Призраки прошлого

Янина Хмель

Призраки прошлого

Пролог

Ветер заключил моё продрогшее тело в объятия. Из четырёх основных стихий союз именно с этой был разрушительным для меня. Я – вода, которая покорилась воздуху. Подчинилась. Поддалась.

Я проиграла эту битву, но война ещё не закончилась. Война, которая длилась больше сотни лет.

На медленном, осторожном вдохе тысячи острых ножей вонзились в грудную клетку. Один за другим. Быстро. Резко. Как будто лёгкие оказались в руках огня, – ещё одной неподвластной мне стихии, – и он крепче сжал кулаки, заглядывая в мои открытые, полные солёных капель глаза. На выдохе мне стало легче.

Несколько мгновений назад я выиграла схватку со своей стихией. Вот только я была готова полностью отдаться ей, когда поняла, что выбраться из воды без этих проклятых дневников не смогу. Я сидела на берегу озера, прижимая те самые дневники к груди. Все страницы были полностью сухими. Как будто не их только что вытащили из озера. Вместе со мной. Оказалось, пойти ко дну они могли только в моих руках…

Поражённые стихийные капли стекали по плечам с волос. Ветер с силой подбрасывал утяжелённые водой пряди, а потом медленно возвращал их на плечи. Я уже не чувствовала холода. Моё тело согревало его пальто, накинутое на сгорбленную спину.

Сам он сидел рядом, растирая виски́ и дыша ещё чаще, чем я.

Нет никакой соломинки, за которую хватается утопающий. Мозг в стрессовой ситуации работает быстрее, охватывает все варианты спасения и принимает тот факт, что спасения нет. Как и Джек в «Титанике» принял, что ему нет места на двери рядом с Розой посреди холодных вод океана.

Когда я осознала, что не могу разжать руки и отпустить свою ношу, полностью смирилась с неизбежным и перестала бороться со своей стихией, тяжёлым камнем опускаясь ко дну. Я задержала дыхание и закрыла глаза. Я уже смирилась с тем, что проиграла…

Но в следующее мгновение почувствовала, как чьи-то руки обвили мою талию и резким движением вырвали тело, из которого вот-вот должна была выйти моя душа, из воды.

Я не успела понять, что произошло.

– Господи, ты просто сумасшедшая! – прошептал мой спаситель. Ветер стих после его слов и оставил мои волосы в покое.

– А он тут совсем ни при чём… – промямлила я, ощущая, как дрожащие от холода губы расплываются в улыбке.

– Ну совсем несмешно!

Его дыхание всё ещё было неровным и частым. Но место злости и раздражения постепенно занимали страх и непонимание.

– Чем ты думала?!

– Зачем ты пришёл? – прохрипела я, проигнорировав его вопрос.

Грудная клетка всё ещё пылала. Как и горло. Я откашлялась.

Прошло несколько минут, прежде чем он ответил мне. Тишину между нами разбавлял шум воды и стук моего сердца. Его сердце, казалось, замерло.

– А разве ответ не очевиден?

Я отложила дневники в сторону и опустила на них глаза. Провела рукой по сухим страницам. Видимо, если бы я вошла с ними в огонь – в пепел бы превратились не они.

В голове отчётливо звучал знакомый голос: «Он твоё проклятье… Не ты его яблоко. Он твой искуситель. Он погубит тебя. Тебе не выбраться из этой ямы…»

Я подняла глаза и увидела у него за спиной ту, чей голос приглушённым эхом повторялся в моём подсознании.

– Очевиден, – ответила ему, но смотрела я не на него, – только тебе нужна не я…

Чужая невеста

Я слышала, что утро невесты – очень сентиментальный момент, часто девушки не могут контролировать слёзы, но плачут обычно от радости. Я же не проронила ни одной слезинки, когда надевала белое платье, которое было мне велико́. Оно волочилось по полу спереди и сзади, было чересчур длинным, а в его многослойных подъюбниках я то и дело путалась при каждом шаге. Я была недовольна тем, как оно сидело на мне, будто двуспальный пододеяльник на одеяле для односпальной кровати. Я была недовольна его цветом и фасоном, будто не сама выбирала его. Я была недовольна своей ролью в этом душном спектакле.

Взглянула в зеркало на незнакомую рыжеволосую девушку, не узнавая своего отражения. Бессонные ночи не удалось замаскировать даже толстыми слоями тонального крема и пудры – фиолетовые разводы под глазами всё равно были видны. Нанесённая несколько минут назад алая помада уже скаталась на потрескавшихся губах. Глаза блестели от невыплаканных слёз. Нервный комок то и дело подкатывал к горлу, но я отправляла его обратно. На дно.

Медленно спускаясь по лестнице, я цеплялась каблуками за подол платья, мысленно ругая себя за то, что совсем забыла согласовать длину накануне.

Я подошла к Яну, который ждал меня в прихожей, освещённой лишь пламенем трёх свечей в старом подсвечнике на комоде. Когда я спустилась, две крайние свечи потухли.

– Вау, – улыбнулся Ян, подставляя мне локоть, чтобы я ухватилась за него.

Я крепче сжала букет, набрав в лёгкие побольше воздуха, натянуто улыбнулась жениху, протягивая ему свободную руку. Букет выбирал жених. И эти розовые большеголовые пионы должны были порадовать невесту, но вместо этого напоминали, что цветы выглядят живее, чем она. Чем я. Я ощущала себя сгнившей внутри.

– Виктор уже оборвал телефон, – пожал плечами Ян, поглаживая мою ладонь на своём локте.

– Это была его затея, – тихо ответила я.

Ян посадил меня на переднее сидение белого кабриолета, сам занял водительское место, и мы поехали в церковь, где нас уже ждали его родители и Виктор с Лидией.

Виктор настоял на венчании. Я же хотела тихую роспись без помпезности и традиций, была против церкви и священника, но закатывать скандалы было не в моём характере. В моём характере – уступать, идти на поводу дорогих мне людей.

Поэтому я и была в этом платье, стояла рядом с этим мужчиной. Молчала и давилась словами, которые застревали комом в горле. Вытесняла моральную боль физической, сильнее сжимая в одной руке букет, а другую – в кулак, чтобы почувствовать, как ладонь пульсирует от свежих ран, которые я оставляла нарочно ногтями.

– Ева?..

Сквозь пелену мыслей, заглушающих внешние голоса, пробрался его голос.

Я оглянулась по сторонам, надеясь, что сплю и декорации церкви сменятся на стены комнаты, как только я моргну.

– Мне повторить вопрос ещё раз? – Священник смотрел мне в глаза.

Остальные присутствующие уставились мне в спину. Под натиском их взглядов я оседала, как старый покосившийся дом.

Ян приобнял меня за талию, как будто почувствовал, что без посторонней помощи я опущусь на четвереньки.

– Я слышала вопрос. Я… – едва дыша, ответила, сглотнув ком, препятствующий моему «да», выдавливая из себя лживое и ядовитое: – …согласна.

– Властью, данной мне церковью, объявляю вас мужем и женой перед лицом Господа и лицами всех здесь присутствующих! – торжественно произнёс священник, обвёл быстрым взглядом немногочисленную публику и завершил свои слова отрепетированной улыбкой.

От этой улыбки меня чуть не стошнило прямо на его лакированные ботинки, носы которых выглядывали из-под рясы.

Я отступила на несколько шагов от Яна, как только священник договорил, и обернулась в поисках поддержки. Виктор, который всю церемонию стоял справа, протянул ру́ки для объятий.

Я закашлялась, давясь слезами, и уткнулась лицом ему в грудь.

– Ты же от счастья плачешь? – Виктор взял моё лицо в обе ладони, вытирая бегущие по щекам слёзы большими пальцами.

– Видимо, – моргнула, смахивая с ресниц капли, и высвободилась из его объятий.

– Мама бы очень гордилась тобой, – тихо добавил он.

Я закатила глаза, будто бы возвращая слёзы обратно.

– А ты умеешь поддержать! – фыркнула в ответ.

Наш диалог прервала Лидия, вставая между нами. Она всегда спешила отдалить нас друг от друга.

– Кто бы сомневался, что я найду вас в объятиях друг друга, – с нескрываемым сарказмом сказала она и обратилась ко мне со своей притворной наигранной искренностью: – Поздравляю.

Лидия сразу же вцепилась в локоть Виктора, в попытке закрыть его своим телом от меня.

Я так же наигранно улыбнулась ей в ответ и отдалилась от Виктора. Лидия всегда ревновала его ко мне, несмотря на то, что я никогда не давала ей повода. Я всегда топила чувства к нему в своих тёмных водах.

Когда-то мы были идеальной семьёй. Семьёй, где у каждого была своя главная роль. Виктор – отец, и он справлялся со своей ролью, пока роль матери не опустела. В том жизненном спектакле я была дочерью.

Нашей счастливой жизни пришёл несчастливый конец. Мама утонула. И начался другой спектакль, где нам – мне и Виктору – были отведены незнакомые роли. Мы остались одни друг у друга.

Но потом у Виктора появилась Лидия, а у меня – Ян.

– Ева, хватит летать в облаках, – Виктор поцеловал меня в лоб. Опрометчивое действие на глазах Лидии, конечно, но он будто нарочно давал ей поводы для ревности, хотя она и без этих поводов умудрялась плеваться желчью в мой адрес.

– Виктор, пора ехать в ресторан, – тут же среагировала в ответ Лидия, так и не отпустив его руку.

– Пора, – улыбнулся он.

Его чувства к Лидии и в подмётки не годились тем, что он когда-то испытывал к маме. Мне так казалось. В детских воспоминаниях, которые я бережно хранила в коробке подсознания, его отношение к маме было абсолютно другим: он никогда так не смотрел на Лидию, никогда так не касался её.

Я приняла, когда через пять лет после смерти мамы Виктор привёл в наш дом Лидию. Мне едва исполнилось девятнадцать. Но я понимала, что ему нужно утолять свои мужские потребности. Знала, что он не перестал и никогда не перестанет любить маму. Осознавала, что ему нужно жить дальше… Пусть и в объятиях другой женщины.

Лидия изначально не стала прилежной мачехой. Она никогда не скрывала свою ревность и неприязнь ко мне. Виктор же делал вид, будто бы не замечал её отношения ко мне. А может, и правда не замечал? Я никогда прямо не спрашивала его об этом, мне оставалось только догадываться.

Для меня семьёй всегда был Виктор. Но Лидия забрала его у меня.

Я приняла предложение Яна. Он закрывал глаза и делал вид, что не замечает мою нелюбовь. Чувствовал ли он, что моё сердце принадлежало другому человеку? Казалось, на это чувство у него тоже стоял барьер. Он любил за нас двоих.

Мы на двух машинах перебрались в ресторан. Я и Ян ехали на белом кабриолете, а Виктор, Лидия и родители моего новоиспечённого мужа – впереди на машине Виктора.

Я уставилась на дорогу, а точнее – на бампер машины впереди.

– Ты в порядке? – Ян отыскал мою кисть среди белых подъюбников и крепко сжал в своей ладони. – У тебя такие холодные руки…

И сердце тоже было холодным. Внутри меня как будто был заперт огромный айсберг. И если вдруг он начнёт таять, кому-то снова придётся позаботиться о спасении мира, построить ковчег и собрать каждой твари по паре.

– Ева?

Я вздрогнула.

– Мы приехали.

Ян стоял передо мной с протянутой рукой.

Я была поглощена своими мыслями и не заметила, как машина остановилась, как Ян отпустил мою кисть, которую сжимал всю дорогу, и вышел из машины, как открыл дверь с моей стороны. Я подала ему руку и вылезла из машины.

Родители Яна встречали нас в дверях ресторана, а Виктор и Лидия были внутри. Я не спланировала в своей свадьбе ровным счётом ничего. Единственная моя задача была – подобрать платье. Но и её я провалила, забыв о нём и вспомнив в день церемонии, когда уже что-то исправлять было поздно.

Музыка с нашим появлением стала громче. Внутри было прохладно и темно. Мы с Яном заняли свои места. Родители Яна присели с его стороны. Возле меня сидел Виктор.

Он весь вечер не сводил с меня глаз, я чувствовала его взгляд на себе, даже не поворачиваясь в его сторону. Лидия тоже замечала этот взгляд и злилась, отчего ещё больше налегала на алкоголь. Мой бокал стоял нетронутым.

Когда музыка сменилась на медленную, Виктор подал мне руку:

– Танец отца и дочери?

Я видела только силуэт Виктора и чувствовала его запах. Коснулась ладони Яна и подала эту же руку Виктору. Если бы это был момент в фильме, сейчас бы оператор перевёл камеру на мои глаза – в них блестели крохотные кристаллы слёз.

– Почему ты так странно себя ведёшь? – Виктор прижал меня к себе за талию, бережно придерживая одну руку на бедре, а во второй сжимая мою кисть. Его борода касалась моего обнажённого плеча, он согнулся, чтобы шептать мне на ухо. Виктор был на голову выше меня.

– Ты знаешь причину, – тихо ответила я, опять цепляясь каблуками за длинный подъюбник.

– Не знаю. Не понимаю.

Его тело было слишком близко, и от этой близости я не могла выровнять дыхание.

Напрасно я предполагала, что моя свадьба всё изменит. Танцуя в объятиях Виктора, я осознавала: то, что должно́ было спасти его и меня, загоняет нас обоих в глубокую яму.

Я всегда винила и проклинала себя за эти чувства. Но они только крепли. С каждой минутой, проведённой возле него. И с каждой минутой врозь.

– Танец мужа и жены, – прошептал Виктор, касаясь губами моего уха, а потом передал меня, как куклу, в объятия Яна.

Когда мы с Яном кружились в нашем первом танце, я не переставала смотреть в глаза отцу. Через плечо мужа.

Существовали границы, которые нельзя было переходить. Даже если желание сделать это больше всего во Вселенной, даже больше само́й Вселенной. Я и стояла по ту сторону этой границы, отделяющей меня от счастья. Рыдала, рвала землю под ногами, кричала, но стояла на месте. А по ту сторону был Виктор.

– Ева? Ты сегодня далеко, не со мной, – Ян с грустью поцеловал меня в сухие губы.

– С тобой, конечно, – я прижалась лицом к его плечу. Чтобы спрятать свои глаза, чтобы он не заглянул в них и не увидел, что я нагло лгу. Мыслями я была не с ним.

Когда танец закончился, мы вернулись на свои места. Вот только моё место было не здесь, не рядом с этим мужчиной. А мужчина моей мечты сидел по левую руку от меня и улыбался другой женщине.

Девушка в зеркале

Мы с Яном уже два года засыпа́ли и просыпались в одной постели. Между нами ничего не изменилось, когда я проснулась его женой.

На моём туалетном столике возле кровати стояла ваза с белыми розами, а на подушке Яна лежала записка: «Хорошего дня, моя любовь».

Я вздохнула. Воздух стал вдруг таким тяжёлым.

Не прошло и дня рядом с Яном, чтобы я не почувствовала себя виноватой перед ним. Я винила себя за то, что приняла предложение не для того, чтобы делать его счастливым, а чтобы мучить. Разве может быть страдание сильнее, чем любить того, кто не любит тебя в ответ?

Я поднялась с постели, затолкав записку под подушку Яна, и присела за туалетный столик, чтобы перед зеркалом убрать волосы в косу. Медленно заплетая косу, я поглядывала на розы. Ян знал, что не люблю цветы, но каждое утро оставлял новый букет в вазе. Я фыркнула и отвернулась от вазы, а моё отражение не поменялось. Я резко подскочила со стула, сжимая недоплетённую косу в кулаке. Моё отражение даже не дёрнулось, оставаясь в положении сидя.

– Что?.. – произнесла я растерянно, – этого не может быть…

Я отпустила косу и закрыла лицо ладонями. Руки задрожали, мне стало страшно убрать их от лица и снова посмотреть в зеркало. Я слышала только ускоряющийся стук своего сердца. Этот стук давил, как будто сейчас прозвучит взрыв. Я задержала дыхание, прижимая ладони к лицу плотнее…

Тишину разорвал звонок в дверь. От неожиданности я вздрогнула, убирая ладони от лица: моё отражение повторило за мной. Мне что, всё привиделось?

Звонок повторился.

Не отрывая глаз от зеркала, я попятилась к двери. Моё отражение проследовало за мной.

В длинной ночной сорочке на голое тело, с растрёпанной недоплетённой косой и бешеным стуком сердца – такой я предстала перед Виктором.

– Ты в порядке? – удивлённо спросил он, без приглашения переступая порог квартиры и закрывая за собой дверь.

– Нет! – честно ответила ему я, тяжело дыша, и рассказала, что произошло.

Виктор всегда был в курсе всего, что происходило со мной. Сначала я делилась всем с мамой, у меня не было подруг. А после смерти матери я обо всём рассказывала Виктору.

Он действовал на меня лучше любого успокоительного. И ему это удавалось даже без слов.

Виктор молча притянул меня к себе за руку и прижал голову к своей груди.

– Успокойся. Я рядом.

– А должен быть далеко. Как можно дальше!

Я отстранилась, упираясь ладонью ему в грудь, напрягая руку, чтобы оттолкнуть.

– Я пришёл, чтобы рассказать тебе кое-что, – Виктор накрыл мою руку на своей груди ладонью и опустил глаза.

– И это кое-что я должна была узнать раньше, чем принять предложение Яна?

Сердце взволнованно забилось в груди, ускоряя даже тот бешеный ритм, предостерегая и сообщая о том, что сейчас разобьётся.

– Нет! Иначе… Я нарочно дождался этого дня.

Я почувствовала, как слезинки одна за одной скатились по моей щеке. Я вытерла их и резко выдохнула:

– Говори.

– Только выслушай меня, прежде чем…

– Говори, – тихим охрипшим голосом попросила я, перебивая его.

Виктор обхватил моё лицо ладонями, а моя рука так и замерла на его груди.

– Ева… Судьба сыграла с нами злую шутку.

Я попробовала высвободиться, но он крепко держал моё лицо.

– Послушай меня. Диана… Она была лучшим человеком в моей жизни! Лучшим, но не любимым настолько, чтобы я потерял голову и власть над своим сердцем. Я любил её! Любил и страдал оттого, что другого человека я люблю ещё больше. В сотни раз больше. Диана теперь там… И всё знает. Всё видит. А я здесь, и мне до немоты не хватает сил, чтобы признаться, даже самому себе, в силе той любви, что я испытываю.

– Ви… – я попыталась ответить, но голос не слушался.

Пальцы Виктора были мокрые от моих слёз.

– Ева… Моя малышка! Ты только моя! Я полюбил тебя с самых первых минут, как Диана положила мне на руки тебя. Полюбил, но не так, как того хотела она. Ева… – Виктор поцеловал меня, задерживая холодные губы на моём горячем лбу, и уже тише продолжил: – Двадцать один год и девять месяцев назад Диана пришла ко мне с тобой на руках. Тебе было три месяца. Ты нуждалась в отце… Но люблю я тебя, прости, не отцовской любовью.

С моих губ сорвался отчаянный крик, продирая себе выход наружу. Я оторвала ладони Виктора от своего лица, как прилипших пиявок, и зарыдала. Услышала звон в ушах – это разбилось моё сердце.

Я ничего не могла ответить ему. Попросту не могла говорить. Облегчение вперемешку с невыносимой болью разлилось по всему телу. Я опустилась на колени: ноги стали ватными и непослушными.

Виктор подхватил меня и прижал к себе так сильно, что кости захрустели в ответ на его крепкие объятия.

– Одному богу известно, как сильно я люблю тебя, Ева…

– Зачем ты так со мной? – выдохнула я.

Я давилась слезами, вцепившись побелевшими пальцами в его плечи.

Он вытирал мои щёки и сразу же целовал их. Нежно и трепетно. Как не целовал никогда. В одно мгновение стена, отделяющая нас друг от друга, пала, а в следующее мгновение стала ещё толще и крепче.

– Почему ты столько ждал, чтобы сказать мне самое желанное, что я когда-либо хотела услышать?

Слёз больше не было, но истерика не проходила. Я дрожала и не могла выровнять дыхание. Однако близость Виктора по-прежнему действовала на меня лучше всяких успокоительных. Он гладил мои волосы и покрывал макушку нежными поцелуями. Его трясло вместе со мной.

– Разве я мог так поступить с тобой? С ней. Со всеми нами! Разве я мог растоптать в тебе самые лучшие воспоминания обо мне? Я не мог. Я не могу до сих пор. Но мне так больно молчать…

Мы прошли в гостиную и присели на диван, я забралась к нему на колени и прижалась к горячей груди. Как забиралась тогда, в своём детстве. Как же давно это было! Целую вечность назад.

– Как противно мне было от мысли, что я люблю собственного отца! И как тщательно вы с мамой скрывали от меня правду. Но зачем? Сейчас было бы всё так просто…

– Нет, не было бы! И не будет никогда. Обществу не объяснишь…

– К чёрту общество!

– Ты неправа. Мы часть этого общества. Мы не должны сорить там, где живём. Нам нужно… – Виктор замолчал, посмотрел на меня исподлобья и неуверенно продолжил: – Мы должны… Лучше будет оставить всё как есть.

– Ты же сейчас шутишь?

Я не верила его словам. Да и он сам вряд ли верил.

– Ты теперь чужая жена. Ян… – Виктор сглотнул, – он сделает тебя счастливой.

Я отстранилась от Виктора и медленно выпрямилась в полный рост. Его лоб упирался мне в живот, мои руки болтались вдоль тела.

– Из страдания в страдание? Серьёзно? – всхлипнула я, но не позволила себе очередную слабость. Хотелось реветь, но я до крови прикусила нижнюю губу.

– Я всегда буду рядом… – Виктор поцеловал мой живот и поднялся сам.

Теперь он был выше меня на целую голову. Мой взгляд упёрся в его ключицы, которые выглядывали из-под выреза рубашки. Я не шевелилась.

– Нет, ты ещё дальше.

Я поднесла кулак ко рту, вцепившись в него зубами, чтобы не закричать.

– Прости меня, Ева, – Виктор опять обхватил моё лицо тёплыми ладонями.

Я подняла на него глаза. Говорить не было сил – пусть всё прочитает в них. Пусть увидит каждую крупицу боли там. Пусть его тоже разорвёт от этих бешеных эмоций.

– Мне срочно нужно идти, – прошептал он, нагибаясь, чтобы быть ближе к моему лицу.

– Иди, – кивнула я. – А мне срочно нужно остаться одной.

– Но прежде я сделаю то, о чём мечтал очень долго…

Виктор не дал мне опомниться и впился в мои сухие губы душераздирающим поцелуем.

А сколько я мечтала об этом моменте! Что это? Реальность или ещё один безумный сон? Пусть же этот сон будет вечным.

Только я не спала. Я чувствовала солёный привкус своих слёз на его тёплых мягких губах и смело отвечала на этот поцелуй.

Семейный пикник

Виктор ушёл, а я осталась наедине с болью. Я закрывала глаза и видела картинки из другого – счастливого – спектакля. Видела маму, бегущую по берегу навстречу отцу. Видела, как он заключал её в крепкие объятия. Целовал в губы. А когда мама обернулась в мою сторону, я увидела не маму, а своё отражение…

Вздрогнула и осознала, что уснула на полу, облокотившись руками на диван и склонив на них растрёпанную голову. За окном уже стемнело, а значит, Ян скоро вернётся с работы.

С ролью жены я справлялась плохо уже с первых минут. В брачную ночь отвернулась от мужа и притворилась уснувшей. Сегодня за целый день ни разу не позвонила ему и не поинтересовалась, что он хочет на ужин.

И никогда не интересовалась.

Зато знала наизусть, что Виктор по утрам пьёт крепкий нерастворимый кофе, что любит делать оладушки на завтрак и не любит ужинать в одиночестве. Знала, потому что все свои сознательные годы наблюдала за ним и впитывала черты его характера, запоминала то, что ему нравится и что он терпеть не может.

Кому-нибудь удалось приказать своему сердцу? Я о подобном не слышала. Моё сердце само выбрало, кого любить. А я осознанно выбрала, чьей женой быть. Виктор прекрасно знал, что я не предам свой выбор. Вероятно, поэтому дождался, пока я выйду за Яна, а потом только рассказал мне правду.

Осознанно ли Виктор выбрал быть несчастливым? Жить и спать с нелюбимым человеком. Потакать обществу, а не своему сердцу. А может быть, это была проверка меня на прочность?

– Знаешь, Ева, женщина должна боготворить своего мужчину. Иначе он найдёт другую. Нет незаменимых…

– Ма, мне ещё рано думать об этом.

Мне было четырнадцать. Мама вплетала зелёные ленты в мои рыжие косы и давала советы, что делала всегда в этот момент.

– Никогда не рано узнавать простые истины, моё солнышко.

– Если я встречу такого мужчину, как папа, я буду боготворить его, – честно ответила я.

– Другого такого нет.

Мама была права. Обойди я всю планету вдоль и поперёк, всё равно бы не нашла похожего на Виктора. Вот только своей любовью я перечёркивала светлую память о матери.

Почему она сама не рассказала мне всё?

Я до мелочей помнила то утро. Запомнила её рассеянный взгляд, её глаза будто ничего не видели перед собой. Запомнила её дрожащие руки, из которых всё падало.

– Ма, ты в порядке? – помнила, как коснулась её плеча, а она вздрогнула и смахнула мою ладонь как мерзкого жука.

– Так будет лучше… – помнила её последние слова.

Потом она выбежала с чёрного входа. Я не пошла за ней.

А спустя час к нам забежала соседка тётя Рая и упала на колени на входе, с воплями: «Дианочка утопилась!»

Помнила, как выронила стакан с молоком, который несла отцу. Помнила, как рванула к озеру. Как бежала, будто в замедленной съёмке. И помнила её тело на берегу. А рядом скорую и полицию.