– Аметист в инталиях встречается не часто, – сказала я. – Первое, что мне приходит на память, это изображение императора Каракалла. Есть еще изображение Брута, хранящееся в Бостоне, и портрет императора Луция Вера. Также имеется гемма, на которой изображена дочь Тита Флавия Веспасиана – Юлия. Вот, кажется, и все. Ах, да, как же я позабыла про Артемиду с факелами, что хранится в археологическом музее Неаполя. Но ваша инталия не менее интересная, ведь плющ, как известно, символизирует бессмертие…

Едва я произнесла последнее слово, как внезапный порыв ветра ударил меня в спину, да так, что я не удержалась на ногах и уткнулась своему собеседнику в грудь.

– Простите, – пробормотала я.

– Ничего страшного, – ответил Садков. – Кажется, надвигается гроза.

И действительно, вскоре поднялся ветер, а затем стал накрапывать дождь. Мы были вынуждены вернуться к гостинице.

Перед тем как проститься, психолог вынул из кармана аптечный пузырек и протянул его мне.

– Попробуйте вот это средство. Две таблетки на ночь. Не пугайтесь, это всего лишь успокоительное. Я сам им пользуюсь, когда очень устаю и не могу заснуть.

Я бросила на него удивленный взгляд.

– Представьте, и с психологами такое случается, – улыбнулся он.

Я с опаской смотрела на пузырек, не решаясь взять его.

– Есть еще один вариант, – сухо сказал Садков. – Я могу записать вас на прием к хорошему психиатру.

– Пока обойдемся без него, – поспешно произнесла я, забирая пузырек.

Как и посоветовал Садков, я выпила две таблетки. И хоть на сей раз меня никто убивал, но в моих ушах звучала такая тяжелая, мрачная музыка, что мне казалось, что меня хоронят заживо.

Проснулась я в половине седьмого. Немного походила по комнате, затем села за стол и попыталась заняться рукописью. Несколько часов я просидела над своими последними записями, но результаты моего труда были удручающими.

После обеда я отправилась в музей. Мне нужно было забрать снимки камей, которые для меня должен был сделать музейный фотограф, но по дороге я неожиданно заблудилась.  Решив немного передохнуть от жары, я зашла в первый попавшийся магазинчик. В нем продавалась всевозможные женские украшения. Я перебирала ожерелья, цепочки, кулоны, пока мой взгляд не остановился на браслете, украшенном семью крупными гладкими бусинами. Семью камнями. Я по очереди коснулась зеленоватого нефрита, голубого агата, небесной бирюзы, розового коралла, темно-синего лазурита, золотисто-желтого цитрина и фиолетового аметиста. И хотя в магазинчике освещение было тусклым, камни ярко переливались. Очарованная их блеском и игрой, я не в силах была оторвать от них глаз. В памяти неожиданно всплыли строки из стихотворения Тэффи:

И проснутся семь огней, 

Заколдованных камней! 

Не раздумывая, я купила браслет, надела на руку и вышла на улицу. Солнце пекло по-прежнему, но я решила продолжить свой путь. Однако не успела я сделать и нескольких шагов, как вдруг серебряная цепочка, на которую были нанизаны камни, порвалась, и бусины разом посыпались на землю и покатились по дорожке. Я бросилась их поднимать. Камни убегали от меня, а я торопливо спешила за ними, пытаясь поймать их. Наверное, со стороны это выглядело смешно и нелепо, но мне было не до смеха. И все же спустя некоторое время шесть камней оказались в кармане моей юбки. Не хватало только аметиста. Я не отрывала взгляда от земли, но камень никак не находился. «Аметист, свети! Свети! Озаряй мои пути!» – как заклинание, прошептала я.

Пройдя еще немного, я вдруг наткнулась на каменную лестницу, возле нижней ступеньки которой преспокойно лежал мой беглец. Обрадовавшись, я подняла его, опустила в карман, присоединив к остальным, а затем подняла глаза и увидела, что стою перед небольшим особнячком, выкрашенным в  нежно-зеленый цвет. Мраморная доска сообщала, что в данном здании находился музей истории театра.

Я толкнула дверь и очутилась в пустом вестибюле. В нем было прохладно и пахло лаком, краской, а также сырой известью. Не прошло и двух минут, как в вестибюле показалась невысокая полная женщина, которая тут же воскликнула, увидев меня:

– А мы еще не открылись. У нас только вчера закончился ремонт.