Тени под водой

Мама расспрашивала о жизни в Атланте. Она приезжала в гости к младшей дочери всего два раза, хотя Эвелин без остановки присылала приглашения. Из квартиры-студии в неприглядном районе Эвелин давно переехала в двухкомнатные апартаменты в Гленроз Хайтс, где было много кафешек и мало перевернутых мусорных баков. Грошовую газетёнку на двадцать полос, где появлялись статьи Эвелин на никого не интересующие темы и где платили смехотворное жалование, она давно сменила на самое крупное глянцевое издание Атланты. Обзавелась собственным кабинетом, двумя рубриками и колонкой на сайте, а также гонораром с четырьмя нолями – и это в неделю. А ещё стала встречаться с симпатичным агентом консалтинговой фирмы, о котором почти ничего не рассказывала.

– Почему ты приехала одна? – Тут же спросила Мэри, когда речь зашла о Бретте. – Я ничего не знаю о твоём молодом человеке. Пора бы уже нас познакомить.

– У него полно работы.

– У тебя тоже. Но ты здесь. Сколько вы уже вместе?

– Три года.

– Значит, это серьёзно. Почему же ты скрываешь его от нас?

Эвелин вздохнула. Как бы не хотелось касаться личного, она понимала, что рано или поздно мама станет задавать вопросы.

Бретт Донован был не просто её молодым человеком. Он стал пластырем, который Эвелин наклеила на израненное сердце. Бинтом, стянувшим кровоточащие дыры на душе. Их отношения были сложными и развивались медленно, совсем не так, как с Беном. Первые три года после развода Эвелин никого не подпускала к себе. Не видела смысла что-то начинать, если однажды это закончится. А конец приходит всему. Её отец и муж были тому вескими доказательствами.

Первый ушёл из семьи, втихую собрав сумки и опустошив ящики. Ни записки, ни объяснений, куда направляется, почему так несчастен с женой и двумя чудесными дочерями. Они даже не научились умножать в уме, но уже знали, что мужчинам нельзя доверять.

Второй пообещал красочное будущее, но забрал все свои обещания и передарил другой. Оставил Эвелин все их общие сбережения на счёте, документы на развод и ворох сомнений. Деньги она пустила на побег из города, где всё напоминало о нем. Документы подписала и отослала по почте, чтобы не видеть его лица. А с сомнениями пыталась ужиться до сих пор.

Развод подкосил Эвелин. Нокаутом свалил прямо на жёсткий ринг. Она перестала верить в себя, в мужчин и в любовь. Не просто так ведь Бен променял её на другую женщину. Значит, с ней было что-то не так. Это «что-то не так» возникало каждый раз, как она знакомилась с кем-то. Парень из кафе, на которого она случайно пролила свой кофе. Бегун в парке, с которым она сталкивалась несколько недель подряд. Коллега по работе, который не спускал с неё глаз на пятиминутках. Со всеми ними Эвелин пыталась что-то построить, но сама всё и рушила, когда дело принимало серьёзный оборот.

С Бреттом Донованом всё было по-другому. Они встретились спустя три года после развода. По воле судьбы, сказали бы романтики. По случайному стечению обстоятельств, не согласились бы скептики.

Когда три года назад продажи «Gloss Magazine» резко упали, Сьюзен Паркер обратилась в «JCJ Consult», консалтинговую компанию, которую ей порекомендовал кто-то из знакомых в верхах. В офис прибыла группка всезнающих профессионалов, чтобы провести анализ слабых мест издательства и порекомендовать удачное решение для привлечения новых читателей и, что важнее, прибыли. Они вышли из лифта, как гладиаторы, готовые к бою. Только вместо лат у них были дизайнерские костюмы, а вместо мечей – отточенные идеи по ведению бизнеса. Бретт Донован был одним из них.

Для Эвелин эти трое были пришельцами из другого мира. Одеты с иголочки, говорят непонятными терминами, чувствуют себя королями, куда бы не пришли. Она даже не обратила внимания на высокого, широкоплечего шатена, который улыбался ей каждый раз, как она мелькала в коридоре или заглядывала в кабинет к Сьюзен.

В первую встречу он лишь смотрел издалека, будто пытался разобраться, какие чувства эта обворожительная женщина в нём вызывает. Во второй день он поздоровался с ней на кухне, где сотрудники упивались кофе и угощались нескончаемым потоком бесплатного печенья. Эвелин лишь сжато улыбнулась в ответ и удалилась в свой кабинет, прикрыв дверь от посторонних глаз. Он ещё удивился, как она умудрилась так грациозно пройтись до своего места на этих высоких каблуках, в этой узкой юбке-карандаш и не расплескать горячий напиток. На третий и последний день своего пребывания в издательстве «Gloss Magazine» он наконец разобрался, что чувствует к незнакомке, которая пила слишком много кофе и работала слишком усердно. И постучался к ней в кабинет.

Представился Бреттом и с удовольствием пожал руку, крепко, но в то же время мягко. Таким уж он был, Бретт Донован, крепким снаружи и мягким внутри. Он задал несколько вопросов о журнале и пригласил Эвелин посидеть где-нибудь вечером под предлогом выяснить пару рабочих моментов. Эвелин была слишком поглощена сдачей статьи и слишком далека от романтических знакомств, поэтому приняла этот предлог за чистую монету. Лишь за десертом она осознала, что Бретт слишком часто на неё смотрит, говорит вовсе не о работе и хочет от неё чего-то большего. Но этого большего она не могла себе позволить. Бен убедил её в этом.

Так и не добравшись до карамельного бисквита Эвелин ясно дала понять, что больше встреч не будет. Но тогда она ещё не знала Бретта Донована так хорошо, как сейчас. Не знала, что он привык добиваться того, чего хочет. Бретт был настойчив, но не назойлив. Внимателен, но не нахален. Никогда ещё за Эвелин никто так не ухаживал, не пытался добиться хотя бы её взгляда.

Теперь не только в кабинете Сьюзен Паркер столы ломились от свежих цветов. Каждые два дня курьер приносил очередную охапку роз, гербер или ирисов. Присылал билеты в кино, театр, на выставки в самые модные заведения. Уж Эвелин это знала, ведь сама писала о них. Ждал её после работы, чтобы подвезти до дома и провожал до дверей, не претендуя ни на что большее, кроме как её взгляд, но каждый раз получал отказ. Он брал её крепость измором, и в конце концов она пала.

Спустя два месяца и тридцать букетов цветов – а коллеги Эвелин считали их вместо неё – Бретт Донован наконец превратил категорическое «нет» в безусловное «да».

Теперь они жили вместе в небольшой, но стильной квартире в Гленроз Хайтс и по крупицам строили совместную жизнь.

Эвелин вкратце рассказала матери о том, как Бретт добивался её, как постепенно возвращал её веру в мужчин. Но решила оставить в тайне то, что не знает наверняка, тот ли Бретт «единственный», о котором так много говорят. То, что Бретт уже трижды делал ей предложение, а она трижды отказывала. Брак уже не значил так много, как шесть лет назад, и Эвелин не спешила связывать себя узами, которые могут затянуться слишком туго или порваться слишком быстро. Она любила Бретта, но так ли сильно, чтобы отдать ему своё сердце?

– Похоже, твой Бретт замечательный человек, – сказала Мэри.

– Да, он такой. Нежный, заботливый и любящий.

– Он стал для тебя исцелением от Бена?

Эвелин поморщилась от одного упоминания о своём бывшем муже. Если Бретт был исцелением, волшебной пилюлей, то кем был Бен? Подхваченным гриппом, который убил всю иммунную систему? Или чёрной чумой, которая прошлась по всем внутренностям острой косой?

– Ты ведь оправилась после развода? – Осторожно поинтересовалась Мэри, переживая за эмоциональное состояние дочери.

– А ты оправилась после ухода отца? – Более язвительно, чем намеревалась, парировала Эвелин.

Мать поджала губы и ничего не ответила. Когда Андерсон Хартли сбежал из дома ранним утром того злосчастного дня, он стал запретной темой для всех, кто переступал порог их дома. День его рождения был вычеркнут из календаря, а все фотографии отправились на чердак. К десяти годами Эвелин стала забывать, как выглядел отец, и тайно пробиралась наверх после школы, пока мама не успела вернуться с работы. Бережно доставала снимки из пыльной коробки и разглядывала черты отца, чтобы восполнить пробелы. Грейс как-то поймала младшую сестру с поличным и пообещала не рассказывать маме, если Эвелин перестанет питать ложные иллюзии, ждать возвращения любимого папочки и никогда больше не полезет на чердак.

Почему же говорить об отце запрещалось, но все кругом непременно говорили о Бене? Это было несправедливо.

– Прости, – Эвелин виновато тронула руку матери. – Я не в праве была так говорить.

Мэри по-матерински похлопала дочь по руке своей иссохшей ладошкой и вынужденно улыбнулась.

– Это в прошлом, дорогая. Пора бы нам обеим уже всё отпустить. Ох, уже восемь! – Внезапно воскликнула она, случайно зацепив взглядом часы на стене. – Я обещала присмотреть за Эммой, пока её отец в сотый раз отправится на поиски. Он всё время ищет Грейс вместе с полицией, надеется, что рано или поздно найдёт хоть какой-то след.

Стал бы кто-нибудь так рьяно искать её саму, если бы Эвелин пропала на четыре дня? Некоторые вопросы лучше не произносить вслух, чтобы не разочаровываться в ответе.

Мэри замялась и нерешительно посмотрела на дочь из-под тонких бровей.

– Может, ты пойдёшь со мной? Познакомишься с племянницей.

Всё внутри Эвелин скукожилось от мысли о том, чтобы вторгнуться в дом сестры в её отсутствие и тем более увидеть её дочь, как две капли воды похожую на Грейс.

– Я пока не готова к этому.

– Но ведь рано или поздно ты встретишься с ней. И с Грейс.

– Пускай это будет не сегодня. Ты иди, а я пока приберу тут, – Эвелин принялась сгружать чашки в мойку, – а потом немного пройдусь по городу. Пусть он привыкает ко мне постепенно.

– Как знаешь, дорогая. Но может не стоит тебе разгуливать в одиночку? Позвони Натали, она будет рада узнать, что ты здесь.

– Обязательно, мам.

– Можешь расположиться в своей старой спальне. Она всегда ждёт тебя.

Мэри накинула старое пальто, которое Эвелин помнила ещё со времён жизни в Сент-Клере. Когда-то оно было серым, но с годами выцвело, покрылось мелкими катышками и обвисло на худенькой фигурке матери. Истрепалось, как и его хозяйка. Эвелин сглотнула чувство вины от того, что слишком редко бывала дома и слишком мало уделяла маме внимания. Как только Грейс найдётся, и она уберётся отсюда в Атланту, надо будет чаще навещать мать.

Сполоснув чашки, Эвелин прошлась по дому. Он скрипел под её шагами, будто возмущался её долгим отсутствием. Ничего не изменилось с её последнего приезда сюда. Всё тот же узорчатый ковёр в гостиной, истоптанный вдоль и поперёк. Шкафы, заваленные книгами, перечитанными от корки до корки. На втором этаже воздух оказался спёртым, или это Эвелин стало труднее дышать? Она миновала спальню матери и заглянула в следующую дверь.

Здесь была комната Грейс до того, как старшая сестра обзавелась семьёй и переехала в дом попросторнее. Односпальная кровать у окна заправлена всё тем же голубым покрывалом, в тон обоям и занавескам. Полки уставлены фотографиями в рамках, которые остановили те мгновения, когда эта семья ещё была счастлива. Взяв одну из них, Эвелин провела пальцами по улыбке Грейс, обнимающей её саму. Фотография была сделана на заднем дворе во время празднования пятнадцатого дня рождения Грейс. Как же всё поменялось с тех пор. Больше никаких совместных дней рождения и улыбок.

Поспешив покинуть душную комнату сестры, Эвелин перенесла чемодан в свою и села на кровать. Оглядела стены, которые давно перестали быть родными, и позволила себе тихо заплакать. О том, как соскучилась по матери и скрипучему дому. О том, как давно не видела сестру. О том, что может никогда её не увидеть.

Глава 3

В сумеречном спокойствии Сент-Клер казался совсем безлюдным. В такой час в Атланте люди только-только выбирались из дома, чтобы приятно провести время в компании друзей и выпивки. Они шли на шум, раскаты музыки из динамиков, звон бокалов. Улицы же Сент-Клера опустели к девяти часам. Никаких силуэтов и теней, шныряющих по закоулкам. Семьи с детьми возвращались с прогулок, работники поздних смен заканчивали работу.

Утерев слёзы, Эвелин открыла ноутбук, проверила рабочую почту, куда стажёрка сбросила законченную статью об арт-галерее «Silver». Хейли отлично справилась, так что можно было не беспокоиться о том, что читателям придётся не по вкусу её колонка. Разместив статью на сайте «Gloss Magazine», как и обещала Сьюзен, Эвелин надела пальто и вышла в мерцание вечерних огней.

Но не успела она сделать и десяти шагов, как её окликнул знакомый голос.

– Эвелин Хартли! Ты хотела вот так незаметно скрыться от меня?

– Натали!

Кинувшись в объятия старой подруги, Эвелин зашлась искренней радостью. Натали Кларк была сгустком позитивной энергии, заражающей всех вокруг. Они восемь лет просидели за одним столом в школе и обросли той связью, которую не могут разорвать ни годы, ни расстояние.

– Какими судьбами? – Смеясь, спросила Эвелин, отклеиваясь от подруги.

– Это я должна задать тебе этот вопрос! Бог мой, Эви, ты в Сент-Клере!

Они снова прижались друг к другу, не в силах отпустить.

– Как ты потрясающе выглядишь! – Подметила Натали, разглядывая Эвелин с ног до головы. – Жизнь в большом городе и работа в глянцевом журнале сделали из тебя конфетку!

– Уж кто бы говорил! Материнство тебе к лицу!

Во время беременности своим первенцем Картером Натали располнела до размеров белого медведя, как она сама шутила. Она села на диету, состоящую из одних только батончиков «Mars» и пончиков «Dunkin’ Donuts». Когда они болтали с Эвелин по видеосвязи, в руках Натали непременно была куриная ножка или сочный наггетс, а рядом стакан газировки. После того, как Картер вылетел из неё в родильном отделении, Нат выглядела так, будто и вовсе не рожала.

Но теперь она цвела, как пион в июне. Сбросила всё то, что наела за период беременности, и её точёной фигурке могла позавидовать любая фитнес-тренерша. Шикарные волосы, подстриженные под каре, изящно обрамляли красивую форму лица, а пухлые губы с нежно-розовой помадой так и притягивали внимание. Натали была не из тех мамаш, которые не могли найти время на себя, отчего казалась чудо-женщиной.

– Боже, сколько же мы не виделись! – Покачала головой Натали. – Ты не представляешь, как я рада, что ты здесь. – Но тут улыбка сползла с её красивого лица. – Жаль только, что повод такой нерадостный.

– Ты слышала о Грейс?

– Конечно, дорогая. Весь город на ушах в связи с её исчезновением. К тому же, мы с твоей сестрой поддерживаем дружеские отношения. Картер и Эмма ходят в одну группу в детском саду. А Перри, как ты помнишь, работает с её мужем.

Укол ревности вонзился в кожу Эвелин. Какое-то собственническое чувство горело в груди. Натали была её подругой, но даже здесь Грейс умудрилась посягнуть на эту часть жизни младшей сестры.

– Она обязательно найдётся, Эв. – Ласково сказала Натали, погладив подругу по плечу. – Наверняка ей просто понадобилось немного времени, чтобы отдохнуть. Побыть подальше от домашних забот. Я-то знаю, как выматывает материнство и хлопоты по дому.

– Грейс что-то рассказывала тебе? Намекала, что несчастлива?

Натали замялась.

– Не то чтобы рассказывала, но это было и так заметно.

– Что ты имеешь ввиду?

– Может, пойдём куда-нибудь, посидим за чашкой кофе или чего покрепче? Ты, наверное, отвыкла от холодного воздуха Сент-Клера?

Словно в подтверждение на них из ниоткуда налетел ледяной порыв ветра, закружив полы пальто. Они двинулись к центру города и заглянули в ближайшую кофейню. Полупустой зал напомнил Эвелин, как далеко её забросило от Атланты, ведь там бы им пришлось искать свободные столики и бродить между заведениями ещё минут двадцать.

Пока они ждали кофе, Нат успела рассказать все местные новости, в своей привычной манере болтая без умолку. Эвелин успела узнать, что Перри, муж Натали, получил повышение в компании её зятя, и теперь они подумывают о том, чтобы купить вторую машину. «Что-то маленькое и красное, чтобы я могла забирать Картера и ездить по делам, не спрашивая разрешения у Перри», – добавила Нат.

Получив свои заветные напитки, Эвелин решилась задать вопрос о своей сестре.

– Ты говорила, что Грейс была сама не своя в последнее время…

– Я могу и ошибаться, Эв, но Грейс как будто изменилась. Стала какой-то рассеянной и опустошённой, будто тенью себя самой. Почти не улыбалась и при встрече спешила попрощаться, оправдываясь какими-то срочными делами. Я не психотерапевт, но мне кажется, она впала в депрессию.

Депрессия и Грейс – понятия несовместимые. Та Грейс, которую помнила Эвелин, была весёлой и беззаботной, сродни Натали, а не ей самой. Если жизнь подкидывала ей неприятности, она лишь улыбалась и с лёгкостью перешагивала через них. Если Натали была права, и Грейс поддалась печали, значит, в её жизни произошло что-то серьёзное.

– И она не упоминала, что могло так повлиять на неё?

– Мы не так близки с Грейс, как с тобой, чтобы делиться друг с другом наболевшим. Если с ней что-то и происходило, лучше спроси свою маму. Уж кто-кто, а Мэри всегда была для неё опорой и лучшей подругой.

Эвелин покачала головой.

– Вряд ли мама что-то знает, иначе рассказала бы и мне.

– Она, наверное, безумно переживает.

– Конечно! Её дочь пропала без вести, а у полиции ни одной зацепки, куда она могла запропаститься. – Эвелин минуту помолчала и осторожно спросила: – Как думаешь, Грейс не могла… ну знаешь… просто сбежать от всего этого?

– Как твой отец?

– Если у неё и правда была депрессия, то это вполне возможно.

– Она бы никогда не оставила Эмму и… своего мужа. У неё чудесная жизнь.

Эвелин молча кивнула. Как часто нам кажется, что чья-то жизнь замечательна, а на деле всё оказывается совсем не так?

Когда Эвелин распрощалась с Нат и вернулась домой, мама уже готовилась ко сну.

– Как прогулялась? – С натянутой улыбкой спросила Мэри, скрывая волнение за Грейс.

– Встретила Натали, и мы посидели в кафе. Поболтали о жизни, так что, можно сказать, прогулка удалась. Как там Эмма?

Мэри перестала возиться с подушками на кровати и тяжело опустилась на неё, хотя весила, как пёрышко.

– Девочка слишком мала, чтобы что-то понять. Отец сказал ей, что мама уехала, чтобы повидать дальнюю родственницу, поэтому Эмма не задаёт лишних вопросов. Только спрашивает, когда мама вернётся, а я не знаю, что на это ответить.

– Скоро. – Тихо произнесла Эвелин, целуя маму в лоб. – Говори ей, что мама скоро вернётся. Вот увидишь, так и будет.

– А если нет? – Нижняя губа Мэри зашлась в тряске. – Как объяснить четырёхлетнему ребёнку, что один из её родителей больше никогда не вернётся домой?

– Так же, как ты объясняла это нам.

– Не хочу проходить через это снова.

– Тебе и не придётся. Грейс сама всё объяснит, когда вернётся к нам. Ложись спать, утром все печали рассеются.

Мэри забралась в постель, как маленькая девочка, и Эвелин укрыла её пуховым одеялом, хоть раз в жизни беря на себя заботы о матери, как та делала это всё детство.

– Помнишь, я всегда говорила это вам с Грейс перед сном? – Предаваясь воспоминаниям, улыбнулась Мэри.

– И это действительно работает.

Это не сработало. Всю ночь Эвелин проворочалась в кровати, то погружаясь, то выходя из дрёмы. Сны смешивались с реальностью и превращались в фантастическое кино. Рассвет ещё не пожаловал в город, а Эвелин уже спустилась на кухню, не в силах больше бороться с беспокойным сном.

В это время Атланта уже стояла на ногах. Бретт бы давно выбрался из тёплой постели и читал газету, пока Эвелин готовила бы завтрак. Бретт был из тех, кто предпочитал старину всему новому, поэтому, несмотря на то, что был подписан на кучу новостных интернет-порталов, шуршание газеты по утрам было его любимым ритуалом.

Перед тем, как выключить свет вчера вечером, Эвелин захотелось услышать его голос. Они давно не расставались больше, чем на день, и не привыкли спать порознь. Не считая недавней деловой поездки Бретта в Нэшвилл . Односпальная кровать без сильных рук, обнимающих сзади, казалась чужой и холодной. Проговорив полчаса, Бретт пожелал ей спокойной ночи и напомнил, как сильно её любит.

– Я приеду, как только ты позовёшь. Хочу, чтобы ты знала это.

При мысли о Бретте Эвелин утонула в цунами теплоты и невольно улыбнулась. Пока он ждёт её в их квартире в Атланте, всё будет хорошо.

Стук в дверь подействовал, как таблетка после похмелья. Резкое отрезвление вывело Эвелин из задумчивости.

Полседьмого утра, за окном темень, мама ещё спит. Кого притащило сюда в такую рань?

Выглянув из окна около входа, Эвелин разглядела лишь чьё-то плечо в полицейской форме. Свет фонарей освещал дорогу около дома и патрульную машину, припаркованную у бордюра. Холодок живо промчался по всем конечностям Эвелин, и она запахнулась в домашний халат, что в её комнате на спинке стула оставила мама. Попыталась дышать ровнее. Столь ранний визит полиции ничего хорошего не предвещал.

Дверь скрипнула, когда Эвелин приоткрыла её.

– Доброе утро, – раздался низкий мужской голос.

Половина лица гостя была скрыта тенью, но Эвелин без труда узнала его.

– Джеймс?

– Эвелин?

Молчание зависло на пороге. Оба разглядывали друг друга, будто эта встреча была самой невозможной во вселенной.

– Ты вернулась? – Удивлённо спросил полицейский, когда пришёл в себя.

– На время. – Уклончиво ответила Эвелин, всё ещё заворожённо глядя на визитёра.

Он почти не изменился. Разве что стал ещё привлекательнее и серьёзнее, чем Эвелин могла припомнить. Стал короче стричься и стал шире в плечах, но всё так же носил полицейскую форму и не знал, куда деть руки, когда разговаривал с ней.

– Твоя мама дома? Мне нужно поговорить с ней.

– Она ещё спит, но я могу позвать её, если это важно.

Глаза полицейского потемнели, хотя свет из прихожей теперь ясно освещал его лицо. Ему не нужно было говорить, насколько это важно. Всё было понятно и без слов.

– Проходи, – Эвелин открыла дверь шире. – Сейчас я приведу маму.

Джеймс О’Хара неуверенно ступил в дом, но не пошёл дальше прихожей. Он сложил руки на ремне, наконец найдя им разумное применение, и глядел вслед Эвелин, которая поспешила по лестнице наверх.

– Джеймс!

Обеспокоенный голос Мэри Хартли прозвучал раньше, чем появилась она сама. Хрупкая, не выспавшаяся, в кое-как накинутом халатике и протёртых на пальце тапочках, она спустилась по ступеням, держась за перила, чтобы не упасть. Ноги не желали идти, подкашиваясь при каждом шаге. Эвелин шла следом, с беспокойством поглядывая на мать и готовая в любой момент подхватить её.

– Почему ты здесь? – Допытывалась Мэри, пытаясь по лицу полицейского разузнать, что могло заставить его вытащить её из постели. – Что случилось?

– Миссис Хартли, – ровным голосом начал Джеймс О’Хара, и сердце Эвелин ушло в пятки. Ведь таким тоном сообщают плохие новости? – Час назад мы выловили тело из реки.

Эвелин прижала ладонь к губам. Мэри же не желала делать никаких выводов до того, как гость закончит мысль.

– Это молодая женщина.

– И почему вы пришли к нам? – Строго спросила Мэри, отказываясь верить в происходящее.

– Миссис Хартли, мне очень жаль. Но это ваша дочь.

Глава 4

Карета скорой помощи увозила Мэри Хартли в темноту. Когда женщина побледнела, как снег, и начала оседать на пол, стало понятно, что сердечными каплями тут не обойдёшься. Пока Джеймс О’Хара бережно усаживал бедняжку на диван, Эвелин уже вызывала медиков. Пальцы едва нашли нужные цифры на дисплее, чтобы набрать диспетчера. Дрожь сбивала их от прямого попадания.

Врачи вкололи Мэри успокоительное и забрали в больницу, чтобы подержать под наблюдением. Женщина была чуть жива, когда дверцы скорой захлопнулись и включилась мигалка. Эвелин еле-еле нашла в себе мужество отпустить мамину руку, когда её погружали на кушетку и увозили прочь. Но она должна была остаться и выяснить, что произошло с сестрой. Мама в надёжных руках, к ней она заедет позже.

– Ты уверен? – Хрипло спросила Эвелин, присаживаясь на нижнюю ступеньку. Она не смотрела на полицейского, чтобы не видеть сожаления, с которым обычно смотрят на родственников погибших. – Это точно Грейс?

Джеймс возвышался над ней, подбирая слова. Но разве найдутся нужные, чтобы сообщить то, что он собирался?

– Это она, Эвелин. У нас нет никаких сомнений. Но её лицо раздулось от долгого пребывания в воде, и нам понадобится твоя помощь в опознании.

Но он всё же мог подобрать слова и помягче, одёрнул сам себя Джеймс, видя, как краска схлынула с лица Эвелин.

– Прости. Я должен был смягчить удар.

– Это невозможно, ведь ты бьёшь в самое сердце.

Джеймсу захотелось приблизиться к ней, присесть рядом и укрыть эту женщину на своём плече, но он сдержался. В который раз заставил себя держаться подальше от Эвелин Хартли. Вместо слов утешения, он держался, как настоящий коп и решил говорить по существу. Волнение всегда подсказывало ему неверную стратегию.